Сердце помнит дорогу. Сказки для тех, кто ищет себя!

Черный квадрат

Киёми словно сошла с полотен эпохи Возрождения, выбиваясь из ряда восточных красавиц своей молочной кожей, пшеничными волосами и небесными глазами. Настоящий эдельвейс, выросший не в горах, а на японской земле – хрупкая, нежная, но одновременно смелая. Ее голос звучал мелодией, что уносила в мир грез. Накинув кимоно цвета утренней зари, подпоясавшись шелковым поясом, она в мгновение ока впрыгнула в деревянные гэта и выпорхнула в благоухающий сад. Грациозная, как бабочка, она порхала между вишневыми деревьями, лишь слегка касаясь земли.

В беседке ее ждал возлюбленный Фудо. Он, подобно разъяренному тигру в клетке, мерил шагами пространство, каждый шаг – удар грома, словно он пытался своей поступью заглушить тишину сада, заполнить собой все вокруг. Черноволосый, как крыло ворона, статный, как кипарис, он сгорал от нетерпения, ожидая Киёми. Ее появление встретил хмурым взглядом:

– Ты опоздала!

– Прости, я задержалась с работой, – пролепетала Киёми, слегка запыхавшись.

– Неважно, – отрезал Фудо, словно самурайским мечом.

Киёми опешила, словно ее окатили ледяной водой.

– Я женюсь, – выпалил он, как будто делал заказ в суши-баре.

– Женишься?! – эхом отразилось в ее голове.

– Да, наши с Кику родители договорились о дате и месте…

Киёми почувствовала, как мир вокруг нее рушится, словно карточный домик. Слова Фудо вонзались в нее, как отравленные стрелы, каждое слово – удар в самое сердце. Сердце кричало от боли. Этого не может быть! Тот, кто был родным и любимым, в одно мгновение превратился в чужого. Мечты о совместном будущем разлетались на тысячи осколков.

Обратно она шла, не помня себя. Силы исчезли, ноги стали ватными. Слезы лились водами Стикса. Опухшие веки застлали глаза. Прохожие шарахались от Киёми, как от прокаженной, боясь заразиться ее горем.

Позже она узнала правду – семья Фудо не желала породниться с Киёми из-за ее необычной внешности. Не хотели запятнать свою родословную альбинизмом. А Фудо? Ах, Фудо… Покорился, не проявив ни капли самурайского сопротивления. Даже не попытался бороться за нее, доказать свои чувства. А были ли они вообще? Ему просто льстило внимание необычной девушки, художницы, воспевавшей его в стихах и холстах.

Киёми продолжала жить, не выдавая ни словом, ни взглядом свою боль. Но ее душевное состояние отразилось на полотнах. Раньше они поражали своими яркими светлыми красками, и писала она только с натуры, что позволяло уловить тонкости света и тени, создавая ощущение дыхания жизни. Теперь же в них преобладал черный цвет – кричащий, мрачный, всепоглощающий, вытесняя все светлое и радостное. И вот однажды она полностью отказалась от светлых красок и закрасила холст черным.

«Черный квадрат – это конец или выход?» – пронеслось у нее в голове.

На следующий день Киёми пустилась в странствие по отдаленным провинциям. В гордом одиночестве исходила она земли, посещая храмы, вознося дары и давая обеты. Она стремилась оживить свое сердце, размочить его слезами. Почувствовать, что не видится глазами и не слышится ушами.

В пути ей встречались мудрецы и юродивые, чьи слова она бережно собирала, словно драгоценные камешки, и прятала глубоко в сердце.

– Не печалься, красавица. Испытание тебе дано свыше. Не в наказание, а в совершенствование в любви. Есть дивные строки одного христианского апостола о высшем проявлении любви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает». И я бы добавил: не унижается, знает предел.

