- -
- 100%
- +
– Ну как дела у нашей первоклассницы? – Спрашивает он и тут же хмурится, увидев недовольную мамашу.
– Иди в свою комнату, – буркнула мать, подтолкнув меня в спину.
Я ушла, молча переоделась, бережно убрала форму в шкаф. Немного погодя, в комнату зашел отец.
– Ты сегодня наказана, – вынес он свой вердикт. – Сегодня никакой улицы, весь вечер будешь сидеть в своей комнате и думать над своим поведением.
Отец ушел, а я так и стояла посреди комнаты, давясь слезами. Почему родители не могут просто нормально сказать, как нужно себя вести, а как не нужно? Почему они преподают мне эти знания только через наказания? Когда же я уже вырасту и уйду от них? В этот раз хотя бы не побили, но легче от этого не стало. День был безнадежно испорчен.
Мы с Санькой договаривались погулять сегодня вечером. Но теперь Саньку я сегодня не увижу, и никто меня не пожалеет. Я уселась прямо на пол и горько расплакалась. Как будто в ответ на мои мысли, ко мне пришла наша кошка Мурка, начала громко мурлыкать, тереться об меня. Я обхватила ее руками, прижала к себе, на кошачью шерсть капали слезы. Мурка мурчала рядом с моим ухом, тыкалась мне в глаза мордочкой и слизывала слезы с моего лица. Только когда я немного успокоилась, кошка уютно свернулась клубочком рядом со мной на полу и заснула.
Глава 5
Начались занятия, учиться мне очень нравилось, я впитывала знания как губка. В школе я теперь не смеялась, в шалостях других детей не участвовала, только приходила на уроки и вечером уходила с мамой домой. Учительница хорошо все объясняла, никогда ни на кого не кричала и не ругалась, помогала нам с уроками. Я любила ее, постороннего в общем-то человека, любила так, как хотела бы любить маму, потому что она относилась ко мне как мама, была со мной ласковая и добрая. Я уже хорошо знала дорогу в школу, но одну меня все-равно не отпускали, мама меня приводила утром и забирала днем.
Родители, наверное, чувствовали какую-то вину за испорченное 1 сентября, целый месяц на меня не кричали и не били. А в октябре, на мой день рождения, подарили мне двухколесный взрослый велосипед, как я и просила. Я с детской непосредственностью тут же забыла все обиды и поехала на своем подарке к Саньке. На этом велике я даже могла нормально сидеть на сиденье, а не горбиться под рамой, так как рамы на нем не было. Велосипед предназначался специально для женщин и выпускался без рамы. Мы весь вечер гоняли с Санькой наперегонки, и я опять была счастлива.
Буквально через несколько дней после моего дня рождения маму неожиданно забрали в больницу, а еще через какое-то время мама вернулась домой с моей новорожденной сестренкой. Наконец-то родителям стало не до меня, сестра родилась раньше срока, была очень болезненной, родители почти все свое время уделяли ей. Я совсем не ревновала, наоборот, ощутила хоть какую-то свободу, могла хоть немного расслабиться и не бояться наказания каждую минуту. И даже в школу я теперь начала ходить одна, как давно уже хотела, потому что некому и некогда было меня туда отводить.
Заканчивался октябрь, сезон простуд, грипп свирепствовал вовсю, школу закрыли на карантин. Санька заболел и валялся дома с высокой температурой и всеми остальными «прелестями» гриппа. Я шаталась по улице одна, заняться было нечем. И дернуло же меня пойти к реке. И нет, чтобы хотя бы по лестнице к воде спуститься, как всегда. Но я не искала легких путей. Был еще один спуск к реке, по каменистому крутому склону. Со стороны он выглядел как самая настоящая гора, к тому же почти отвесная. Взрослые никогда этим путем не пользовались и детям строго-настрого запрещали по этой горе лазить. Однако, как всем известно, запретный плод сладок, конечно же, мы тайком от взрослых излазили эту гору вдоль и поперек.
Вот и сейчас я решила спуститься по камням, только не учла, что в этот раз я буду одна, без Саньки, подстраховать некому. И что на дворе глубокая осень, много дней подряд моросил дождь, из-за чего камни стали очень скользкими. Я слишком поздно поняла, что спуск мне не осилить. Я поскользнулась, ноги взлетели выше головы, и я покатилась кубарем вниз, потом пару секунд парила в свободном полете и со всего размаху грохнулась лицом об камни. Послышался громкий хруст, по лицу побежало что-то теплое, я даже не сразу почувствовала боль, просто была рада, что падение закончилось.
