Однажды я встретила волка

Пролог

Восторженный детский визг раздался над равниной, эхом разбиваясь о плотную стену леса на краю. Жевавшие траву коровы лишь дернули ушами, а вот молодой пастух, лежавший неподалеку, приподнял платок, которым прикрывал голову от жары, и нахмурился.

– Расшумелись… – проворчал он, а затем крикнул: – Эй, зайцы, не убегайте далеко!

«Зайцы» в ответ рассмеялись, и пастух, махнув рукой, снова спрятал лицо за тканью.

Мальчишки играли в салочки в стороне от пастбища, в высокой траве, которую коровы не успели вытоптать и съесть. Они петляли в море полевых цветов, иногда припадая к земле и перекатываясь, чтобы запутать следы, хватали друг друга за рубахи, которые были им великоваты, сбивали друг друга с ног и хохотали. И совершенно не замечали, что все дальше отходят от прикорнувшего пастуха, и все ближе становятся ели, бросающие тень на равнину.

Один из мальчишек, убегая от водящего, запнулся о кочку и распластался по земле. От удара грудью сперло дыхание, в нос ударил терпкий запах ромашки, но он покрепче сжал зубы и затаился, надеясь, что его не заметят. Голоса отдалились. Довольный своей выходкой, маленький хитрец поднялся на четвереньки и вытер рукавом выступившие слезы.

А потом он увидел пару глаз, смотревших на него из-под широких лопухов.

Мальчик хотел закричать, но от страха у него свело горло – он смог лишь рухнуть на зад и попытаться отползти подальше. Из тени показалась маленькая волчья мордочка, серая, покрытая неровными черными подпалинами. Зверек припал брюхом и прижал уши, будто старался выглядеть как можно более безобидным.

– Келар! – раздались крики над равниной. – Ты где?

Волчонок бросил испуганный взгляд в сторону, откуда слышались детские голоса. А сам Келар вдруг перестал бояться. Огромные медовые глаза юного жителя леса больше не казались ему злыми – быть может, потому что он разглядел в них тот же страх, который сковал и его.

– Эй, – хрипло спросил он, – ты… вол… вол-ко-люд?

Уши волчонка дернулись, уловив человеческую речь, а затем он сам подался вперед и ткнулся носом в руку.

– Щекотно! – рассмеялся мальчик, и зверь, довольно тявкнув, припал на передние лапы. – Хочешь поиграть с нами? Отец и брат говорили, что вы злые и опасные, но ты совсем другой.

Он протянул ладонь, чтобы потрепать волчонка между ушами, как часто делал с деревенскими псами, но тому жест не понравился. Мордочка тут же скрылась среди листьев лопуха, вызвав у Келара разочарованный вздох.

– Ну вот… – протянул он обиженно.

Где-то вдалеке, со стороны гор, раздались громовые раскаты. По равнине снова прозвенели визги: «Дождь идет! Дождь!», а затем и крик пастуха: «Келар! Куда запропастился, сорванец?»

– Мне пора, – зачем-то сказал мальчик и поднялся на ноги. А когда обернулся, вновь увидел волчонка, выглядывающего из травы. – Ты все-таки хочешь поиграть?

В небе снова прогремел гром, но теперь Келар уже не слышал своих сверстников. Жесткая шерсть на холке оказалась совсем не такой, как у собак, но ему почему-то понравилось трогать ее пальцами. Волчонок следил за его действиями настороженно, но вскоре совсем осмелел и даже лизнул своего нового друга в лицо.

– Кел! – Неожиданно голос пастуха зазвучал совсем рядом, заставив зверька отскочить. – Вот ты где! Я же велел не подходить близко к лесу, отец отругает нас обоих, если!..

Юноша подавился словами, так и не закончив отчитывать младшего брата. Несколько мгновений он смотрел на малыша-волколюда, который запутался в собственных лапах и выпучил глаза от ужаса. Вместе с ним испугался и Келар.

– Брат, подожди, он хороший!..

– А ну, отойди! – рявкнул пастух, замахиваясь палкой.

Волчонок завизжал и бросился в кусты, а его обидчик подтащил Келара за руку и крепко прижал к себе.

– Я ведь просил не уходить далеко! – набросился он на младшего. – Здесь опасно, ты же знаешь!

