Переводчик Анатолий Павлович Смирнов
© Уильям Клоус, 2025
© Анатолий Павлович Смирнов, перевод, 2025
ISBN 978-5-0067-1389-5 (т. 11)
ISBN 978-5-0050-8376-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава I. Развитие флота и некоторые события в период с 1793 по 1800 год
События мира, длившегося с 1783 по 1793 год, не требуют особого описания. Поэтому перейдем к тем изменениям в британском флоте, которые произошли в период войны с революционной Францией.
Что касается судостроения периода 1793—1802 годов, то тут мало, что можно сказать. Военно-морская архитектура претерпела лишь небольшие изменения. В 1794 году Адмиралтейство постановило, что фрегаты, вооруженные пушками от 18-фунтов до 32 фунтов и выше, в будущем должны строиться с днищами толщиной в четыре дюйма, а не три дюйма, как раньше.
Подробная информация о некоторых наиболее типичных и важных кораблях, пополнивших флот в 1793—1802 годах, приведена в вышеприведенной таблице.
Примерно в то же время было решено придать военным кораблям большую длину в пропорции к их ширине, чем это было принято ранее, и поднять нижние батареи на новых кораблях высоких рангов. Пихта, как материал для корпусов, была вновь введена для шлюпов в 1796 году, после того как она была выведена из употребления с 1757 года; и в 1797 году семь фрегатов с корпусами из того же дерева находились в стадии строительства.
Таблица иностранных кораблей, захваченных и вошедших в британский флот с 1793 по 1800 год
Более важные изменения были сделаны в вооружении кораблей, особенно в направлении более широкого использования карронад. В 1794 году, когда «Альбион» (74) и «Нонсач» (64) были оборудованы в качестве плавучих батарей, они получили, один двадцать восемь, а другой двадцать 68-фунтовых карронад; и, примерно в то же время, многие из меньших кораблей, которые не могли нести более длинные орудия, чем 3- или 4-фунтовые, были вооружены почти исключительно 18-фунтовыми карронадами, к значительному улучшению их боевой ценности на короткой дистанции.
19 ноября 1794 года было принято новое постановление относительно карронад, заменяющее то, что было в 1779 году. 28 августа 1795 года каждый корабль, больший, чем 16-пушечный бриг, должен быть снабжен карронадой еще до спуска на воду. 17 марта 1798 года было также приказано, чтобы каждый линейный корабль, идущий на переоснащение, был готов принять карронады по всему своему квартердеке и баку, за исключением мест, где находятся ванты. В том же году шесть из восьми бомбардирских судов, которые были куплены в 1797 году, были оснащены восемью 24-фунтовыми карронадами вместо восьми длинных 6-фунтовых пушек. В 1799 году карронада стала основным орудием на корме и баке фрегатов. А 21 февраля 1800 года было предписано, что в будущем все корабли с двадцатью четырьмя и двадцатью орудиями должны быть оснащены на главной палубе 32-фунтовыми карронадами вместо длинных 9-фунтовых орудий, которые использовались до того времени.
Вскоре после начала войны с революционной Францией начались трудности с получением необходимого количества матросов для укомплектования флота. Даже в 1793 году, до фактического объявления войны, лондонский Сити посчитал необходимым платить сорок шиллингов каждому матросу 1-го класса (able seaman) и двадцать шиллингов каждому матросу 2-го класса (ordinary seaman), который добровольно поступит на службу. Также морякам и их семьям полагались различные небольшие льготы. Но эти нововведения не побудили людей стремиться в больших количествах на борт кораблей Его Величества, как того требовали обстоятельства времени.
Для моряков, и особенно для офицеров, все вопросы, связанные с распределением «призовых денег» (за захваченные вражеские корабли) во время французских войн представляли большой интерес поскольку, хотя доля призовых денег для матросов была очень малой. В то же время доля офицера нередко во много раз превышала его жалованье и часто, превращая его в богатого человека, позволяла купить поместье. Нижняя палуба была в основном озабочена быстрой выплатой любых призовых денег, которые ей причитались. Это было признано необходимым, и король приказал, чтобы следующая пропорция призовых денег была немедленно выплачиваема: каждому уорент-офицеру (старшине) – 20 фунтов стерлингов; каждому унтер-офицеру – 10 фунтов стерлингов 10 шиллингов; и каждому матросу, морскому пехотинцу и солдату – 2 фунта стерлингов 2 шиллинга.
