Автостопом по гаремам

ПРОЛОГ

На исходе очередного пробирающего до костей октябрьского дня я остановилась посреди дороги и достала из потрепанного дорожного мешка не менее потрепанную книжицу-путеводитель. Она плохо пережила купание в осенних лужах, но всë ещë читалась.

"Первое, что вы увидите, спускаясь с Эдельвейсового перевала к югу – это высокий гранитный утес, который огибает дорога, и над ним башенные часы Камен…"

Я цыкнула от досады. На горных дорогах немножко запуталась в указателях, чуть-чуть поплутала в тумане, и вуаля: вышла не на юго-запад, как планировала, а на южные границы Либавы. Ещë и название городка расплылось. Каменьгард, Каменяки, Каменноглыбенск… Ладно, непринципиально.

Часовая башня из красного кирпича и впрямь возвышалась в описанном месте. На роль достопримечательности годилась: рядом с большим циферблатом, показывающем без четверти пять, теснились еще два с неведомыми символами, кажется, астрономическими. На всех трёх вдобавок были намалеваны кривляющиеся рожи.

Шутники тут живут, однако…

…Миновав граничный столб с надписью "Каменëк", я в задумчивости пошла вниз по улице, пытаясь еще лучше втянуть стынущие руки в рукава. Изначально планировалось миновать Либаву по краешку и проследовать либо в Рась, либо в Ольжань. "По краешку" уже не удалось, крюка дала. На последних закупках мне шикарно не повезло со снаряжением: вместо рукавиц взяла ботинки подороже, а что толку, если торгаш, дрянь такая, брак всучил – за неделю развалились! Погода тоже… в воздухе кружились единичные пока снежные крупинки, а с юга надвигались мощные свинцово-серые тучи.

Кажется, остановка в городе будет довольно долгой.

Я неторопливо брела вниз по чистым, мощеным улочкам, опустив пониже прохудившийся капюшон и вглядываясь в лица редких встречных. Небольшая, гористая, относительно труднодоступная Либава выделялась среди иных стран не только суровым климатом и шикарными вязаными вещами, но и количеством магов. Я ничего не имела против лечения, амулетов и прочих полезных в быту штуковин. Была б побогаче – сама пользовалась бы. Но волшебники запомнились как высокомерные твари, не шибко заботившиеся об окружающих. У нашего отрядного лечить перелом было – что ещё один получить, с другим чародеем на нечисть ходили – потом впереди упыря убегали… А здесь, по слухам, каждый шестой одарённый!

Жители Каменька пока впечатление оставляли приятное. Кумушки, растягивавшие тряпичные гирлянды между балконами двухэтажных домиков, сплетничали о вещах вполне будничных: тыквенные пироги, новое платье да внуки-шалопаи. Эти как раз побежали наперерез в соседний переулок, и оттуда раздался взрыв ликующего детского хохота и странный грохот дерева о камень, быстро удаляющийся вниз. На площади перед часовой башней было и того оживленней: полдюжины рабочих в брезентовых фартуках, то и дело шикая на носящуюся вокруг детвору, разгружали телегу. Я, навострив уши, прошлась мимо: бригадир ходил вокруг со списком и громко переспрашивал, хватает ли досок, гвоздей и тента на палатки. Хм, неужели ярмарка… удачно! Одеться-обуться надо, а при таком событии и работенку найти проще.

Ладно, это уже с утра, сейчас займемся более насущными проблемами. В центре обязано быть что-то постоялое…

Я медленно огибала стройку, разглядывая выходящие на площадь здания. Дом, почтарня, дом, дом, бакалейня, несуразная громада с башенками. Чьё-то поместье, что ли?

Под ноги вдруг, звонко выстукивая по брусчатке, прикатился блестящий шарик размером с вишню, и я отрешенно поддела его носком на очередном подскоке.

Ощущение направленной на меня магии походило на внезапное онемение где-то в животе, холодное и тянущее. Но также оно вызывало прилив злости, который смывал неприятные чувства моментально!

– Какого?!. – я чудом отдернула ногу, одновременно шарахаясь назад от небольшой ледяной кляксы, в которую превратился шарик. Руками в поисках равновесия пришлось махать, как крыльями. И кажется, от этого кому-то стало весело!

На хихиканье в два голоса я обернулась уже по-настоящему озверевшая:

– Что, смешно вам, уроды?! Ща ещё веселее станет!

