Осмелившийся возродить Третий Храм. Начало проекта

© Григорий Кляйн, 2021

ISBN 978-5-0055-0999-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 10

Приёмный покой в тягостном ожидании, был заполнен множеством людей. Сразу бросилась в глаза поникшая и сильно постаревшая бабушка. Оля, не в состоянии что— либо сказать, обняла и разрыдалась. Остальные тоже стояли рядом, не сдерживая слёз. С ужасом понял, дела очень плохи. Вышел врач, обратившись ко мне, попросив пройти к отцу. Ужас произошедшего несчастья замораживал сознание. Хотелось взять знакомую руку но, боясь нечаянно причинить боль, не решился прикоснуться к забинтованному телу. Последующие годы пробовал понять, как в таком тяжёлом положении папе удалось не забыть о моих проблемах.

– Рома, нет времени. Говори коротко, что случилось?

Превозмогая страшные страдания, старался не показывать вида, только скрипел зубами.

– Вчера вечером заступился за девушку, которую в парке насиловали два мерзавца. Завязалась драка. Первый кинулся на меня и ранил ножом, но не очень глубоко. Пришлось применить твои приёмы, сбить с ног одного, затем другого. Торчащая из земли арматура проткнула им грудь. Получается, защищаясь, нечаянно убил обоих. Девушку отвёз домой. Хотел спросить, правильно ли поступил и посоветоваться, что теперь делать?

– Молодец! Я бы поступил также. Запомни сынок, я горжусь тобой!

Твёрдо произнёс и улыбнулся одними губами, отодвигая нечеловеческую боль. Навсегда останусь, благодарен отцу за одобрение совершённого поступка. Подошёл врач.

– Там ваш начальник дожидается, – выразительно показывая мне на часы.

– Позовите его. Доктор это очень важно.

Не знаю, сколько потом прошло времени. Медленно открылась дверь больничной палаты, вышел Булат Кенжибаевич, белый халат приоткрывал генеральскую форму. Подошел, и мы прочитали в потухшем взгляде и по болезненно дергающимся желвакам, страшный приговор. Почему— то подняв лицо кверху, медленно проворил: – Мужайтесь, Григорий Павлович умер.

Несколько последующих часов, в соседней палате, продолжалась борьба за мамину жизнь. Наконец нам разрешили зайти. Не сознавая наступивших прощальных минут, с бабушкой, Катюшей, Олей и Михасиком тихо стояли в белоснежной палате. Так же, как и отец, вся обмотанная бинтами, с проступающей мазью, она лежала на кровати. По лицу пробегали движения невыносимой боли, а на глазах появились маленькие слезинки. По очереди обвела нас взглядом. Обожженные губы шевельнулись:

– Пришло время, уйти. Детки, обещайте всегда заботиться и любить бабушку, как любила я. Будьте вместе, будьте опорой друг другу.

С большим трудом, через силу, родной человек старался не показывать страданий.

– Мама! Мамочка, ты поправишься! Мы будем вместе, – шептала старшая сестра, – вот увидишь.

– Доченька, потерпи, нам нельзя без тебя. Надо закончить так много дел, помочь детям исполнить наши мечты, – бабушка говорила сквозь слёзы.

– Послушайте!

Замолчала, но, сделав усилие и пересилив боль, с трудом продолжила говорить.

– Я очень люблю вас всех! Мама, прости, если вдруг нечаянно когда— нибудь обидела, или сделала что— то не так! – Вновь она, на некоторое время затихла, а тело стал бить озноб.

– Старалась быть тебе родной дочерью и хоть как— то заменить заботливого, любящего сына.

В невыносимом горе бабуля, уже не сдерживаясь, наклонилась. Плечи сотряслись от рыданий, столько горя было слышно в родном голосе. Вскинув кверху голову, взмолилась.

– Доченька! Доченька, не уходи! Не оставляй нас! Боже, будь милосердным, забери лучше меня!

От невозможности что— либо изменить, слёзы бежали из глаз, и не было никого, способного оказать помочь. Смерть стирала грани и делала людей одинаково беззащитными перед ожидающей судьбой. Осторожно, чтобы случайно не сделать больно, гладили бинты на маминых руках.

– Оленька! Родная! Будешь за старшую. Ты выдержишь! Катюша поможет! Вспоминайте чаще, о чём мы говорили, о чём мечтали, как и что решали делать.