– Проще закрыться в ракушку, оградив себя от бурь внешнего мира, и находиться в некоторой безопасности, нежели вывернуть эту ракушку наизнанку, зная, что вместе с любовью полетит в тебя и ненависть. Будь самой собой. Будь искренней. Будь откровенной. Будь честной. Хоть прячься, хоть откройся, все равно придется столкнуться с любовью и нелюбовью людей. Это закон жизни.

– Любовь пылает яркими красками, ненависть же не имеет цвета. Не окрашивай свое сердце печалью.

Киёми, склонив голову, заплакала. Слезы горечи и радости перемешались в ней. Сердце стучало в такт всхлипыванию. Седовласый мудрец подошел к ней и бережно, по-отечески обнял.

– Доченька, все обернется к лучшему. Ты встретишь порядочного человека, для которого ты станешь целым миром.

Вернувшись домой, окрыленная, сбив пыль с красок и кисти, девушка создала свою самую известную картину «Секретный сад Киёми». Капля за каплей вода точит даже самый твердый камень, так и сердце, скованное отчаянием, оттаивает, если над ним потрудиться. Киёми сумела взрастить в своем сердце райский сад!

Вспомнив о Фудо, она с улыбкой произнесла:

– Воистину, для одних мы лишь миг, а для других – целая вселенная.

Сказка о Лейке и Волшебном Саде

Жила-была юная и нарядная садовая лейка. Она была тонкая в талии, блестела на солнце как лепесток, покрытый утренней росой, и имела изящный носик, из которого весело брызгала вода.

Однажды Лейка по приглашению оказалась в экспериментальном саду. Он был полон самых причудливых растений: здесь росли узорчатые цветущие огурцы, капризные орхидеи, гордые мандарины, которые не терпели даже капли пыли на своих листьях. Каждое растение было особенным и требовало своего – то влаги в строго определенное время, то тени, то слов утешения, если кто-то случайно задевал корень.

И Лейке здесь невероятно понравилось. Она с увлечением изучала каждого жителя сада. Знала, когда нужно напоить голубую клубнику, чтобы та не грустила. Понимала, как важно брызнуть ровно пять капель на листья фиолетового базилика, чтобы тот пел свои ароматы.

Скоро весь сад начал шептаться:

– Ах, какая у нас Лейка! Какой профессионал!

Так Лейка стала директором сада. В ее распоряжении оказались: Умелая Лопата, глубоко думающая и способная проникнуть в самую суть земли; Бережные Грабли, мягкие и заботливые, собиравшие опавшие листья, словно воспоминания; Разнообразные Тяпки – каждая со своим характером, но очень полезные.

Лейка как начала ими командовать.

– Лопата, копай! Грабли, сгребай! Тяпки, рыхлите! Быстро! У нас тут мандариновый стресс! Делайте, как я вам сказала! Быстрее, мне нужно, чтобы вы успели к открытию сезона!

Сначала все дружно работали. Но день за днем садовые инструменты стали уставать. Лопата притупилась, Грабли потеряли ритм, а одна из Тяпок ушла в отпуск и не вернулась.

Лейка в ярости подскочила к Лопате:

– А ты чего застыла? Неужели не понимаешь, я не справлюсь одна, если вы не поможете – все растения погибнут!

И вот эти слова, простые, искренние слова, вдруг прозвучали по-настоящему волшебно.

Лопата перестала гнуться от усталости, выпрямилась и тихо сказала:

– Так бы сразу и сказала.

Грабли зашуршали одобрительно:

– Мы ведь не просто так здесь. Мы ведь тоже любим этот сад.

Тяпки зазвенели в унисон:

– Если у нас будет общее дело – мы свернем землю! В хорошем смысле!

И тут Лейка поняла самое главное: руководитель – не тот, кто командует, а тот, кто объединяет. Не она одна заботится о саде. Этот сад может жить только тогда, когда каждый инструмент чувствует себя важным, нужным и понимает, ради чего трудится.

