Черный ворон

Ann Cleeves

Raven Black

Copyright © Ann Cleeves 2006

By arrangement with John Hawkins & Associates, Inc., New York

© Рокачевская Н., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Энн Кливз – член «Отдела убийств» и работает вместе с другими северными писателями над продвижением жанра детектива.

В 2006 году Энн получила за книгу «Черный ворон» премию «Кинжал Дункана Лори» в номинации «Лучший детектив».

Книги «Ловушка для воронов» и «Рассказывая сказки» легли в основу сериала «Вера».

Энн Кливз наследует своим великим предшественникам, создавая объемные, психологически точные портреты персонажей. Бескрайние пейзажи и удушливая атмосфера провинциальных городков, проницательность детектива и нестандартные методы расследования – все это откроет новые грани современного британского детектива.

www.anncleeves.com

Благодарности

Пытаться написать книгу о Шетландских островах, живя в Западном Йоркшире, – это полное безрассудство, которое невозможно было бы осуществить без помощи и поддержки шетландцев. Спасибо Бобу Ганну, всем сотрудникам Шетландского фонда искусств, особенно Крисси и Алексу, Мораг из библиотеки Леруика, Бекки и Флортье за понимание того, что такое быть молодым, и еще раз Бекки за подробные советы по рукописи. Отдельного упоминания заслуживают Фэр-Айл, где все началось, и наши тамошние друзья. Несмотря на их помощь, в тексте наверняка обнаружатся неточности. Все они – исключительно моя вина.

Глава 1

Новогодняя ночь, двадцать минут второго. Точное время Магнус знал благодаря толстенным, принадлежавшим маме часам, грузно восседавшим на каминной полке. В углу в плетеной клетке бормотал и каркал во сне ворон. Магнус ждал. Комната была готова к приему гостей: в камине тлел торф, на столе стояли бутылка виски и имбирный кекс, купленный в «Сейфвее»[1] во время последней поездки в Леруик. Магнуса клонило в сон, но ложиться он не хотел – вдруг кто-нибудь постучится? Если в окне горит свет, может, кто и придет – с хохотом, выпивкой да байками. Восемь лет уже никто не заглядывал поздравить его с Новым годом, но он все равно ждал. На всякий случай.

Снаружи стояла мертвая тишина. Ни малейшего ветерка. Когда на Шетландских островах не дует ветер, испытываешь дискомфорт. Все напрягают слух, будто чего-то не хватает. Днем выпал легкий снежок, а к вечеру его сковало инеем – в последних лучах света, да и потом, в темноте, под лучом маяка, сверкал каждый твердый как алмаз кристаллик. Магнус не покидал комнату в том числе и из-за холода. В спальне стекла изнутри наверняка покрылись морозными узорами, а простыни будут сырыми и ледяными на ощупь.

Видимо, он задремал. Будь Магнус начеку, он услышал бы их приближение. Они шли весьма шумно. Он услышал бы их смех и нетвердые шаги, увидел бы, как луч фонаря мечется за окном с незадернутыми шторами. Его разбудил стук в дверь. Он вздрогнул, поняв, что ему снился кошмар, но детали сна уже расплывались.

– Входите! – крикнул Магнус. – Входите, входите!

Он поднялся с трудом – тело одеревенело и ныло. Они, наверное, уже в тамбуре. Послышался шепот.

Дверь распахнулась, впустив ледяной порыв ветра и двух девушек – пестрых и ярких, как экзотические птицы. Они явно были пьяны. Держались друг за друга, чтобы не упасть. Одежда не по погоде, но щеки пылают, и от них веяло жаром, будто от печки. Одна блондинка, другая – брюнетка. Блондинка была миловиднее: круглолицая, с мягкими чертами. Но взгляд Магнуса сначала выхватил брюнетку: в ее черных волосах светились синие пряди. Ему дико хотелось потрогать их, но он сдержался. Так можно и спугнуть.

– Входите, – повторил он, хотя девушки уже вошли.

Наверное, он произвел впечатление старого дуралея, твердящего одно и то же. Над ним вечно смеялись. Звали тормозом – и, может, не зря. На лице Магнуса расползлась улыбка, и в голове всплыли мамины слова: «Сотри с лица эту дурацкую ухмылку! Хочешь, чтобы люди считали тебя еще тупее, чем ты есть?»

Девчонки хихикнули и прошли в комнату. Он закрыл за ними обе двери – внешнюю, покореженную непогодой (ту, что вела в тамбур), и внутреннюю. Хотел удержать тепло – и боялся, что они сбегут. Не верилось, что к нему на порог явились такие прекрасные создания.