Тело задёргалось, не желая больше слушаться хозяйку.

– Не плачьте! Мне уже не так больно, уже получше. Мама, отдай мои дневники, пора детям всё узнать. Если что, объясни, да они должны и так понять.

С чувством сострадания обвела нас глазами, полных печального прощанья.

– Жалко только, не успела сама рассказать, поделиться историей своей юности. Ромочка! Мишенька! Вы теперь остались одни мужчины в доме!

Все находящиеся в палате недоуменно переглянулись. Как мама смогла почувствовать папину смерть? Но она знала.

– Катюша, прикрой меня одеялом, что— то становиться холодно. Вот теперь хорошо.

На некоторое время в палате повисла тишина.

– Детишки, как жалко, что раньше не поведала вам о красивой любви. О жизни. Теперь поздно. Мама! Отдай им мои дневники.

Видимо, для неё это являлось чем— то очень важным, раз в последние минуты жизни, дважды напоминала об их существовании.

– Хочется, чтобы были такими, как с папой рисовали вас в мечтах.

Вновь её стал трясти сильный озноб, и вновь она его пересилила.

– Очень давно! На выпускном вечере, обещала классному руководителю когда— нибудь обязательно вернуться в школу и спеть для него песню. Судьба не посодействовала, а наоборот всячески противилась этой встречи, – застенчиво и просительно улыбнулась.

– Ромочка! Исполни последнюю просьбу, – на её глазах увеличились слезинки, превращаясь в сверкающие брильянты.

– Мамочка, исполню всё, что пожелаешь, любую просьбу, и желание. Только, пожалуйста, не говори, что она последняя. Знаешь, я познакомлю тебя с одной девушкой. Её тоже зовут Марией.

– Наверно, уже не успеешь сынок. Мы с папой часто мечтали об этих днях, представляли, как будем обнимать ваших половинок. Видно, не суждено.

Необычно нежный голос оборвался. Некоторое время было тихо. Наконец мама продолжила:

– В Алма— Ате найдёшь среднюю школу №19, которую я когда— то закончила. Да ты её знаешь.

На этот раз холодный озноб стал бить уже меня.

– Обещай, поедешь туда, когда будут праздновать ближайший, торжественный вечер, – было видно, с каким большим трудом произносит слова.

– Боже, ведь это так скоро! И споёшь за меня песню. Она называется…, – дорогие черты исказила боль. Губы тихонько шевелились, но слов разобрать было нельзя. Густые мамины ресницы сомкнулись, грудь перестала дышать, тело вздрогнуло и затихло. А лицо прямо на глазах стало постепенно темнеть, вслед жизни, медленно уходящей в другой мир. Врач проверил пульс и отошёл в сторону.

– Всё кончено, сердце при невероятной боли от тяжёлых ожогов и так продержалось дольше, положенного в подобных случаях.

Через слёзы, застилающие глаза, не имея сил сдерживать молчаливых рыданий, стояли рядом и, не отрываясь, смотрели на родное лицо. Понимая, это одна из последних наших встреч. Вдруг произошло сверхъестественное чудо. Лицо порозовело, исчезли признаки боли. Глаза приоткрылись, губы шевельнулись и отчётливо произнесли:

– Мама! Твоего сына здесь нет! – И уже для остальных.

– Вы ищите! Найдите его среди живых. Меня зовёт и ждёт ваш отец.

Наши руки одновременно опустились на бинты, скрывающие родное тело. На этот раз словно пытаясь задержать, оставить её жизнь вместе с нами. Увы, она ушла навсегда. Видимо, таинственное известие облегчило страдания, и всемогущая смерть не смогла стереть вдруг на мгновение появившейся улыбки.

– Вы слышали, или мне всё это пригрезилось?

Бабушка переводила удивлённо— вопросительный взгляд с одного на другого. А в ответ видела, потрясённые произошедшим откровением, утвердительные кивания голов.

– Бабуля, мы найдём твоего сына, я обещаю. Мама, и твою просьбу исполню, клянусь тебе. Спи спокойно!

Странные, разрывающие душу неестественные интонации в словах заставили присутствующих в палате взглянуть на Романа и вздрогнуть от неожиданности. За несколько последних минут его волосы стали совершенно седыми. Врач вновь проверил пульс, выпустил руку, опустил голову и отвернулся.