Пока летела, я от страха зажмурила глаза, наконец решилась их открыть и тут же закрыла обратно. Перед глазами все вращалось, как какая-то безумная карусель, меня сильно затошнило, и пришла боль. Жутко болел нос и голова. Я опять немного приоткрыла глаза, дождалась, пока вращение стало немного помедленнее, начала себя осматривать. Только я наклонила голову, как все закрутилось еще быстрее, и я уже не смогла сдержать рвотные позывы.
Меня рвало без остановки, а я в этот момент думала только об одном, лишь бы не запачкалась одежда, а то родители побьют. Мне даже в голову не пришло обратиться к ним за помощью. Сейчас, взрослая, я понимаю, что в той ситуации бить меня не стали бы. Отругать могли за то, что полезла туда, куда лезть было запрещено, но без побоев и хотя бы отвели к врачу. Однако, я была не взрослой, а запуганным и забитым ребенком, и больше всего я боялась только одного, что мое состояние заметят родители. К тому же я очень четко слышала хруст при падении, и явно хрустнуло что-то у меня.
Рвота прекратилась, стало немного легче, только тут я увидела повсюду на камнях пятна крови, много пятен, и на куртке тоже и на сапогах. Меня опять чуть не стошнило. Я начала ощупывать голову, вроде голова целая. Дальше начала щупать лицо, коснулась носа, боль пронзила всю голову буквально до мозгов, я закричала, из глаз брызнули слезы. Так вот в чем дело, кажется, я сломала нос. И как же это скрыть?
Я панически искала выход. Очень бережно дотронулась до носа, попыталась определить ущерб. Я ожидала, что нос будет расплющен, либо куда-нибудь свернут, однако нос был на месте, только очень сильно болел. Я убрала руку, все пальцы были в крови, кровь еще продолжала течь из носа. Голова тоже раскалывается, но никаких ран на голове я не обнаружила, ладно, это я как-нибудь переживу. Сейчас главный вопрос, как скрыть травму носа?
Что скрыть надо обязательно, я не сомневалась. Пока я думала, что делать, кровь остановилась. Я посмотрела вниз, оказывается, я пролетела почти до самой реки, спуститься оставалось совсем немного. Я села на задницу и осторожно продолжила спуск, без приключений добравшись до воды. Надо смыть кровь, хорошо, что сейчас осень, и на мне куртка, с плащевки кровь должна хорошо смываться.
Я опустила руки в реку, вода была ледяная, ладони сразу онемели. Но выбора у меня не было, я мужественно зачерпнула рукой воду и начала осторожно отмывать нос. От прикосновения холодной воды нос тоже онемел, зато боль при этом уменьшилась, стала терпимой. Я наощупь умыла все лицо, надеясь, что ничего не пропустила. Теперь нужно отмыть пятна с куртки и сапог. Когда я закончила водные процедуры, руки уже посинели. Вроде никаких кровавых пятен не осталось, по крайней мере в пределах видимости.
Предстояло самое страшное – идти домой. Хорошо, что отец на работе. Мать все время возится с сестрой, может и не заметит, я очень на это надеялась. Я медленно пошла к лестнице, быстро идти не получалось, сразу начинало тошнить и кружилась голова, все-таки голову я тоже каким-то образом повредила. Потихоньку доковыляв до лестницы, начала подъем. Это оказалось сложнее, чем я думала, я останавливалась на каждом шагу, чтобы переждать головокружение, подъем показался бесконечным. Вот, наконец, и последняя ступенька. Я с облегчением выдохнула, лестница преодолена.
Двинулась дальше, вот и знакомая калитка, вошла, постояла немного на крыльце, собираясь с силами, дрожащими руками нащупала ключ, кое-как открыла дверь, очень тихо закрыла, бесшумно прокралась в коридор. В первую очередь сразу глянула в зеркало, невольно вырвался вздох облегчения. Лицо выглядело почти нормально, нос совсем немного все-таки скривился, но в глаза сильно не бросался, и сверху, на переносице, небольшая царапина. Я-то ожидала, что там кости торчат. Кажется, обошлось, даже голова стала меньше болеть. Про царапину скажу, что веткой нос поцарапало. Я сняла куртку, внимательно ее осмотрела, ничего подозрительного не нашла, повесила на вешалку. Так же сняла и осмотрела сапоги, тоже ничего криминального. Теперь можно идти в свою комнату.