– Садитесь, – сказал он. Кресло было только одно, но у стола стояли еще два стула – дядина работа, из пла́вника. Магнус подвинул их ближе. – Выпьем за Новый год?

Девушки снова захихикали, вспорхнули, как мотыльки, и опустились на стулья. В волосах – мишура, одеты в меха, бархат и шелк. На блондинке были сапоги с серебряными пряжками и цепочками, лакированная кожа сверкала, как свежий деготь. Высокие каблуки, острые носы. Магнус никогда не видел такой обуви и на секунду застыл, уставившись на нее. На брюнетке были красные сапоги. Мужчина встал во главе стола.

– Мы не знакомы, да? – спросил он, хотя, присмотревшись, вспомнил, что видел их проходящими мимо дома. Магнус говорил медленно, чтобы его поняли. Порой его слова сливались, звучали странно, как карканье ворона. Он научил птицу паре слов. Иногда ведь неделями поговорить было не с кем. – Откуда вы?

– В Леруике были, – ответила блондинка. Она сидела на низком стуле, а потому, чтобы взглянуть на Магнуса, ей пришлось запрокинуть голову. Он разглядел розовый язык и горло. Короткая блузка задралась, обнажив складку кожи, такой же шелковистой, как ткань, и пупок. – Праздновали Хогманай[2]. До конца дороги нас подвезли. Шли домой, увидели свет в окне.

– Ну что, выпьем? – нетерпеливо предложил Магнус. – А?

Он взглянул на брюнетку, но та молча озиралась, медленно изучая комнату. Ответила опять блондинка:

– У нас есть своя выпивка.

Она вытащила бутылку из вязаной сумочки, которую все время держала на коленях.

Заткнутая пробкой бутылка была полна на три четверти. Магнус решил, что это белое вино, но не был уверен. Он никогда не пробовал вина. Девчонка вытащила пробку острыми белыми зубами. Его передернуло. Когда он сообразил, что она делает, ему захотелось крикнуть: «Остановись!» Он представил, как ее зубы ломаются у корней. Надо было предложить открыть самому, как полагается джентльмену. Но он лишь завороженно смотрел. Девушка отхлебнула из горлышка, вытерла губы рукой и передала бутылку подруге. Магнус потянулся за виски. Руки дрожали, и несколько капель пролилось на клеенку. Он поднял стакан, и брюнетка чокнулась с ним бутылкой. Ее узкие глаза были подведены черным карандашом, а веки накрашены синими и серыми тенями.

– Я Салли, – представилась блондинка. Похоже, она не способна молчать, в отличие от своей подруги. Шумная какая. Болтовня да музыка. – Салли Генри.

– Генри… – повторил он. Фамилия знакомая, но Магнус не мог вспомнить откуда. Он явно отстал от жизни. Мысли и раньше были заторможенными, а теперь и вовсе продирались с трудом, будто сквозь густой морской туман. Угадывались очертания, но без ясности. – Где ты живешь?

– В доме в конце залива. Рядом со школой.

– Твоя мама – учительница.

Теперь он вспомнил. Ее мать была небольшого роста. С северных островов. С Анста или Йелла. А ее муж с острова Брессей работает в администрации. Магнус видел, как он разъезжает на большом внедорожнике.

– Ага, – вздохнула она.

– А ты? – спросил он брюнетку, которая нравилась ему больше – так сильно, что он невольно переводил на нее взгляд. – Как тебя зовут?

– Кэтрин Росс, – впервые заговорила она.

Голос для девчонки низковатый, решил Магнус. Глубокий, ровный. Как черная патока. На секунду он забылся, представив, как мать выливает патоку в тесто для имбирных пряников, проворачивает ложку над банкой, чтобы собрать последние липкие нити, и сует ему облизать. Он провел языком по губам и смутился, поймав на себе взгляд Кэтрин. У нее была привычка смотреть не моргая.

– Ты не местная. – Магнус понял это по акценту. – Англичанка?

– Живу здесь уже год.

– Вы… дружите? – Само слово «дружба» казалось ему диковинным. Был ли у него когда-нибудь друг? Магнус задумался. – Подружки, да?

– Конечно, – сказала Салли. – Лучшие подруги.

Они снова рассмеялись, передавая бутылку туда-сюда и запрокидывая головы, чтобы глотнуть, их шеи под светом голой лампочки казались белыми как мел.