– Мария Ароновна умерла.

Наклонившись и обняв маму, безудержно рыдали сестрёнки и бабушка. Прижав братишку, стоял рядом. Вспомнив когда— то виденный в кино схожий момент. Испытывая переполняющую сердце сыновнюю благодарность и долг, нежно взял и положил мамины руки, одну на другую. Затем навсегда нежно прикрыл глаза. Больше не было сил сдерживать душевную муку. Чувство невосполнимой потери подавило волю, по щекам текли слёзы, руки безвольно опустились.

Надежда, что произойдёт чудо, и мои, самые сильные на земле родители, справятся с болью, умерла последней. Без появления тепла, и чувства приятной дрожи, увидел название следующего книжного футляра: «Умение принимать ответственность на себя, отвечая за поступки и слова. Овладение ощущением личной индивидуальности с потребностью неприкосновенности от дурных влияний».

Открылась дверь, появилось несколько человек в белых халатах.

– Извините! Нам надо перевести тело, – слово больно резануло слух, – в другое помещение.

Тихо покатили кровать. В сознании почему— то совершенно не к месту запечатлелось, та предусмотрительно поставлена на маленькие колёсики.

– Я вас прошу! – почему— то задержав дыхание, обратился к санитарам.

– Пусть мама будет рядом с папой. Можно так сделать?

– Да, конечно. Они теперь всегда будут рядом.

Печально прозвучали в ответ чьи— то слова. И сразу, без всякой на то подготовки, закрылась очередная глава книги осиротевшей семьи. Ушли в прошлое одни, очень добрые и всегда оберегающие страницы. Открывая перед нами другие, по жёстким строчкам которых предстояло теперь идти, без самых дорогих для нас людей. В этот тяжелейший момент, окончился юношеский этап моей жизни. Окончательно и бесповоротно перешагнул порог во взрослую реальную действительность.

Вдруг в глубине сознания совершенно отчётливо прозвучал мужественный папин голос: «Сын! Теперь наравне с Олей, остаётесь за старших в доме». И тут же к нему, добавляя, подключился любящий мамин голос: «Мы знаем, вы справитесь!».

На мгновение плечи ощутили заботливые руки, прикосновение тёплого родного дыхания. Сразу, наподобие залпа траурного салюта, изнутри почувствовал перерождение в другого человека. Совершенно нового, спокойного, обладающего знаниями и мудростью тысячелетнего народа. Бойца, защитника слабых, помощника созидателей и творцов светлых, хороших начинаний. Из состояния отрешённости вывели тихие слова младшей сестрёнки, сказанные пророческим голосом.

– Как жаль! Не поняла странное состояние сильного беспокойства и тревоги. Охвативших с раннего утра, о родителях и большом Алексее. Не отпускавших сердце до трагического известия! Ещё не научилась читать посланные небом предупреждения. – Катюша вытерла слёзы.

– А причём здесь Ведерников? – Я ещё не совсем вернулся на землю.

– Так ты не знаешь? – Сестрёнка опустила голову.

– Он первый бросился спасать малышей. Там был его младший братишка. В итоге сильный ожог лица и глаз, сложный перелом ноги. А вот руки и главное пальцы нашего музыканта остались целы. Люди видели, когда началась рушиться кровля, папа почти силой успел вытолкнуть их в окно. Видно не успев крепко завязать верёвку из простыни. Уже потом бросился к маме, так как её не было видно. Хорошо, перекрытие рухнуло частями, а не полностью. Что очень быстро приехали пожарники и успели вытащить родителей из под обломков.

На больничном дворе стояло множество знакомых и совершенно не знакомых людей. Поникшие фигуры говорили об утрате, затронувшей не только нас, но и тех, кто молчаливо присутствовал здесь. Кто ещё долго будет приходить, и приезжать проститься с прекрасными людьми – нашими родителями.

Первыми обняли мои плечи Матус и Ольга Ароновна. Подходили выразить искренние соболезнования папины и мамины сослуживцы, друзья, соседи и многие другие, иногда совсем незнакомые люди. Отвечал на вопросы, что— то говорил, принимал какие— то решения. Но взор постоянно останавливался на окнах морга, где сейчас находились родители, и куда нельзя было входить. В последующие часы решались дополнительные и обязательные вопросы. Хотя нас и старались освободить от многих проблем, но без участия представителя семьи, обойтись, конечно, было нельзя.

