Сел и поехал 4. Памир – крыша мира

Узбекистан. HУKУC. ХИВА. БУXАРА

Незадолго до узбекской границы вдруг воображаю себя крутым «эндуристом». Дорога – сплошные ямы, выбоины, ухабы, и я начинаю лихо объезжать их на скорости. где-то стоя, где—то сидя обгоняю одну машину, другую и лишь усмехаюсь, видя ограничительные знаки 50 км/ч. Я чувствую, как работает подвеска, проглатывая все ямы и неровности. Ощущаю дрожь в руках, пружнню ногами и отклоняюсь на виражах. Музыка в ушах, адреналин в крови – круто, блин!

Вот впереди очередная фура, я влетаю в облако пыли из-под колес, и видимость становится нулевой. Эти секунды в пыльном шлейфе кажутся вечностью, ведь я вообще ни черта не вижу! Выныриваю из пыли – и попадаю на зыбучий песок! Мотоцикл начинает водить влево-вправо, и меня просто вышвыривает из седла…

Когда грохаюсь на землю, дальнобойщик тормозит, выскакивает из кабины и бежит ко мне. Но я, весь пыльный, поднимаюсь сам.

– Ты как?! Цел?! – встревоженно вопрошает водитель.

– Да вроде цел, – озираю себя. Хлопаю по экипировке, отчего вздымается пыльное облако. –       Только измазался весь…

Мотоцикл тоже цел, лишь пластик треснул как раз посредине надписи «Сел и поехал». Только к вечеру обнаружится огромный, в полноги, синяк. После этого решаю: хватит выпендриваться! Этот случай остужает мой пыл и я говорю себе: тише едешь – дальше будешь. Последняя казахская бензозаправка находится километров за двадцать от узбекской границы. Но мы заезжаем и заправляемся, потому что знаем – в дальше могут быть проблемы с бензином. Баки и канистры под завязку и движемся.      .

Пропускной пункт представляет собой небольшое одноэтажное здание в степи, влево и вправо от него уходят сетчатые заборы. Но такое ощущение, что через несколько километров это ограждение заканчивается и дальнейшие куски государственной границы абсолютно прозрачны для всех желающих.

Проехавшая неделю назад грyппа напугала нас тем, что границу между этими двумя странами они проходили четыре часа. Но мы на обоих пропускных пунктах задержались чуть более полутора часов.

Увидев фотографию на сумке, казахский пограничник спрашивает:

– ЭТО KТО?

– Мой дед, – отвечаю. – Герой войны! Вот решил его провести по Азии в канун праздника.

– Верно, скоро же День Победы! – вдруг возбуждается пограничник. – Это для нас тоже очень большой праздник!

Дед помогает мне общаться с людьми. Его фотография позволяет людям раскрываться, включает в них, да и во мне, хорошие чувства, и я, конечно, благодарен ему за это. А еще благодарен за моральную поддержку. Я на полном серьезе иногда с ним беседую, и порой кажется – слышу ответы либо советы…

На узбекской границе все очень строго. Требуют показать содержимое наших мобильных телефонов, просят предъявить флешки и все время спрашивают:

– Порно везете? Порно у вас есть?

Я так понимаю, что провоз порнографической продукции в мусульманскую страну является очень серьезным преступлением. Лекарства из багажа Жени отправляют на более тщательный осмотр, но все в конце концов заканчивается хорошо.

Сделав очередную страховку, меняем деньги на узбекские сомы. Менялы ходят с полиэтиленовыми пакетами, набитыми местным «кэшем». Один из них в обмен на стодолларовую купюру выдает мне толстенную, толщиной сантиметров пятнадцать, стопку сомов, она даже не помещается в руке! «И что с этим делать?» – думаю, глядя на кипу бумажек. В карманы деньги не влезают, в бумажник тем более, так что приходится тоже засовывать их в пакет.