Глава 2

Без пяти двенадцать. Весь Леруик собрался у креста на рыночной площади[3], улицы гудели. Все были навеселе, но не настолько, чтобы дошло до драки, – просто расслабленные, радостные, и каждый чувствовал, что принадлежит к этому хохочущему, пьяному племени. Салли подумала, что отцу следовало бы приехать. Он понял бы – нервничать не из-за чего. Может, даже получил бы удовольствие. Хогманай на Шетландах – это вам не Нью-Йорк и не Лондон. Что тут может случиться? Большинство лиц вокруг знакомы.

Глухие ритмы басов били сквозь подошвы сапог и гудели в висках, она не могла определить источник музыки, но двигалась в такт вместе со всеми. Потом пробило полночь, зазвучала песня Auld Lang Syne, и Салли обнялась с соседями справа и слева. Как-то так вышло, что она поцеловалась с каким-то парнем – в момент просветления она узнала в нем учителя математики из школы Андерсона, и он был еще пьянее.

Дальше она уже не могла восстановить последовательность событий. Помнила только обрывки. Роберта Айсбистера, огромного как медведь, стоящего у входа в «Лаунж» с красной жестяной банкой в руке. Может быть, она его разыскивала. Помнила, как подошла к нему, покачивая бедрами в такт музыке, почти танцуя. Как стояла перед ним, не говоря ни слова, но флиртуя – о да, это определенно был флирт. Она дотронулась до его запястья, провела пальцами по золотистым волоскам на руке, будто гладила зверя. Трезвой она никогда не осмелилась бы на такое. Да и подойти к нему тоже, хотя так долго мечтала об этом, продумывая каждую деталь. Несмотря на холод, рукава его рубашки были закатаны, на запястье красовались часы с золотым браслетом. Это она запомнила. Возможно, золото фальшивое – с Робертом Айсбистером никогда не угадаешь.

Потом появилась Кэтрин, сказала, что упросила подвезти их до дома – по крайней мере, до поворота на Рейвенсвик. Салли порывалась остаться, но Кэтрин, видимо, уговорила ее, потому что вскоре она уже сидела на заднем сиденье чужой машины. И, как во сне, внезапно рядом оказался Роберт, так близко, что она чувствовала ткань его джинсов своей ногой и голую руку на своей шее. Изо рта у него пахло пивом, отчего ее подташнивало, но блевать при Роберте Айсбистере было нельзя.

На заднее сиденье вместе с ними втиснулась еще одна пара. Парня Салли вроде знала – с юга Мейнленда, учился в Абердине. А девушка из Леруика, медсестра в больнице Гилберта Бейна. Они буквально пожирали друг друга. Девушка снизу, парень лежал на ней и кусал ее за губы, шею, мочки ушей, потом широко разевал рот, будто хотел проглотить целиком. Когда Салли повернулась к Роберту, тот поцеловал ее – медленно и нежно, а не как волк из «Красной Шапочки». Не так, будто ест ее.

Водителя Салли не разглядела. Она сидела прямо за ним и видела только затылок и плечи, на которые была накинута куртка. Он молчал, не обращал внимания ни на нее, ни на сидящую рядом Кэтрин. Может, злился, что пришлось их подвозить. Салли хотела заговорить с ним, чтобы разрядить обстановку, но Роберт снова поцеловал ее, и все мысли испарились. Музыка в машине не играла, только тарахтел двигатель и чавкала парочка рядом.

– Стойте! – сказала Кэтрин. Негромко, но в тишине ее слова прозвучали как выстрел. Ее английский акцент резанул слух Салли. – Остановитесь здесь. Мы выходим. Если только не хотите подбросить нас до самой школы.

Студент оторвался от медсестры ровно настолько, чтобы буркнуть:

– Ну уж нет. Мы и так пропускаем всю вечеринку.

– Поехали с нами на вечеринку, – сказал Роберт.

Соблазнительное предложение относилось к Салли, но ответила Кэтрин:

– Нет, не получится. Салли вообще не разрешали ехать в город. Если мы в ближайшее время не вернемся, родители устроят переполох.

Салли раздражало, что Кэтрин говорит за нее, но та была права. Сейчас нельзя все испортить. Если мать узнает, где она была, то взбесится. Отец еще ничего, но мать просто психованная. Чары рассеялись, вернулась реальность. Салли выбралась из объятий Роберта и вылезла из машины. От холода перехватило дыхание, закружилась голова, как будто от новой порции спиртного. Они с Кэтрин стояли рядом и смотрели, как в темноте исчезают габаритные огни.