Каким— то образом быстро разлетелась трагическая весть. Из разных далёких и близких городов, со всех концов страны приходили телеграммы соболезнования, приезжали бывшие мамины воспитанники, сослуживцы отца, друзья. Шли и шли жители посёлка, навсегда попрощаться с родителями. Они лежали рядышком в гостиной нашего дома. Маму одели в светлую одежду. Папу в офицерский мундир, который так шёл ему, и которым мы всегда любовались. Вокруг было огромное количество самых разноцветных цветов. Мужчины, отдавая последние почести, сменяя друг друга, несли по дороге до кладбища на руках, два гроба с телами самых дорогих для нас людей. А за ними медленно двигалась скорбная, многолюдная процессия и наша, разом осиротевшая семья. Только несколько лет мы прожили здесь, а мама проработала в поселковом детдоме, но как много народа было на похоронах. Стоял солнечный и тёплый день, прохладный ветерок шелестел в пожелтевших листьях деревьев. Не было сил сдерживать рыдания.

– Вытри слёзы! У евреев на похоронах нельзя плакать. Нужно сказать, Благословен Праведный судья! И радоваться, ведь они рядом с Богом! Для их светлых душ это праздник.

С благодарностью ощутил, именно таких слов, вселивших спокойствие, не хватало сейчас. А ещё Матус добавил: – Не переживай, Бог никогда не слеп к твоим слезам, никогда не глух к твоим молитвам, никогда не безразличен к твоей боли! Он видит, Он слышит, и Он избавит! Только надо помнить и не забывать одну истину. Нам не посылают испытаний, которых невозможно выдержать. Единственный выход из такого положения, максимальная работа, работа до изнеможения. Прямо с завтрашнего дня загрузи день до предела.

Множество хороших, замечательно— правдивых слов было произнесено. Бабуля попросила меня сказать последнее слово.

– Мама и папа! С вами пришли проститься много, очень много народа, и все без исключения обращали внимание на то, что общение с вами делало их лучше, человечней. Я с братом и сёстрами обещаем брать пример и полностью походить на вас. Чтобы, наблюдая с небес, вы могли гордиться своими детьми. Спасибо всем, что откликнулись и пришли разделить с нами боль невосполнимой утраты.

Застучали молотки, забивая гвозди в деревянные крышки, и одновременно навсегда отделяя живых от мёртвых. Кладбищенскую тишину разорвали выстрелы оружейного салюта. Зашуршала сбрасываемая земля. Решил, в положенное время, над могилами уложим красивый камень. Не подозревая, братишка именно в эти мгновения отчётливо представил контуры памятника и кованой оградки. Ещё два свежих холмика добавились на небольшом, аккуратном поселковом кладбище. Внутри неприятно шевелилось ощущение чего— то не сделанного. Но оно сразу исчезло, когда среди наступившей тишины чётким голосом. Громко, чтобы слышали люди пришедшие проститься с родителями, Матус произнёс:

– Мария, дочь Арона и Григорий, сын Павла, всё это сделано в вашу честь. И если мы что— то сделали не так, простите нас.

Во дворе были накрыты столы. Люди поминали родителей, от всего сердца говорили положенные в таких случаях слова и расходились. Участие друзей и товарищей в постигшем горе, искреннее сочувствия потихоньку оживляло сознание.

– Рома, очень хотелось позвать Митю, – Катюша подошла и прижалась к плечу.

– Я ведь съездила за ним, но не застала дома. Поговорила с братиком и сестрёнкой, правда, не сказав о нашей беде. Ты не обижаешься?

– Конечно, нет.

