Молчание ножа

Глава 6

Он с силой вонзил свой карманный нож мне в бок. Каждый вздох давался с мукой, зрение меркло от вида и запаха крови. Мир перевернулся, когда этот парень, вплотную приблизившись, прошептал мне в самое ухо низким, могильным голосом:

– Действуй.

Я часто заморгала, отшатнулась, пытаясь поймать его взгляд, и, собрав остатки сил, яростно толкнула его, вырывая нож из раны. Вокруг раздались крики, но в тот момент казалось, что мы одни. Только он и я. Жертва и хищник. Беспомощная жертва и безжалостный хищник.

В его руке блеснул окровавленный нож, и он начал маниакально складывать и раскладывать его. Щелчок, и снова щелчок – этот звук преследовал меня. Наконец, придя в себя, я поняла, что должна атаковать первой, поймав момент, когда нож закроется. Щелчок – нож открылся, едва слышный щелчок – закрылся. Пора. Я бросилась вперед, со всей силы ударив по ножу, и он отлетел в сторону. Мой шанс. Я сжала кулак и замахнулась, целясь в лицо, чтобы вырубить его, хотя знала, что удар в пах был бы эффективнее. Но я успела лишь поднять взгляд, и в момент соприкосновения моего кулака с его лицом, я увидела совершенно незнакомое лицо. Лицо мужчины с трехдневной щетиной, красным носом и отвратительными желтыми зубами. Он улыбался. И вдруг снова – щелк. Нож снова был в его руке, и он вонзил его в ту же самую рану, вызвав у меня лишь один крик. Единственный, умоляющий, полный отчаяния крик.

Я проснулась в холодном поту. Дыхание было тяжелым, глаза беспокойно озирались, словно выискивая убийцу, а в голове все еще звучал этот жуткий щелчок.

Рядом проснулся Давид и обеспокоенно спросил:

– Ты в порядке?

– Мне приснился кошмар.

– Тебе всегда снятся кошмары, – проворчал он и, как ни в чем не бывало, отвернулся.

Я глубоко вздохнула, с тревогой оглядываясь, и лишь спустя некоторое время пошла в ванную, чтобы совершить омовение. Сегодня была пятница. Священный день и выходной для мусульман. Мужчины идут в мечеть на молитву, а для женщин это не обязательно, поэтому многие остаются дома, ожидая мужей, братьев, отцов. Обычно папа всегда приносил мне сладости, а маме говорил в свое оправдание, что пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, заповедовал угощать семью сладостями. В этом есть благо.

Чтобы отогнать остатки кошмара и воспоминаний, я умылась холодной водой и с внезапной грустью осознала, что на этой неделе намаз мне не положен. Молитва была единственным, что давало мне силы. Женщинам нельзя молиться в эти дни, но дуа по-прежнему можно произносить. Поэтому всю неделю я буду ограничиваться только этим и зикрами.

Я быстро собралась на работу, взяла все необходимое, накинула пальто и вышла на морозную улицу. Вокруг ни души, словно город вымер. Наверное, из-за лютого мороза и пронизывающего ветра, от которого хотелось спрятаться дома. Но сегодня я должна была кое-кого навестить.

Не Сару, а такого же пациента, как и она, только с более тяжелыми осложнениями. После химиотерапии ему стало хуже, но, тем не менее, он победил рак, хотя после этого левая часть его тела оказалась парализованной. Сейчас и правая почти не функционировала. Каждую пятницу я навещаю его, принося его любимые грейпфруты, даже если они редкие и стоят дорого. Как только выдавалась возможность, я спешила к нему, и в его глазах всегда загорался огонек радости. Его улыбка стоила всех усилий, всех этих мучений от метели и мороза.

Постучав в дверь, я замерла в ожидании, пока появится Елена, сиделка. Бегло обсудив его состояние, я проскользнула в комнату.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я, присаживаясь на край кровати, после того, как сиделка тихо прикрыла дверь.

– Как обычно. Если бы не твои визиты, мир бы совсем потускнел.

– Неужели? – улыбнулась я.

