Чужбина с ангельским ликом

Затишье перед будущим

Одинокая фигура отца застыла на скамье среди цветущего сада. Он долго не менял своей позы, как будто уснул, свесив голову и не двигаясь. Что он там рассматривал на садовой дорожке? Наконец он что-то поднял и поднёс к своему лицу ближе.

– Надо же! – произнёс он, – они уже добрались и сюда. Ядовитые пауки! Необходимо и немедленно произвести тут обработку строго направленным воздействием! Я тотчас же вызову сюда человека из ЦЭССЭИ. У нас там мерзких членистоногих кочевников нет. Ни одного! На тебя, – обратился он к появившемуся дедушке, – мне, собственно, наплевать, а вот ребёнок тут живёт. Это абсолютно безвредно для прочей садовой живности, как и для людей. Созданный в нашей лаборатории нашими «ксанфиками» агент-вирус вторгается в тело гада и убивает его наповал. Одновременно он уничтожит пауков по всей округе в радиусе нескольких километров. А пока новое их вторжение последует, пройдёт несколько лет. Ни меня, ни моей дочери тут уже не будет. А мы будем на Земле молиться вашему Надмирному Свету за вашу сохранность.

– Как поживаешь, Меченосец? Не затупил ещё свой меч? – дедушка проигнорировал его вступительную речь, как и саму возможность, что кто-то вскоре вторгнется к нам с целью уничтожения ядовитых пришельцев. А отец уже командным голосом отдавал кому-то приказ о немедленной присылке сюда человека – борца с пауками.

Отец презирал деда, хотя слушал его всегда внимательно, при этом отвечал ему скупо, односложно, а иногда вообще молчал, игнорируя откровенные выпады в свою сторону. Со стороны можно было подумать, что дедушкины пространные монологи обращены в густо заросший сад к невидимому собеседнику, дедушка смотрел в заросли, а не на отца. Отец тоже не смотрел на дедушку, а только прямо перед собой, или себе под ноги, изучая почву и траву и явно обдумывая нечто и ещё. Иногда на особенно обидные замечания в свой адрес, он делал попытку небрежно усмехнуться, щурился, но я как-то понимала, что дед задевает его, что отец нервный, хотя и старается напустить на себя вид каменно – непрошибаемый и отстранённо-безмолвный.

– Паука может убить лишь его подобие. У него древняя мудрость, предвидение, подлая хитрость. У тебя же сила, которой у него нет. Агрессия, которая может раскрошить его хилый панцирь. Вот кого они должны были посылать к Пауку, вот кому должен был ты крушить позвонки, а не беспомощному мальчику Нэилю, мнящему себя воином.

– Заткнись! Я не убивал Нэиля! Я не убийца, которыми кишит ваш загаженный мир! Там был кто-то ещё. И даже ваше следствие из самого Департамента Безопасности это установило. Соседи из дома видели, что после нашей стычки Нэиль остался живым. Когда я выскочил на улицу, раненный им из его варварского оружия, – он всю руку мне разворотил! Я до сих пор ношу на себе след его «дружеского» прикосновения! И если бы не наши возможности, я бы руки лишился! А он остался сидеть возле дворового бассейна и даже попивал что-то из бутылочки. Я всего лишь его оттолкнул, в то время как он стрелял в меня. Это он хотел убить меня! Тот, кого ты назвал «беспомощным мальчиком». Хороша беспомощность! Пулял в невооружённого человека в ответ на вежливое предложение разобраться в скверной ситуации, в которую и увлёк Гелию. Сразу разобраться было нужно, прежде чем увлекать женщину… А я… А он… Столько лет раздумывал, а нужна ли она ему на долгую жизнь или так, на выходные только. Он вовсе не горел желанием связываться с нею серьёзно. Он, как я думаю теперь, был весьма рассудочный и к женщинам относился чисто утилитарно. И тебе, любитель-детектив, скажу, что его толкал к ней тот самый психиатр – агент Паука. Для того, чтобы добывать разведданные! А я… а она… Не была она никому тут нужна, если по-настоящему, по-человечески. Только мне одному…

Дедушка буквально наслаждался вызванной сильной эмоцией со стороны отца. Он сумел его взвинтить, что всегда приводило дедушку в отличное настроение, пребывая в котором он впадал в неудержимое и пространное балагурство. – Может, оно и так. Чего разволновался, коли праведен? Конечно, все знают, что Нэиля убил случайный бандит. Спутал должно быть с кем-то другим. Всем известно, в каком криминальном районе оно и приключилось. Там было самое логово столичных бандитов. Вот он и принял тебя за бандита, раз защищался, применив оружие. Размышления порой бывают смерти подобны. Тебе ли и не знать, что это такое – запутанные окраины огромной столицы. Как же ты сам не подумал о личной безопасности, звёздный воин? – Дедушка ласково подсластил горечь, которую только что и впихнул в отца.