Гнусные детишки лет тринадцати захлопнули варежки и испуганно попятились. Пацан соображал быстрее:

– Э-э… Вилка! Как не стыдно прохожим пакостить!.. – он отвесил пухленькой девчушке подзатыльник и, рванув со всей силы, скрылся за штабелем досок. – Ай-я-яй!.. У-уй!..

Его сообщница в ужасе сжалась, зажмурилась и щитом выставила перед собой сумку, так что я без труда схватила её за плечо и вместе с ней развернулась к подбежавшему мужчине:

– Ваши хулиганы? Швырнули какую-то хремантень ледяную мне под ноги! А если б я на ней грохнулась? В угол их, на колени на этот горох колдунский! – от осознания, что заколдовать хотели лично меня, кончики пальцев начинали чесаться, а зубы сводило.

– Простите, сударыня, примем меры незамедлительно, – повинился он, суетливо поправил наспех наброшенное на плечи пальто и неожиданно изящно взмахнул кистью. Из укрытия, тихонько подвывая, появился второй проказник. Передвигался он рывками и на носочках, потому что левое ухо было хорошенько оттянуто в воздух неведомой силой: – Гицель, я тебя искал совсем по другому поводу…

– Это всё Виэлла! Только научилась, так и феячит где ни попадя!.. У-уй! – поспешил оправдаться он сквозь стиснутые зубы.

– Ма-астер Шма-анн… – девочка всхлипнула, но утерла рукавом нос и выпрямилась: – Это не я! То есть… да, пульки я сделала, но бросал Гицель!

– Что ж, значит к директору идут все, – постановил маг. – Гицель, выкинешь по дороге ещё фортель – и мы всерьёз рассмотрим введение телесных наказаний на постоянной основе! Понял?

Тот, всё ещё медленно вращаясь, торопливо закивал, насколько смог, получил свободу и, потирая распухшее ухо, поковылял в то самое громадное поместье. За ним решительно двинулась я, волоча громко шморгавшую носом девчонку. Должна и пострадавшая сторона поприсутствовать!

***

Вывеска у двери была категорична: в хоромах, ошибочно принятых мной за особняк, размещалась, внезапно, магическая школа. По высоким сводчатым коридорам хотелось идти осторожно, в отдалении от группы, прикрыв глаза в особом эмпатическом сосредоточении, когда перед мысленным взором рисовались зыбкие призрачные пятна, обозначающие людей…

– …Проходите, пожалуйста, – Шманн легонько тронул мое плечо, и с нервным смешком добавил: – Вы очень тихо ходите, меня всë время подмывало обернуться!

Дети уже скрылись в светлом проеме.

– Гицель? Опять? Клянусь своей магией, на этот раз ты уже не отбрешешься! Виэлла, что ты забыла в компании этого..? – из-за широкого стола торопливо вышел стройный мужчина в традиционном одеянии волшебников – долгополой халатообразной мантии с закатанными рукавами.

– Это Леандер Эверр, директор нашей школы. Присядьте пока… яблочко возьмите, – Шманн засуетился, оттеснил меня влево, к большому креслу у камина, а сам присоединился к разбору полетов: – Мастер, поскольку всë случилось на моих глазах…

Желая тоже поучаствовать, я было дернулась за ним, но часть кабинета со столом, библиотекой и пакостниками внезапно перестала испускать звуки. Рты они все разевали, руками махали, но мне был слышен только треск поленьев в огне.

Я несколько раз качнулась на пятках, подозрительно разглядывая воздух между нами. Подавила желание на всякий случай пощупать таинственное звуконепроницаемое ничего и присела на край кресла.

…Девчонку быстро отпустили с миром, а вот Гицеля песочили нудно, длительно и, похоже, не в первый раз. Я успела сползти в объятия зверски удобного кресла, разомлеть от тепла, неторопливо съесть три яблока и взяться за четвертое. Наконец и пацан, потирая красные распухшие уши, покинул кабинет.

Директор едва успел выдохнуть и устало провести ладонью по осунувшемуся лицу, как Шманн ухватил его за рукав и потащил в мою сторону, захлёбываясь словами:

– …чистокровного аллада, Леандер! Посмотри сам: фенотип, соматическая конституция типичного высокого астеника, психофизиология шикарно контрольная, но на ауре даже издали всё чëтенько, просто любо-дорого..!

