Бриллиант

- -
- 100%
- +
Дверь стукнула о лямку замка открываясь, следом мужской голос спросил в темноту:
– Кому тут не спится?
Пришелец повернулся в сторону голоса и ответил:
– Это я Петро Щусь.
– Не знаю такого!
– Матвей Митрофанов, Волк, не узнал? – Щусь подошел ближе и повернул лицо на свет.
– Ты, Ангел, живой?!
– Тише, Волк, не надо вспоминать старое, оно нас не пожалеет.
– Нас?!
– Что забыл, как мучил, как убежал от мщения?! А теперь лесником, нет не выгодно теперь сдавать меня!
– Что-же, заходи Щусь.
– Я к сведению твоему не Щусь, а Щурь Петро Петрович, учитель пения в Шпитьковской средней школе.
– А от меня, что тебе надо?
– Это уже деловой разговор.
Внезапно скрипнула дверь внутри дома. Щусь поспешно спрятался в тень.
– Папа, – послышался голос девушки, – а кто там?
– Не бойся не твой ухажер Павлик, это с заповедника лесник, появились браконьеры, надо идти, передай маме?
Дверь скрипнула, закрываясь....
– Ну вот что, – сказал властно Матвей, – ты Ангел, или как там тебя, Петр Щурь, подожди, в дом тебя пускать не буду, поговорим по дороге! – лесник вздохнул, добавил, – Провожать тебя пойду… На рассвете ветер утих. Чистое спокойное небо синело в предрассветной мгле над Лесным хутором. В комнату, сквозь тюлевые занавески, прогоняя сумерки ночи, пробивался утренний прозрачный рассвет. Свет падал на стол, застеленный белой скатертью, где мерно стучал, на кружевной салфетке будильник. Минутная стрелка замерла на цифре 12, а часовая на 4. Рядом со столом угадывалось очертание широкой двуспальной кровати. На ней, нежась в пуховых подушках лежала женщина с разбросанными вокруг темным ореолом волос. Пуховая перина закрывала до подбородка фигуру, приятая привлекательные формы девушки. Резкое внезапное дребезжание будильника внезапно разорвало сонную тишину в просторной атмосфере спальни. Девушка вздрогнула под периной, и тонкая красивая рука, вынырнув из облачных постельных объятий, нащупала будильник, заставила умолкнуть. Сразу-же наступила непривычная тишина, и предутренний покой снова овладел домом в приглушенном ходе будильника и в шорохе разбуженной им постели. Наталка просыпалась рано, до восхода солнца. С первыми солнечными лучами она каждое утро спешила к своим подопечным зверькам зверофермы. Дорога до фермы тянется лесом, где на широкой вырубке стоят длинные ряды клеток с выступающими чуть вперед похожими на корытца кормушками. Свежий ветерок ласкает выбившуюся из-под платка прядь. Девушка утонченным жестом тонких пальцев убрала волосы и быстро ступая спустилась с горки к лесу. Стройные сосны встретили ее приветливым шептанием иглистых верхушек, танцуя с ветром. Шагая в колоннаде стволов, Наталка подняла голову к вершинам леса, там уже затеплились малиновым оттенком отблески лучей, зажигая медными оттенками кору ветвей. Первые солнечные лучи, спускаясь к низу, уже зажигали желтоватую кору стволов и сливались в причудливой золотистой вазе, играясь вычурной светотенью. Где-то там в глубине леса свистнула, просыпаясь иволга, застучал барабанную дробь дятел, ему отозвалась синица, потом отдельные голоса птиц, повторяясь все чаще и чаще, соединяясь в сплошной птичий хор летнего леса. Так хорошо, так беззаботно порхать в ветвях синицей, или побыть хоть на минутку белкой, чтобы ощутить ближе пьянящее чувство красот и свежести нетронутой природы, так как чувствуют птицы и звери, цветы и все живое вокруг. Наталка любить свою работу зверовода. Ей нравится суетливая прыгучесть зверьков и блеск золотистой опушки их меховой одежды, которая так зависима от питательности и состава кормовой базы. Зная всю ответственность за качество меха она каждое утро поднимается с первыми лучами солнца и спешит сюда на колхозную звероферму, дающую первосортный соболиный мех. Вот за поворотом показалась арка с надписью, ворота уже открыты, наверное, сторож открыл? И первое, что она заметила, это группу звероводов в темно-синих халатах, что собрался на ее делянке, и мужчину в белом халате. Наталку не сразу заметили, ощущая недоброе, она прытью метнулась к группе людей.