Едем к городу Нукус по не очень качественной дороге. Ближе к столице Каракалпакии дорожное покрытие становится сносным, машин прибавляется, и тут – очередной сюрприз! Еду в крайней левой полосе на приличной скорости. Слева бежит бетонная полоса, четко разделяющая потоки движения, и вдруг прямо передо мной выруливает боком белая «нексия»! Блин, откуда взялась?! Жму на тормоза, мотоцикл тащит по асфальту так, что стирается резина, и лишь потом замечаю: в разделительной кое—где устроены разрывы, и местные водители, не обращая внимания на едущих по скоростной полосе, через них разворачиваются! Что ж, надо учитывать особенности местного «трафика» и сильно не разгоняться…

Еще Узбекистан поражает обилием машин «дэу», прежде всего марок «нексия» и «матиз». Но вскоре я вспоминаю, откуда здесь большое количество таких машин. В Узбекистане налажена их сборка, вот и покупают доступную иномарку!

Едем по безрадостной, уходящей за горизонт то ли степи, то ли пустыне. Земля желто-серая, кое-где проглядывает чахлая растительность, но в целом пейзаж безжизненный. И вдруг посреди этой пустыни видим некое железное устройство, торчащее из земли. На нем видны ржавые вентили, влево и вправо торчат ржавые трубы, так что поневоле вспоминается знаменитый фильм «Кин-дза-дза».

Я торможу. Напарник делает то же самое.

– Что случилось, Паш? – спрашивает.

– Hиuer о, – смеюсь. – Просто хочу прикольный

кадр сделать. Сфоткай меня!

Слезаю с мотоцикла, подхожу к устройству непонятного назначения и, когда Женька жмет кнопку, приседаю и произношу: «Ку!» После чего, от души по— ржав и подняв настроение, отправляемся дальше.

Когда в Нукусе мотоцикл опять глохнет, я уже не удивляюсь. Тревожусь, конечно, но лишь по привычке. Почему-то кажется, что выход из положения снова будет найден. Почему? Может, я всерьез поверил в то, что дед, бесстрашный солдат Великой Отечественной, покровительствует моему путешествию? Хочется, конечно, верить в такое, но лучше придерживаться проверенной истины: на деда, как и на бога, надейся, а сам – не плошай.

Полоску опять устраняю своими силами, в очередной раз прочистив контактную грyппy – почему-то она подгорает. Когда заканчиваю ремонт, рядом тормозит «шевроле» – местное такси. Таксист по имени Закир моментально знакомится с нами и выражает готовность оказать нам поддержку.

– Нам бы отель найти… – говорим, усаживаясь на мотоциклы. – Мы из Атырау едем, устали очень.

– Хорошо, езжайте за мной.

Закир провожает нас до отеля, мы устраиваемся, после чего вместе с таксистом отправляемся на ужин. Во время ужина беседуем, Закир рассказывает о здешней жизни, а мы делимся нашими планами.

– В Туркмению, значит, собираетесь… – задумчиво говорит Закир.

– Есть такое желание. А что?

– Вас могут пустить через границу. Но могут и не пустить. Если не пустят – я буду вас ждать, хорошо? Я записываю его телефон. Мы не отказываемся от помощи, в путешествии любой помощник, призванный или добровольный, на вес золота.

Гостинца в Нукусе оказывается совершенно кошмарной. Старая плитка в туалете, унитаз с бачком наверху и привязанной к нему веревкой, затхлый запах, старые истертые ковры… Такая обстановка сразу вгоняет напарника в уныние.

– Что с тобой? – спрашиваю, заметив реакцию.

– Ну и отстой… – говорит Женька, озирая облезлый интерьер номера. – Здесь что – ничего лучше нет?!

– Думаю, что нет. Но я тебя что-то не понял. Приключения только начинаются! Впереди Памир, а там в некоторых местах вообще нет цивилизации! Быть может, тебе придется ночевать на голой земле, вообще под открытым небом, где даже обычной воды не будет! Хотя в душе я, конечно, соглашаюсь: отстой. Вспоминаю брестскую гостиницу «Бук», где год назад оказались вместе с женой. Обстановка была похожей; и кофе там подавали отвратительный и абсолютно невкусный, и яичница была словно сделана из туалетной бумаги…

Но стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Мы путешествуем, смотрим мир и во всем должны искать позитив!