Да и как мог, если сам так сильно хотел увидеть рядом свою любовь. Чуда не произошло, Мария не появилась. После похорон, где— то около десяти вечера, впятером остались дома одни. Бабушка села в сторонке и, оглядывая горестным взглядом, задумалась. Так и сидела, не произнося ни единого слова, только изредка вытирая набегающую слезу. Закончив уборку и убрав в шкаф последнюю посуду, присели рядом. Каждый понимал, начинается новый этап. Пальцы рук сплелись между собой, и непроизвольно неведомая сила соединила нас в одно целое. Сердцем принял ответственность за дальнейшую нашу жизнь. Тишина в комнате подчёркивала тяжёлые мысли. Не хотелось думать и возвращаться в реальный мир. Как ни странно, но в этот момент бабуля оказалась самой сильной. Поднялась, и хотя вся фигура выражала невыносимое горе, твёрдой походкой прошла в свою комнату. Вернувшись, положила на стол перевязанную тонкой верёвочкой картонную коробку. В ней лежали разные вещи. Пачка пригласительных открыток, перевязанных голубой лентой. На не состоявшуюся с её сыном, мамину свадьбу, назначенную на 29 июля 1941 года. С указанием на них домашних адресов и полностью фамилий, имён, отчеств. Старые фотографии, сделанные ещё при царе в городе Омске. К одной с изображением большой семьи, был приколот листок с именами, датами рождения, а у некоторых смерти. Ещё несколько небольших коробочек. Общая тетрадь в потрепанном коричневом переплёте. Наугад открыл и начал читать исписанную маминым почерком страницу.

«Решили на следующий Новый год обязательно поздравить учителей: Евгения Давыдовича и Миру Соломоновну. Каждому принесём в подарок какой— нибудь сувенир и вкусный деликатес. Правда, пришлось немного поспорить с Романом, так как наши вкусы оказались прямо противоположными». Сбоку, но уже другими чернилами, дописано: «Пришла похоронка. В память о нём, сама постараюсь выполнить общее желание. Когда— нибудь куплю живых роз, приду перед Новым годом рассказать о Романе. О том, какая у нас с ним родилась девочка. Вспомним школьные годы, оставшихся в живых друзей, помянем погибших», – не дочитав, услышал бабушкин голос.

– Доченька попросила передать вам историю своей юности. Мечтала, наступит нужное время, сама поведает о том прекрасном и счастливом времени. Как однажды, после прихода в дом огромной беды, нашла в себе силы бороться. Не опустить руки, не терять надежды в самые смелые мечты. Несколько раз бывало так ужасно плохо, что белый свет становился смертельной болью и невыносимой тяжестью. Разрывая сознание, старался уничтожить память.

Казалось, только могильная тишина спасёт душу. Ваша мама сразу чувствовала наступившее отчаянье, садилась рядом, брала за руку и начинала говорить. Ласковые слова заживляли кровоточащие раны, а виденье необъяснимого, вероятно скорого будущего, рисовало сказочные картины. Однажды откроется дверь. Живым и невредимым войдёт погибший сын.

Видимо, она вновь представила эту желанную картину. На наших глазах бабушка стала молодеть, потихоньку улетучивались грусть и боль страшной утраты. Вместо неё появилось выражение уверенности, что обязательно преодолеем рухнувшее испытание. Как когда— то мама, теперь она возвращала в семью любовь к жизни, жажду борьбы, энергию созидания и непоколебимую веру в прекрасное будущее.

– Мария мечтала, чтобы вы были похожи на неё и на своих отцов. Иногда брала эту тетрадь и уносилась в далёкое прошлое. Возвращая, почему— то всегда просила: «Мама, береги её». Теперь понимаю, уже тогда предчувствовала, наступление тяжёлой минуты. Помните, и не забывайте об этом, читая дневник.

Вновь какая— то сила подняла нас и соединила в крепком объятии. По прошествии долгих судьбоносных лет, в доверительных разговорах, признавались друг другу, именно тогда представили стоящие перед каждым жизненные задачи и необходимые действия по их решению. Получили в неограниченном количестве, хорошие человеческие чувства, видимо рассчитанные на будущее многократное увеличение семьи. Принимая последний и бесценный подарок родителей, посланный из вечности, сердца наполнились непоколебимой твёрдостью, силой, целеустремлённостью, нежной и заботливой любовью ко всем стоящим рядом. Открыв одну из коробочек, наткнулся на Георгиевский крест и красивую, своеобразной формы курительную трубку. Под ними лежало несколько пожелтевших страничек письма, присланного ещё прадедом. О произошедшей между ним и моим дедушкой размолвке. С просьбой принять искренние извинения. Из текста явствовало, прадед сам сделал и очень любил эту трубку. Теперь в знак примирения и на счастье, дарит сыну. А прабабушка, медаль своего отца. Вернул обратно небольшой кружок металла, напоминающий о русско— турецкой войне, которую брал на урок литературы, правильно угадав, здесь её законное место. В другом месте дневника прочитали, про отца её учителя, тайно выполнявшего обрезание еврейским детям. Однажды, за выполненную ребёнку брит— милу, был арестован. Только вмешательство нашего дедушки вызволило того из тюрьмы. Потрясённая такой несправедливостью, мама написала и переложила на музыку стихи. Дальше прочли: «Обязательно приду к Евгению Давыдовичу домой, спою эту песню, тем более, судьба

сотворила хороший конец». Между страничками лежал листок с нотами, словами песни и некоторыми мудрыми заключениями. Многие строки достигли глубины души.

