Двенадцать – это слишком!

Глава 1. Невыполнимое поручение

– Дарина, ты уже отнесла коробку с образцами новых массажных плиток? Вечно тебя приходится ждать. Сбегай на ферму, скажи, что нам понадобится еще пять галлонов лучшего оливкового масла. Потом пройдись по лавкам, поспрашивай, может, у кого-то осталась луговая земляника. И поспеши, мне нужна твоя помощь с разбором трав на сушку.

– Да, матушка, уже бегу, – киваю я и, не успев даже присесть, опять спешу на улицу.

Мне иногда кажется, что, отдавая мне распоряжения, мачеха делает это специально так, чтобы выполнить их было невозможно. Ну, где я ей осенью возьму землянику? Летом она требует ягод падуба, весной – каштанов и желудей, а осенью землянику. Интересно, чего мне ждать к декабрю? Подснежников?

Сержусь, но скорости не сбавляю. Выслушивать очередную истерику нет ни сил, ни желания. Со смерти отца прошло всего два года, а я уже из полноправной хозяйки и любимицы превратилась в служанку. Поверить не могу, что он завещал все мачехе: и дом, и магазин, и оранжерею, и мастерскую, и даже аптекарский огород, который я сама высадила. Хорошо еще, что мне оставили комнату, а не отправили куда-нибудь в пристройку, втиснув кровать между метелок и лопат.

На улице опять моросит. Осень в этом году выдалась не очень холодная, но бесконечно сырая. Теплицы приходится постоянно проветривать, а чтобы не застудить нежные растения, прикрывать их соломой. И занимаются этим, конечно, не матушка с Алессой. Сводная сестра вызывала у меня еще большую неприязнь, чем мачеха. Та, по крайней мере, работает в мастерской. Варит мыло, разливает кремы и шампуни. Деликатно сушит травы, работает с дистилляторами и раз за разом меняет масло и спирты в чанах для настаивания. А эта бездельница только и знает, что мотаться по галереям и балам, трескать сахарные леденцы да болтать с соседскими парнями.

Я вздыхаю, когда одна особенно коварная дождевая капля падает мне прямо на нос. Вообще-то, я бы тоже предпочла сейчас сидеть в красивом платье где-нибудь в салоне, пить чай с марципановыми фигурками, и флиртовать с каким-нибудь красавчиком, а не носиться по грязи и холоду. Но кто меня спрашивает?

Ферма Мерлино далеко, почти за городом. Но я знаю, что кого-нибудь из представителей их бесчисленного семейства непременно можно будет найти на городской площади. И, конечно, не ошибаюсь. Возле лотков с пряным чаем вижу Джека и Адриана.

– Дара! Чай с желейными шариками? – предлагает Адриан, чуть ли не силой впихивая мне высокий стаканчик. – А я гадал, что принесет нам ветер, оказалось – тебя. Посидим в беседке, поболтаем?

Адриан мне нравится. И чай нравится. И беседка, увитая мелкими бледными розочками, тоже нравится. Ну что за жизнь такая, если я и полчаса не могу провести по своему усмотрению? Беру под руки братьев, слева Джек, справа Адриан, и мы спешим в одну из беседок, где найдется свободный уголок.

– Говорят, у вас к праздникам планируется что-то новое? Твоя мачеха уже всем рассказала, но что именно не говорит, навела интригу. Мама даже велела выспросить у тебя, что же там такое.

– Не могу тебя обрадовать, я и сама не в курсе, – честно говорю я, – и уж не знаю, насколько это порадует вашу маму, но нам нужно еще пять галлонов лучшего оливкового масла.

– Видимо, дела идут хорошо, – ухмыляется Джек, – представить себе не могу, на что может понадобиться такая прорва масла. Вы же продаете потом его в таких крохотных бутылочках, что и на одну яичницу не хватит.

– Надеюсь, ты не пытался ее на них жарить? – смеюсь я, представив себе, такую яишенку на масле по пять золотых за четверть чашки. И это, еще не говоря о том, что есть ее будет невозможно.

– Ну не такой я дремучий, – смеется Джек, – но, если ты как-нибудь вечерком пригласишь меня на экскурсию, расскажешь, что там у тебя есть и куда мазать, я буду только рад повысить свой образовательный уровень.

– Да чему этого медведя учить, он же массажное масло от бутербродного не отличит, – встревает Адриан, – если уж кому-то организовывать посещение, то мне.

Они спорят шумно, эмоционально размахивая руками и повышая голос, так что может показаться, будто они ссорятся. Но я давно знаю семью Мерлино, они так разговаривают. Мне даже нравится их энергия, словно рядом горит костер или бежит бурная, шумливая река.

– Боюсь, что экскурсии ни для одного, ни для другого не получится, – вздыхаю я. – Вы же знаете, я живу взаперти. И мне уже пора, а то мачеха откусит голову.