– Вот говнюки, – прошипела Кэтрин с такой ненавистью, что Салли задумалась: а не произошло ли чего между ней и водителем? – Могли бы и подбросить.

Она пошарила в кармане, достала фонарик и осветила дорогу. Типично для Кэтрин – готова ко всему.

На лице Салли расплылась дурацкая улыбка.

– Но все равно вечер был офигенный. Просто охренительный.

Она перекинула сумку через плечо, и что-то тяжелое стукнуло ее по бедру. Почти полная бутылка вина, закрытая пробкой. Откуда? Салли даже смутно не помнила. Она показала бутылку Кэтрин, пытаясь развеять мрачное настроение подруги:

– Вот, смотри, согреемся по пути.

Они хихикнули и заковыляли по обледенелой дороге.

Внезапно возникший квадратик света их удивил.

– Где это мы? Не может быть, чтобы уже пришли.

Кэтрин впервые казалась растерянной, неуверенной в себе.

– Это Хиллхед. Дом на холме.

– Там кто-то живет? Я думала, он заброшен.

– Там живет старик, – сказала Салли. – Магнус Тейт. Говорят, он не в себе. Отшельник. Нам всегда велели держаться от него подальше.

Кэтрин уже не боялась. Или это была бравада.

– Но он там совсем один. Надо зайти и поздравить его с Новым годом.

– Я же сказала – он больной на голову.

– Ты просто боишься, – прошептала Кэтрин.

«Да просто до усрачки! И сама не знаю почему», – подумала Салли.

– Не говори ерунды.

– Слабо?

Кэтрин полезла в сумку Салли, достала бутылку, отхлебнула, заткнула пробкой и положила обратно.

Салли потопала вперед, всем своим видом показывая, что глупо стоять на холоде.

– Нам пора. Сама же сказала – родители ждут.

– Скажем, что ходили поздравлять соседей. Давай. Слабо?

– Одна я точно не пойду.

– Ладно. Пошли вместе.

Салли не понимала: то ли Кэтрин с самого начала к этому вела, то ли загнала себя в угол, из которого не могла выбраться, не потеряв лица.

Дом стоял в стороне от дороги, и к нему не вела даже тропинка. Когда они приблизились, Кэтрин высветила фонариком серую шиферную крышу и груду торфяных брикетов, сложенных у крыльца. Пахло дымом из трубы. Зеленая краска на двери облупилась, обнажив дерево.

– Ну давай, – сказала Кэтрин. – Стучи.

Салли робко постучала.

– Может, он спит? Просто свет забыл выключить.

– Нет. Я вижу его там.

Кэтрин вошла в тамбур и кулаком забарабанила по внутренней двери.

«Она чокнутая», – подумала Салли. Не понимает, во что ввязывается. Это полное безумие. Ей хотелось сбежать к скучным и благоразумным родителям. Но прежде, чем она успела пошевелиться, изнутри донесся звук. Кэтрин распахнула дверь, и они ввалились в комнату, моргая и щурясь от яркого света.

Старик шагнул к ним, и Салли уставилась на него. Раньше она видела его только издали. Мать, обычно такая участливая к пожилым соседям (предлагала сходить за покупками, приносила суп и выпечку), избегала Магнуса Тейта. Когда он находился снаружи, родители торопились пройти мимо. «Никогда туда не ходи, – говорила ей мать в детстве. – Он дурной человек. Девочкам там не место». Поэтому дом ее манил. Салли разглядывала его, когда направлялась в город. Видела, как Магнус, сгорбившись, стрижет овец, как стоит у дома, всматриваясь в дорогу, и солнце очерчивает его силуэт. Теперь, вблизи, он казался персонажем из сказки.

И сейчас, когда Магнус смотрел на нее, Салли решила, что он и впрямь похож на иллюстрацию из детской книжки. «Тролль», – мелькнуло у нее в голове. Вот на кого он похож. С короткими ногами, коренастый и чуть сгорбленный, щель рта с неровными желтыми зубами. Салли никогда не любила сказку про трех козлят и тролля, а в детстве боялась переходить мостик у ручья, представляя, как тролль с огненно-красными глазами готовится ее схватить. Теперь она гадала, взяла ли Кэтрин камеру. Кадры со стариком вышли бы знатные.

Магнус смотрел на девушек мутными глазами, как будто никак не мог сфокусировать взгляд.

– Входите, – сказал он. – Входите.

И растянул губы в улыбке, обнажив зубы.