И будто в подтверждение его слов из высокой травы раздалось разъяренное рычание.

Глава 1. Митьяна

На землях Калсангансого удела достоверно известно лишь об одном зверолюдском клане, проживающем в лесах на севере, и то, благодаря бойне, разразившейся на тех землях на 203 году с основания удела, в месяц Тени. По словам очевидцев, волки явились в деревню Альрикан отомстить за убитого сородича: они вырезали весь скот в стойлах и загрызли несколько человек. Снег пропитался человеческой и животной кровью и еще седьмицу напоминал жителям о том, что бывает, если разозлить хозяев леса.

Особую осторожность следует проявлять на восточном тракте Алсена, идущем вдоль лесов Лииш: ни в коем случае не сходить с тракта, чтобы не попасться в зубы волкам-двоедушникам.

Впервые Митьяна увидела волколюдов спустя несколько дней после летнего солнцестояния.

Рассвет выгнал её из дома, пока отец и вся деревня еще спали. Травница умылась колодезной водой, вышла во двор, вздохнула полной грудью свежий утренний воздух и направилась в курятник.

Тогда-то она их и увидела.

Незнакомцы выглядели как обычные люди. У одного были густые волнистые волосы, черные с проседью; на лице уже залегли морщины, но взгляд был пронзительным, цепким. В осанке и в походке мужчины чувствовалась сила, древняя, как мир, перед которой хотелось склонить голову и упасть на колени, чего Мита едва не сделала. Усилием воли она заставила себя заскочить в курятник и прижаться к деревянной стене, мелко дыша и цепляясь пальцами за неровные доски.

Через узкую щель Мита наблюдала, как мужчина прошел мимо их забора. Следом шагал юноша, похожий на него чертами лица, но он не вызывал в ней такого же трепета. Его взгляд был мягче, волосы – светлее, цвета влажной сосновой коры у корней. Девушка невольно залюбовалась им: он был выше и шире в плечах, чем любой из деревенских парней; на нем была простая льняная рубашка, и Мита на миг вообразила скрытое под ней смуглое мускулистое тело.

Впрочем, травница быстро потеряла его из виду, а выйти и разглядеть получше так и не решилась. Чутье подсказало ей, что гости были волколюдами.

С самого детства Митьяна слышала о соседях, живущих в лесу Лииш, только страшные байки и разномастные слухи. Волколюды не были ни людьми, ни зверьми; их считали порождением злых древних богов и поминали недобрым словом. Рассказами о волколюдах пугали непослушных детей, которые убегали слишком далеко на равнину или не хотели ложиться спать. Из-за опасных соседей никто не ходил в лес – кроме, разве что, Гидера, отца Митьяны, который зарабатывал на жизнь охотой.

Сама Мита тоже нередко ходила в лес – за травами. Здоровье отца и жителей деревни были для Миты важнее слухов, а Лииш представлял собой настоящую сокровищницу лекарственных растений. В деревне она была кем-то вроде знахарки: лечила недуг, делала укрепляющие и успокаивающие отвары, обрабатывала раны и ссадины, могла даже скот осмотреть. К каждому Мита относилась с заботой и теплотой. Многие приходили к ней за помощью или советом. Жена старосты, Радия, любила её как родную, и от этого Мита смущалась: материнская ласка была ей чужда, так как своей матери она совсем не помнила.

Впрочем, любое внимание вызывало у нее смущенную улыбку. Митьяна была невестой хоть куда: многое умела по хозяйству, вкусно готовила и вдобавок была красавицей, хотя внешний вид – последнее, на что обращали внимание. Много кто хотел жениться или женить на ней своих сыновей, но Мита в ответ на неловкие ухаживания деревенских лишь улыбалась и качала головой. Замуж за кого-то из них ей совершенно не хотелось, а знакомиться с парнями из других деревень – тем более. Отец почему-то не возражал против долгого девичества. Мите иногда казалось, что он просто боялся отпустить её в другую семью.

Пожалуй, тот юноша-волколюд был первым за последние несколько лет, кто привлек её внимание. Правда, мысль об этом Мита постаралась отогнать от себя как можно скорее и вернуться к курам, которых следовало покормить.

– Да ладно! Волколюда? С ума, что ли, сошла – совать наружу нос, когда они в деревне?