На следующий день решаем двинуть к туркменской границе, благо находимся недалеко от нее. У нас имеются иранские визы, и мы рассчитываем получить у пограничников Туркмении визу для транзита в Иран прямо на КПП.

Однако на границе нас не желают пропускать. Пограничники с туркменской стороны рассматривают наши визы, затем возвращают паспорта.

– У нас нет оснований впустить вас в Туркменистан.

– Почему?! – спрашиваю. – Нам же всего лишь

нужен проезд, дайте транзитную визу.

– Можно дать транзитную, нет проблем. Но лишь когда вы сделаете приглашение через Министерство иностранных дел.

У меня московская знакомая два месяца занималась этим вопросом, в смысле – приглашением. Но до нашего отъезда она не успела его сделать, так что остается лишь махнуть рукой.

– Ну и черт с ней, с этой Туркменией! – говорю напарнику. – Значит, не судьба!

Развернув мотоциклы, возвращаемся на узбекский пограничный пост, и тут опять возникает разговор про моего деда. Выслушав мой рассказ, пограничники вдруг приглашают нас на чай, расставляют на столе пиалы, наполняют их душистым ароматным напитков и продолжают с нами беседовать. Обстановка сразу заставила забыть о запрете на въезд. Если в Узбекистане такие замечательные и гостеприимные люди, о чем жалеть?

Закир действительно нас ожидает, и, как выясняется, не зря. Отъехав два километра от границы, я вновь ломаюсь так, что никакая прочистка контактов результата не дает. Похоже, неисправна мембрана. Решаю: оставить напарника на автобусной остановке, а самому отправиться с Закиром в город, чтобы вызвать эвакуатор. Эвакуатор представляет собой мотоцикл со специальной тележкой, куда мы загружаем мою заглохшую «хонду». Закрепляем ее в тележке и отправляемся в так называемый сервис.

Пока едем, Закир рассказывает о жизни простых людей в Узбекистане.

– Как мы тут живем? Трудно живем. Работы нет, брат, вот что самое плохое. Значит, надо на заработка ехать. А куда ехать? В Россию, конечно. Там работа есть, хотя платят мало. Работают на стройках, живут в грязи, по двадцать человек водной комнате… Но наши мужчины все равно едут. Уезжают надолго, иногда на полгода, иногда на год. А жены в это время детей воспитывают. Когда женщина одна, ей трудно. И это тоже беда…

Я в очередной раз думаю о том, что все наши беды – мелочи по сравнению с настоящими проблемами некоторых людей. А значит, нечего ныть и унывать, все, в принципе, решаемо и поправимо.

За разговором не замечаем, как подъезжаем к сервису. Сервис представляет из себя гараж с кучей разбросанных по нему инструментов. Точнее сказать, это обычный навес, под ним бревно с брошенным на него старым ковром, на ковре восседают, неспешно беседуя, три человека. Неподалеку в машине ковыряется молодой, лет двадцати пяти, парень. Он встает, подходит к нам, представляется здешним электриком. Но почему-то не внушает мне доверия, и я принимаю решение ремонтировать самостоятельно.

Разложив инструменты, начинаю все откручивать. Снимаю бак, снимаю бензонасос, и тут же – резкий запах бензина, плеснувшего мне на руки. Вытираю ладони ветошью, затем продолжаю работу.

– Так, неси-ка ключ! – требую на взводе. Молодой быстро его приносит.

– Отвертку крестовую дай! – обращаюсь к одному из сидящих на бревне. Тот тоже приносит инструмент, ни слова не говоря. Будучи на нервах, я довольно быстро справляюсь с задачей. Меняю сгоревший предохранитель, бензонасос, чищу цепь, подливаю масло. Когда собираю все обратно, неубиваемая японская техника опять оживает!

После этого мы отправляемся в Хиву по жаре в сорок градусов. Слабо представляю, как здесь можно путешествовать летом. Кажется, что даже асфальт под колесами от такой жары плавится!