– Что, что случилось?! – переводя дыхание, беспокойно спросила она.
На земле лежал с остекленевшими глазами сторож. Его белый медвежий кожух был испачкан пятнами крови, наверное, еще тяжело раненным он пытался ползти к конторе зверофермы, где был телефон, да так и застыл около клеток.
– Понимаешь, Наталка, лучшие зверьки, отобранные для международного аукциона, все как один. Сказал с сожалением мужчина в белом халате. Но она уже ничего не слышала. Только там в кабинете директора к сознанию донеслось:
– Отравлен весь взрослый приплод лучшей породы соболя, это почти на …! – директор назвал крупную сумму убытка в иностранной валюте и продолжил, – Соболь этой породы является лучшим мехом на международном аукционе. Сами понимаете, что добиться получения такого меха от зверьков, выращенных в неволе это огромный успех, не только нашего хозяйства, но и по всей стране в целом. Винить Наталку Михайловну никаких оснований нет, корма все были качественны, так что успокойтесь Наталия Михайловна. А, кто отравил зверьков, и убил сторожа, товарищи из правоохранительных органов разберутся. Старший лейтенант Комитета Государственной Безопастности Валерий Смирнов спав в кресле перед потухшим камином. Огарок свечи в подсвечнике бросал медные отблески, оживляя тонкие черты лица. Голова чуть отброшена назад лежит на спинке кресла, подбородок резко выступал вперед, подчеркивая мужественный рисунок лица. Правильный грецкий нос, росчерк бровей и рот с тонкими губами делали подобным его господаря с античными статуями древних Эллинов. Свет от свечи медленно тонул, растворяясь в синих сумерках летнего утра. Резче очерчивались предметы обстановки комнаты. Это была просторная гостиная, ранее кухня с большой русской печью, занимавшей большую часть комнаты, переделанной Валерием этой печки в камин. Окно выходило в сад и сейчас смотрелось предрассветным светом в спинку кресла на котором спал Валерий. Стены сплошь заставлены книгами от пола до потолка. Большая часть их являла научные труды по теории вероятностей, строительству и архитектуре, и полные сочинения классиков русскоязычных писателей и зарубежной литературы. Комната была уютным уголком большой библиотеки, а книги разного рода отображали характер занять Валерия Смирнова по первой его профессии. Смирнов на отлично окончил факультет архитектуры и строительства Киевского строительного института. Далее аспирантуру по геодезии и практика на строительстве в условиях вечной мерзлоты Тундры в Якутии. Далее его пригласили работать в родной институт. Работая в институте Валерий поступает в Университет имени Т. Г. Шевченко на физико-математический факультет на заочное отделение. Но перед окончанием университета он неожиданно для самого себя добровольным сотрудником органов безопастности. Строительство само собой отошло на второй план. Теперь под кличкой Виктора Стельмаха значился в списках сотрудниов государственной безопастности молодой человек с блестящими математическими способностями и аналитическим складом ума. В числе друзей по строительному институту он остался под своим именем Валерием Смирновым. Ему было тридцать два года. Все знакомые по сельской школе, институту и университету создали свои семьи, большинство получили хорошие квартиры в Киеве. А Валерий Смирнов по-старому проживал в пригородном селе, в доме своей матери. Дом он обустроил и обставил в своем стиле, превратив в старинный особняк с высокой черепичной крышей и широкими светлыми окнами. Валерий Смирнов был необыкновенным человеком. Рост сто семьдесят шесть сантиметров. Стройная подтянутая спортивная фигура выдавала в нем человека, дружившего со спортом. Руки его сильные большие, заканчивались тонкими длинными пальцами. Его лицо с широким лбом, черными бровями и прямим ровным носом осветляли красивые карие глаза. Очи, спокойные и задумчивые во время работ на строительстве, либо в лаборатории института, делались суровыми, требовательными и колкими в минуты изучения обстановки вызываемой деятельностью в органах государственной безопастности. Взгляд Валерия владел редкой пронзительностью, казалось он проникал в глубины тайных дум собеседника и видел там то, что старательно пряталось глубоко в подсознательном за шторой словесности разговора. В него были черные волосы, чуть тронутые сединой, широкий лоб ученного и фигура гимнаста. Он любил острое слово и шутки. Но в группе близких и друзей был человеком молчаливым. Итак, уже тлел рассвет, когда первые петухи, как всегда пропели утреннею зарю просыпающемуся селу, на журнальном столике возле книжных полок, бесцеремонно разрывая сонною тишину в доме раздался резкий взрыв телефонного звонка. Утренний телефонный звонок в такой неподходящее для разговоров время звучит как-то не уместно, как-то по-особому тревожно. Но у спящего в кресле Валерия Смирнова звонок не вызвал никакой реакции, голова все так же лежала на спинке кресла, на коленях раскрыта книга, а звонок все настойчивее упрямо продолжал звонить, призывая к себе. В соседней комнате скрипнула пружинами кровать. Двери открылись и на пороге появилась полная женщина в нижней длинной рубашке. Шаркая домашними тапочками, она приблизилась к телефону и сняла трубку:
– Алло, кто говорит?! – спросила хрипловатым ото сна голосом, и услышав ответ, повернулась к Валерию, – Сынок, сынок, это тебя!