Когда солнце поднялось высоко над лесом, к Мите пришла Зера, подруга и соседка из дома напротив, и предложила вместе заняться стиркой. За делом Мита рассказала ей о том, кого видела на рассвете. Ответ Зеры заставил её нахмуриться.

– Подумаешь, – отозвалась травница, пока складывала стираное белье в бадью с раствором мыльнянки. – Ничего страшного не случилось.

– Как же! Нам что, просто так староста велит сидеть дома, когда они приходят в деревню?

– Староста ничего не велит. Все боятся просто.

– И зря, что ли?

– Ой, Зера, не начинай. Ты же знаешь, я не люблю подобные разговоры.

Собеседница тряхнула косой, сдула с носа темные кудри и взяла свою бадью с бельем в руки. её глаза блестели от негодования.

– А как же недавний случай на равнине? – спустя некоторое время поинтересовалась она.

Мита тяжело вздохнула и вышла за калитку. Ей совершенно не хотелось превращать полоскание на реке в очередной поиск правых и виноватых.

– Пилару стоит лучше приглядывать за своим братом, – бросила она через плечо, пресекая очередную попытку затеять спор, – а не спать в траве на пастбище.

Исчерпав запас доводов, Зера засопела и молча направилась следом за подругой.

Девочки дружили с ранних лет. Обычное дело, особенно когда дома стоят совсем рядом. Зера росла без родителей, её воспитывал дед Казир, которого в деревне все уважали – в молодости он, как и отец Миты, был охотником и помогал пастухам защищать скот от хищников. Нельзя было обвинить его в том, что он не уделял внучке внимания, но Зера все равно частенько скучала, хоть и старалась всячески развлечь себя рукоделием – плетением или шитьем. В Мите она нашла не только лучшую подругу, но и товарища по несчастью и сообщницу по части шалостей. Они провели все детство, вместе гоняя кур и коз, убегая от гусей старосты, которые постоянно щипали их за голые пятки; купались в речке, катались на пугливых жеребятах и от души хохотали над собственными проделками. Взрослые постоянно ругали проказниц, но сквозь улыбку.

Их детство было озорным, веселым и светлым. Никаких тревог о будущем, ни одной мысли о страшных волколюдах, живущих в лесу. Вот только стоило им повзрослеть, как мир открыл суровую правду: даже здесь, в деревне, никто не мог обеспечить им полную безопасность.

Впрочем, Мита с этим смирилась быстро, а вот Зере оказалось тяжелее. Она так и осталась смутьянкой с наивной девичьей душой, которая верила каждому слову и любила поворчать о несправедливости жизни.

– Слушай, а точно ничего не будет? – осторожно спросила она у Миты, когда девочки спустились, наконец, к реке и поставили бадьи на деревянные мостки. – Пилар ведь напал на того волчонка. Даже ранил его.

– Мне кажется, он перестарался, хотя его тут винить не в чем – любой деревенский бы запаниковал на его месте.

– А если волколюды мстить придут? Ну, как триста лет назад.

– Как тогда – не придут, – отрезала Митьяна. – Никому из нас бойня не нужна. Думаю, как раз поэтому сегодня утром те двое и приходили. Не знаю, кто они, но наверняка со старостой говорили.

– Я боюсь, Мит… – Зера поежилась и опустила рубашку из бадьи в воду.

Травница потрепала её по плечу.

– Напрасно. Если они все еще не пришли порешить обидчика, значит, с волчонком все хорошо. Не забивай себе голову. Пилар сделал глупость, оставив младшего брата на равнине без присмотра. Вожак волколюдов и староста не допустят, чтобы мы из-за этого перебили друг друга.

– Сделал глупость?.. – переспросила Зера растерянно.

– Он говорил, что волчата напали на Кела, – пояснила Мита, – но кто его знает, как на самом деле было.

– А почему ты сомневаешься?

– Сама подумай, ну зачем им нападать на него? Они же еще маленькие, не охотники. Их мысли заняты не убийством, а игрой. Вспомни нас с тобой – какими мы были в их возрасте? Нам хотелось веселиться, познавать мир, проказничать.

– Но мы люди, а они – нелюди. Ну как у них желания другие?

– Ты хоть одного волколюда видела, Зера? Зверем или человеком? Конечно, нет, – продолжила Мита, не дожидаясь ответа, – в нашей деревне их видели единицы. Я и сама их впервые сегодня встретила, до этого даже в лесу с ними не сталкивалась. Так почему судишь, если не знаешь наверняка?

