Исчезнувшие девушки. Нераскрытая тайна серийного убийцы

Морин

«Привет, это Морин из фирмы Atlantic Security! Прямо сейчас у нас проходит акция – не вешайте трубку, я не хочу вам что-то навязать, – так вот, мы предлагаем вам целый месяц бесплатного пользования нашей системой домашней сигнализации. Поставим мы ее тоже бесплатно, и вам останется только оценить…»

Морин Брэйнард-Барнс была обаятельной и женственной, с фарфорово-белой кожей, копной темных волос и зелеными глазами, которые, словно по ее прихоти, могли казаться голубыми или серыми. С Сарой Карнз – пухленькой блондинкой с ямочкой на подбородке – они устроились на работу в колл-центр в один день и сразу же подружились: болтали друг с другом через разделяющую рабочие кабинки перегородку, получая за это нагоняи от босса, и вместе бегали на ланч в ближайшее кафе.

К тому же, как позже выяснилось, у Сары и Морин много общего. Обеим было по двадцать четыре года, и они даже учились в одной школе, правда, ни та, ни другая не помнили друг друга. Впрочем, Сара проучилась в ней очень недолго после перевода из католической школы, откуда ее исключили за мелкий розыгрыш. А Морин, которая тоже не отличалась примерным поведением, бросила школу в шестнадцать лет из-за беременности и родов и так и не вернулась обратно. Сейчас у нее было двое детей от разных мужчин. Эта работа подвернулась ей очень вовремя: съемную квартиру ей оплачивал отец ее сына, но Морин не нравилась такая зависимость от своего бывшего. Она жаловалась Саре на соседа, которому, как она поняла, было велено присматривать за ее поведением. И это тоже показалось Саре очень похожим на ее положение. Обе они были немного легкомысленными и им совсем не нравилось, когда их пытались приструнить.

При всей своей шаткости, положение Морин выглядело куда лучше, чем у Сары. Та с приятелем жила в гостинице, на оплату которой уходили практически все деньги, которые она получала в Atlantic Security. Когда не было денег на еду, они ходили по бесплатным столовкам для бездомных и благотворительным котлопунктам. Однако ж у Сары было кое-что, чего не было у Морин: автомобиль. Она ездила на подаренном матерью бледно-голубом «Крайслере» 1993 года выпуска. На двери со стороны водителя было нацарапано «шлюха» – послание Саре от обозленной бывшей ее приятеля. Морин находила это забавным. Собственно, как и Сара.

Спустя недолгое время после знакомства Морин попросила Сару подвезти ее после работы домой на своем шлюхомобиле. Та согласилась. Так Морин обзавелась средством передвижения на каждый вечер.

Впрочем, продолжалось это недолго. Вскоре после новогодних каникул уволили Сару, а примерно через месяц – Морин. Но они продолжали общаться. Сара пошла работать в McDonald’s, но ее заработка там не хватало на оплату гостиничного номера. Ее приятель переехал жить к своей тетке, а она сама съехалась со своим начальником в McDonald’s и его подружкой. Еще совсем немного, и Сара превратилась бы в бомжиху.

И тут появилась Морин с предложением. «Мне нужен водитель. Одному парню понадобился массаж», – сказала она. «А массажистка – это ты, что ли?» – спросила Сара. «Ага», – Морин загадочно улыбнулась.

Если вы съедете с федеральной трассы 95 в Коннектикуте на указателе Лонг Хилл-роуд и поедете к югу в сторону центра Гротона, то неподалеку от офиса Atlantic Security обнаружите все места, где недолгое время работала Морин Брэйнард-Барнс. Все они до сих пор существуют. Вот закусочная, рядом с ней – универмаг не самого высокого уровня, на соседней улице – магазин автозапчастей, а напротив – супермаркет для среднего класса. На этой автозаправке она торговала жареными курами, а в том кинотеатре после сеансов собирала с пола объедки и мусор, получая за это бесплатный билет и мешок попкорна.

Каждый день мать Морин, Мари Дюшарм, проделывала пешком двухмильный путь до мотеля, в котором работала уборщицей. Отец – Боб Сенекал – был покладистый, но несколько незрелый мужчина, воспринимавший жизнь не слишком серьезно. Так же он относился и к своему долгу отца семейства: жил с женой и детьми лишь изредка, большую часть времени проводя на лесопилке. Боб ценил уединение и любил долгие прогулки, во время которых имел возможность поразмышлять. Одна из таких прогулок в итоге стоила ему жизни. Когда Морин был двадцать один год, Боб поздним вечером шел по железнодорожной эстакаде, споткнулся, упал в неглубокий водоем и захлебнулся.