Материнский голос разбудил Смирнова. Он открыл глаза, потом резким движением вскочил, отгоняя остатки сна, и взял трубку.
– Старший лейтенант Стельмах слушает! – ответил чистым громким голосом.
Дежурный с приемной конторы передал, что за ним выслана машина, и что через тридцать минут его доставят к полковнику Смолову, начальнику управления. В просторном кабинете за большим письменным столом, покрытым зеленым сукном сидел коренастый седой полковник. Над его головой на стене висит портрет Феликса Дзержинского. В углу кабинета, с лева от стола полковника мирно качал массивным маятником в виде блестевшего золотого диска механизм напольных старинных часов в оправе из дорогой породы красного дерева. С права антикварный сейф в человеческий рост. В широко открытое окно слышится шум городской улицы и доносится медовый аромат цветущей липы. Напольные часы издали шум работающего механизма и короткий бой, оповестив хозяина кабинета о времени. Полковник оторвался от письменного стола и посмотрел на стрелки, которые показывали половину седьмого утра. Прошло ровно пол часа, как полковник Смолов отослал служебный автомобиль с мигалкой за старшим лейтенантом Стельмахом. В это время в дверь постучали.
– Да, да входите! – громко крикнул с места полковник.
– Вызывали, товарищ полковник?! – вошел высокий капитан.
– Вот видите Саковский, польза городского места жительства? Вместо того чтобы через двадцать минут, вы прибываете, через тридцать! И Стельмах не отстает, вместо того, чтобы стоять у меня в кабинете через пол часа, он появится …, – но полковник не договорил. В кабинет молодцеватым шагом вошел старший лейтенант Стельмах в форме.
– Разрешите войти, товарищ полковник?! – отрапортовал он.
Смолов вышел из-за стола и размашистым шагом направился к офицерам.
– Ну здравствуйте товарищи, извините, что пришлось вас потревожить в это выходное утро, преступление, которое заставило меня срочно приступить к делу имеет очень серьезные последствия. Под Киевом, это на двадцать восьмом километре от Киева на хуторе Лесное содержится звероферма с очень ценной породой соболя. Как известно Соболь никогда не будет иметь хороший мех если условия местности не подходят его организму, это сильно отражается на качестве меха. А в лесном это золотое место, и произошла диверсия, все отобранное поголовье соболя отравлено, сторож убит. Нас бы не потревожили если бы здесь не был замешан иностранный след. Ну, что же мы стоим, присаживайтесь пожалуйста! – полковник указал на ряд стульев у стенки кабинета. А сам подошел к письменному столу и взял две папки с делами, раздал для ознакомления.
– Хочу добавить, что такая порода соболя единственная в мире и должна была быть поставлена по торговому договору за рубеж. Срыв договора – это огромные штрафные санкции нашему государству. Однако враги просчитались, молодняк соболя этой породы остался целым и его хватит, хоть и в более поздние сроки для погашения договора. Перед нами ставится задача, как обезвредить заброшенного к нам диверсанта. Рано или поздно там узнают о провале операции и постараются довести свое коварное дело до конца. Мне хотелось выслушать вас, как лучших сотрудников антидиверсионного отдела нашего ведомства?
– Разрешите мне, товарищ полковник! – поднял правую руку с зажатой между двух пальцев шариковой ручкой, капитан.
– Да, Саковский, ваша версия?