И тогда Лейка начала рассказывать.

О капризных орхидеях, которые цветут, только когда слышат утреннее пение дрозда.

О мандаринах, что мечтают попасть в северные сады, где никогда не видели цитрусовых.

О том, как из семян этих удивительных растений можно вырастить целые сады будущего.

Команда слушала и вдохновлялась.

Теперь сад расцветал не потому, что кто-то отдавал команды, а потому, что каждый в команде знал: у нас есть общее дело. У нас одна цель. И каждый – не просто инструмент, а часть великого чуда.

Так Лейка стала по-настоящему мудрой. И больше никогда не говорила:

– Делай, потому что я сказала.

А говорила:

– Давайте сделаем это вместе.

И жил сад. И расцветал. И вдохновлял другие сады.

Маяк

Старый Маяк на высокой горе видел многое: штормы и спокойные ночи, радостные встречи и грустные прощания. Весь Соловецкий остров далеко внизу был хорошо виден ему сверху со своими горами, лесами, озерами и полями. Темная зелень бора и изумрудные поля поймы с зеркальной поверхностью озер, в которых отражались облака, хранили тайны веков.

Тягучие мысли Маяка неторопливо, как серые облака на небосклоне над Секирной горой, размеренно текли в вечности: «Я – страж этого моря. Мои лучи – надежда для тех, кто потерялся в темноте. Я чувствую себя как старый друг, который всегда рядом, даже если его никто не замечает. Я как сердце этого океана, бьющееся в такт волн и ветров…»

Вдруг Маяк почувствовал тепло – это его старинный друг, Маяк Мыса Святой Нос, послал ему сигнал – к острову приближается корабль. Он обрадованно встрепенулся, что может в очередной раз помочь лоцману пройти узкий фарватер и причалить корабль. Его каменные стены, покрытые морской солью и временем, стали излучать призывную энергию спокойствия, уверенности, которая так необходима морякам, возвращающимся домой.

Снизу послышался скрип видавших виды ступеней – это монах Варфоломей поднимается, чтобы проверить, все ли работает. Больше чем за сто пятьдесят лет жизни на колокольне Свято-Вознесенского скита Соловецкого монастыря Маяк запомнил каждого, кто нес послушание и скрашивал его одиночество, однако Варфоломей был особенным. Вот и Ангел тоже отмечает его особым вниманием: поддерживает на крутой узкой лестнице, прикрывая от особо сильных порывов штормового ветра. Но что-то Ангела сегодня не видно – какие такие дела его задерживают?

Тем временем Варфоломей поднялся, проверил отражатель радиолокационных сигналов, протер стекло прожектора, бережно достал из кармана рясы потрепанный томик Библии и прочитал стих, затем троекратно перекрестил море, отвесил поясные поклоны и осторожно стал спускаться по лестнице.

– Ну что, все спокойно? – услышал Маяк голос Ангела.

– Где ты был, почему оставил свой пост? – Ворчливо произнес в ответ Маяк. – Рассказывай, что нового узнал? Я только и могу, что с моими сослуживцами-маяками общаться, у нас общая тема – море и корабли, а ты везде можешь побывать, все посмотреть, вовремя помочь попавшим в беду, можешь даже предотвратить эту беду.

– Так я, на самом деле, тоже далеко от своего места ведь не могу отлучиться, да и не нужно это – здесь хватает работы, – улыбнулся Ангел, внимательно посмотрев в светящуюся и мигающую линзу Френеля1.

– Через неделю праздник Новолетия, – продолжил Ангел, – поморы будут отмечать 7534 год. И в нашей небесной епархии много дел по подведению итогов уходящего года. Так что я тебя снова оставлю ненадолго, ты не один, с тобой же всегда наш Варфоломей, – проговорил Ангел и исчез так же незаметно, как и появился.