Я, крадучись, прошла мимо комнаты родителей. Мне опять повезло, мать спала в кресле с сестрой на руках. Хоть иногда удача бывает и на моей стороне. Я уже смелее прошла к себе в комнату, осторожно улеглась на кровать. До ужина немного отлежалась, пришел с работы отец, вскоре голос мамы из кухни позвал меня ужинать. Я слишком резко вскочила с кровати, голова опять сильно закружилась, снова подступила паника, что родители все заметят. Я посидела несколько секунд, дождалась, когда комната перестанет вращаться, и осторожно пошла на кухню.
Ужин превратился в настоящую пытку. При каждом наклоне головы кухня приходила в движение, каждая ложка с едой вызывала приступ тошноты. Но надо держаться любой ценой. Я героически все доела, сказала «спасибо», быстро вылезла из-за стола и бросилась к туалету. Закрыла задвижку, резко склонилась над унитазом, весь мой ужин вышел обратно. А я сидела в обнимку с унитазом, стараясь заглушить звуки рвоты, и радовалась, что успела добежать, и что на мой нос вообще никто не обратил внимания.
Сегодня я справилась, завтра будет уже легче. Но легче мне стало чуть позже, в таком же аду прошло еще 2 дня. Каждый раз после еды я бежала блевать, только пить воду я могла нормально, не опасаясь рвоты. И все это время жил страх, что родители что-нибудь заметят. На третий день, наконец-то, полегчало, съеденный завтрак остался в желудке. И только тогда я окончательно успокоилась, все позади, родители ничего не заподозрили. Правда, с того времени одна ноздря дышала с трудом, зато вторая дышала хорошо, это пустяки, жить можно.
Глава 6
Первый класс я закончила на одни пятерки, мне вручили похвальный лист. Я теперь в силу своих возможностей помогала маме с сестрой. Но большую часть времени я проводила на улице с Санькой. Он стал для меня не просто другом, он, можно сказать, заменил мне и мать и отца. Утешал меня, когда накажут родители, защищал от других детей, дул на мои сбитые коленки. От него я получала заботу, внимание и поддержку. То, что не могли мне дать ни мать, ни отец.
Лето пролетело незаметно, началась учеба, я пошла во второй класс. Родители как-то слишком спокойно со мной обращались, не кричали, не били. Это было даже подозрительно, и как потом оказалось, подозрения были оправданы. В октябре, на мой день рождения, мне подарили набор танкиста, я видела такой у Саньки и себе в подарок попросила такой же. А Санька мне подарил свою любимую машинку, очень красивую. Отец пообещал помочь мне на выходных собрать мой танк. Мы с Санькой пошли есть торт, потом немного поиграли с машинками, потом катались на велосипедах. Сегодня мне хорошо, и я счастлива. Хоть какие-то маленькие радости в моей жизни тоже случаются.
В воскресенье мы с отцом начали собирать танк, провозились почти весь день. В наборе было очень много мелких деталей, которые нужно было правильно приклеить туда, куда нужно, сама я бы точно не разобралась. К ужину танк был готов, получился как настоящий, только меньше размером. Он так же мог ездить на своих гусеницах, и даже красная звезда на боку была приклеена. В порыве восторга я бросилась отцу на шею. Он крепко обнял меня, потом отстранил как-то неохотно и со вздохом проговорил:
– Дочь, ты уже большая, должна понять. Нам с мамой нужно тебе сказать кое-что.
Отец усадил меня на кровать, я была напугана, таким потерянным я своего отца раньше не видела. Мужчина продолжил:
– Дело в том, что мы должны переехать в другое место, в поселок. Меня переводят по работе в рабочий поселок, и мы должны будем переехать туда жить. Дождемся, когда закончится первая четверть у тебя в школе, и поедем. Я там уже был, ты же помнишь, что я уезжал на неделю. Поживем сначала в небольшой квартире в пятиэтажке, пока нам построят наш новый дом. Это хороший поселок, дом наш уже начали строить, и школа будет прямо рядом с домом. Ты привыкнешь со временем, все мы привыкнем. Мы тоже не хотим этого переезда, но у нас нет выбора. Танюшка (моя сестра) еще маленькая, ничего пока не понимает, ей будет легче всех.