Я замерла на половине укуса. Обилие загадочных терминов, применённых к моей персоне, сильно настораживало. Упоминание расы – еще сильнее, потому что после этого могло следовать что угодно. Так что я аккуратно вытащила из яблока непроизвольно удлинившиеся клыки, и невзначай коснулась притороченного к бедру ножа и только затем прочистила горло:

– Господа маги, простите, а о чем речь?

Эверр с силой оторвал руку коллеги от своей мантии и сжал, призывая того к молчанию:

– Уважаемая…

– Эсал Хи-Лейф, – заполнила я красноречивую паузу, чем тут же вызвала у Шманна новый восхищенный вздох ("О-о-о, даже имя традиционное!..")

– Уважаемая Эсал Хи-Лейф, как директор этой магической школы приношу извинения за поведение учащихся и мастера Шманна, – неласковый взгляд в сторону коллеги. – Теодор один из самых квалифицированных наших сотрудников, преподает детям, среди прочего, расоведение, и просто одержим идеей пригласить на занятия представителя иных рас. В идеале каждого из перечня и не единожды, чтобы разнообразить заодно ещё и уроки по аурочтению, психофизиологии… – под насмешливым взглядом директора Шманн немного притих, но смотрел на начальника возмущённо.

– А труп для вскрытия вам не завещать? – поинтересовалась я с кривой усмешкой.

Эверр вернул мне такую же:

– Нет. Изучение внутреннего мира иных рас – для эффективного лечения, конечно же! – слишком узкая специализация, даже не университетская программа. И анатомическим театром мы, к сожалению, не располагаем.

Шманна вновь прорвало:

– Алладов до сих пор каждый первый называет вампирами – и ладно бы, клыками и ногтями они действительно управляют в совершенстве – но подразумевают-то пошлых упырей! А ведь это совершенно удивительная раса! И для привития детям необходимой широты взглядов и прочего воспитания как раз и нужна не пыльная книжная теория, а практика, наглядность, пощупать, в конце концов!

– Сперва им нужна дисциплина! – в открытую рявкнул на него Эверр. – Последняя уборщица осталась! Уйдет и она – будете с алхимиком на постоянной основе коридоры драить!

Шманн пробормотал что-то про творчество и самостоятельную работу, а я вспомнила яркую деталь пейзажа:

– Часы на площади они тоже могли..?

– Уже и там отметились… – обреченно вздохнул Эверр, моментом превращаясь из грозного и решительного мага в чертовски вымотанного управляющего. – Так что, Теодор: нет, нам не учебные материалы позарез нужны, а вспомогательные работники. Со швабрами и розгами. Эсал: еще раз приношу извинения, более не смею задерживать.

С трудом и огромной неохотой я встала из кресла, уж больно оно вышло мягким и обнимающим. Предоставлялся шанс договориться о работе! Без особого страха засветиться: Шманном я, честно говоря, восхитилась. Мало кто мог вот так с ходу определить во мне вампира, и еще меньшее число людей не бросались после этого точить колья. Профессионал. С пугающим энтузиазмом… Опять же, маги предложат всяко больше, чем за халтурки на ярмарке, а отбиваться что шваброй, что розгой можно:

– За демонстрационным пособием – не ко мне, а вот о вспомогательных работниках расскажите подробнее.

***

К восьми вечера тучи доползли до города, а снежинок нападало достаточно, чтобы порывистый ветер сëк поземкой ноги, а летящей крупой – лицо. Горячей еды я в себя уже закинула, оставалось только растянуться в тепле да хорошенько поспать, и, к счастью, этот момент был практически решен.

За должность ночного сторожа в деньгах Эверр посулил не то чтобы очень щедро, но пообещал помочь с прожитьëм. И, не откладывая в долгий ящик, мстительно назначил исполнителем Шманна. Тот нашел секретаря, она сбегала к одной, к другой соседке, зацепилась языками с кем-то ещё, и наконец объявила адрес.

Беатриса Д'Ивер открыла в дурном настроении:

– Теодор, у тебя появилась наглость заявиться сюда?!

– Хату сдаете? – успела выкрикнуть я из-за спины оторопевшего мага, прежде чем массивная дверь хлопнула на всю улочку.

Через несколько секунд женщина вновь появилась на пороге:

– Ох, простите, где только мои манеры… – смущенно посетовала она, поправляя выбившуюся из пучка русую прядь. – Да, мы сделали комнаты на че… мансарде! Тёплые, с обстановкой…

– Прекрасно, – я хлопнула по плечу Шманна, чтобы он или туда или сюда подвинулся. – Школа снимет еë для меня.