Одной из самых болезненных особенностей рассматриваемого периода является дисциплина на флоте. Не только почти каждый год из этих восьми насыщенных событиями лет был свидетелем мятежей, которые едва ли когда-либо ранее позорили службу; не только мятежи не раз сопровождались убийствами и изменами; но и недовольство стало настолько всеобщим, что на какое-то время оно угрожало самому существованию страны. Сначала вспышки были изолированными. Они происходили на кораблях, которыми командовали капитаны с лучшей репутацией, а также на кораблях, которыми командовали капитаны с худшей; и хотя, несомненно, было много поводов для недовольства на нижней палубе, казалось, что состояние беспокойства среди моряков было скорее революционной эпидемией, микробы которой носились в воздухе, чем результатом каких-либо более очевидных причин. Во Франции произошло восстание против любой установленной власти. Британцы, как целое, мало пострадали от инфекции, пришедшей из-за Ла-Манша; однако в случаях, когда уже существовал благоприятный очаг для распространения революционных микробов, некоторые британцы подхватывали заразу в очень тяжелой форме и были так же ею одержимы, как и наиболее восприимчивые французы.
Симптомы беспорядков проявились очень скоро после начала войны; но, возможно, первой вспышкой, которая указала на существование ненормального положения дел на флоте, был мятеж на борту «Каллодена» капитана Томаса Трубриджа, в декабре 1794 года. Команда корабля отказалась выходить в море. Трубридж, который вел себя с завидной твердостью, схватил главарей и 15 декабря отдал их под суд военного трибунала. Восемь человек были приговорены к смертной казни, и 13 января пятеро из них были казнены на борту «Каллодена» в Спитхеде, остальные трое получили помилование Его Величества. Мятежная вспышка на «Виндзорском Замке» в Сан-Фьоренцо в ноябре 1794 года описывается в следующей главе. Его следует рассматривать как нечто совершенно иное по своему характеру, нежели мятеж на «Каллодене», поскольку команда «Виндзорского Замка» объяснила свои действия неприязнью к некоторым офицерам корабля; однако, по всей вероятности, это не могло не сказаться на последующем развитии событий, поскольку мятежникам вместо того, чтобы наказать их жестко, оказали содействие самым необычным и непростительным образом, и не только назначили новых офицеров вместо тех, кому они были против, но и помиловали.
Весьма знаменательным инцидентом 1795 года был мятеж команды на четырех-пушечном «Шарке». Мятежники угнали маленькое судно в Ла-Хог и передали его врагам своей страны.
В течение 1796 года дремлющее зло проявилось только в сравнительно мягких формах; но в 1797 году произошло несколько мятежей, которые в истории британского флота носили совершенно беспрецедентный характер.
В феврале того года петиции, поступившие от каждого из линейных кораблей в Портсмуте, были отправлены в Адми-ралтейство. На них не обратили никакого внимания. В начале марта Флот Канала (Ла-Манша) вышел в море для крейсерских операций и по возвращении в порт моряки, обнаружив, что их петиции были проигнорированы, начали переписку между собой. Результатом этого стало общее соглашение, что ни один корабль Флота Канала, не должен сниматься с якоря, пока высказанные претензии остаются неудовлетворенными. Резолюция принесла свои первые плоды, когда 15 апреля вице-адмирал лорд Александер Худ приказал флоту готовиться к выходу в море. Вслед за этим команда линкора «Королева Шарлотта» поднялась на ванты и, издав троекратное «Ура!», дала сигнал к мятежу и получила такой же ответ со всех остальных кораблей.* Повсюду предпринимались попытки убедить людей вернуться к своим обязанностям; но тщетно.