Салли затараторила. Так всегда случалось, когда она нервничала. Слова вылетали сами, она понятия не имела, о чем говорит. Магнус закрыл за ними дверь и встал перед ней, перекрыв выход. Предложил виски, но Салли понимала, что соглашаться нельзя. Кто знает, что он туда подмешал? Она достала из сумки бутылку вина, улыбнулась, чтобы умаслить старика, и продолжила болтать.

Она попыталась встать, но старик взял нож – длинный, с черной ручкой – и разрезал лежащий на столе кекс.

– Нам пора, – сказала она. – Родители будут волноваться.

Но ее будто не слышали. Она с ужасом наблюдала, как Кэтрин берет кусок кекса и отправляет в рот. На ее губах и между зубов остались крошки. Старик возвышался над девушками с ножом в руке.

Пока Салли искала взглядом выход, она заметила птицу в клетке.

– Что это? – резко спросила она.

Слова вылетели сами, прежде чем она успела их остановить.

– Ворон.

Старик замер, наблюдая за ней, затем аккуратно положил нож на стол.

– Разве не жестоко держать его взаперти?

– У него сломано крыло. Даже если выпустить – не улетит.

Но Салли не слушала объяснений. Ей казалось, что старик хочет запереть их, как эту черную птицу с ужасным клювом и сломанным крылом.

И вдруг Кэтрин встала, стряхивая крошки с рук. Салли последовала ее примеру. Кэтрин подошла к старику так близко, что могла коснуться. Она была выше его и смотрела сверху вниз. На мгновение Салли испугалась, что подруга собирается поцеловать его в щеку. Если Кэтрин сделает это, то и ей придется. Ведь это тоже элемент вызова на слабо, верно? По крайней мере, так казалось Салли. С тех пор как они вошли в этот дом, все было вызовом. Магнус был побрит кое-как. В складках на его щеках топорщилась жесткая седая щетина. Желтые зубы покрывала слюна. Салли скорее умерла бы, чем прикоснулась к нему.

Но уже через мгновение они были снаружи, смеясь так громко, что Салли боялась описаться или рухнуть вместе с Кэтрин в сугроб. Когда глаза привыкли к темноте, фонарик уже не понадобился – путь домой освещала почти полная луна, а дорогу они знали.

В доме у Кэтрин было тихо. Ее отец не признавал новогодних праздников и рано лег спать.

– Зайдешь? – спросила Кэтрин.

– Лучше не надо.

Салли знала, что это правильный ответ. Иногда она не понимала, что на уме у Кэтрин. А иногда читала ее как открытую книгу. Сейчас она знала – Кэтрин не хочет, чтобы она заходила.

– Дай бутылку. Спрячу улики, – предложила Кэтрин.

– Ага.

– Я постою тут, посмотрю, как ты дойдешь, – сказала она.

– Не надо.

Но девушка осталась стоять, облокотившись на забор. Когда Салли обернулась, Кэтрин еще была на том же месте.

Глава 3

Будь у него возможность, Магнус рассказал бы девушкам про воронов.

На его земле всегда водились вороны – с тех пор как он был мальчишкой. Он наблюдал за ними. Иногда казалось, будто они играют – кружат в небе, словно дети, играющие в догонялки, затем складывают крылья и камнем падают вниз. Магнус прямо-таки чувствовал, каково это, когда свистит в ушах ветер и стремительно приближается земля. А потом вороны расправляли крылья, и их крики звучали как смех. Однажды он видел, как вороны скатываются на спине со снежной горки, один за другим, точь-в-точь как мальчишки-почтальоны на санках, пока мать не отгоняла их прочь от дома.

Но иногда вороны были жестоки. Он видел, как они выклевали глаза больному ягненку. Блеющая от боли и ярости овца-мать их не отпугнула. Магнус тоже не стал их прогонять. Он не смог оторвать взгляд от того, как они копошатся и разрывают плоть окровавленными когтями.

После Нового года он думал только о Салли и Кэтрин. Они стояли у него перед глазами, когда он просыпался, мерещились вечером, в полудреме у камина. Он гадал, вернутся ли они. Не верил, что это возможно, но мысль о том, что он больше никогда с ними не заговорит, была невыносима. А остров все это время был скован морозом и засыпан снегом. Из-за сильнейшей метели в окно не было видно тропу. Мельчайшие, как пыль, снежинки кружились на ветру, словно дым. Потом ветер стихал, выглядывало солнце, и отраженный свет резал глаза, заставляя щуриться. Магнус видел голубой лед в заливе, снегоуборочную машину, расчищающую дорогу, почтовый фургон, но только не тех прекрасных девушек.