– Школа, значит… – мстительно протянула Беатриса медовым голоском и распахнула дверь во всю ширь: – Проходите, добро пожаловать!

– Эсал, устраивайтесь, – маг посторонился и кивнул на прощание. – И, может быть, всё-таки подумаете…

Я обернулась на пороге и из внезапной чистой вредности оскалилась во все шесть подросших клыков:

– Не-а.

Крутая лестница вела наверх из сеней. Беатрис с натугой откинула крышку и оставила наверху фонарь:

– Там не всё ещё обустроено, но вы поднимайтесь, а я донесу, что нужно.

Я взбежала по ступеням, подхватила за ручку светильник, подняла повыше. Скошенные стены обыкновенного чердака, обшитого изнутри досками, поперек – глухая перегородка. Отделили еще одну комнату, а может, под хозяйственные нужды оставили. Небольшое окошко во фронтоне: за ним уже сгустилась ненастная осенняя ночь, ещё сильнее шуршала снежная крупа по черепице, и меня потянуло улыбнуться. Путь был полон несуразиц, но в городе всё прошло как по маслу, и дней через дюжину я отправлюсь дальше отдохнувшая и побогатевшая.

Чердак неплохо законопатили: сквозняки не гуляли. С облегчением расстегнула куртку и кинула к изножью деревянной кровати сумку. Обстановка выглядела "только начали": взять хоть гордо стоявший посреди половика стул с подушечкой на сидении – и больше ни стола, ни шкафа, ни хотя бы табуретки. Подозреваю, что сложенные в уголоке бруски и доски – что-то из перечисленного. Зато на железном листе стояла маленькая печурка и корзинка угля. Уже приготовилась еë растопить, но заметила двойной круг из угловатых знаков вокруг. М-м, а не так уж здесь и холодно…

Внизу тихонько заскрипела под шагами лестница:

– Здрасьте, мама передала… – над люком показалась сперва золотистая макушка со свитой в пучок косицей, а затем круглолицая девочка. Она положила на край стопку постельного, увенчанную стеганым одеялом, а потом подняла на меня голубые глаза.

Я даже не успела ничего сказать, как Виэлла, пискнув, присела, а затем и спешно спустилась вниз. Хлопнула дверь, и стало тихо.

Я простояла, наверно с полминуты в ошарашенном молчании, а затем прыснула со смеху. Бывают же совпадения!

Ничего, недельку-другую потерпим друг дружку. Максимум зиму!

***

шесть лет спустя

В нечастые свободные вечера я перед сном наслаждалась сеансом полного расслабления. Когтями на пальцах ног прочно вцепиться в потолочную балку, далее проследить, чтобы ноги были чуть разведены, расправить плечи, заложить руки за голову, отпустить всё напряжение из мышц, а из головы – мысли.

С первого этажа донёсся слабый шум, сдобренный таким эмоциональным взрывом, что стало ясно: плакал мой сеанс на сегодня. Я поспешила напрячь пресс, перехватить балку руками и спрыгнуть на пол. Осталась бы болтаться вверх ногами – не удержалась бы: внутренняя, в сени, дверь грохнула, содрогнув дом до основания. На чердак Виэлла за столько лет научилась взлетать ко мне ловко, стремительно. Только с крышкой люка обычно поаккуратнее обращалась, а не ляпала до летящей с потолка пылищи…

– Какой тихий мирный вечер, – самую малость иронично заметила я в пространство. – Привет.

Девушка остановилась посреди комнаты. От бешенства её до сих пор потряхивало, дыхание было частым и прерывистым, брови сурово хмурились.

Я примирительно приподняла ладони, приглашающе махнула в сторону кровати, и занялась своими делами. Подбросила угля в печурку: несмотря на конец марта погода держалась зимняя. Днëм солнце поднималось всё выше и выше, потихоньку плавились сугробы вдоль улиц, остервенело тивкали синицы и прыгали по лужам от капели воробьи, но ясные морозные ночи вновь превращали всё в лëд. Я принялась отковыривать от нащепанного полена толстую лучину, чтобы зажечь дополнительную лампу.