Отец тяжело вздохнул и замолчал. Я не знала, что сказать. А как же Санька? И моя учительница? Я к ним очень привязалась. Я не хочу никуда уезжать! Губы предательски задрожали, глаза наполнились слезами. Отец вышел из комнаты, больше ничего не сказав. Ну вот, я так и знала, все это затишье было неспроста. Я разревелась, с кухни голос матери позвал на ужин, я зло крикнула, что не пойду. Пусть изобьют, мне сейчас все-равно, да и есть действительно совсем не хотелось. Но никто меня не тронул, я так и легла спать голодная.
На следующий день я пришла в школу зареванная, на уроках вела себя рассеянно, отвечала невпопад, объяснений учительницы не слышала. На переменках я ходила по школьным коридорам, водила рукой по стенам и окнам, я больше никогда их не увижу. Никогда не приду в эту школу, в свой любимый класс, не увижу свою любимую учительницу, и непрошенные слезы опять катились по щекам.
Я тогда не понимала, что в Советском Союзе работающие люди не принадлежали себе, их в любой момент могли отправить на другие рабочие места, в другие города. И отказаться было нельзя, за это была предусмотрена уголовная ответственность. Сейчас все это кажется диким, но тогда дела обстояли именно так. Отец был хорошим инженером, на хорошем счету у начальства. В то время он работал на сахарном заводе инженером-конструктором. Жили мы в городе, а теперь должны были переехать в какой-то поселок, отец должен будет налаживать производство на каком-то новом заводе.
Отца при этом повышали в должности до главного инженера с повышением зарплаты соответственно. Ему предоставляли частный дом с 4-мя комнатами и огромной кухней. В доме предусмотрены все необходимые коммуникации: центральное отопление, горячее и холодное водоснабжение, канализация. Только дом сейчас на стадии строительства, поэтому временно наше семейство поселят в двухкомнатную квартиру в пятиэтажке.
Однако, в тот школьный день, в столь юном возрасте я всего этого не знала и не понимала. Я омывала слезами школьные стены и от души проклинала предстоящий переезд. После уроков учительница попросила меня задержаться, она заметила, что со мной что-то не так. Когда все ученики покинули класс, учительница прямо спросила, что у меня случилось.
– Я скоро уеду отсюда, навсегда, – я разревелась в голос, бросилась к своей любимой учительнице, обняла ее за талию.
А она гладила меня по голове и пыталась успокоить.
– Ничего страшного. Воспринимай это как захватывающее приключение. Может на новом месте тебе даже больше понравится. Ты ведь знаешь Колю? Он прямо за тобой сидит, на следующей парте. Так вот, он тоже скоро уезжает. У него отец военный, и они всей семьей постоянно куда-нибудь переезжают, и ничего страшного ни с кем не случается. Коля уже привык и даже радуется, что увидит новые места.
Я слушала все это вполуха, продолжая захлебываться слезами. Тогда учительница бережно отстранила меня от себя, наклонилась ко мне и спросила:
– А хочешь, я буду с тобой переписываться? Я сейчас напишу тебе свой адрес, давай напишу прямо в твоем дневнике, чтобы никуда не затерялся. Когда устроишься на новом месте, напишешь мне письмо. Только свой адрес не забудь в письме написать, а то я не смогу тебе ответить.
Я радостно закивала, размазывая слезы по щекам, побежала доставать дневник. Учительница прямо на обложке написала свой адрес. Я немного успокоилась, все-таки какая-то связь с этим городом у меня остается. Преподавательница достала носовой платок и со словами, «как ты такая чумазая домой пойдешь», начала оттирать мое лицо. Потом тепло улыбнулась, еще раз заверив, что все будет хорошо.
Я тоже выдавила робкую улыбку и, попрощавшись, пошла домой. Дома у меня тоже все валилось из рук, уроки я делать не стала, а родители не настаивали. Они тоже были мрачные и молчаливые, наверное, им тоже было нелегко. Но они взрослые, им проще справляться с трудностями. Вечером мы бродили с Санькой по улице, держась за руки. Я не представляла, как я буду жить без своего друга. Он заменил мне и друзей, и родителей, и теперь его не будет рядом. Я без конца всхлипывала, Санька меня утешал, хотя и сам выглядел очень грустным. Последние несколько дней перед отъездом мы с Санькой виделись каждый день, стараясь как можно больше времени проводить вместе.