* Корабли, вовлеченные в мятеж: «Ройал Джордж», «Королева Шарлотта», «Ройал Соверен», «Глори», «Лондон», «Дьюк», «Марс», «Марльборо», «Рэмиллиес», «Робаст», «Импетьюэс», «Дефенс», «Террибл», «Помпей», «Минотавр» и «Дефианс» – примечание автора
16 апреля два делегата от каждого корабля были выбраны в качестве представителей флота, и адмиральская каюта «Королевы Шарлотты» была назначена местом их встречи. 17 апреля каждый матрос на флоте торжественно поклялся придерживаться общего дела; непопулярные офицеры были высажены с кораблей на берег. 18 апреля комитет Адмиралтейского совета, состоящий из графа Спенсера, лорда Ардена, контр-адмирала Уильяма Янга и мистера Уильяма Марсдена, прибыл из Лондона в Портсмут и предпринял несколько безрезультатных попыток договориться с мятежниками. 21 апреля вице-адмиралы сэр Алан Гарднер и Джон Колпойс, а также контр-адмирал Чарльз Морис Поул отправились на «Королеву Шарлотту» и встретились с делегатами, но их заверили, что окончательное решение не может быть принято мятежниками, если оно не будет должным образом санкционировано парламентом и королем и не будет сопровождаться прокламацией о всеобщем помиловании. К сожалению, этот ответ заставил сэра Алана Гарднера выйти из себя и схватить за шиворот одного из делегатов, заявив, что этот человек и все его соратники, вместе с каждым пятым моряком во всем флоте, должны быть повешены. Последствием этого стало то, что вице-адмиралу с трудом удалось спасти свою жизнь. Когда делегаты с «Ройал Джорджа» вернулись на свой корабль и доложили о случившемся, на борту этого корабля был поднят красный флаг, как призыв лидеров мятежа срочно собраться на совет. Возмущенный поведением Флота, Канала, его коман-дующий вице-адмирал Худ спустил свой флаг, намереваясь никогда больше его не поднимать. Однако, получив какие-то личные извинения от мятежников, он 23 апреля снова поднял свой флаг на «Ройал Джордже».
Тем временем мятежники приказали зарядить все пушки кораблей флота; ограничили оставшихся на кораблях офицеров пребыванием только на борту, приказав им нести вахты, как если бы флот находился в море; и отправили объяснительное письмо в Адмиралтейство. 23 апреля перед тем как вновь поднять свой флаг, вице-адмирал Худ, обращаясь к экипажу своего корабля, сообщил мятежникам, что все претензии удовлетворены и что он привез с собой королевское помилование для мятежников.
Жалобы, изложенные в петиции моряков, были в основном следующими:
– жалованье матросам не повышалась со времен Карла II, когда предметы первой необходимости всех видов были на 30 процентов дешевле, чем в 1797 году, однако, жалованье в армии было увеличено;
– продовольствие подавалось с недовесом и низкого качества;
– на корабли в порту не выдавались овощи;
– больным не уделялось должного внимания, а средства на их лечение расхищались;
– в гаванях экипажам кораблей обычно не предоставлялись увольнения на берег в разумных и оговоренных пределах;
– раненые в бою лишались жалованья до выздоровления или увольнения.
Эти жалобы были изложены в сдержанном тоне и со многими заверениями в верности королю и присяге. Комитет Совета Адмиралтейства немедленно решил увеличить жалованье путем добавления 4 шиллингов в месяц к жалованью младших офицеров и матросов 1-го класса, 3 шиллинга в месяц к жалованью матросов 2-го класса и 2 шиллинга в месяц к жалованью сухопутных рядовых флота. Также постановили, что моряки, раненые в бою, должны продолжать получать жалованье, пока их раны заживают, или пока, будучи объявленными непригодными к службе, они не получат пенсию или не будут приняты на полное содержание в Гринвичский госпиталь.
Моряки протестовали против проведения какого-либо различия между рядовыми матросами и сухопутными моряками – различия, которое, как они заявили, никогда ранее не существовало во флоте; и они настаивали на повышении жалованья старших матросов до 1 шиллинга в день, а также пропорционально на повышении жалованья морских пехотинцев, других матросов и унтер-офицеров. Они также просили об увеличении пенсий пациентам Гринвичского госпиталя с 7 до 10 фунтов в год.
В конце концов, члены комиссии согласились на прибавку 5 шиллингов 6 пенсов в месяц к жалованью унтер-офицеров и матросов; на бесперебойную выдачу береговых довольствий морским пехотинцам при посадке на суда; на выдачу полного веса провизии без вычета за утечку или порчу; на выплату полного жалованья раненым; и они обещали прощение всем экипажам кораблей, которые в течение часа после оглашения этой информации вернутся к своим обязанностям и прекратят поддерживать отношения с мятежниками. Моряки с удовлетворением приняли эти уступки. Правительство удовольствовалось тем, что объявило о помиловании мятежников и считало конфликт исчерпанным.