Маяк снова задумался: «Во времена моей молодости морские походы были настоящим приключением, полным рисков и неожиданностей. Навигационные карты тогда оставляли желать лучшего, штормы накатывали внезапно, потому что метеослужба не „гадала на кофейной гуще“», – он усмехнулся собственным мыслям, вспомнив недавнюю историю о внезапно налетевшем шторме и обрыве электропитания, из-за чего отказала и система самодиагностики, и дистанционный контроль. Ночь тогда и вовсе превратила море в бескрайнюю черную пустоту. Ни электронных приборов, ни связи, ни GPS – капитаны, как и много столетий назад, могли полагаться лишь на звезды, очертания берегов и, конечно, на маяки. И они, одинокие башни с огнями, как путеводные звезды на земле, показывали, где берег, а где – рифы и отмели. Вот с того раза Маяк и Ангел отметили монаха Варфоломея за его смекалку, присутствие духа и умение взять ответственность на себя, не дожидаясь благословения настоятеля монастыря.

А было это так… Однажды, в самый разгар зимней ночи, случилось нечто необычное. Маяк почувствовал тревогу – его свет начал мерцать, словно кто-то мешает ему светить. Вскоре он заметил, что в небе появился сверкающий, как серебро, крылатый Ангел с глазами, полными тайны и мудрости.

– Маяк, – обратился к нему Ангел, – на море приближается опасность. Военный крейсер сбился с курса – электроника подвела, и он идет прямо в шторм, который может разрушить корабль. Ты должен помочь ему, иначе погибнут многие.

Маяк почувствовал, как его каменное сердце забилось сильнее. Он знал, что его свет – не только путеводитель, но и защита. Но он был старым, и его свет иногда, особенно в трудные времена, начинал мерцать. Он спросил у Ангела тихим голосом:

– А что, если я не справлюсь? Что, если мой свет не будет достаточно ярким? Тогда погибнут люди, и я не смогу их защитить.

Ангел улыбнулся и ответил:

– Ты – часть великого замысла. Но есть одна тайна, которую ты должен знать. В этом шторме есть не только опасность, но и испытание для тебя. Внутри этого крейсера – не просто команда, а человек, который потерял веру. Он – капитан, и он давно забыл, зачем он живет. Его сердце – как корабль без руля, и без твоего света он может потеряться навсегда.

Маяк зажегся ярче, его свет стал сильнее, словно он получил новую силу. Он знал, что его задача – не только показывать путь, но и вернуть капитану веру в себя, напомнить ему о смысле борьбы и надежды.

– Я помогу ему, – тихо произнес Маяк. – Я не позволю, чтобы страх и отчаяние поглотили его сердце.

В ту же минуту Ангел исчез, оставив Маяк одного, но с новым ощущением силы и ответственности. Он сосредоточился, и его свет стал ярче, чем когда-либо. Он начал посылать мощные лучи прямо в темные облака, освещая путь крейсера, словно звезда, указывающая дорогу в ночи.

На борту крейсера Капитан, давно потерявший веру, вдруг заметил яркий свет, пробивающийся сквозь штормовые тучи. Он почувствовал тепло и надежду, словно кто-то зовет его домой. В его сердце зажглась искра надежды – он вспомнил, зачем он живет: ради своей Родины, ради своей семьи, своих друзей, ради будущего всего человечества.

Маяк тем временем продолжал светить, и его лучи проникали в сердце Капитана, наполняя его силой и верой. В этот момент Капитан понял, что даже в самой темной ночи есть свет, который может привести к спасению. Он решил бороться дальше, не сдаваясь, ведь с ним – Маяк.