Тихой волной накатилось приятное тепло. Веки потяжелели, закрывая глаза. Ставшее знакомым видение хрустального шкафа приоткрыло дверцу. Очередной футляр имел новое заглавие из тронувших сердце, только что прочитанных маминых мыслей. «Один из самых совершенных видов доброты состоит в том, чтобы направить усилия ума на помощь близким людям, выраженную в правильных советах. Помимо всего прочего он не требует материальных затрат».

Буквально на следующий день, после похорон, в дверь постучался и вошёл генерал. Поздоровался с бабушкой и теми, кто находился дома. Некоторое время разговаривали вместе, а потом пригласил проехать с ним на кладбище. Булат Кенжибаевич был в курсе произошедшего в парке столкновения. Оказывается, в последние минуты жизни, отец успел попросить помочь решить возникшие у сына проблемы. В основных чертах поведал, как искал любимую девушку, как услышал крик о помощи и, увидев насилие, бросился на помощь. Убивать не хотел и не думал. Тем более, пришлось защищаться от нападения вооружённых бандитов, и не было времени смотреть по сторонам. Кто мог предвидеть, торчащий из земли кусок арматуры. Говорилось, на удивление легко, так как генерал прекрасно был осведомлён о Марии и о том, что произошло в школе и даже, видимо, что должно будет произойти в ближайшем будущем.

Потом поехали в город. В отделении милиции следователем был составлен протокол о произошедшем преступлении. Картину моего заступничества и последующее двойное убийство пришлось восстановить во всех деталях. Назвал имя жертвы и адрес, пояснив, где сейчас находится. Булат Кенжибаевич предупредил, пока никому не говорить о случившемся. У него родилась идея, как возможным в будущем незваным пришельцам с чужой стороны, правдоподобно объяснить, наше с отцом исчезновение. А ещё пообещал скоро подарить некоторые кино и фотоматериалы.

Оказывается во время операции, ради безопасности, за нами был установлен различного вида негласный контроль. Я удивился, ведь близко не замечал подобного. Каждый день с сестрой приходили в больницу проведывать Алексея. Парень медленно, но неуклонно поправлялся. Повязку с глаз не снимали, и все жители посёлка, начиная с врачей, надеялись на чудо по восстановлению зрения. Затем уже всей семьёй шли к могиле, и здесь, в первозданной тишине, молча, разговаривали с родителями, как с живыми. По возвращению перечитывали страницы дневника. Вспомнив полученные от

отца и Матуса, и хорошо усвоенные советы, загрузил себя различными делами сверх всякой меры. В наступившие трудные дни внимание окружающих товарищей помогало выстоять и не сломаться от горя. После долгих мысленных раздумий, всевозможных вариантов, моя большая мечта стала укладываться в чёткую, невиданную ранее, ажурную конструкцию. А к её основанию вела дорога последующей жизни. Огороженная, по всему пути будущего создателя проекта, густой, с изумрудно— зелёной листвой изгородью. Занялся продолжением улучшения различных существующих и созданию новых производств, в том числе, к большому сожалению, изготовления памятников.

Школьные занятия были окончены, но думаю для ясности необходимо включить в нашу историю, ещё несколько важных моментов:

Первый. На удивление, благополучно, окончился первый этап такого неожиданного испытания. С чьей – то лёгкой руки потрясающее школьное событие стали называть «днём Романа». После уроков Марию провожали сразу несколько человек. Оксана, взяв под руку, с мечтательной улыбкой откровенно радовалась за подругу.

– Даже если твой подшефный не сможет выполнить остальные требования, всё равно безумно счастливая. Ведь сегодняшние, просто не мысленные чудеса сделал ради тебя. Уверена, совершенно не думая о здоровье, а вернее своей жизни.

– Кстати о чудесах, – Гриша, вопросительно затряс, сложенными перед собой ладонями.