Но это был еще не конец беспорядков. Часть флота отошла к Сент-Хеленсу. Однако, когда 7 мая 1797 года вице-адмирал Худ подал сигнал сняться с якорей и выйти в море, все экипажи кораблей отказались подчиниться. Матросы посчитали, что молчание правительства указывает на то, что жалобы еще не были детально рассмотрены комиссарами. Поэтому они решили провести еще одну встречу делегатов на борту линкора «Лондон», который все еще находился в Спитхеде (якорная стоянка между островом Уайт и побережьем Британии), и для этой цели шлюпки с делегатами от других кораблей направились к «Лондону». Вице-адмирал Колпойс, чей флаг развевался на этом корабле, отказался пустить их на борт и заявил, что если они будут упорствовать, он прикажет морским пехотинцам стрелять по ним. Делегаты упорствовали; последовало вооруженное столкновение; один делегат выстрелил и ранил лейтенанта морской пехоты Уильяма Симса; первый лейтенант «Лондона» приказал морским пехотинцам стрелять; и пять матросов, включая двух делегатов, были убиты.
На борту «Лондона» немедленно вспыхнул мятеж, и вооружившиеся матросы заставили офицеров и морских пехотинцев сдаться. Они намеревались повесить первого лейтенанта, если бы вице-адмирал Колпойс не убедил их, что этот офицер действовал в соответствии с конкретными инструкциями Адмиралтейства. Все офицеры были заперты в своих каютах, а морские пехотинцы были взяты в плен.
Сент-Хеленс (желтая стрелка), Спитхед (красная стрелка)
Подобное насилие было проявлено и на других кораблях; и большинство старших офицеров, которые были строгими сторонниками дисциплины, были отправлены на берег. Так продолжалось до 14 мая, когда из Лондона прибыл лорд Ричард Хоу, наделенный всеми полномочиями, и привез акт парламента, который был принят 9 мая в соответствии с пожеланиями моряков, а также новую прокламацию о помиловании для всех тех, кто немедленно вернется к своим обязанностям. Акт, прокламация, а также популярность и такт лорда Хоу восстановили порядок и дисциплину; 15 мая мятеж прекратился; и 16 мая Флот Ла-Манша вышел в море.
В целом надеялись и ожидали, что больше не будет никаких беспорядков; но через день или два на кораблях в Норе (якорная стоянка в устье Темзы) и в Северном море вспыхнул новый и более серьезный мятеж. Как и прежде, мятежники выбрали двух делегатов от каждого корабля. Кроме того, они назначили человека по имени Ричард Паркер председателем совета делегатов и избрали на каждом корабле комитет из двенадцати человек для управления экипажами. 20 мая 1797 года делегаты отправили вице-адмиралу Чарльзу Бакнеру, главнокомандующему в Норе, следующее заявление с требованиями:
1. Чтобы все льготы, предоставленные флоту в Портсмуте, были предоставлены подданным Его Величества, служащим во флоте в Норе и соседних гаванях.
2. Чтобы каждый человек, при входе корабля в гавань, имел свободу видеться со своими друзьями и семьями определенное количество раз за время стоянки. Поэтому каждому моряку должно быть предоставлено удобное для него время увольнения, однако, не в ущерб корабельной службе.
3. Всем экипажам, прежде чем они выйдут в море, должны быть выплачены все задолженности по жалованью, вплоть до шести последних месяцев, в соответствии со старыми правилами.
4. Ни один офицер, уволенный с любого из кораблей Его Величества, не должен быть снова нанят на тот же корабль без согласия команды корабля.
5. Любой человек, который ранее дезертировал из-за нарушений и притеснений со стороны начальства, а теперь вернулся на службу Его Величества, не будет арестован в качестве дезертира.
6. Чтобы призовые деньги за захват вражеских кораблей распределялись между офицерами и матросами более справедливо по отношению к последним.
7. Военный устав в том виде, в котором он сейчас применяется, требует изменений; некоторые статьи должны быть из него исключены с целью более гуманного отношения к рядовым матросам со стороны офицеров. Это послужило бы средством устранения того страха и предубеждения против морской службы, которые часто отпугивают людей от добровольного поступления на службу во флот.