И вдруг, в этот самый момент, несмотря на всю свою мощь, Маяк начал мерцать – его свет становился все слабее, словно силы покидали его под натиском стихии, и наконец линза Френеля совсем погасла. Маяк был в отчаянии, колючий северный ветер выл и свистел, словно злой дух, пытаясь в кромешной темноте окончательно сбить корабль с курса. Вихри срывали облака, штормовые волны разбивались о скалы, заливая все вокруг брызгами и грохотом. В самый критический момент, когда казалось, что Маяк погаснет навсегда, появился смотритель – монах Варфоломей. Он был в рясе, с потрепанным томиком Библии в руке и старинным фонарем, который когда-то давно, еще до линзы Френеля, зажигали на Маяке. Несмотря на бушующий шторм, он уверенно поднялся по скрипучей лестнице к Маяку. Его руки были крепкими, а взгляд – спокойным и твердым.

– Не бойся, – тихо произнес Варфоломей, – я помогу тебе. В этом шторме ты не один. Он бережно взял в руки старинный фонарь и, несмотря на сильный ветер, аккуратно зажег его. В этот момент, словно по волшебству, свет маяка снова засиял ярче прежнего, прорезая тьму и штормовые облака. Варфоломей, с молитвой на устах, стал помогать поддерживать свет, направляя его лучи прямо в бушующее море.

– Этот свет – не только навигация, – сказал монах, – он – символ надежды. Пусть он ведет тех, кто потерялся, и напомнит им, что даже в самой сильной буре есть путь к дому.

Маяк почувствовал, как его сердце наполняется новой силой. Он знал, что, благодаря молитвам и помощи Варфоломея, его свет не погаснет, даже когда шторм кажется непреодолимым. В этот момент в сердце Капитана тоже зажглась искра веры – он увидел яркий, мерцающий свет Маяка, словно звезду, которая ведет его через тьму.

Капитан почувствовал, как его руки, давно лишенные надежды, вновь обрели силу. Он вспомнил о тех, кто ждет его возвращения, и о том, что его команда верит ему и его долг вернуть их домой, в их семьи, живыми и невредимыми.

Ветер понемногу стал утихать, волны стали мягче, словно сама природа подчинялась силе света Маяка и силе молитвы его смотрителя.

Маяк, поддерживаемый молитвами Варфоломея, продолжал ярко светить, прорезая штормовые облака. Его лучи достигли крейсера, словно рука, протянутая в темноту, – и корабль начал медленно, но уверенно двигаться вперед, следуя за светом.

Ангел, наблюдая за этим, улыбнулся и тихо произнес:

– Вот он – истинный смысл света. Не только показывать путь, но и возвращать веру, даже в самые тяжелые минуты. Маяк и монах – вместе они создают чудо.

Капитан на крейсере тихо произнес:

– Спасибо тебе, Маяк. Я вспомнил, зачем я живу. Я верю – мы найдем путь домой.

Маяк, сияя ярче, чем когда-либо, теперь знал – его свет не погаснет, пока есть надежда, пока есть вера. И он продолжал светить, ведя корабли и путников сквозь любые бури, напоминая всем: даже в самой темной ночи есть свет, который ведет к дому, он знает – его свет важен. Он чувствует себя частью этого бескрайнего мира, и его сердце наполняется спокойствием и гордостью за свою работу.

* * *

Однажды вечером, когда море было особенно спокойным, к скиту подъехала большая легковая машина, из нее вышел статный седовласый мужчина – это был тот самый Капитан военного крейсера. Его лицо дышало спокойной силой. Из машины вслед за мужчиной, как горошины, высыпались четверо мальчишек, в возрасте от семи до четырнадцати лет. Старший из ребят взял на руки девчушку лет трех. Они молча двинулись в сторону церкви Вознесения на Секирной горе Свято-Вознесенского скита Соловецкого монастыря.