Зера поморщилась.

– А слова деда или молочницы Риваны для тебя, получается, пустой звук?

– Ты и сама знаешь, дед Казир любит приукрасить. А Ривана ворчит, потому что вечно чем-то недовольна.

– А Пилар? – не унималась Зера.

– А Пилару я бы в жизни не поверила. Тот еще любитель приврать, чтобы не отвечать за собственные глупости. Ой, – Мита махнула рукой, – тебя не переубедишь.

Зера пожала плечами и вытащила на мостки мокрую рубашку.

– Надо будет в следующий раз взять у тебя мыльный корень, – перевела она тему, наблюдая, как Мита полощет свои полотенца. – Чище выходит.

– Мало у меня осталось, – вздохнула травница. – В лес идти надо, там у реки песчаные берега и мыльнянки много. Но пока нельзя, староста запретил. Кто знает, когда в другой раз можно будет.

– А у нас не растет?

– Почти нет.

– Жа-аль, – протянула Зера.

Мита опустила в воду очередное полотенце и подумала, что жалеет вовсе не о запасах мыльнянки, а об иссякающих заготовках лечебных трав. А еще она чуточку расстроилась, что не сможет в скором времени прогуляться по любимым местам и собрать вкусных ягод. Впрочем, ей оставалось только ждать, а терпения у нее всегда хватало на троих.

В нынешние неспокойные времена охотники были на хорошем счету. Пастухи нередко просили их отогнать или отстрелить хищников, таскающих скот. Среди зажиточных купцов и дворян всегда был спрос на пушнину и кожу, которую охотники добывали в северных лесах. Мясо диких зверей тоже ценилось высоко – как необычное блюдо, которое непросто было достать. Из костей любили делать ножи и приборы – а кто-то даже носил украшения.

В общем, деньги у охотников водились. Правда, обратной стороной монеты была опасность промысла.

Митьяна каждый раз нервничала, когда отец уходил в лес. Он мог не ночевать дома по несколько дней – два, три, а бывало и неделю. Травница не переставала думать о холодных ночах, о зверях, которые никогда не прочь полакомиться неосторожным человеком. Ей было страшно представить, что когда-нибудь он, охотник, сам станет кому-то добычей или переступит порог дома, зажимая ладонью страшные рваные раны.

Сама Мита леса не боялась: она ходила туда при свете солнца и нередко – в сопровождении отца. К тому же она прекрасно понимала, что Лииш и его обитатели по-разному относятся к травнице и к охотнику. Мита приходила наполниться силой леса и принять его дары. Отец же был чужаком, который истреблял в нем жизнь. Мита не верила в мстительность самой природы, но в тени многолетних елей хватало тех, у кого был повод точить на охотника зуб.

Впрочем, в свете последних событий, лес оказался закрыт для людей. Мита не представляла, что они будут делать, если это затянется.

Отец, похоже, старался не унывать. Когда травница вернулась с реки, он заканчивал со сбором товара на продажу.

– Ты собрался в город? – с порога спросила Мита.

Мужчина затянул последний мешок и обернулся к дочери. Глаза его улыбались, но она заметила в них проблеск грусти.

– Продам остатки с прошлой охоты. Лучше запастись на черный день.

– Сейчас же не спрос на меха. Ты сильно продешевишь.

– Знаю. Но нам придется покупать еду за деньги, пока история с волколюдами не уляжется.

Мита поставила бадью с бельем на пол и присела на край лавки.

– Они приходили к нам? Ты говорил со старостой?

– Говорил. Глава клана пришел в деревню без предупреждения, рано утром, и привел с собой сына. Хвала богам, Дирку хватило ума разогнать всех по домам еще вчера, не то вся деревня встала бы на уши.

– Они из-за случая на равнине пришли?

– Хорошо, что с переговорами, а не требованием выдать им Пилара…

Охотник сел и устало потер глаза. Он и так был невысокого роста, а когда сгорбился на скамье, то и вовсе показался Мите усохшим старичком. Гидер не походил на других деревенских: ниже, уже в плечах, черты лица мягче, даже говор иной. Если не знать о роде занятий, его можно было принять за купца. Мита подозревала, что кто-то из его предков родился в городе, возможно, даже в Алсене, самом близком к деревне, но отец никогда не рассказывал о них.