Вскоре мать Морин, которая теперь одна была вынуждена заботиться о семье, устроилась администратором в зал игровых автоматов, а в свободное время убирала офисы. С этого момента она практически не бывала дома. Дети – Морин и ее младшие сестра и брат Мисси и Уилл, предоставленные сами себе, собирали ягоды в ближайшем лесу, нарушали запрет на хождение по железнодорожным путям и убегали от полицейских, если их замечали. Иногда по вечерам Морин тайно выводила Мисси и Уилла в бильярдную поиграть и выпить или вытаскивала их попинать старый мяч на большом футбольном поле рядом с домом. В теплую погоду они забирались на крышу сарая и просто сидели там, любуясь вечерним небом.

В то время как брат с сестрой увлекались спортом, Морин интересовалась эзотерикой, развитием паранормальных способностей человека. Так, она запоминала свои сны и записывала их в специальный блокнотик. На страничке в MySpace[4] она рассказывала о моментах, когда предчувствовала, что что-то должно случиться – например, смерть бабушки или самоподжог подруги зажигалкой. Ей казалось, что она принадлежит к числу посвященных, которые видят такое, что не дано всем остальным. Какое-то время она увлекалась Откровением Иоанна Богослова. Затем ее священными текстами стали «Код Да Винчи» и все, что касалось тайных обществ и глобального заговора. За этим последовал жгучий интерес ко всему сверхъестественному. Морин была убеждена, что ответы на большинство загадок бытия доступны любому, кто захочет их постичь. Она рассказывала Мисси и Уиллу о том, что узнала, прочитывала целые лекции и прямо у них на глазах находила новые связи между хорошо известными явлениями. Порой ей удавалось убедить и их тоже.

Была бы ее воля, она бы читала целыми днями. Но все изменилось, когда наступила пора полового созревания. У матери Морин не было возможности покупать дочери косметику и модную одежду, зато годам к тринадцати у девочки созрели вполне женственные формы. А к моменту перехода в старшие классы она наслаждалась всеобщим вниманием. Былые меланхоличность и замкнутость пропали, теперь она была импульсивной и яркой. По рассказам друзей, заходя в любое помещение, она старалась обратить на себя внимание мальчиков и полностью игнорировала девочек, чем вызывала их ярость. Она стала прогуливать школу, что было причиной их скандалов с матерью. А окончательно Морин бросила школу в шестнадцать, когда узнала, что беременна.

С отцом ребенка, Джейсоном Брэйнардом-Барнсом, они были знакомы всего полгода, но любили друг друга. После рождения дочери Кейтлин они поженились и переехали к бабушке и дедушке Джейсона в Потакет, а потом на юг страны, где он служил в армии. Но семейная жизнь не складывалась, и вскоре после возвращения в Гротон Морин с мужем расстались.

Она переехала к своей сестре Мисси, которая вместе с детьми жила в гротонском квартале Брэнфорд Манор.

На своей самой перспективной работе крупье в казино Foxwoods Морин не продержалась и года – ее уволили, когда она начала слишком часто отпрашиваться по болезни. Доставка пиццы или работа на кассе в супермаркете казались ей скучными занятиями. Все чаще и чаще она оставляла дочь заботам Мисси на время своего отсутствия. Порой терпение Мисси лопалось, и она закатывала старшей сестре скандалы.

Тем не менее сейчас Мисси думает о тех временах как о семейной идиллии. Она со слезами на глазах вспоминает, как Морин читает вслух Кейтлин и детям Мисси детские книжки. Как наряжает кукол, которые покупает на последние деньги. Или о том, как они все отправляются в парк поесть сэндвичей и посидеть на свежем воздухе. Разгуливая по заднему дворику босиком и в сарафане, широко улыбающаяся Морин выглядела как никогда счастливой.

Однако устроенной жизнь Морин назвать было нельзя. Ей был 21 год, на руках – четырехлетняя дочь, но нет ни постоянной работы, ни собственной крыши над головой. Возможно, кто-то другой на ее месте примирился бы со сложившимися обстоятельствами, но не Морин. Для нее жизнь только начиналась, и все шансы совершить прорыв были впереди. Кто знает, где ее ждет удача? Может быть, она будет читать рэп, а может, станет моделью. Планы постоянно менялись. Что-что, а план у Морин был всегда.

Как-то она заглянула к своему приятелю Джею ДиБрюлю и буквально с порога воскликнула: «Смотри, какая у меня была фотосессия!»