По углам прыснули яркие искры, осветив комнату белым, голубым и розоватым. Работа Виэллы. Я отложила невостребованное полено и обернулась. Она плюхнулась на кровать; круглое пухлое личико разгладились, а голубые глаза посветлели. Только брови еще супились:

– Мне холодно на тебя смотреть, – буркнула Вил, закутываясь в покрывало как в кокон. Густая светло-соломенная прядь умудрилась перекинуться вперед и закрыть всю левую сторону лица, но хозяйка призвала её к порядку резким выдохом и толикой магии. – Хотя и очень познавательно. Начинаю понимать неистребимый энтузиазм мастера Шманна…

Я ухмыльнулась в ответ, подбирая шерстяные носки и натягивая на свои узкие, с длинными подвижными пальцами ступни. Наскоро собрала отросшие до бëдер иссиня-черные волосы в хвост:

– Подумываешь податься не в алхимики, а в расоведы?

– А мама знаешь, что сейчас заявила? «У Хоризы дочка по осени замуж вышла, а сейчас здесь же в теплицы работать устроилась, а ты все ещё над книгами сидишь!» Да три кривые кочерыжки, я что, для этого столько училась? Чтобы, получив руну с отличием, а вдобавок – посох на два года раньше положенного, удобрения варить и цветочки подкармливать?! – вновь вскипела Виэлла.

Подходящей житейской мудрости для утешения подруги у меня не нашлось. Как жить бок о бок с родным человеком, который кардинально от тебя отличается, я не знала. Потому и глядела отрешенно на разгоревшийся в топке огонь, Выскочивший уголёк зашипел и моментально погас, натолкнувшись на защитный круг на полу, но навел меня на одну очевидную мысль:

– Разъехаться бы вам. По-другому обе беситься друг с дружки будете. Тебе б спокойно за своими исследованиями сидеть, а у твоей матери шило в одном месте…

Магичка выразительно захмыкала, просто истекая сомнением:

– А вдобавок – стремление за мной присматривать. Допустим, осенью я и сама не очень рвалась в Ормею ехать, зимой действительно папа приболел, но сейчас-то самое время пороги университетов обивать. А не "может, ну его, оставайся, у нас магам тоже работа найдется!" Съезжать надо сразу за перевал! Отовсюду, что ближе, она меня достанет. Вот из Агливы… или из той же Ормеи… а туда еще и не обязательно прямо под поступление приезжать… Эса, да ты гений! – она подскочила на кровати вместе с теплым коконом: – Соберемся скоренько, выйдем, – она нас до утра и перехватить не успеет!

– Рекомендую дождаться рассвета, – авторитетно посоветовала я, скидывая со стула рабочий свитер и устраиваясь на нем нога на ногу, – там и на дорогах безопаснее, и дилижансы ходить начинают…

– Я. Хочу. Сама! Своим умом и своими ногами! – безапелляционно заявила подруга, гордо вздернув подбородок. Но, поглядев несколько секунд куда-то в сторону изодранной потолочной балки, добавила уже тише: – Но от компании не откажусь, с твоим опытом всяко надежнее… А утром меня просто никто не пустит.

Трещал в тишине огонь в печурке. Виэлла смотрела на меня огромными голубыми глазами, нервно комкая угол покрывала. Я же отрешенно блуждала взглядом по комнате, разглядывая большой стеллаж вдоль ската, стопки книг у стола, висящие на приколоченных к стропилам крючках вещи. Зимняя куртка, шапка меховая, шапка вязаная, плащ… поношенный вещмешок, старый друг, заброшенный на столько лет.

– А и давай прогуляемся, – хлопнула себя по коленям и поднялась. – Что брать, знаешь? К полуночи успеешь?

– Да. Конечно…– что-то несвязно бормотала Виэлла, пока выпутывалась из пледа. и, окрыленная, летела обнять до хруста в рёбрах. – Всё, всё возьму! Спаси-ибо!..

Я пошатнулась и неловко потрепала золотистую макушку:

– Только учти, нам это на себе тащить… ну, раз решилась, давай! Иди. Жду твоего сигнала.

***

В семействе Д'Ивер все ложились спать довольно поздно, так что времени на сборы у меня было предостаточно.

Первым на кровать полетел вещмешок. Эх, запомнился он мне куда более крепким, а сейчас глядь: днище потертое, лямки надорвались, в кармане дырка, общую пошарпанность даже упоминать не буду. Но ничего, ещё походит!