Заявление с требованиями было отправлено в Адмиралтейство, которое 22 мая ответило отказом на некоторые пункты, но пообещало прощение морякам, если они затем вернутся к службе. Вице-адмирал Бакнер передал ответ делегатам и дал им десять минут, чтобы принять решение. Вместо того чтобы подчиниться, мятежники на своих шлюпках вошли в гавань и захватили все канонерские лодки, которые там находились. Затем они переправили их в Нор; и, когда канонерки проходили мимо форта Ширнесс (в устье Темзы), каждая из них, в знак неповиновения, выстрелила в него из пушки.
Ширнесс (красная стрелка)
Делегаты сообщили вице-адмиралу Бакнеру, что не продолжат переговоры, пока трое из членов Совета Адмиралтейства не прибудут в Ширнесс».
23 мая мятежники спустили адмиральский флаг на корабле «Сэндвич»», который был флагманом адмирала Бакнера, и подняли вместо него красный флаг мятежа. Более того, они обязали все корабли, стоявшие вблизи Ширнесса, спуститься к Норе, где они сосредоточили свои силы. Среди этих кораблей был фрегат «Сан-Лоренцо», который был оснащен для перевозки принцессы Вюртембергской в Германию. Однако его команда была лояльна к мятежникам, и, хотя фрегату мятежниками было приказано находиться под кормой «Сэндвича», его капитан, сэр Гарри Нил, нашел способ через несколько дней беспрепятственно доставить фрегат в Харвич.
24 мая мятежникам снова было предложено условное помилование, но Ричард Паркер категорически отказался от этих условий. Примерно до этого времени делегаты и члены мятежного комитета имели обыкновение ежедневно высаживаться в Ширнессе, проводить собрания и шествовать по улицам с флагами и музыкой; но прибытие с войсками адмирала Кейта и генерала Чарльза Грея, которым было поручено обеспечить соблюдение порядка, положило конец этим действиям, и с тех пор мятежники посещали берег на только свой страх и риск.
26 мая адмирал Дункан, которому было приказано наблюдать за голландским побережьем, сумел выйти в море со всей своей эскадрой, за исключением «Монтегю» (74) и «Нассау» (64), которые отказались плыть под предлогом того, что их экипажам в это время выплачивалось жалованье, и «этот процесс не мог быть прерван». Дурной пример вскоре распространился; и к 31 мая адмирала покинули все корабли, кроме флагманского «Венерэбла» (74) и «Адаманта» (50). Вскоре мятеж вспыхнул и на «Венерэбле», но Дункан подавил его, в основном личной демонстрацией решимости; и он сумел сохранить свою позицию, пока не получил подкрепление.
27 мая несколько делегатов отправились вверх по Темзе, чтобы поднять мятеж среди экипажей некоторых кораблей, стоявших в Лонг-Риче. Ниже Тилбери они были обстреляны с берега, и, высадившись в Грейвсенде, были арестованы жителями; но им удалось вернуть себе свободу и склонить на свою сторону экипаж «Ланкастера» (64).
Те же члены Совета Адмиралтейства, которые отправились в Портсмут, чтобы разобраться с мятежниками, теперь отправились в Ширнесс и 27 мая встретились с делегатами в доме комиссара Фрэнсиса Хартвелла, где тщетно пытались образумить их. Единственным результатом было то, что мятежники стали более агрессивными и наглыми, чем когда-либо; после чего их светлости вернулись в Лондон, объявив, что никаких дальнейших уступок ожидать не приходится. Из откровений господина Моро де Жонна и других французов довольно ясно, что лидеры мятежников или некоторые из них к тому времени были в контакте с врагами своей страны и разработали проекты переправы кораблей флота через Ла-Манш, хотя Паркер решительно отрицал любые предположения такого рода; но основная масса моряков возмутилась при мысли о столь предательском поступке.
Однако положение мятежников стало отчаянным. Надежды на успех не было; наказание было почти неизбежным; и бегство, с кораблями или без них, казалось, обещало единственный шанс на спасение. Поэтому в целом удивительно, что флот не дезертировал. Вместо того чтобы бежать, делегаты попытались заставить Лондон поддержать их требования. Они поставили на якорях «Стандарт» (64), «Бриллиант» (28), «Инспектор» (16) и «Свон» (16), поперек Темзы, чтобы заблокировать движение, и не позволяли ни одному судну проходить мимо них без приказа, подписанного Ричардом Паркером, а затем разрешили это только угольщикам и нескольким небольшим судам. Тем временем, сообщение с берегом было прервано, и мятежники стали пиратами, подкрепляясь провизией и водой с торговых судов, которые они задерживали, а также угоняя овец с острова Грейн и разграбив судно снабжения «Грампус», которое было снаряжено для отправки в Вест-Индию. Тем не менее, они не забыли дать салют 4 июня, в годовщину дня рождения короля, хотя они все еще держали красный флаг развевающимся на грот-стеньге «Сэндвича».