Джей познакомился с Морин на местной радиостанции, где он работал продюсером внестудийных передач. Морин вышла к нему на работу в качестве стажера, но предложение нарядиться слоном пришлось ей не по душе, и она ушла, не доработав до конца смены. Несмотря на это, они продолжали общаться и даже время от времени оказывались в одной постели. Впрочем, особого значения они этому не придавали. Лучше оставаться друзьями, чем в один прекрасный день оказаться бывшими любовниками. Куда важнее для них обоих было то, что им было интересно друг с другом. Они могли говорить о чем угодно, смотреть вместе видео или сочинять рэп.

Морин все чаще заговаривала о том, чтобы писать для рэперов, а еще лучше исполнять рэп самой – стать кем-то вроде Lil’Kim[5], только круче. Если Lil’Kim нарочито развязно писала о деньгах и сексе, то тексты Морин были наполнены переживаниями за жизнь молодых людей.

Вокруг слишком много людей с пластиковыми лицами.

Слишком много детей тусуются там, где не надо.

Слишком много копов контролируют черные кварталы.

Слишком много драк заканчиваются стрельбой.

Слишком много девочек сворачивают на скользкую дорожку.

Еще не поздно понять, что к чему.

Джей считал, что она – настоящий поэт. Так же считала и Мисси. Но Морин было уже двадцать два, а ее музыка не привлекла того внимания, на которое она рассчитывала. Эти фото были решением проблемы, своего рода трамплином. Пользуясь MySpace для продвижения своей музыки и общения с другими рэперами, Морин обратила внимание на рекламные объявления о поиске моделей. Она связалась с агентством, и ей предложили прислать портфолио, с которым могли бы работать агенты. И вот Морин нашла знакомого, который согласился сфотографировать ее бесплатно при условии, что негативы останутся у него. Фото, которые она показала Джею в тот вечер, не были пикантными – просто светящаяся улыбкой Морин в разной одежде. Самой фривольной из них была красная ночнушка, которую разве что с большой натяжкой можно было посчитать нижним бельем. Джей решил, что она смотрится восхитительно.

Морин так загорелась новым шансом, который представился ей, что была готова на любые предложения – съемки для каталогов, журналов, видеоклипов. После регистрации на сайте она стала получать десятки электронных писем от якобы модельных агентств, которые на самом деле оказывались предложениями о съемках в обнаженном виде, а порой и о работе в эскорт-услугах. Впрочем, все это не слишком удивило Морин. Больше она удивилась деньгам, которые за это платили. Пройдя по некоторым ссылкам, она увидела, что эскорт на самом деле похож на раздевание на веб-камеру, только вживую, и не подразумевает секса с клиентом. Из этого без особого труда можно было догадаться, сколько денег можно заработать, если еще и заниматься сексом. Насколько она могла понять, единственной серьезной проблемой была обязанность заключить контракт с эскорт-сервисом. А Морин вовсе не хотелось отдавать часть заработка или считаться сотрудницей – по сути, это означало бы заменить одну форму зависимости на другую.

Существовал другой способ получать аналогичные деньги, но совершенно самостоятельно. На одном из сайтов Морин обнаружила несколько объявлений от женщин из Гротона: они зарабатывали на жизнь, не выходя из дома. При этом им не нужно было делиться деньгами с кем-то еще – сутенером, компанией или сожителем.

Мелисса

Посещение салона красоты при школе стилистов без предварительной записи обходилось примерно в восемь раз дешевле обычного. Поэтому все как одна чернокожие клиентки молча принимали то, что их волосами будет заниматься белая девушка.

Клиентка начинала молиться губами, а Мелисса Бартелми принималась за работу – улыбающаяся, уверенная в себе, невероятно спокойная для практикантки, которой доверили заниматься доселе неизвестными ей кудрями.

Сначала она расчесывала волосы и, сделав аккуратный пробор, прихватывала очень маленькую прядь как можно ближе к линии роста волос. Она натягивала ее так туго, что чуть не доводила женщин до истерики. Используя руку как вилку, она делила эту крошечную прядь на три одинаковые прядки, которые держала между средним и указательным пальцами. Затем следовал перехлест крайней пряди слева направо и наконец зажим. Перехлест не имеет смысла без последующего зажима – захвата оставшихся внизу свободных волос и перетаскивания их в косу. Именно удержание нижней пряди, за которой следовал еще один перехлест, было каждый раз так трудно запомнить и еще труднее сделать правильно, без необходимости начинать все сначала. Плетение, зажим и перехлест, плетение, зажим и перехлест, плетение, зажим и перехлест. Мелисса никогда не сбивалась.