– Я что, по-твоему, должен был уничтожить его просто так по ходу своего движения? Мне к чему оно было? Достаточно было и того пинка, что я ему дал.

– Вот! Ты и получил в ответ. Он тоже был настоящий воин!

– Так и не вякай, что он «беспомощный мальчик». Он принимал участие в отстрелах несчастных пустынников, твой «беспомощный мальчик»! Их же обучают стрельбе по живым мишеням! После их вылазок в зоны проживания несчастных остаются горы трупов! В том числе и женщин. Детей лишь и отлавливают, чтобы потом кое-как пристроить. А представь, что творится в детских душах, ставших свидетелями подобных карательных зачисток? Хочешь быть элитным военным, приучайся к бесчеловечности, вот какие тут установки. А изгои для них нелюди все без разбора. Как и я, видимо, таковым им считался, коли он сразу направил на меня своё дуло. Военные тут неподсудны. Раз убил, то за дело. Вот какие тут установки!

– Не будь у Гелии сомнений, думаешь, она стала бы по сию пору ублажать тебя? – так же добродушно отозвался дедушка. – Выходит, и он сам стал такой же живой мишенью? Выходит, получил по заслугам, не за то, так за другое? Неуловимый бандит спутал должно быть его с кем-то другим. А может, он и мстил ему за дело? Как ты теперь узнаешь? – дедушка хитро и не без весёлости взглянул на отца, хотя сама беседа шла об ужасных вещах. – Выходит, аристократический красавчик и герой-любовник был убийцей? Выходит, что возмездие не всегда и дремлет? Коли он убивал несчастных людей, пусть и по приказу властей, так можно снять вину с его убийцы? Выходит, что тот инкогнито был орудием возмездия в руках Всевышнего? Что думаешь про сию всегда неразрешимую нравственную коллизию? Выходит…

– Заладил! Не издевайся! Не тот случай, чтобы балагурить тут…

– А как не похож-то был! Ходил, как пружинил. Актёрское шлифование да в сочетании с выправкой военной! Шея гордая, осанка – блеск, лик ангела, а глаза – синий ласковый омут. Вот как у сестры его… Не знаешь, куда она делась-то? У всех девчонок и женщин дыхание нарушалось, как его видели. Что это у Гелии за страсть к душегубцам? Как сам думаешь?

– Перестань, я прошу по-хорошему, – отец свесил голову, но уже не по причине отслеживания пауков в траве. Дедушка явно того и добивался. Лишить его душевного равновесия. – Я слышал, что одна из подобных зачарованных девиц родила от Нэиля дочь. Да ту кто-то выкрал, пока сама юная мамаша приходила в себя в пункте родовспоможения. Он вовсе не был верным Гелии, как та воображала. И правильно! Коли уж она…

– Слушай, собиратель сплетен и изобретатель баек, я тебя суну сейчас мордой в садовый бассейн, чтобы ты остыл от своего словесного экстаза.

Дедушка нисколько его не боялся, отлично зная, что все его угрозы мнимые. – А ты смог бы его убить, Обаи-Паука. Смог бы. Он тебя нет. Как не может отражение, даже страшное, убить реальность, которую отражает. Ты способен был бы постичь его изощрённую подлость, его игры в других, кем он не является. Тебе это дано. А тому парню, отцу Гелии? Ваша ГРОЗ делала ставку на его высокий интеллект, но разве он важен? В нём было слишком много великодушия, благородства устремлений, чего нет, и не было у тебя. Паук- человек арахнид. Он плетёт из себя свою мыслительную паутину, хитрую сеть, превращая её в липкий проект будущего всепланетного государства. И мнится мне, что он, пришелец из глубин звёздного колодца, а не вы такие же пришельцы, добьётся своего. Поскольку его предки были выходцами отсюда. И он вернулся. – А ты тратишь свой дар впустую, если можно так выразиться о подобном качестве. Ты остался невостребованным. От того и бродишь сам в себе, как кислая закваска, а Паук вздымает страшный хлеб политики, точно такой же закваской, агрессивной, но умной.