И вот наступил день переезда. Слез уже не оставалось, все эмоции будто заморозились. Два больших грузовика с мебелью уехали днем раньше. Мы уселись в легковую машину, туда же взяли кошку Мурку. Я держала в руках подаренную Санькой машинку, сжимая ее так, будто от нее зависела моя жизнь. Подъехал еще один грузовик, в него быстро забросили оставшиеся пожитки и тронулись в путь. Ехали очень долго, за всю дорогу я не проронила ни слова, родители с беспокойством поглядывали на меня. Наконец, добрались, вот и наш поселок.
Все кругом чужое, незнакомое, слезы опять защипали глаза. Но плакать больше нельзя, я так решила. Я уже большая, и я привыкну когда-нибудь, это только сейчас тяжело, хватит ныть как маленькая. Саньки здесь нет, и я должна справляться своими силами как умею, без нытья и без слез. Мой друг Санька, сам того не зная, спас маленькую затюканную девочку. За такое короткое время он сделал для меня больше, чем мои родители сделали за все предыдущие годы. Он научил меня любить и уважать себя, не давать себя в обиду, показал мне, что такое дружба. Я никогда его больше не видела и никогда его не забуду. И его подарок – машинку, я хранила еще очень долго.
Глава 7
Наша временная квартира располагалась на 5-м этаже и состояла всего из двух комнат. После просторного дома в городе эта конура казалась такой тесной и маленькой. Хорошо, что это временно. В одну комнату поселили меня с сестрой, в другой обустроились родители. Пришлось еще озаботиться подобием лотка для кошки Мурки, в своем доме мы с этим не заморачивались, кошка бегала в туалет на улицу.
Под Муркины нужды поставили железный таз, а отец притащил откуда-то полное ведро с песком. Готовые лотки и наполнители тогда не продавались, поэтому владельцы питомцев выкручивались, как могли. Мы грустно разглядывали наше жилище, только моя сестренка Таня и кошка с любопытством бегали по квартире, осматривали каждый угол. Ну хоть кто-то доволен.
В школе были каникулы, я до жути боялась идти в новую школу. Как меня там примут? Родители распаковывали коробки, раскладывали вещи, двигали мебель. В конце концов отец велел мне пойти погулять и прихватить с собой сестру, чтобы мы не путались под ногами. Вот только этой милюзги мне и не хватало, без нее тошно. Но делать нечего, я взяла за руку сестру, и мы пошли исследовать окрестности рядом с домом. Прямо перед домом была большая детская площадка, а за ней большущий каток. Сейчас еще осень, а зимой, наверное, можно будет кататься на коньках. На площадке почти никого не было, только девочка примерно моего возраста бесцельно бродила по лужам. Ей явно было скучно.
Увидев нас, она тут же подбежала со словами:
– А я вас раньше не видела, вы из-за линии пришли? Здесь я всех знаю.
– Из-за какой еще линии? – растерялась я. – Мы переехали сюда из города, теперь тут жить будем, вот в этой пятиэтажке, – я кивком указала на здание и продолжила:
– Меня Лена зовут, а эту мелочь – Таня, она – моя сестра.
– Я не мелочь, – тут же отозвалась Танюшка, смешно картавя слова, и надула губы.
Выглядело это очень забавно, мы вместе с девочкой рассмеялись. Девочку звали Анжела, ей тоже было 9 лет, как и мне, и я надеялась, что буду учиться с ней в одном классе, будет хоть кто-то знакомый. Линией все называли железную дорогу, она делила поселок как бы на две части. В поселке было всего две школы: одна с этой стороны линии, другая за линией. Анжела жила в этом же доме, только в другом подъезде. Отец у нее сильно пил, и когда напивался, она уходила из дома от греха подальше. Вот и сейчас у нее дома бушевал пьяный папаша, а она в очередной раз сбежала из квартиры.
– Погуляю подольше, он скоро должен уснуть, а если повезет, может вообще уйдет куда-нибудь с ночевкой, – спокойно сказала она, как будто это было обычным делом. – А твой отец пьет? – поинтересовалась она.
– Нет, мой не пьет. Вот у моей подруги Таньки отец тоже пьющий был. А мой не пьет, – повторила я. – Наверное это хорошо. Если бы пил, то скорее всего бил бы меня еще больше, он и трезвый-то вечно ко всему придирается, всегда я во всем виновата, я часто не могу понять, в чем именно моя вина.