Капитан поднялся по лестнице к Маяку и, приложив свои руки к кирпичной стене церкви, произнес:

– Здравствуй, старый друг. Спасибо, что ты всегда светишь для нас. Помнишь ту ночь – шторм был особенно сильным, приборы отказали, и я боялся потерять путь. Но твой свет не дал мне с нашей командой погибнуть в морской пучине. Я помню тебя и буду помнить всегда! И свой отпуск я решил провести здесь, в месте моего второго рождения. Я приехал с моими детьми, чтобы они тоже могли поблагодарить тебя за мое спасение, а младшие – за свое рождение, – Капитан улыбнулся и, оглянувшись, ласково посмотрел на своих ребят, которые стояли рядом и слушали его.

Маяк почувствовал тепло в сердце. Он ответил тихим, глубоким голосом:

– Я всегда рад помочь тебе, Капитан. Моя работа – быть путеводной звездой для всех, кто ищет дорогу. Знай, я буду светить, просто верь мне.

Капитан присел на траву у основания церкви-маяка, дети устроились рядом на деревянной, местами покрытой мхом скамейке. Маяк продолжил:

– Я чувствую, что моя миссия – не только светить, но и защищать. Я – страж этого моря и его путников и просто выполняю свой долг, служу миру.

И тут младшие мальчишки достали картонную коробку из пакета, и старший обратился к Маяку:

– Дорогой Маяк, спасибо тебе за нашего папу – мы тебе очень благодарны! Папа давно обещал приехать в отпуск с нами вместе к тебе, чтобы мы могли поблагодарить тебя лично за спасение тогда, в том шторме. Мы вчера были на празднике – такой классный в Архангельске праздник – Поморское Новолетие. Мы посмотрели, как лоцманы с помощью факелов поджигали плавучие маяки у архангельской пристани и пускали их в море, звонили колокола. Папа нам объяснил, что это такой обычай – когда заканчивается лето и наступает длинная темная зима. А потом выстрелили из пушки – Настенька немного испугалась и заплакала, но мы ее быстро успокоили.

– Да, я уже не боюсь, – подтвердила малышка, – и потом мы с папой пошли на площадь, а там были похороны комариков! И мы положили их в гробики, которые мне братики помогли сделать из морковки и принесли тебе, чтобы ты за ними присматривал – мы же уедем домой скоро!

– Конечно, я присмотрю за ними, Настенька, пусть ребята помогут тебе закопать под деревом рядом с нашей церковью эти гробики, – ласково сказал ей Маяк, – а мы с твоим папой еще немного поговорим.

В тот вечер Маяк и Капитан говорили долго. Маяк рассказывал о своих мыслях и чувствах, о том, как он видит море, как он чувствует себя в штормы и спокойные ночи, и как важно быть опорой для тех, кто ищет путь. Он говорил о своей ответственности и о том, как иногда ему кажется, что он один, но он знает – его свет нужен всем, кто в темноте.

Капитан делился историями о морских приключениях: о битвах с бурями, о встречах с далекими островами, о людях, которых он спас и которых потерял. Он говорил о своих страхах и надеждах, о том, как иногда он забывал, зачем борется, и как его сердце становилось тяжелым от грусти.

Но в этот вечер, как и тогда, в тот страшный шторм, слушая Маяк, Капитан почувствовал, что его вера еще больше крепнет. Он увидел, что даже самый старый Маяк, несмотря на свою каменную твердость, тоже нуждается в дружбе и понимании. Он понял, что его свет – не только навигация, но и символ надежды, который может вдохновить даже самых отчаявшихся, потерявших веру.

Маяк почувствовал, что его свет не только помогает кораблям, но и наполняет сердце Капитана теплом и силой. Он понял, что вместе они – часть большого замысла, и что даже в самые трудные времена, когда штормы бушуют и тьма кажется бесконечной, есть что-то, что может объединить их – вера, дружба и надежда.

И с тех пор Маяк и Капитан стали неразлучными друзьями, каждый в своем мире – Маяк на скале, а Капитан на море – они поддерживали друг друга, чтобы светить и вести всех, кто заблудился или потерялся в темноте. Ведь даже самый сильный шторм не сможет погасить свет, который горит в сердцах тех, кто верит.