Он был уникум у нас, но в отрицательном смысле, какой-то древний атавизм, вдруг возникший в нашем мире. А кто это ведал? Никто. И он не знал, пока тут не был востребован его специфический потенциал властителя. И у вас много таких. Особая прослойка в вашем человечестве, вы вовсе не являетесь одним видом, как вам мнится. Особое ответвление вашей земной эволюции. Если по-научному, в терминах вашей науки – дивергенция вида, его расщепление на два уже разных вида. У вас были провидцы на этот счёт, выдвигали теорию о хищных гоминидах. И рядом стояли с истиной, близко, но кому дано знать её во всей полноте? Даже нам не дано. А мы ваши старшие, так сказать, братья по разуму. Или по его отсутствию. Скажи им, в ГРОЗ вашей, что надо отбирать по негативному потенциалу личности того, кто будет способен убить Паука. Проникнуть в сердцевину его паутины. Нельзя вырвать кровавый корень зла и не испачкать при этом рук. И только потом, когда ядовитая яма будет очищена, дезактивирована, так сказать, можно будет сеять туда доброе семя, но уже чистыми, другими руками. Руками созидателя, а не уничтожителя. Ясно?

– Мне нужна конкретная информация. А не твоя заумь.

– Не будет тебе никакой конкретной информации. У тебя дисфункция правого полушария, а оно-то и отвечает за связь с космическим Вселенским информационным океаном. Твоё же «рацио» мышление мне столь же чуждо, как и тебе мышление муравья в его рациональном муравейнике. Подлинный же мой язык тебе не постичь никогда! Ваш рационализм, техническое заумие – это же ни что иное, как сектантское мышление, выверт ума, имеющее столь же малое приближение к истине, чьё отражение и непостижимость мы зрим в лике блистающей Вселенной, как понимание высшего логоса мира каким-нибудь лавочником из вашей прошлой эпохи земных войн. Для торгашей же этим «высшим логосом» был его собственный ценник на просроченном товаре, а мерилом развития персональный жестяной и передвижной механизм с кожаным диваном внутри для устроения перекормленной задницы. Чуть позже это персональный компьютер, заменивший Бога целому поколению отупевших индивидуалистов с калейдоскопичным мышлением. Тем человекообразным моллюскам, мнящим свою раковину со склизкими наплывами ограниченности за «звёздное небо» над головой. А ваше закавыченное слабоумие, украшенное как цветочками цитатами, зачастую непонятных никому «философов из колодцев», откуда они якобы прозревали нечто, – за «нравственный закон внутри нас».

Никогда не задумывался, что в пределе развития вашего «рацио»? А я скажу. «Мычащая бездна», как определил её один из ваших мудрецов, из тех, кто поклонялся миру высших и вертикальных смыслов, «эйдосов». То есть безграничная и непостижимая иррациональность, та самая устрашающая тёмная архаика, от которой вы и прячетесь в заколдованном круге своей «рациональности». Вы живёте в замкнутой Вселенной именно потому, что остальное, вне этого круга, для вас не читаемо, чревато распадом вашего «рацио» мышления. Вы утратили способность смотреть вертикально. Вы плоски. И ваше техномудрие – прямое следствие этого «рацио», всего лишь маска на устрашающей образине иррациональной материи. Она всегда прячется, чтобы обмануть сознание, или ей и нечего явить, потому что она не наделена способностью созидающего Духа, а следовательно, не имеет образа.

– Если вы познали там, на лицевой стороне Вселенной, истину, чего же лезете в изнанку?

– А потому, что лицевая эта сторона износилась и продырявилась. И чтобы её заштопать, вот и ныряем в изнанку.

– Так ты не только мудрец и на дуде игрец, так ещё и швец! В смысле швея.