Вглядываясь в блокнот, где капитан уже успел набросать некоторые записи во время изучения дела, Саковский продолжил:
– Я думаю, что диверсия прошла не без участия местного жителя; во-первых, это то, что убийство и отравление было совершено ночью, когда подойти к ферме, а тем более к клеткам незнакомцу можно только на ощупь. Во-вторых, отравлено только взрослое потомство, молодняк, как знаем целый, значит преступник не сотрудник фермы в противном случае он владел бы информацией о всем потомстве соболя и о молодом, и о взрослом, и о том, где содержатся клетки тех и других. Однако по службе ему приходилось бывать на ферме, про это говорит осведомленность преступника о местах содержания взрослого соболя. В-третьих, работает он совсем не долго, так-как соболя этой породы вывели только три года тому, а договор подписан всего лишь одиннадцать месяцев тому назад, отсюда вывод, искать надо в Лесном среди новичков. Я закончил.
– Могу поспорить с тобой Сергей, – сказал Стельмах.
– Ну, ну, интересно, что у тебя Виктор? – с интересом спросил Саковский.
– Видишь ли в чем дело, изучая более внимательно материалы протокол осмотра, ты не мог обратить внимания на то, что гибель зверька и сторожа случилась приблизительно в одно и тот-же время, согласен?
– Да я этот момент пропустил, поскольку время тут не имеет никакого значения, сторож мог умереть часом раньше или позже, в зависимости от раны.
– Так вот из заключения медицинской экспертизы бандитский удар был нанесен прямо в сердце сторожу и смерть наступила почти мгновенно, и одновременно гибнуть зверьки, значит преступник был не один? И я считаю, что преступление было совершено двумя преступниками, кроме того один из них старожил, я согласен с версией Саковского, что он по службе бывал на ферме, но не так часто, а вот второй, тут уже надо разбираться, или новичок, или гость?
– Ну и, что ты решил Виктор, кто второй? – слегка иронично спросил Саковский.
– А все-таки Стельмах прав, – вмешался полковник, их было двое, об этом говорят факты преступления …
В кабинете полковника еще долго обговаривали до мелочей детали будущей операции и только далеко за полдень сотрудники оставили кабинет. Провести операцию было приказано Виктору Стельмаху … Как только летние первые солнечные лучи коснулись верхушек леса и голосистый свист горниста леса иволги известил еще сонных обитателей о приходе утра, Наталка, грохоча ведрами, уже обходила клетки молодняка, заполняя живительным кормом кормушки зверьков. Зверьки суетливо метались по сетке клеток, еще не наполненных кормушек. Девушка ласково смотрела в сторону ждавших корма зверьков.
– Ах вы мои голодные, сейчас, сейчас Семка, Кузька потерпите, – девушка давала им имена и разговаривала со зверьками, как с существами, понимающими человеческую речь, – Мишутка, а ты чего такой грустный? – обратила внимание на зверька с крайней клетки. Соболь забился в угол клетки и смотрел пуговками блиставших глаз не подавая признаков аппетита.
– Ану-ка иди ко мне? – она открыла клетку, потянулась рукой и взяла живой теплый комочек, – Пойдем я тебя отнесу в изолятор, там посмотрит тебя дядя доктор, – зверек затрепетал в заботливых руках сотрудницы, – не боись, это не страшно, – причитая девушка гладила зверька по золотистой шерсти, и бережно, как дитя, несла больного к домику ветлечебницы расположенной возле сетчатого забора. Шум двигателя приближающего автомобиля обратил внимание девушки. Она остановилась, прислушиваясь к звукам приближающегося автомобиля. К воротам фермы прикатил быстрый газик. Из него вышел председатель колхоза и незнакомый Наталке рыжебородый дед.
– Здравствуй хозяюшка, что с ним? – подошел председатель к молодой хозяйке зверьков, беспокойно спросил, глядя на дрожащую зверюшку в руках Наталки.
– Что-то у Мишки исчез аппетит, Петр Иванович, – с любопытством рассматривая бородатого старика.
– Так вот Наталья Михайловна, знакомьтесь, наш новый сторож Кузьма Николаевич Носов, одинокий пенсионер решил поселится у нас.
– Наталья, – протянув руку, отрекомендовалась она.
– Кузьма Николаевич, – хрипловатым стариковским голосом сказал незнакомец и дополнил, – можно просто дед Кузьма.
– Ну, так Наталко поселить его у нас некуда, так я и предлагаю взять Кузьму Николаевича к себе на квартиру, дом у тебя добрый большой, да и проживаешь одна.
Наталка как-то насторожено смотрела на незнакомца, в памяти возникла страшная картина убийства сторожа. Немного помолчав она ответила:
– Хорошо, – и понесла зверька к ветеринару.
– Ну от и добре, а теперь едем, – повернулся председатель к деду Кузьме.