Кроме жары, еще одна проблема – бензин. Точнее, его отсутствие на многих заправках, где предлагают разве что газолин. Это некая похожая на бензин бурда, сделанная из газового конденсата. Заправка газолином сравнительно дешевое удовольствие, но в конечном итоге это чревато серьезными последствиями, поскольку двигатель может просто сгореть. И мы не рисковали – направлялись только 80—м или 92-м, который приходилось подчас заливать из каких-то банок, канистр, но все-таки это был бензин, привозимый из Ташкента.

Узбекские гаишника большой проблемы из себя не представляют, если, конечно, ведешь себя нормально, общаешься с ними по—человечески и в соответствии с местными обычаями. Диалог, когда нас останавливали, обычно начинался так.

– Откуда едете? – первым протягивает руку полицейский.

– Мы путешественники из Петербурга, едем смотреть Узбекистан. – Пожимаю руку и тут же спрашиваю улыбаясь: – Как дела? Как семья, как дом, как дети?

Услышав такой вопрос, служитель власти расплывался в улыбке, что-то рассказывал и был сама вежливость. Один гаишник даже клубникой нас хотел угостить, а другой дал нам совет, где поесть самую вкусную в Хиве самсу. Ни один узбекский полицейский нас не оштрафовал, даже если останавливал в момент превышения скорости. Главное – не лезть на рожон, а общаться по—человечески, душевно.

В Хиве селимся в гэст-хаузе прямо напротив древней крепости. Вечерняя трапеза состоит из вкусного узбекского чая, лепешек, овощей, а еще нам подали манты – сочные, с нежнейшим тонким тестом. Хорошо поужинав, отправляемся на прогулку по ночной Хиве. В плане подсветки это скромный город, но очень колоритный. Из полутьмы то и дело выплывают очертания старинных зданий и сооружений, где—то слышится шум шагов, где-то детский смех – это местные мальчишки затеяли поздний футбол. Мы еще ничего не знаем про город, но сейчас не время для экскурсии – ее мы откладывает на завтра.

Утром приобретает узбекские тюбетейки, нанимаем экскурсовода и отправляемся знакомиться с древним городом Хнвой. Экскурсовод – небольшого роста, полноватый мужчина, в солнцезащитных очках и белой рубашке, которая вскоре покрывается мокрыми пятнами от пота. Вроде еще даже не полдень, но жарит по-взрослому и я задаю экскурсоводу вопрос:

– Как же вы тут летом работаете?

– О, брат! – машет тот рукой. – Летом тут вообще беда, до пятидесяти градусов иногда доходит!

Нас знакомят с древней частью города под названием Ичан—Кала. Центром ее является Куня—Арк, что в переводе означает «старая крепость».

– Это был город в городе, – поясняет гид. – Тут хан сидел. И гарем был тут, и канцелярия, и отдельная мечеть, и монетный двор. Автономное существование, короче, было у хана, он мог так годами жить, ну, пока не придут завоеватели.

– И много их приходило? – спрашиваю.

– Хватало. Особенно часто Иран нападал, или, как его называли раньше, Персия.

Под конец экскурсии решаем подняться на один из минаретов старого города.

– С нами не пойдете? – спрашивает Женя экскурсовода. Тот утирает выступивший на лбу пот.

– Нет, ребята, наверх – без меня. Я вас тут подожду…

Он отходит в тень от стены, потому что на солнце – ну просто адское пекло.

Внутри сооружения прохладнее, чем на улице, но очень тесно: если бы в этот момент кто-то спускался сверху по винтовой лестнице, мы не смогли бы разойтись. Кроме того, ступеньки очень скользкие, подъем довольно труден, по сравнению с ним восхождение на колоннаду Исаакиевского собора в Питере – просто легкая прогулка.

Конечно же, мы посещает местный базар, где жарят шашлыки, люля-кебаб, пекут самсу, зазывают купить одно, другое, и мы с удовольствием перекусываем перед очередным этапом путешествия.