– Вот расскажу я тебе сказ не сказ, может, и быль. В одной из складок этой самой материи, если по вашей терминологии, притаилось удивительное Созвездие. В его жемчужных остывающих переливах много обитателей. И среди прочих живут некие существа, которые всем живущим хотят только вселенской любви и утешения. Больше ничего. Они принимают тот облик для незадачливых любопытных пришельцев – скитальцев, который тем дорог, но утрачен по той или иной причине. Это планета всеобщего счастья, но и всеобщего обмана. С какой стороны посмотреть. Может, и я найду такую обитель, когда придёт время усталости? Но всякий свет в промежуточном срединном Космосе имеет свою тень.

Один из таких счастливчиков настолько оказался избыточен в своей любви к местному бескорыстному оборотню, что позволил тому несколько расслабиться. Пробуждается пришелец как-то ночью и оказывается в объятиях ноздреватой, сопящей и сопливой субстанции без пола и облика. Представить себе удар очнувшегося вдруг человека вряд ли возможно. Потрясённый мозг отказывается служить для дальнейшего самообмана. Тут и выясняется, что за любовь всегда платит тот, кто её заказывает. Сбежав из того, что обернулось кошмаром, люди впоследствии долго болели. Только не от потрясения, это-то само собой. А от того, что внеземная сущность питалась организмом, который обманывала, к которому присасывалась в экстазе неземной любви. А что происходило потом с повреждённой психикой? Можно опустить. Но подобных везунчиков было мало. Только те, кто обладал наиболее мощной жизненной энергетикой. И поскольку те, индивидуально разобщенные и обособленные ячейки планетарной жизни не сообщаются друг с другом в том смысле, как делают это гуманоиды, то есть на пространственном уровне, никто из попавших в свой мир счастья не подозревал о существовании себе подобных, даже если они находились совсем рядом. Планета была огромна, как многочисленны и её спутники, освещающие ночами миражи околдованных людей. Кто туда попадал, тот и пропадал. Думаю, от быстрого истощения они умирали, и полностью утилизировались принимающей стороной. Планете присвоили категорию особой опасности. В вашей базе данных она входит в категорию засекреченных, смертельных ловушек. Как думаешь, откуда же я это знаю?

– Дуди дальше.

– Любишь сказки? Он был молод и силён. Он являл собою воплощенный прорыв ваших технологий в будущее. Удача из тех, кто наперечёт. Достояние всего человечества. На Землю он вернулся глубоким инвалидом, его дело засекретили. Но его долго лечили лучшие представители научного сообщества, и им удалось вернуть его к нормальной жизни и даже к карьере. Облысел он, правда. Ему придумали легенду, что он является браком вашего земного социума, но он смог одолеть колоссальную травму! Не только биологическую, заметь себе, но и метафизическую, так сказать. С ним была его коллега по несчастью, которую ему удалось спасти из трясины «всеохватной любви». Одну её он и нашёл на поверхности бескрайних залежей любвеобильной, ноздреватой, губчатой и колышущейся, так называемой «разумной жизни». Звездолёты и прочие машины как создание неорганическое не привлекало ту сущность совершенно. Поэтому им удалось покинуть гостеприимные «райские чертоги». По невероятному везению, свойственному этому человеку, ему даже в полубессознательном состоянии удалось добраться до своих коллег в соседней системе. А сам же знаешь, найти человека в Космосе – это всё равно, что найти его где-нибудь живым после смерти. Его путешествие за грань представимого засекретили, а ему самому придумали новую биографию, хотя он ни о чём не забывал. И оказался в состоянии жить дальше с грузом памяти, который не всякому под силу.

Женщине, его спутнице, повезло меньше. Ей ампутировали память начисто и вживили память ложную ваши земные чародеи, чтобы вывести её из сумеречного состояния сознания. Она была, думаю, красива. Если человек – её спаситель женился на ней. Хотя век её был недолог впоследствии. И это было её расплатой за самонадеянную уверенность, что она, в отличие от тебя, скажем, от тех, кто рядом толкались и не понимали ничего, сверхчеловек. Она, благодаря прошлому замужеству, проникла в особую касту, закрытую. Это были люди, которые присвоили себе право жить несколько столетий, опираясь на всеобщее земное могущество, но в тайне от большинства земного человечества. Право на долгую жизнь, в отличие от материального богатства и титулов прошлых времен, не должно было передаваться по наследству, а только заслуживаться в результате карьерного роста и особых заслуг. Но тот, кто заработал бесценное право, мог отдать его своему близкому или возлюбленному, отказавшись от него сам. Таким образом, они пытались решить проблему паразитизма и нароста на теле человечества из числа ненужных ему, никчемных или неудачных своих потомков, как ни были они дороги им самим. Возврата в прошлое допустить было нельзя. Но как часто и бывает, злоупотреблений и связанных с этим преступлений избежать не удалось.