– Нет, я еще побуду, познакомлюсь с хозяйством, да и хозяйке помогу. – И он подхватил ведра, молодцевато отнес к кормоцеху. Газик председателя загудел и быстро скрылся в лесной просеке, а дед Кузьма, поспешно шагал за Наталкой, обходил хозяйство, внимательно слушая хозяйку. Первым появился техник Вася, работник кормоцеха, выполняющий роль механика по обслуживанию техники приготовления кормой для зверьков. Увидев деда Кузьму, он подошел к ним и громко сказал:
– Ну, Наталко, давай представь дедушку.
– Знакомьтесь Кузьма Николаевич, это наш техник Вася.
– Дед Кузьма, буду здесь сторожить ночью.
– У нас опасно Кузьмич, – коверкая почему-то имя, сказал Вася, – твоего коллегу тут, знаешь?
– Да, я уже слышал. – Без смущения ответил дед Кузьма.
– И не боишься, а Кузьмич, – с ехидцей заметил техник.
– Так что-же бояться, мы-же видим, что и кто, тут по ночам дежурит, ну теперь вот буду
и я, а я ничего не боюсь, – смеясь в бороду ответил дел Кузьма.
– Ну, теперь все зверьки будут целы и невредимы.
– Здравствуйте товарищи, – поздоровался незаметно подошедший мужчина в сером пиджаке.
– Здравствуй Андрей, – ответила за всех Наталка, – у нас тут заболел Мишка, пойдем я покажу.
– Наташа для меня все звери тут одинаковые, а ты все Мишка, Семка, Бурка, Мурка, ха-ха-ха!
– Нечего смешного, я зверька в клетку там у тебя посадила, – сказала она и с Андреем удалилась в сторону ветеринарного домика. Вася, постоял еще немного, докурил сигарету и ушел в кормоцех. На просторном дворе зверофермы остался стоять один дед Кузьма, казалось забытый всеми. Он с минуту потоптался на одном месте и побрел не спешно до отгороженного участка клеток молодняка. За последние два месяца с момента события на ферме в жизни хутора Лесное больших перемен не случалось, если не считать трех свадеб, нового сторожа принятого на звероферму, да суки лесника Митрофанова, что привела выводок щенков. Жизнь Наталки текла по-старому тихо, и спокойно, даже квартирант не внес в размеренное движение жизни, каких-либо перемен. Но все-же невидимая атмосфера семейного уюта овладела Наталкой. Присутствие деда Кузьмы вызывало в Наталке дочернюю заботу, порождаемую годами, прожитыми без родителей. Они умерли только-но Наталка успела закончить школу. Но дед Кузьма был странным человеком, всегда стирал себе сам, комнату свою убирал тоже сам, и держал ее на замке, ключи всегда носил с собой. Наталка не под каким предлогом не могла даже краем ока посмотреть, что делается внутри. Странным Наталке казалось и то, что она не разу не видела от уже два месяца своего жильца. Когда она шла на работу, он возвращался с ночного дежурства, спал весь день заперев дверь комнаты. Когда она возвращалась дамой, то он уже был на ферме. Так и шли дни за днями ничем не нарушая размеренной одинокой жизни Наталки.... Жара парила над пшеничным полем. Ее прозрачные крылья раскидистой пеленою висели в воздухе, обдавая лижущей волною жара всякого, кто осмелится войти в ее владения. Высоко в синем просторе небосвода без единого облачка, то снижаясь, то высоко взлетая в простор небесный, и недвижимо зависая там на одном месте, трепещут серыми комочками жаворонки. Их пение разносится далеко на полях, над глубоким оврагом до самой темной полосы леса и терялось там, смешавшись с голосами лесных жителей. Приближался полдень. По выгоревшей от солнцепека траве по дну оврага ковылял не по сезону одетый дед Кузьма. На нем мешковато сидел ватник. Шапка с заячьего меха торчала на голове копной слипшейся от пота шерсти. Ноги обуты в кирзовые сапоги, укрытые слоем серой пыли. Бессмысленный наряд дополняла грязная засаленная сума с грубой мешковины переброшена через плечо. Все лицо было спрятано в густую рыжую бороду. Он часто останавливался осматривался по сторонам, внимательно осматривая песочные склоны оврага. Вот у раскидистого куста песок притоптанный. Дед направился туда. Потом внимательно осмотрел следы.