Арман был родом из Италии, но обрёл здесь, в Лондоне, второй дом, женившись на местной девушке. Дочь… а потом трагедия. Жена и годовалая дочь погибли в автокатастрофе, и горе терзало его, пока не проявился рак. Его история прожгла мне сердце, заставляя плакать по ночам. Поэтому я и навещала его, пытаясь раскрасить его угасающий мир. Он был уже стар и часто говорил, что если бы дочь осталась жива, она была бы моего возраста. И каждый раз эти слова отзывались во мне болью и щемящей грустью.

– Я купила вам грейпфруты и новый градусник. Старый, кажется, пострадал.

– Случайно, – прошептал он, глядя в потолок.

– Елена говорит другое, – укоризненно покачала я головой, но в голосе звучала улыбка.

– Она говорит только то, что хочет, – проворчал он, слабо качнув головой.

Осторожно взяв его за руку, я надела манжету тонометра, измерила давление, проверила пульс. Всё в пределах нормы. Далее он подробно рассказал историю из своей молодости, про свою жену и прекрасную дочь, пока я с улыбкой слушала всё это.

К концу он с грустной улыбкой спросил:

– Ты придешь в следующий раз, да?

– Конечно, – ответила я.

– Лучше скажи "ин ша Аллах". Так я буду увереннее, что ты сдержишь обещание, – улыбнулся он, бросив на меня взгляд.

Он не был мусульманином, но знал о моей вере и не сторонился её. Он не был из тех, кто черпает знания из новостей и обвиняет всех мусульман в насилии.

Я усмехнулась, с теплотой глядя на беспомощного старика, и напоследок произнесла:

– Ин ша Аллах, – и ласково убрала седую прядь, упавшую на его лоб.

– Спасибо, – прошептал он, когда я тихо прикрыла дверь.

Тяжело вздохнув, переполненная чужой болью, я направилась на кухню, где меня ждал долгий разговор с Еленой о том, что в последнее время он стал слишком капризным.

Выходя из дома, я заполнила заявку на сайте, указав на необходимость сменить сиделку. Я не винила Елену: общий язык с Арманом найти непросто, и ни одна из многих, кого я выбирала, так и не смогла по-настоящему ему подойти.

После этого я поспешила на работу, сознавая, что опоздала больше чем на час. Меня встретили предупреждением: еще один подобный случай – и увольнение. Кивнув, я погрузилась в рутину, хотя посетителей было совсем немного.

На перерыв я села перекусить супом из баранины с женщиной за прилавком. Она была единственная, кто не смотрел на меня свысока. Мы выпили чай и снова принялись за работу. И тут произошло то, чего я никак не ожидала. Я даже ущипнула себя, проверяя, не сон ли это. Но нет. Это была реальность.

За одним из столиков сидела компания парней и девушек, и среди них я заметила парня с татуировкой на шее. Нужно придумать ему прозвище, потому что "парень с татуировкой на шее" звучит слишком громоздко.

Подумаю об этом позже. Сейчас нужно раствориться в толпе, избежать необходимости принимать у них заказ. Но свободных официантов не оказалось, и мне пришлось подойти к их столику, когда один из друзей этого парня махнул рукой, подзывая меня.

Отгоняя тревожные образы, всплывшие из глубин памяти, я подошла к их столику.

– Что будете заказывать?

Когда незнакомец оторвался от телефона и посмотрел на меня, я демонстративно проигнорировала его взгляд.

– Нам четыре лепешки, суп с мясными шариками, шашлык из баранины и три кружки соленого айрана.

– И еще чесночные булочки, – добавила блондинка, сидящая рядом с тем, кто делал заказ.

Я молча кивнула, занося заказ в свой унылый блокнот, серый и невзрачный, как лондонское небо в ноябре, стараясь не упустить ни единой детали. Внутри все сжалось от неловкости – снова оказаться рядом с этим парнем… с татуировкой на шее. Даже про себя это звучит слишком вымученно. Буду звать его просто – ПСТ. Парень с тату.

Едва я успела развернуться, чтобы направиться на кухню, меня окликнули из-за соседнего столика:

– Девушка!

Я обернулась, внутренне содрогаясь: рядом сидела разъярённая супружеская чета, чьи взгляды прожигали меня насквозь, испепеляя вместе со всем заведением.