Ну, от этой темы я уйду, ибо она мне не открыта. А может и открыта, да не интересна. Возвращаюсь к путешественнице. Оказавшись в одном звездолёте с тем человеком-птицей, – так звучало его имя на земном языке, – она ни для кого на Земле не стала утратой. Она к тому времени утратила родных и близких. Статус «сверхчеловека» не защитил её от вполне человеческих трагедий. Бродя по Земле в коконе личного одиночества и горя, от которых её не защитили никакие технологии, она сама и напросилась в ту экспедицию. Десанту присвоили кодовое имя «Махаон», как и самому звездолёту, в котором они отправились в своё путешествие. Женщина имела надежду никогда не возвращаться на постылую Землю, узнав, что планета «Ирис» – тихий Рай, и за исключением горстки поселенцев там нет безразмерного и ненавистного ей, неумного галдящего и вечно чадящего человечества. Она хотела вечности тишины, но не вечности загробной, а тишины одушевлённой, наполненной цветами, сияющими в лучах животворного светила, пусть и не Солнца. Она хотела положенное ей столетие плюс ещё одно столетие, приобретённое в секретных центрах продления жизни, провести в безмятежном Раю. Этакой космической монахиней за раздумьями о вечном, в промежутках, уж так и быть, давая облегчение страждущим, как и положено врачу. Но в космической колонии людей было мало, и болели они мало. Так что ей рисовался подлинный Рай, не иначе. По имеющимся красочным голографическим проекциям «Ирис» таковой и была. Это был выход из её затянувшегося состояния, когда жизнь не мила, а смерть страшна. Ну, а после того краткого, но ужасного путешествия в преисподнюю, чем вывернулся для пришельцев инопланетный Рай, тех, кто был её утратой, кого пережила она сама, она забыла навеки. Когда её, полностью безумную, вернул на Родину её спаситель, ей вложили в её сознание понимание себя как юной и мало что понимающей девушки. Возможно, тот человек был просто жалостлив и женился на ней из сострадания. Она даже родила ему дочь. И на это оказалась способна ваша рациональная медицина. Но вот насколько она рациональна, это уж кому как.

Хороша басня? Мне поведал эту историю ваш врач Франк. Человек в высшей степени не простой, каким многим кажется. Тебе, в частности. Та женщина, о которой я тебе поведал, была женой его сына. Когда город под куполом, где они обитали, был взорван, доктора незадолго перед этим несчастьем как раз отозвали на орбитальную станцию к людям, получившим травмы во время внешнего ремонта оборудования. Жена сына – тоже врач отправилась с ним, чтобы ему помогать. В тот миг и случилось то, что лишило и её и доктора всех им близких и дорогих людей, детей. Доктор Франк утратил старшего сына, внуков, любимую жену. Для оставшейся в живых жены сына Франк и сам впоследствии перестал существовать, – ведь она ничего уже не помнила о прошлой жизни. Это когда её, что называется, исцелили на Земле после того, как она была извлечена из утробы, или что там было у той сущности? Но она-то считала, что её вырвали из радужных объятий Рая, который вернул ей утраченное – семью, мужа, детей. И вдруг ничтожный рядовой мальчишка-курсант повторно лишает её всего. Она бросалась на него как зверь в благодарность за спасение, едва очнулась. Она не хотела никакого возвращения в свою личную пустоту. Так что ему пришлось нейтрализовать её и погрузить в лекарственный уже сон.

– Понятия не имел, что старый Франк сливал тебе свои фантазии на досуге. Скучно ему тут, вот он и сочиняет, писатель-фантаст.