Капитальный шкаф с дверцами, ящиками и всем прочим, что там ему полагается, мне заменял широкий стеллаж. От пыли и лишних взглядов его содержимое скрывали занавески цвета ясеневой древесины снаружи и в отвратительно аляповатые цветочки изнутри. Уже не помню, почему у меня поднялась рука прибить именно эти три куска ткани на кромку, но точно знаю, почему за столько лет не поменяла: Вил регулярно практиковала на них искусство иллюзий. За это время в комнате каких только шкафов не стояло! И золотые, и деревянные, с шитыми серебром портьерами, с узорами и инкрустацией…

На одну сторону кровати полетела экипировка, на другую – кучкой сменное и всякая нужная мелочёвка. Проверила состояние любимого ножа – тяжелый клинок остёр и отполирован, в прочных ножнах. Оглядела еще раз полки и наткнулась на карандашный рисунок.

Он притулился на внутренней стороне боковины, вроде и не прячась, а вроде и не на виду. На несчастного студента, потерявшегося в темном коридоре, надвигалась из темноты высокая тощая фигура, угрожающе протягивая когтистые руки. Половину узкого лица занимали зеленые глазищи, половину – оскаленные челюсти. Длинные черные косы сливались с тьмой позади. Снизу шла кривоватая надпись "Бледная шлёндра", стилизованная под учебник "Человекоядная нежить всех сортов и мастей"

На этот рисунок я всегда глядела с неослабевающей гордостью. Почетный трофей, признание меня состоявшимся охотником на магов! Даже портретное сходство угадывается!

Когда я, впервые придя сюда, договаривалась поработать на благо Эверра, в планах было вскоре продолжить путешествие. Но холода и непогода пришли рано и сильно, ночная работа оказалась неожиданно интересной, и полмесяца превратились в месяц, затем в "ну, перезимую"… И как-то совсем уж внезапно – в без малого шесть лет. Впрочем, чего жаловаться. Когда-то я мечтала стать всамделишним охотником на магов, а тут, по факту, и стала. Знаешь, по какому механизму работает отвод глаз – и в следующий раз поймаешь нарушителя. Невидимость, проход сквозь стены, замедление и ускорение, иллюзии, ловушки – чего только хулиганы не придумывали! Пришлось учиться. Теорию не хуже Виэллы вызубрила.

После упаковки осталось последнее дело – сесть за письма. Одно директору Эверру, о прекращении нашего прекрасного сотрудничества, дополненное рекомендацией кандидата на скоропостижно освободившийся пост. После недолгих раздумий и куда более долгих подборов правильных слов написалось и второе – отцу Виэллы. Немногословный, спокойный и весь какой-то благодушный, он располагал к себе и заслуживал хоть какой-то весточки. Надеюсь, что между сухих строк "перерыв в аренде из-за тяги вашей дочери к путешествиям", Ульрик Д'Ивер поймëт, что его дочь пусть и ушла в ночь в неизвестном направлении, но всё–таки под присмотром.

***

Из сладкой дрëмы, я вынырнула, по ощущениям, около полуночи. Минуту полежала. Внизу неподвижное крупное пятно по правой стороне – спящие родители. По левой стороне – суетливо кружила не передумавшая Виэлла.

Занятно, что обычный, "человеческий", эмпат, никого бы, наверно, и не почувствовал. Ему, чтобы уловить эмоции, нужно подобраться метра хотя бы на два. Я же чую не менее чем с десяти, но только присутствие. Что-то самое базовое, что испытывает всё живое. А нормальные эмоции – очень сильные и почти вплотную.

До условного знака – тихого стука в окошко – я как раз успела заплести в толстую косу черные волосы, полностью одеться, приладить на бедро чехол с ножом. Необыкновенно тщательно заправила постель, оставив на покрывале записку. В последний момент перед выходом, уже набрасывая безразмерный плащ, метнулась к шкафу за памятной карикатурой.

Перед домом, под тусклым фонарём, переминалась Виэлла. Очертаниями она напоминала популярную садовую скульптурку. Кокон теплой пуховой куртки до колен, накинутый на смешную вязаную шапку капюшон, возвышающийся над головой рюкзак и красно-фиолетовая поясная сумочка. На эту вырвиглазную штучку я обильно пускала слюни: пятое измерение, внутренний объем вдесятеро больше! У ног лежало две пары коротких широких лыж.

– Предусмотрительно, – одобрила я. – На перевале пригодятся.

– А может, не туда? – нерешительно предложила Вил, стискивая тонкий посох, гордость любого волшебника. – Всë-таки и мама в первую очередь про перевал подумает, и в Ормее я уже бывала…