– Чем могу помочь? – выдавила я, стараясь сохранить подобие невозмутимости.

– Мы ждём заказ уже целый час!

В голове всё перепуталось. Беспомощно оглядевшись, я попыталась найти виновника торжества, ответственного за их заказ.

– Я могу принять заказ прямо сейчас, – предложила я, торопливо сворачивая исписанные листы блокнота, готовясь начать всё с чистого листа.

– Я не собираюсь повторять свой заказ! Я пришёл сюда поесть, а не устраивать пересказ! Где тот парень, что принимал заказ? Пусть придёт и объяснится!

Тяжело сглотнув, я обречённо кивнула.

Скрывшись за дверью кухни, я тут же принялась искать виновника – очевидно, того самого официанта, принявшего злополучный заказ. Но его нигде не было. В отчаянии я заглянула в подсобку, заваленную всякой всячиной, и уже собиралась дёрнуть ручку, когда дверь распахнулась сама собой. Передо мной предстал Фахад, с перекошенным фартуком и взъерошенными волосами, которые он тут же попытался пригладить.

– Что ты здесь делал? – отчитала я его, как мальчишку, каким он, в сущности, и являлся. Ему всего семнадцать.

– Я… мне нужно было…

– Ты спал?! – изумлённо переспросила я, часто-часто моргая.

Он замер, глядя на меня с неподдельным ужасом, и принялся терзать свои волосы, словно причиняя себе боль, мог ли искупить свою вину.

– Я задремал… на учёбе я не мог, а у меня уже голова раскалывалась, прости… – пробормотал он, виновато уставившись в пол.

Мне до боли знакомо это чувство хронического недосыпа. Знаю, как это – когда от тебя ждут лучших результатов, а ты понимаешь, что больше не можешь выдержать этот натиск. Какие бы мотивационные ролики ты ни смотрел, когда достигаешь пика, ты просто взрываешься. Осознаёшь, насколько ты жалок и ничтожен. И даже после очередной истерики, накатывающей каждый месяц, я прихожу в себя и понимаю, что у меня нет другого выбора, кроме как работать дальше.

– Можешь отдохнуть и прийти в себя, но только час, – произнесла я, собираясь подняться по лестнице, чтобы вернуться в зал, где меня ждали кровожадные клиенты.

– Нет, я могу помочь, – он рванулся было за мной, но я остановила его взмахом руки.

– Иди отдохни. Я даю тебе целый час. Твоя мама не захочет видеть тебя таким измотанным.

Он тяжело вздохнул, и, когда я уже собиралась открыть дверь, тихо произнёс:

– Спасибо, Азима.

Улыбнувшись, я закрыла за собой дверь и направилась в зал, предварительно захватив бутылку лимонада. Вернувшись к клиентам, я произнесла:

– Я искренне сожалею о доставленных неудобствах, – и поставила лимонад на стол. – Я готова принять ваш заказ, если вас не затруднит повторить его.

– Где тот парень, что принимал наш заказ?! Пусть он всё принесёт! – заорал мужчина, ударив кулаком по столу.

– У него возникли непредвиденные обстоятельства. Прошу понять и простить.

Женщина попыталась успокоить мужа, погладила его по спине, и он наконец уселся, неохотно повторяя заказ.

Как можно быстрее я приняла его, передала на кухню и уже через пять минут принесла готовые блюда. С облегчением вздохнув, я принялась за заказы других посетителей. А вернее, направилась к компании брата Селии, который по-прежнему не отрывался от своего телефона. Рядом с ним теперь сидела блондинка и держала его за руку. Может, это его жена? Если он мусульманин, то должен знать, что встречи с представительницами противоположного пола запрещены. Я имею в виду даже прикосновения.

Решив, что не стоит забивать этим голову, я взяла их большой заказ и направилась к их столику. Быстро расставила тарелки на столе и, когда уже собиралась уйти, меня вдруг остановила та самая блондинка.

– Мне так нравится ваш головной убор, – с натянутой улыбкой произнесла она.

Я в замешательстве попыталась оценить, насколько искренне звучит ее голос, прежде чем поблагодарить ее. Слишком часто за подобным комплиментом скрывается лишь сарказм по отношению к моей религии.