90-пушечный линейный корабль «Сэндвич». Рисунок неизвестного художника конца XVIII века
6 июня, когда к мятежникам присоединились последние из дезертировавших судов флота адмирала Дункана. Их эскадра состояла из двенадцати линейных кораблей, двух 50-пушечных кораблей *, шести фрегатов и шести более мелких судов.** Этот день решил судьбу мятежа.
* В течение длительного времени, после того, как 50-пушечные корабли в 1756 году были исключены из класса линейных кораблей, они так и не были официально включены в класс фрегатов, оставаясь «промежуточным классом» – А.С.
** «Сэндвич» (90); «Монтегю» (74); «Агамемнон» (64); «Ардент» (64); «Инфлексибл» (64); «Монмут» (64); «Директор» (64); «Нассау» (64); «Рипалс» (64); «Белликью» (64); «Стандарт» (64); «Лайон (64); «Леопард» (50); «Айсис» (50); «Терпсихора» (32); «Айрис» (32); «Бриллиант (28); «Вестал» (28); «Прозерпин» (28); «Чемпион» (20); «Пайладес» (16); «Инспектор» (16); «Свон» (16); «Комет» (14) – брандер; «Грампус» (20) – военный транспорт;; «Серапис» (20) – военный транспорт.
6 июня были спешно внесены, приняты и одобрены два парламентских акта. Один был «для лучшего предотвращения и наказания попыток соблазнить лиц, служащих в войсках Его Величества на море или на суше, от их долга и верности или склонить их к мятежу или неповиновению»; а другой был «для более эффективного ограничения сношений с экипажами некото-рых кораблей Его Величества, ныне находящихся в состоянии мятежа и восстания, и для эффективного подавления такого мятежа и восстания».
Во исполнение намерения властей подавить любой ценой вспышку мятежей, по обеим берегам Темзы были возведены новые батареи; буи в ее устье были сняты; в разных точках были подготовлены печи для нагрева ядер. «Нептун» (98) коммодора Эразмуса Гауэра, «Ланкастер» (64), «Эджинкорт» (64) и несколько канонерских лодок, которые стояли около Грейвсенда, получили приказ спуститься вниз по реке и атаковать мятежников. Мятежники, чувствуя, что конец приближается, начали переговоры через графа Нортеска, капитана линейного корабля «Монмут»; но все еще изображали стойкость и непоколебимость. Их предложения были отвергнуты; и подготовка к их подавлению силой оружия была почти завершена, когда 9 июня стало очевидно, что восстание вот-вот выдохнется. В тот день «Рипалс» и «Леопард» ускользнули из эскадры мятежников; последний поднялся по Темзе, но первый, к сожалению, сел на мель и был обстрелян «Монмутом» и «Директором». Следующей ночью «Ардент» также покинул строй мятежных кораблей, хотя и он был обстрелян «Монмутом». И на нем, и на «Рипалсе» несколько человек получили ранения.
10 июня несколько кораблей спустили красный флаг, и речное движение было возобновлено. 12 июня другие корабли выразили желание подчиниться правительству; и к вечеру того дня у мятежников осталось всего семь кораблей. Рано утром 13 июня «Агамемнон», «Стандарт», «Нассау», «Айрис» и «Вестал», после того как на большинстве из них произошли кровавые бои между сторонниками и противниками мятежа, укрылись либо на Темзе, либо под пушками Ширнесса; и позднее в тот же день основная масса мятежников, включая даже команду «Сэндвича», объявила о своей склонности подчиниться, если будет предоставлено всеобщее помилование.