Далее наш путь лежит в Бyxарy. Опять дикая жара по дороге, на которой мы встречаем велосипедистов из Лондона. Они мало похожи на типичных англичан, поскольку явно арабского происхождения, судя по внешности. Как выяснилось, их маршрут включает Китай, Пакистан, Памир и еще ряд центральноазиатских государств. Они ехали с миссией помощи детям – за каждый преодоленный ими километр бездомным детям перечисляли из какого-то фонда определенные средства.

Когда во время обгона мы видели их, обвешанных сумками, крутящих педали на жаре, то показалось: мы в сравнении с ними парни неопытные.

Посреди пустыни ненадолго останавливаемся в странном сооружении из полиэтилена с соломенной крышей. Это придорожное кафе, в котором на удивление прохладно. Неожиданно рядом тормозит автобус, оттуда вылезает человек десять узбеков, и один из них подходит к нашим мотоциклам.

– Эй, ребята, вы из Питера, что ли? – восклицает. – Я номер питерский узнал.

– Да, – отвечаем, – из Питера.

– А я там работал на стройке. Целых десять лет!

– А чего уехал?

– Кризис сейчас, доллар совсем другой стал, теперь на стройке не так выгодно. Да и семья здесь: жена, дети, родители…

Этот вполне грамотный и толковый парень – один из многих, что работают в российской экономике, обеспечивая свои семьи.

– Успехов тебе! – пожимаю ему руку на прощанье. – Все в жизни меняется, может, еще встретимся!

– Может, и встретимся, – улыбается новый знакомый. – Счастливой дороги!

Едем дальше, чтобы вскоре сделать остановку на очередной заправке. Вставив пистолет в бак, вдруг замечаю: на переднем сиденье одной из машин сидит… баран! Он расположился на разложенном пассажирском сиденье. С рогами, завитыми в несколько витков, с густой желто-белой шерстью, он смотрится как большой начальник. Что за глюк?! Вижу, как барана выводят на прогулку, оказывая явные знаки почтения, и удивление достигает высшего предела.

– Почему так везем… – отвечает на вопрос водитель, который выгуливает барана. – Потому что заслуженное животное! Он, брат, одно из самых престижных состязаний вчера выиграл! Выдающийся баран!

«Восток —дело тонкое» – почему-то вспоминается после этого. Какие состязания проводятся среди баранов? Какие призы они выигрывают? Это остается очередной восточной тайной…

Наконец добираемся до Бухары. Город большой, слева и справа видим подсвеченные старинные по— стройки, но сейчас более всего хочется добраться до гостиницы.

Вечером сидим в двухэтажном ресторане, едим шашлыки и плов. Неожиданно раздается звонок моей знакомой, готовившей нам документы для проезда в Туркмению.

– Павел, это Настя, – сообщает она своим детским писклявым голосом. – Даже не знаю: смеяться или плакать…

– Что случилось?

– Из консульства Туркмении на почту пришли подтверждения о выдаче для вас приглашений. Что ответить?

– Настя, одну минуту!

Тут же поворачиваюсь к Жене:

– Планы опять меняются, едем в Туркмению. Она совсем рядом! И погранпереход очень близко!

Я опять перезваниваю.

– Настя, мы едем, оплачивайте приглашения и высылайте!

– Хорошо. Завтра буду в консульстве в девять – это по вашему времени в одиннадцать – и сразу вышлю. После этого размышляю о том, что ничего просто так не происходит. Нам нужно было задержаться в одном месте, сломаться в другом, чтобы именно сегодня оказаться в Бухаре, неподалеку от туркменской границы и погранперехода. Застань нас это сообщение где-нибудь в Ташкенте – вряд ли мы бы воспользовались присланными приглашениями, и Туркмения в итоге осталась бы вне нашего маршрута.

Утром следующего дня гуляем по Бухаре. Видим молодых ребят в аккуратных костюмчиках, девочек в бордовых платьях и белых бантиках – похоже, такова здесь школьная форма. Город вообще сочетает в себе древность и современность, а также сохраняет детали советской эпохи. Например, в Бухаре мы наткнулись на автомат газированной воды – из тех, что были в СССР на каждом углу.