– Спасибо, – неуверенно пробормотала я.

– А вы замужем? – снова спросила она, глядя на меня с каким-то странным, изучающим вниманием, будто хотела услышать ответ, подтверждающий ее правоту.

– А зачем вам это? – выпрямившись, спросила я, хотя даже так мой невысокий рост давал о себе знать.

– Мне просто интересно, правда ли, что у вас приветствуются ранние браки, – с наигранной невинностью пожала она плечами.

Смуглый парень с явно восточной внешностью начал дергать ее за рукав, призывая прекратить это нелепое представление.

– Я просто пытаюсь понять, как вести себя со своим парнем, – она накрыла руку парня своей ладонью и фальшиво улыбнулась мне.

– Джул, прекрати, – мрачно произнес ПСТ.

У меня и без того полно дел и обязанностей, и уж точно нет ни малейшего желания стоять и выслушивать бредни европейской девочки, которую явно обидели в жизни. Больше не говоря ни слова, я развернулась и пошла на кухню.

Напоследок, прежде чем закрыть дверь за собой, я обернулась. Это был он. Бросил на меня короткий, странный взгляд.

Что-то с ним явно не так, и, кажется, в прошлый раз он соврал, что он мусульманин, потому что эта блондиночка – его девушка. В любом случае, я больше не хочу его видеть ни во сне, ни в реальности.

***

На следующий день он пришел один. Не знаю, зачем, разве что он умеет читать мысли. Ведь я мысленно твердила, что не хочу его больше видеть, вот он и явился назло. Знаю, звучит абсурдно, но когда тебе два года подряд снятся сны с незнакомцем с ножом, который в итоге убивает тебя, а этот парень иногда его заменяет, то реальность начинает казаться сном – абсурдным и сюрреалистичным.

– Добрый день, что будете заказывать? – спросила я, собравшись с духом и подойдя к столику, за которым сидел он.

Он поднял на меня взгляд, оторвавшись от изучения меню. Медленно и уверенно он сложил руки на столе, сцепив пальцы.

– Чай.

– Чай? – часто заморгала я, удивленная столь лаконичным выбором.

– Да, чай, – утвердительно кивнул он.

Я последовала его примеру и собиралась было уйти, чтобы передать заказ на кухню, но вдруг услышала щелчок…

Казалось, он прозвучал в моей голове, но, чтобы убедиться, что моей жизни ничто не угрожает, я обернулась и окинула парня оценивающим взглядом. Тот повернулся ко мне и вопросительно вскинул бровь. Кажется, это было в моей голове. Этот зловещий щелчок…

Но теперь, стоя так близко, я могла рассмотреть его лицо. Лицо своего потенциального врага. У него были светлые волосы, не белоснежные, а скорее темный блонд. Глаза были черные, но не настолько, чтобы пугать своей чернотой. Тревожил именно взгляд прищуренных глаз, словно он давал знать о своей силе одним этим пронзительным взором. Это пугало. Еще сильнее пугало его крепкое телосложение, казалось, он был профессиональным боксером или кем-то в этом роде. И наконец, его татуировка на шее возле уха. Она была небольшой, едва заметной, но от этого не менее странной. Казалось, это и правда были непонятные линии, расположенные по диагонали, и при этом все они были разных размеров.

Я быстро развернулась и наконец добралась до кухни с чувством нарастающей тревоги в груди. Через несколько минут я взяла готовый заказ и вернулась к парню, чтобы отдать ему чай и как можно скорее исчезнуть из его поля зрения.

– Постойте, – вдруг произнес парень.

Я обернулась к нему с немым вопросом в глазах.

– Что-то не так с чаем? – тотчас спросила я.

– Нет, он великолепен.

В ответ я кивнула, тогда парень тяжело вздохнул и кивнул на стул напротив себя. Я часто заморгала, совсем не понимая, к чему он клонит. Вернее, поняла очень даже хорошо: он просил меня присесть. Тем не менее, я хотела услышать подтверждение, чтобы иметь возможность отказаться.

– Присядьте, пожалуйста, – вежливо попросил он, не отрывая от меня своего пристального, мрачного взгляда.

В его глазах плясали тени.