Однажды он мельком заметил мать Салли, школьную учительницу миссис Генри. Она вышла из школы в розовой куртке с капюшоном и в унтах на меху. Она была намного моложе Магнуса, но одевалась как старуха, словно ей плевать на свою внешность. Маленькая, суетливая, она семенила, будто вечно куда-то спешит. Он смотрел на нее и вдруг испугался, что она направляется к нему. Ему представилось, будто она узнала, что Салли навестила его в новогоднюю ночь. И вот миссис Генри кричит, тычется лицом так близко, что он чувствует ее дыхание, брызги слюны: «Не смей даже приближаться к моей дочери!» На мгновение он растерялся: это воспоминание или фантазия? Но она не пошла на холм к его дому, а свернула в другую сторону.

На третий день у него закончились хлеб, молоко, овсяные лепешки и шоколадное печенье, которое он любил есть с чаем. Пришлось ехать в Леруик на автобусе. Магнус не хотел выходить из дома – а вдруг девушки придут, пока его нет? Со смехом постучатся в дверь, поскальзываясь на тропинке, а он и не узнает, что они заходили. Снег утрамбован так плотно, что следов не останется.

В автобусе он узнавал многих пассажиров. Некоторые учились с ним в школе. Вот Флоренс, которая до пенсии работала поваром в отеле «Скиллиг». В молодости они приятельствовали. Она была хорошенькой и отлично танцевала. Как-то на танцах в Сандвике, когда музыканты ускорили ритм, она споткнулась и Магнус подхватил ее на руки. Так и держал, пока она со смехом не вырвалась. Чуть дальше сидел Джорджи Сандерсон, он повредил ногу в аварии и больше не мог рыбачить.

Но Магнус сел один. Никто не заговорил с ним, даже не кивнул. Так было всегда. Привычно. Наверное, его просто не замечали. Водитель включил отопление на полную. Горячий воздух дул из-под сидений, растапливая снег на ботинках пассажиров. Вода стекала по проходу, покачиваясь в такт движению. Окна запотели. Магнус понял, что пора выходить, только когда начали подниматься остальные.

Леруик стал шумным местом. Раньше Магнус знал в лицо каждого встречного. Теперь даже зимой в городе было полно незнакомцев и машин. Летом еще хуже. Туристы сходили с ночного парома из Абердина, ошарашенно озираясь, будто попали в зоопарк или на другую планету, и крутили головами. Иногда в гавань заплывали огромные круизные лайнеры, возвышающиеся над домами. За час их пассажиры заполоняли город, словно захватчики. Такие громкие голоса и жадные взгляды… Но Магнус чувствовал: они разочарованы. Должно быть, Шетландские острова не оправдали их ожиданий. Заплатив за круиз кучу денег, туристы чувствовали себя обманутыми. Видимо, Леруик не особо отличался от тех мест, откуда они прибыли.

Сегодня Магнус избегал центра, он вышел у супермаркета на окраине. Озеро Кликимин замерзло, два лебедя кружили в поисках полыньи, куда можно сесть. По дорожке к спортцентру трусил бегун. Обычно Магнусу нравилось в супермаркете – яркий свет, цветные ценники, бесконечные ряды товаров. Здесь его никто не знал, а потому никто не приставал. Иногда кассирша любезно комментировала его покупки, и он улыбался, вспоминая времена, когда все приветливо с ним здоровались. После магазина он заходил в кафе, брал кофе с молоком и что-нибудь сладкое – булочку с абрикосами и ванилью или кусок шоколадного торта, такого липкого, что приходилось есть ложкой.

Но сегодня он торопился. На кофе не было времени – Магнус хотел успеть на первый автобус в обратном направлении. На остановке он поставил два пакета у ног. Мелкий, как сахарная пудра, снег оседал на куртке и волосах. В этот раз автобус был пуст. Магнус сел сзади.

Кэтрин вошла через двадцать минут, когда они проехали полпути. Сначала он не заметил ее – протирал запотевшее стекло и смотрел в окно. Автобус остановился, но Магнус был погружен в свои мысли. И тут что-то заставило его обернуться. Может, ее голос, когда она брала билет, хотя Магнус его не расслышал. Или запах ее духов – тот самый, что витал в его доме в новогоднюю ночь. Хотя нет, вряд ли: он сидел слишком далеко. Он втянул носом воздух, но учуял только солярку и запах мокрой шерсти.