Плетение афрокосичек было для Мелиссы не просто увлечением; это занятие доставляло ей огромное удовольствие. Она годами практиковалась на подругах и одноклассницах. Но чаще всех моделью была ее сводная сестра Аманда. Она была на девять лет моложе Мелиссы; ее отец, в отличие от отца Мелиссы, был афроамериканцем. Бесчисленное количество раз по вечерам Аманда визжала, пока Мелисса дергала, тянула, заплетала и зажимала ее волосы, экспериментируя с разными прическами.

При этом Аманда наверняка предпочла бы иметь волосы как у белых. Она и одежду-то себе покупала в магазинах, в которых одевалась белая молодежь. Между тем Мелисса поступала ровно наоборот: завивала себе жесткие косички, слушала исключительно хип-хоп и встречалась практически только с чернокожими парнями. Порой их матери Линн казалось, что ее дочери появились на свет в чужих телах. В глубине души Аманде хотелось быть белой. А Мелисса с детства недоумевала, почему она родилась не чернокожей.

Линн Бартелми все было понятно еще до того, как она купила тест на беременность. Узнав о том, что скоро станет отцом, гордый собой Марк предложил пожениться. Но потенциальная невеста расстроилась еще больше – это было сейчас так не вовремя.

Линн было только шестнадцать, и она училась на втором курсе профессиональной средней школы имени Сенеки в городе Буффало. Капитан школьной легкоатлетической команды Марк был на два года старше. Они встречались уже около года.

Линн обдумала идею выйти замуж за Марка и поняла, что ничего путного из этого не выйдет. Марк был таким безропотным. Его жизнь направляли родители, а все остатки свободы воли он уступал Линн. Проживать свою жизнь в таком режиме ей совершенно не хотелось. Но и об аборте было страшно думать. Да и Марк был против. Мысль о том, чтобы отдать младенца, тоже не укладывалась у Линн в голове. Стоило ей представить это, как на глаза наворачивались слезы.

На протяжении двух месяцев Линн сохраняла свою беременность в тайне. В конце концов в октябре она обо всем рассказала матери. Для той это был шок, ведь Линн всегда была такой тихой и послушной. Но впереди было самое трудное: рассказать отцу, что он скоро станет дедом. Услыхав новость, он пробил кулаком дыру в двери ванной. Несколько месяцев они не разговаривали. В это же время Линн пришлось принять еще одно важное решение. Бабушка подарила ей обручальные кольца на случай, если они все же пригодятся. Но отдавая внучке бархатную коробочку, бабушка посмотрела ей в глаза, вздохнула и сказала: «Я знаю, дорогая, что у тебя сейчас на душе. Ты растеряна и не знаешь, как поступить. Но послушай свою старушку: не выходи замуж только потому что забеременела. В таком деле важно только одно: любовь. Убедись, что ты действительно любишь Марка». Когда Линда все же решила принять предложение, бабушка попросила не торопиться и просто пожить вместе пару месяцев.

Так Марк переехал к Линн и ее родителям, и спустя совсем немного Линн поняла, каков он на самом деле. Он не носил ее на руках, а постоянно стоял над душой. Если она вставала с дивана, чтобы сходить в туалет, Марк говорил: «Куда ты идешь?» Если она отвечала на телефонный звонок, ему нужно было знать, кто ей звонит. И вот примерно на седьмом месяце беременности она сказала ему, что свадьбы не будет.

Родители настаивали на том, что дочери нужно стать самостоятельной. «Тебе нужно будет обязательно найти работу», – говорила ей мать. «И оплачивать ясли ты будешь сама», – настаивал отец. Линн со всем соглашалась.

Между тем как жизнь ее была совсем не простой. Она продолжала ходить в школу, и, когда проходила по коридорам, мальчики отпускали сальности по поводу ее живота. В ответ она лезла в драку. Когда преподавательница школы конфирмантов[6] заговорила об абортах и вперила в нее взгляд, Линн вышла из класса и сказала матери, что этой суке еще повезло, что она не дала ей в морду. Весной, когда Линн привезли рожать в католическую больницу и монашка в палате попробовала утешить ее в страданиях, Линн в гневе проорала ей: «Заткнись! У тебя наверняка и секса-то сроду не было!»

Линн родила девочку, а ее упрямую головку пришлось вытягивать наружу щипцами. За несколько недель до этого ее бабушка умерла, и в память о ней Линн назвала свою дочурку Мелисса Мэри.

Через полтора месяца после появления Мелиссы на свет Линн вернулась в школу. А еще через три месяца она вышла на работу посудомойкой. Тогда она еще не знала, что следующие двадцать пять лет своей жизни она будет работать здесь – в доме престарелых Манхэттен Манор.