Я тяжело сглотнула. Собрав всю волю в кулак, тихонько произнесла:

– У меня много дел.

– Например? – не унимался он.

– Я должна принять заказ у других клиентов, – поджала я губы, чувствуя себя загнанной в угол.

Наступила тишина, и только после нее я поняла, что сморозила глупость, потому что вокруг почти никого не было, лишь молодая пара и женщина с ребенком, которые уже получили свои заказы.

– У вас много клиентов?

– Было, – запнулась я, чувствуя, как щеки заливает краска.

– А теперь нет. И почему бы вам не отдохнуть и при этом поговорить со мной? – в его голосе звучала странная смесь настойчивости и… надежды?

Я прочистила горло. Вышло неловко и натянуто.

– Я… я не разговариваю с незнакомыми мужчинами.

– Но тем не менее, вы работаете с незнакомыми мужчинами, – заметил он с едва уловимой усмешкой.

– Потому что я вынуждена это делать, чтобы элементарно выжить, – пожала я плечами. – Если бы у меня было достаточно денег, я бы здесь не стояла.

– Значит, вы вынуждены работать? – с любопытством произнес он, наклонив голову. – Тогда вы вынуждены поговорить со мной, потому что я ваш клиент.

– Вы шантажируете меня? – прищурилась я, пытаясь разглядеть его истинные намерения.

– Нет, – покачал он головой. – Мне искренне любопытно, почему вы мне снитесь.

Я часто заморгала, и мой взгляд, нахмуренный и полный горящих вопросов, впился в него. Тут же в памяти всплыл сон, где он играл чуть ли не главную роль. Не может быть, чтобы в его снах я тоже была какой-то… маньячкой?

– Что это за сны? – спросила я, не решаясь присесть.

Он указал на место напротив. С раздраженным вздохом я взяла стул, отодвинулась чуть дальше от парня, чтобы обрести хоть какую-то иллюзию личного пространства, и села. Скрестив руки на груди, я непрерывно смотрела на него, пока он делал то же самое. Между нами словно искрило невидимое напряжение.

– Можем мы перейти на "ты"? – спросил он, нарушая молчание.

Я покачала головой. Он продолжил:

– Ты когда-нибудь видела реалистичные сны?

– Так что это за сны?

– Снишься ты.

– Что я делаю? – мое раздражение росло с каждой секундой.

– Ты… – он поджал губы, будто не осмеливался произнести эти слова вслух. Несколько секунд он медлил, а потом вдруг резко продолжил, опустив глаза на пол: – Во сне ты была моей…

Глава 7

Он откашлялся и добавил к сказанному ранее:

– Была моей женой, я имею в виду.

Я смутилась, словно пойманная с поличным. Отвела взгляд, стараясь не смотреть на него, ища спасения в лицах других посетителей. Таких слов я точно не ожидала. Или… может, это всего лишь игра? Может, он ничего не видел?

– Не понимаю, зачем вы мне это рассказываете, – пробормотала я, поджав губы и бросив на него короткий взгляд из-под ресниц.

Он смотрел прямо, без похоти, без недавнего любопытства, без навязчивой одержимости. В его взгляде читалась уверенность, будто он готовил меня к чему-то.

– Ты замужем?

– Замужем ли я?…

– Хватит отвечать вопросом на вопрос.

– Да, у меня есть муж.

– И он тебе нравится?

– Он мой муж, – ответила я чуть раздраженно, чувствуя противное покалывание совести за то, что не стала отрицать очевидное.

Муж, который элементарно не может подняться с дивана, чтобы начать зарабатывать деньги.

– Это я понял, – странно улыбнулся он. – Я спрашиваю, нравится ли он тебе?

– Это допрос?

Он замолчал. Осторожно коснулся подбородка и задумчиво почесал гладкую кожу.

– Буду честен, – вдруг сказал он, когда я уже подумывала заткнуть ему рот, облив чаем и сбежать на кухню. – Я никогда в жизни так не жаждал воплотить сон в реальность.

Я резко встала. Скрежет отодвигаемого стула эхом пронесся по залу, но, казалось, не затронул этого парня. Его лицо по-прежнему излучало уверенность и какое-то вызывающее любопытство, словно он бросал мне немой вызов своим поведением.