– Так и есть! – сказал в слух. Потом снял сумку достал с нее саперную лопатку и быстро стал разворачивать податливый песчаный грунт. Скоро из ямки он достал упакованный в полиэтиленовый мешок металлическую коробку. Поспешно достал из кармана ватника складной нож и разрезал упаковку, потом высунул из блестящий прутик и снял крышку коробки достал наушники. Снял шапку, надел на голову наушники и стал ключом рации отстукивать позывные. Глаза деда сосредоточенно смотрели перед себя на кучку выкопанного песка. В них отображалось сияние солнечных лучей и от этого яркого света веки почти закрывали яркий солнечный свет оставляя щелки на глазах. А он все стучал морзянку, делая паузы между позывными: «Я пятый! Я пятый! Прием?» И наконец в наушниках пропела морзянка: «Пятый, пятый! Вас слушают!» Старик энергично передал: «Приступаю к выполнению задания! Все!» После этого он уложил рацию и расстегнул ватник подвесил ее на ремнях к животу, потом застегнул ватник на пуговицы и надел на голову шапку. Закопал и затоптал ямку ногами, он медленно поковылял по дну оврага в сторону Лесного. На конце оврага он выбрался по пологому склону наверх, потом хлебами дошел до дороги, ведущей из Шпитек в сторону хутора Лесное. В небе пели жаворонки, жара, сжигая остатки зелени пробиралась даже в лес …В Лесном заговорили о странном поведении деда Кузьмы. Странным в нем казалось все по словах соседке жившей в доме рядом, и часто, когда Наталья была выходной и за нее кормил зверей техник Вася, то Сорока любила ей рассказывать через плетень все хуторские сплетни. Сорока жила в небольшом кирпичном доме рядом с домом Наталки. Их жилую территорию отделяла лишь узенькая полоска огорода, который принадлежал Наталке, да плетня, который принадлежал Сороке. Сорока – это прозвище, прилепившееся к соседке из-за звонкого голоса, который был слышен везде, где созревала самая зловредная сплетня из повседневной хуторской жизни. В очереди за молоком ли, в магазине, либо на молочной ферме, где работала Прасковья Марковна Сорочинска, такое ее настоящее имя, и везде она без устали плела языком кошелки, как говорят в народе. Итак странным, со слов Сороки было то, что дед Кузьма, не ощущал жары, и, что его не грело солнце, и даже то, что в его жилах течет не кровь, а вода с ее колодца. Да на этом познания о Кузьме в Прасковьи Марковны заканчивались и, чтобы их пополнить она часами простаивала у плетня всматриваясь в просторный двор Наталки, не выйдет ли, не покажется ли дед. На этот случай она даже мужа пенсионера отослала за себя на ферму. Но все напрасно, после того жаркого дня, когда дед Кузьма ходил в сельсовет в Шпитьки в вопросах прописки, она не видела его уже второй день. Вот и сегодня любопытная соседка насилу дождалась, когда муж уйдет на ферму, оделась в вышиванку и выбежала к плетню. Дед в это время появился в калитке; «Ага, пришел с дежурства, – подумалось ей, – и сразу же в хату, вот старый хрыч!» Думала Сорока, но постояв так с минуту, другую, она подошла к плетню и высоко задрав платье, перебросила ногу через плетень и перевалилась на огород Наталки. Платье издало звук разрываемой материи, зацепившись за плетень, и весь груз тела пришелся на плетень. Плетень затрещал, покосился, как-то не смело, потом сразу же накрыл Сороку, падающую в картофельную ботву Наталки. Плюясь и, вспоминая черта разными словами, женщина поднялась, подняв на себе плетень, потом приладила его, абы как на место. Ее платье разодралось спереди, обнажая голубую ночную рубашку. «Назад не полезу, придется идти через двор Наталки, – подумала она, – а соседке объясню, что гонялась за кабанчиком и притоптала картофель». Так, успокоив себя, она подошла к дому Наталки. Вот окно комнаты в которой остановился квартирант. Она осторожно подкралась к окну и постояла немного, приложив ладони отвадилась заглянуть в окно. Лицо ее вздрогнуло, изображая крайнюю удивленность, верхняя губа медленно поползла вверх, открывая ряд белых ровных зубов. В комнате за столом сидел молодой человек в майке, на голове его надеты наушники, на столе стояла с выдвинутой антенной рация. Правая рука лежала на ключе, отбивая шифр морзянки. Заметив тень, падающую от головы заглядывающей женщины, он быстро повернулся и сразу же распознал в ней любопытную соседку. Парень мгновенно выскочил из дома и застал ее врасплох. Не давая ей опомниться, зажав рот левой рукой, провой заломил ее руку за спину, стал тащить ее в дом.