– Это у всех так, – вздохнула Анжела. – Мои говорят, что детей только ремнем воспитать можно. Меня тоже и мать лупит, и отец. А когда отец напивается, то может побить меня просто так, от скуки, мама не вмешивается, потому что тогда и ей перепадает.
Мы еще долго бродили вокруг дома, я рассказывала про свой родной город, Анжела – про этот поселок, что и где здесь находится, про сельскую школу. Девочка изредка поглядывала на окна пятиэтажки, в какой-то момент мы услышали сверху голос:
– Анжела, он уснул, можешь возвращаться.
Мы синхронно подняли головы вверх, в форточку высунулась какая-то женщина, это ее голос мы услышали. Женщина оказалась мамой Анжелы, у них уже сложилось что-то типа ритуала: когда отец приходит пьяный, мать отвлекает его разговорами, а дочь в это время убегает на улицу. Потом, когда глава семейства утихомирится, мать сообщает, что можно возвращаться. Девочка попрощалась с нами и побежала домой, мы с Танюшкой тоже уже устали гулять и малость замерзли, поэтому тоже пошли домой. Пока не так уж все и плохо, посмотрим, что будет в школе.
За время каникул я познакомилась и с другими детьми из этого же дома, разных возрастов. Я теперь могла спокойно играть на детской площадке вместе со всеми, как мечтала когда-то в своем городе. При воспоминании о родном городе вспомнился и Санька, сердце тоскливо сжалось. Я потрогала карман куртки, там лежала подаренная Санькой машинка, я все время таскала ее с собой как талисман. Я бы променяла всех этих детей вместе с площадкой на то, чтобы Санька сейчас был здесь вместо них. Я помотала головой, прогоняя печальные воспоминания, и продолжила играть с детьми.
В один из вечеров я села писать письмо своей учительнице, написала про всех своих новых друзей, про нашу ужасную квартиру и про то, что примерно через год мы переедем в большой дом. Я даже сбегала посмотреть, как идет строительство нашего дома. Был построен только фундамент и часть стен, но уже было видно, что дом будет даже побольше того, какой был у нас раньше. Написав обо всех своих новых впечатлениях, я запечатала письмо в конверт, аккуратно вывела адрес, и сама сбегала на почту, бросила конверт в почтовый ящик. Почта была на углу нашего же дома, еще у нас в доме был продуктовый магазин, парикмахерская, хозяйственный магазин. Здесь вообще все было рядом, не как в городе.
Глава 8
Каникулы быстро закончились, я подружилась с местными детьми и надеялась, что в школе меня тоже примут хорошо. Наступил первый день учебы в новой школе. Мама заплела мне две толстые косы, вплетая в них коричневые банты. Терпеть не могу эти банты, они сливаются с моими темными волосами, лучше бы уж просто резиночками косы закрепила, чтобы не расплелись. Но мама настояла, а спорить с ней себе дороже.
Мы пошли в школу вдвоем, идти было совсем недалеко, с завтрашнего дня буду ходить уже одна. Я очень сильно волновалась, меня буквально трясло от страха всю дорогу, вот и школьное крыльцо. Внешне почти такое же здание, как и моя предыдущая школа, наверное, все школы выглядят одинаково.
В дверях нас уже ждала моя новая учительница, мне она сразу не понравилась. Хотя она приветливо улыбалась, сказала, что рада приветствовать новую ученицу. Но мне эта улыбка показалась какой-то фальшивой, ненастоящей. Тут же вспомнилась учительница из города, вот она настоящая, добрая, все дети ее любят. Я удрученно вздохнула, начало не очень обнадеживающее. Мы все вместе пошли в мой новый класс. Все начальные классы располагались на первом этаже, мой был в самом конце коридора.
Когда мы подошли к дверям класса, мама пожелала мне удачи, отдала портфель и неторопливо направилась обратно, к выходу. Во мне поднималась паника, я смотрела вслед матери, и первым моим порывом было броситься за ней. Но учительница крепко сжала мою руку, мне пришлось вместе с ней зайти в класс. Женщина провела меня к доске, развернула лицом к классу, все дети с любопытством меня разглядывали, мне хотелось провалиться сквозь землю, я не знала, как себя вести, что говорить, поэтому просто молчала.