– Я приняла ваш заказ, но не обязана выслушивать это, – бросила я, развернулась и направилась на кухню.

В голове промелькнула тревожная мысль, что он набросится на меня, едва я отвернусь. Но ничего не произошло, и опасения лопнули, как мыльный пузырь.

***

Он ушел. Через пятнадцать минут я проверила зал – от него и след простыл. Во мне клубился целый вихрь противоречивых эмоций: страх, подозрение, сожаление, любопытство, смущение. И все это из-за его слов: «Ты была моей… женой». Кто вообще рассказывает о таком сне совершенно незнакомому человеку? Конечно, я ценю его искренность, но чтобы поверить ему… и мне бы пришлось признаться в ответ… «В моем сне ты… убил меня».

Мне нужно придерживаться правил. Держаться подальше от этого парня, потому что я не должна ему доверять. Сон – это как предупреждение. И второе правило: не разговаривать с клиентами. Особенно с такими, как он.

Покачав головой, я завязала шарф вокруг головы, надела пальто и, попрощавшись с персоналом, направилась к автобусной остановке.

Погруженная в свои мысли, я не заметила, как подъехал автобус. Забравшись в салон, я безучастно наблюдала за серыми лондонскими улицами, размытыми дождем, пока мы ехали по шоссе.

Едва я вошла в темный коридор, как меня тут же обволок приятный запах жареной картошки с мясными нотками. Я улыбнулась, а ноги послушно повели меня на этот аромат. На кухне, за столом, сидели мама и сестра, готовые к ужину.

– Приятного аппетита, – сказала я, стоя в дверях.

Сестра в коляске радостно дернулась, показывая свою реакцию, а мама коротко и по-деловому улыбнулась. Большего мне и не нужно было.

– Садись за стол. Помой руки и скажи «бисмиллях».

Я попшикала антисептиком, не желая сейчас мыть руки в холодной воде, потому что горячая включается только по очень сложной инструкции. Папа ставил этот старый обогреватель, но он сломался, да не до конца.

– Как день прошел? – мама прищурилась, словно пытаясь разглядеть что-то скрытое в моих глазах.

Подойдя к сестре, я нежно коснулась ее лба губами и села рядом, готовясь кормить ее и себя. Наколов щедрую порцию картошки на вилку и пробормотав «бисмиллях», я жадно принялась за еду, утоляя мучительный голод.

– Ничего нового, все по-старому, – ответила я, сделав короткую паузу.

Но в памяти вновь всплыли его слова: "Ты была моей". Я часто заморгала, отгоняя наваждение, и подняла взгляд на маму, зная, какой вопрос последует.

– Как твои отношения с Давидом?

Не знаю, что на меня нашло. Возможно, встреча с тем парнем пробудила во мне давно забытую смелость, но я, не медля ни секунды, произнесла четко и уверенно:

– Я хочу с ним развестись.

Глаза мамы расширились от ужаса, и она тяжело вздохнула, словно этого момента боялась всю жизнь. Я намекала, что несчастлива, что хочу вернуться к ним, бросив его, но никогда не произносила это страшное слово – «развод».

– Этого нельзя допустить! – поспешно воскликнула мама, и мне показалось, что в любой момент ее охватит паника.

Я лишь поджала губы, сдерживая поток отчаяния.

– Мама, я больше не могу с ним жить.

– Он хороший человек… – попыталась она его оправдать.

– Который заставляет свою жену работать 24/7, чтобы она не могла родить ребенка, а потом упрекает ее в бесплодии, – я произнесла это почти как шутку, но в голосе звенела острая, неприкрытая правда. – Мне это надоело.

– Он оплатил дорогую операцию твоей сестре.

– В качестве махра. И к чему это привело? – тихо произнесла я, бросив взгляд на неподвижную фигурку сестры. – До операции она хотя бы разговаривала и могла самостоятельно заниматься собой, пусть и не ходила…

– Не говори так при сестре! – шикнула мама, вскакивая со стула, чтобы увезти сестру в гостиную, подальше от наших мрачных разговоров.

– Я разведусь с ним, – твердо кивнула я, когда мама вернулась на кухню.

– Нет, – отмахнулась она. – Только через мой труп!