– Клан волнуется, – продолжил он после недолгого молчания. – Вчера Рууман пресек попытку недовольных напасть на деревню. Мать пострадавшего волчонка была в бешенстве и, не удержи её глава клана, не оставила бы здесь ни единой живой души. Но меня беспокоит не это…

Митьяна сама не заметила, как сжала пальцами подол юбки.

– Рууман отправляется в западные земли. Он сказал, что у зверолюдов есть общее дело, которое нужно решить… Неудачное они время выбрали, ох, неудачное… Надеюсь, Рууман понимает, чем рискует…

Охотник вздохнул и сцепил пальцы в замок. Мита опустила взгляд на свои руки и заметила, что они подрагивали.

– Пока вождь клана не вернется, в лес нам ходить запрещено? – тихо спросила она.

– Похоже на то. Защиту нам никто не обещает.

Знахарка подошла к отцу и присела рядом с ним, положив ладони на его руки.

– Ты переживаешь, что со мной что-то случится? Не волнуйся. Деревенские меня в обиду не дадут.

– Тебе травы нужны… – вздохнул он.

– Ничего. Нам с тобой хватит, деду Казиру и Зере тоже. А остальные поймут, коли времена непростые.

Отец слабо улыбнулся и обнял Митьяну.

– Ты всегда видишь лучшее в жизни и в людях, милая. Боги наградили меня прекрасной дочерью.

Травница отстранилась и поцеловала его в лоб.

– Тебе пора, – сказала она. – Иначе не успеешь добраться до города к вечеру.

Глава 2. Лик

Волколюды отличаются от обычных волков. Они гораздо крупнее, увидишь – не спутаешь. А еще в их глазах есть проблески человеческого разума. Когда я встретился с этими созданиями и уже решил, что отправлюсь к первым богам, они, в отличие от диких зверей, не бросились на меня. Один из них зарычал на сородичей – и те отступили, будто повинуясь приказу. Похоже, он среди них был главным. Никогда бы не подумал, что у волколюдов тоже есть такие понятия, как власть и положение в обществе.

Хоть клан Лииш и жил по-людски в поселении в самой глуши леса, порядками и повадками его члены напоминали волчью стаю: Рууман ушел только вчера, а волколюды уже почуяли в его сыне слабину и попытались вывести из равновесия его, а заодно и всю общину. Лику пришлось быстро взять себя в руки и поставить смутьянов на место, вбив в головы сородичей, что закон их вождя никто не отменял, а в его отсутствие он, Лик, несет его волю и следит за её исполнением.

Советник Ирмар, в происходящее не вмешивался. Если бы он принялся усмирять недовольных, то оскорбил бы не только Лика, но и Руумана, доверившего дела сыну. У волколюдов чем ты сильнее, тем выше твое положение в общине. В жизни Лика в очередной раз наступил момент, когда ему пришлось доказать, что свой статус он получил по праву.

Чтобы выплеснуть накопившееся раздражение, Лик с рассветом поднял на лапы половину воинов и повел их на обход земель. На деле же он погонял их по лесу, да так, что в селение волки возвращались, тяжело дыша и подбирая свисавшие набок языки. Ирмар решения Лика не одобрил. Тот понял это по его взгляду, но повода высказаться не дал – советник и так следил за каждым его шагом и не упускал случая прочесть нравоучения. Отношения у них, мягко говоря, не складывались: Лик злился, что Ирмар до сих пор считал его щенком, постоянно опекал и пытался учить жизни.

Лик послал патруль к северной границе, к плато Авент. Во главе отряда он поставил Тайру, первую воительницу клана и свою младшую сестру, а сам отправился на юго-восток, где простиралась равнина, отделявшая лес Лииш от людской деревни.

Солнце стояло в зените, заливая просторы ровным ярким светом. Лик шел вдоль кромки леса. Лииш был ему домом: он родился в его глуши, вырос, бегая среди стволов могучих сосен и елей; здесь он поймал своего первого зайца и первую крупную добычу – молодого оленя с небольшими рогами. Эти рога до сих пор висели в его комнате, как напоминание: Лик когда-то слышал, что человеческие охотники хранят свои трофеи на память, и это пришлось ему по душе.