Утром 14 июня «Сэндвич» попал под обстрел форта Ширнесс, и вице-адмирал Бакнер, отправив на его борт шлюпку, полную солдат, добился ареста Ричарда Паркера и человека по имени Дэвис, который был его флаг-капитаном, а также около тридцати других зачинщиков мятежа. Один из них, по имени Уоллес, чтобы избежать ареста, покончил с собой. Паркера 22 июня на борту «Сэндвича» судил военный трибунал. Суд продолжался несколько дней и закончился приговором к смертной казни. Он был казнен 29 июня на борту «Сэндвича», признав справедливость приговора. Затем судили других мятежников. Многие были казнены; несколько человек были подвергнуты порке; некоторые были заключены в тюрьму в Маршалси; и некоторое количество заключенных оставалось под стражей на борту «Игла» – плавучей тюрьмы в Медуэе, а позже по просьбе адмирала Дункана король соизволил их помиловать.
Однако с крахом большого восстания в Норе мятежи не прекратились. Были и другие восстания: на «Помпее» (80), «Ройал Соверене» (100), «Сатурне» (74), «Марсе» (74), «Марльборо» (74), «Бедфорде» (74), «Арденте» (64), «Грампусе» (военном транспорте), «Фениксе» (36), «Калипсо» (16) и других кораблях. В течение всего лета 1797 года военно-полевые суды заседали, чтобы судить преступников, многие из которых были приговорены к смерти или к порке, столь суровой, что едва ли она была предпочтительнее. В июле в Средиземном море произошел особенно упорный мятеж на борту «Сент Джорджа» (98). Восстание было подавлено личной храбростью и твердостью капитана Шульдхэма Пирда, и мятежники были наказаны с особой суровостью.
Некоторое время спустя мятежи стали обычным прискорбным явлением на флоте, но они никогда больше не достигали того размаха, как в 1797 году. 18 сентября 1798 года девятнадцать моряков «Дефенса» были приговорены к смертной казни, а шесть – к порке и тюремному заключению, а 9 октября того же года восемь моряков «Глории» были приговорены к смертной казни, двое – к ста ударам плетью каждый, к вычету всего жалованья и к двенадцати месяцам одиночного заключения, а один – к двумстам ударам плетью, штрафу и тюремному заключению. В марте 1800 года «Даная» (32) капитана Проби, была захвачена своей командой во время блокады Бреста и дезертировала в этот порт; но мятежники, к их немалому удивлению, были заключены в тюрьму французами, в то время как с капитаном Проби и его офицерами обращались исключительно хорошо. Опять же, в ноябре 1800 года британское бомбардирское судно «Албанайз» командера Фрэнсиса Ньюкомба, было захвачено командой и доставлено в иностранный порт.
Однако случаев такого рода становилось из года в год все меньше и меньше, вероятно, вследствие чрезвычайно суровых наказаний, которые стали применять к мятежникам.
Последняя серьезная вспышка мятежа в рассматриваемый период произошла в декабре 1801 года на «Таймерайре» (98), флагманском корабле контр-адмирала Джорджа Кэмпбелла, направлявшемся из залива Бантри в Вест-Индию. 6 января 1802 года в Спитхеде начался суд над четырнадцатью предполагаемыми зачинщиками. Тринадцать из них были приговорены к смертной казни, а один был приговорен к получению двухсот ударов плетью. 14 января начался суд над еще шестью, и из них пятеро были приговорены к смертной казни, а один был приговорен к получению двухсот ударов плетью. Во всех этих прискорбных случаях морские пехотинцы вели себя с заметной дисциплиной и преданностью, и не раз их публично благодарили за их поведение.
***
Изменение в форме морских офицеров было осуществлено приказом от 1 июня 1795 года. Именно тогда ношение эполет (французской моды, против которой Нельсон некоторое время решительно возражал) было впервые введено на флоте. Адмиралам было предписано носить два золотых эполета с тремя серебряными звездами на каждом; вице-адмиралам – то же самое, с двумя звездами на каждом; контр-адмиралам – то же самое, с одной звездой на каждом; и капитанам кораблей, выслужившим более трех лет, – два эполета без звезд. Капитану, выслужившемуся менее трех лет, был назначен один золотой эполет для ношения на правом плече, а командеру – тот же эполет, для ношения на левом. В то же время было приказано, чтобы отвороты и обшлага капитанской формы были синими вместо белых, а кружева были такими же, как до предыдущей перемены; но ни кружева, ни вышивки не должны были носиться на мундире. Единственным пережитком старой белой отделки оставалась выпушка на мундире лейтенанта, и то и другое оставалось на мундире мичмана.