– Да ведь и мы с тобою порождения того самого Фантаста, что именуют жизнью. А разговор наш именно о тайнах нашего ума и о тупиках безумия. О том, как путешествуя в поисках того, что лежит за пределами человеческого познания, легко свалиться в «мычащую бездну». Как тот человек – земной титан. А они, как известно, всегда плохо заканчивают свои битвы с Богами. Почему, как думаешь? Потому, что не имеют вертикального мышления, и всегда стоят наполовину закопанными в сырую землю, то есть в материю, которую лишают в своём самомнении всякого разума и не чуют в ней сверхсложной упорядоченной структуры. Так что выходит, закопаны-то они в свою собственную глупость и самообольщение. Чего ж не говоришь, «складно, мол, дудишь»? Как думаешь, каково жить человеку после того, как эта самая «материя» покажет ему свою изнанку? Думаю, я бы нашёл, о чём поговорить с тем человеком Чёрной Птицей. Это если перевести его имя на язык смыслов. Его потомкам суждено заселить новую Землю после того, как ваша ветхая планета – старуха, изжёванная вашими экспериментами, устанет от вас всех. После чего она превратится приблизительно в то же самое, во что превратилась наша – в окаменелость. Но не завидуй. Ты тоже поучаствуешь в этом приятном деле – в сотворении потомства. Ты для этого и предназначен. Икринка – это твой первенец, да ты и здесь уже расстарался. И молодец! За что тебя и люблю. За отцовскую щедрость. Не скупись и дальше.

Отец не перебивал дедушку, оставаясь спокойным к его издёвкам над собою.

– Мой первенец родился на Земле, – ответил он дедушке, – Лоролея – второй мой ребёнок.

– Откопал же ты ей имечко! В духе «чёрного немецкого романтизма», одним словом! Только не понадобится оно ей на будущее. А сын у тебя родится обязательно, уж тут ты точно расстараешься. Ты как земляной демиург оставишь после себя немалое потомство.

– Почему земляной? Это в метафорическом смысле или в смысле примитивной черноты, сырой недоделанности? Я русский, а не немец, если в том самом анекдотическом смысле, в каком ты употребил это слово сейчас. А кстати, – и он воззрился в лицо дедушки, изучая его горбоносый профиль, уже не скрывая удивления, – чего это доктор раскрывал перед тобою всю генетическую подноготную, касающуюся других, а не его лично? Он и сам состоит из весьма сложного замеса кровей. Да у нас на Земле этот вопрос давно не первостепенный, хотя и любопытный. Разделение людей происходит в действительности на таком глубинном уровне, что форма носа и цвет глаз никак не свидетельствуют о наличии или отсутствии у человека развитого интеллекта и утончённых эмоций, как и о качестве самого их духа. Вот ты по виду человекообразная пакля, рыхлая и бесформенная структура, так что не поймёшь, чего в тебе больше – пустого воздуха или сваленной путаной дребедени. А ведь ты не просто лицедей, ты что-то настолько страшное. Ты, хотя и полуразрушенная, химера – оборотень. И клыки у тебя есть, хотя они и не буквальные. Вот только не пойму, почему ты меня так и не способен укусить до смерти, как тебе очень того хочется. Есть у меня подозрения на твой счёт…

– Какие же? Говори, если начал.

– Что ты, отец – балагур есть опасный душегубец, и что жизнь человеческая для тебя тьфу, если тебе она помеха в чём-то. Или просто не понравится тебе кто. Вот как человек из чувства брезгливости или досады прихлопнет иногда какое-нибудь членистоногое. И Гелия такая же. Только у неё брезгливость сочетается с её вселенской жалостью к тварям низшим и неполноценным. К тому же Гелия уже не способна рожать. Откуда дети тут?

– Ага! Я лицедей, а сам-то! Перед кем лицедейством развлекаешься? Я вижу на два метра вглубь от того места, где ты сидишь, хотел бы сказать, что и вверх тоже, но верха этого, если честно, не прозреваю. Что же не удивил я тебя историей о Птице – человеке? Или ты утратил живой интерес к делам земным?

– К делам земным – нет. А к твоим сказкам – да.

– Сказка – это концентрированная история. Не более того.

Я уже сидела рядом с ними на обширной скамье, слушала дедушкины «сказки», и отец не прогонял меня. Он смотрел на меня иначе, чем прежде. Задумчиво и грустно. То ли ясный свет дня, то ли трепет розовеющей листвы, переходящий в белоснежную зацветающую макушку дерева, в тени которого он сидел в глубине нашего сада, но чёткие черты его лица размывались воздушной розовеющей дымкой и делали его непостижимо молодым, открытым и непохожим на того, кого я знала прежде. Или же я видела его сквозь некое тёмное облако предубеждения, искажая его своим детским восприятием. А сейчас я взрослела?