Да, он любил этот лес, и потому мысль о том, что его придется с кем-то делить, зарождала противоречивые чувства.

С одной стороны, отец был прав: если клан не научится жить в мире с людьми, два народа рано или поздно перебьют друг друга. Лику было все равно, кто у них в соседях, лишь бы они держались границ и не лезли в дела клана. Люди же нарушали оба этих условия. Они отобрали себе равнину под выпас скота и не реже двух раз за седьмицу заходили в лес. Деревенский охотник, к примеру, отстреливал дичь, которая принадлежала клану и кормила волчат. Более того – люди смели нападать на их сородичей! Только этого, по мнению половины клана, было достаточно, чтобы развязать войну.

Лик поднялся на небольшой скалистый выступ и направил морду по ветру. Воздух был плотным и душным. Волколюд старался держаться тени: его бурый с рыжиной мех быстро нагревался на солнце. Взгляд его темно-зеленых глаз был направлен на равнину – огромное море пестрых цветов и пожелтевших от жары трав, в котором бродили черно-белые и ржаво-коричневые коровы. Река, бегущая с гор на севере, огибала равнину серебристой лентой, билась на два рукава, одним из которых обнимала нестройную кучку низких домов, сливалась с тонкой ниткой родника, текущего у подножия холма, и убегала на юг. Над крышами вился дым; ветер подхватывал его и уносил на тот берег, где начинался светлый сосновый лес.

Лик вздохнул полной грудью и прикрыл веки, вслушиваясь в стрекот кузнечиков. В моменты, когда его глазам представала мирная деревня, она казалась ему прекрасной. Так и должно было быть: люди живут своим чередом, волколюды – своим. Днем над равниной не стихают детский смех и радостное повизгивание волчат. Вечерами слышны задорные песни у костра. Ночью царит тишина и покой.

Но народам никак не удавалось прийти к согласию. Людям проще бояться, а не договариваться. Если бы они были животными, то уже давно бы погибли: тот, кто не умеет бороться и добиваться своего, рано или поздно кончает добычей в чьих-то зубах. Внутри каждого же из сородичей Лика жил Зверь, которому хотелось быть главным и подчинять других своей воле. Не раз сын главы ловил себя на том, что ему нравится быть сильнее людей, нравится мысль об их угнетении. Но вместе с этим он хотел стать частью размеренной жизни, где одни помогают другим, где нет ожесточенных битв за право и статус. Стая – это хорошо, ведь узы в ней были крепки и нерушимы. Радость и горе одного становилось радостью и горем каждого. Любой чувствовал себя защищенным, потому что знал – сородичи заступятся и помогут. Но Лику все равно казалось, что в их жизни не хватало крайне важного кусочка – возможности свободно выйти из тени.

Наверное, и отец испытывал что-то подобное, когда приходил сюда – и потому до сих пор полон решимости оберегать шаткий мир.

Лик пробыл на выступе еще немного, наблюдая, как пастух гонит коров к реке. Затем повернулся к равнине хвостом и потрусил в лес.

Тайра Отважная, младшая дочь главы и первая воительница клана, была на порядок вспыльчивее брата. Тем не менее, на нее засматривались многие воины и охотники клана. её человеческий облик был красив: густые вьющиеся волосы цвета мокрой земли, пронзительные дымчатые глаза и нежная смуглая кожа, не изуродованная шрамами. Она больше походила на мать: высокая, гордая, настоящая княжна этих земель.

Но ухажеры Тайру не заботили. Единственное, чего она всегда хотела – стать еще сильнее, подняться еще выше и превзойти брата, который был хоть и не таким приметным, но более уважаемым.

С обхода северных границ первая воительница пришла с неприятными вестями.

– Дай угадаю, – отозвался Лик, с порога завидев хмурое лицо Тайры. – Вы подрались с Кира-Талун.

– Все не так, – буркнула сестра, с размаху опустилась в плетеное кресло в углу и закинула ногу на ногу. – Они напросились.

– Значит, подрались.

– Проучили молодняк, – поправила та. – Котята снова полезли на плато проверять, кто из них храбрее… или безрассуднее. Всевидящая, я не разберу, что у них за забавы такие? Еще и осмелились дразнить нас, воинов клана Лииш! Мелкие, дерзкие – языки б им повырывала…