– Он работает? – спросили у одного из местных.

– Не совсем, – засмеялся тот. – В нем только часть деталей рабочая. Но есть еще один автомат, в нем другие детали хорошие. Значит, надо собрать из двух – один, и он будет работать!

Мы, естественно, посещаем бухарский рынок. Отовсюду кричат, приглашают попробовать их продукты, и мы, конечно, пробуем. Мы уже привыкли к тому, что здесь без пробы на вкус и без вдумчивого процесса торговли никто ничего не покупает – восточный базар все—таки.

– Там все пробовать надо, – говорил нам Закир. – Как без пробы деньги платить? Ты должен знать, за что платишь…

Рынок, как видно, старый, ему наверняка не один все И сама Бухара выглядит не молодо, ведь основан город за тыcячу лет до рождения пророка Магомета и прихода мусульман на эту землю. Хотя настоящий расцвет города начался, конечно же, с мусульман. Мой узбекский приятель Байрам говорил, что в Бухаре жил и работал знаменитый врач Авиценна, известный поэт Фирдоуси, великий астроном Улугбек и еще много выдающихся людей. Из памятников архитектуры успеваем осмотреть мавзолей Саманндов и архитектурный комплекс Пои Калян, что переводится как «подножие Великого». Особенно впечатляет символ Бухары – минарет Калян (Великий), с вершины которого бухарских мусульман когда-то собирал на молитву муэдзин.

– А еще, – говорил Байрам, – с этой башней одна легенда связана.

– Что за легенда? Расскажи, интересно, – прошу я.

– Правивший одно время Бухарой шах однажды решил убить свою жену. Он хотел столкнуть ее с минарета Калян, чтобы та свалилась с огромной высоты и гарантированно разбилась. Но женщина его перехитрила, попросив перед смертью исполнить ее последнее желание.

– Какое же это было желание?

– Она попросила разрешения надеть перед смертью все свои юбки и платья. Надела, спрыгнула, и эти платья раскрылись, как парашют, позволив ей плавно опуститься на землю!

Погода в этот день отличная, сильной жары нет, и мы с аппетитом обедаем в местном ресторане, где, сидя на ветках декоративных кустов, кричат попугаи. Мы сидим на подушках, едим плов и люля-кебаб, запивая вкуснейшим чаем, и чувствуем себя натуральными узбеками. Почему нет? На головах у нас тюбетейки, на лицах – загар, мы не сильно отличаемся от местного населения. В такие моменты очень хочется сюда вернуться когда-нибудь в будущем…

В гостиницу возвращаемся на такси. По дороге получаю одно из самых сильных впечатлений от посещения Бухары, увидев малоприметное здание кинотеатра советского времени. Ничего особенного, бетон и стекло, при нём постройка не первой свежести и явно не архитектурный шедевр. Но когда таксист говорит, что здесь в конце семидесятых выступал Владимир Высоцкий, здание начинает выглядеть совсем по-другому.

– Вот здесь он выступал?! – удивляюсь. Таксист останавливает машину.

– Да, тогда у него несколько концертов было: в Ташкенте, Самарканде и у нас, в Бухаре. Тут было не протолкнуться тогда, тысячи людей хотели на концерт попасть.

Я долго смотрю на этот кинотеатр, представляю, как его штурмовали толпы поклонников Высоцкого, как спрашивали лишние билетики, как здесь дежурила советская милиция… А еще думаю о том, сколько всего довелось Владимиру Семеновичу пережить. Какое давление пришлось выдержать! Прямо здесь, во время гастролей в Узбекистане, он пережил клиническую смерть, но не отказался выступать, а вышел на сцену к своим зрителям и слушателям… Вот кто по-настоящему жил по принципу: не отступать и не сдаваться! Все это, как и портрет деда, конечно же, поддержка.

Стыдно пасовать перед обстоятельствами, когда вспоминаешь о том, что довелось пережить другим.

– Ладно, – говорю, – Бухара хороший город, но нам нужно увидеть «Врата в ад». Едем в Туркмению!