– Не бойся, принцесса, нынче же ночью мы ворвемся в башню и освободим тебя! – шутливо и патетично говорит Адриан.

– И драконов твоих за хвост оттаскаем, – добавляет Джек. – Но потом, ты должна за нас выйти замуж.

– За обоих? – уточняю я и смеюсь. Вообще, семья Мерлино мне очень нравится, и я, пожалуй, лишь бы избавиться от мачехи и Агнессы, готова была бы выйти замуж за кого-то из них. Но, во-первых, за кого? Не за двоих же в самом деле. Во-вторых, не хочется мне вот так оставлять дело отца, в которое я и сама вложила немало сил. Да, по завещанию он оставил все ей, но, мне кажется, тут что-то нечисто, и я хочу в этом разобраться.

– Что значит «за обоих»? – возмущенно говорит Адриан. – Мы не можем оставить Лео в тоске и одиночестве. За троих.

Я смеюсь, обнимая братьев за плечи, эти дурацкие шутки дают мне чувствовать себя нужной. Да и льстят, если честно.

– Ну-ну, мать дома сама должна все делать, пока ты тут на парней вешаешься, – слышу кислый голос и закатываю глаза. Алесса, демоны ее забери.

– Твоя же мать, вот и помогла бы, – отвечаю я вставая.

Обнимаю братьев Мерлино за плечи и, забрав недопитый чай, иду домой. Здесь мне теперь все равно спокойно не посидеть, да и эта курица точно доложит, что я не ходила на ферму, а сидела на площади. Демон, ну какая разница, если сообщение я все равно передала и масло мы получим?

– Дарина, добрый день. Как поживают госпожа Брудер и Алесса? Передавай им мое почтение.

Приподняв шляпу, мне кивает господин Потино, что живет двумя домами дальше от нас. Он был приятелем отца и по старой памяти часто здоровается со мной и даже заходит к нам в лавку. Обычно покупает для жены что-то с липовым цветом. Его сыновья тоже нередко захаживают, вот только не за тем, чтобы что-то купить, а чтобы потрепаться с Алессой.

– Конечно, передам, – вежливо киваю я ему убегая. К сожалению, даже друзья отца, раньше часто бывавшие у нас дом и дружившие семьями, понятия не имеют, как мне живется сейчас. А может, имеют, но считают, что так и должно быть. Не знаю.

Когда я добираюсь домой, дождь уже успевает припустить так, что я бегу от калитки до дверей, прикрывая голову руками.

– Фу, как мокрая собака, – брезгливо говорит мачеха, встречая меня у дверей. – Ну, где земляника?

Демон-демон-демон! Про землянику-то я забыла начисто. А если скажу, что не нашла, так Алесса все равно доложится, что видела меня на площади.

– Извините, матушка, я забыла про землянику, – опустив голову, признаюсь я.

– Так иди да поищи, – кивнув в сторону двери, говорит она.

На улице уже хлещет ливень так, что за серой стеной воды не видно сада. Я, вздохнув, тянусь к зонту.

– Зачем тебе зонт? Сломаешь еще, вон ветер какой. А ты все равно уже мокрая.

И пока я стою, хлопая глазами, мачеха сама открывает дверь и, выпроводив меня, закрывает ее. Перед глазами так и стоит желтоватый прямоугольник теплого, уютного света с ее черным силуэтом в центре.

В сарае мне удается найти кусок пленки, которой мы укрываем растения в парниках и теплицах. Кое-как прикрывшись, иду на улицу. Бежать все равно смысла нет, я и так уже мокрая до панталон. Улица пуста, если не считать карет, рассекающих лужи, так что брызги летят во все стороны и мне приходится отскакивать к заборам. Я смотрю, как все выше поднимается грязная, мутная вода, и чувствую, как во мне поднимается злоба. Какого демона, я должна бегать под ливнем в поисках того, чего вообще нет? Ну, найду я ей землянику, так завтра она скажет принести ей солнце. Зло топаю ногой в лужу и получаю мрачное удовлетворение от летящих во все стороны мутных капель.

– Барышня, так ведь и упасть недолго, – слышу за спиной приятный голос. Такие называют бархатистыми, он словно обволакивает меня. – Позвольте мне отвезти вас домой?

Оборачиваюсь и вижу стоящую за спиной карету. В открытой двери – силуэт мужчины, почти скрытый за пеленой дождя. Я настолько вымокла и устала, что была бы, пожалуй, готова сесть в карету к незнакомцу. Но вот только ехать домой мне смысла нет.

– Спасибо за предложение, – отвечаю я, – но у меня чрезвычайно важное дело, не выполнив которое я не могу вернуться домой.

– И в чем же заключается ваше дело? Возможно, я смогу помочь?

– Разве что, если вы чародей и можете мне наколдовать земляники, – печально усмехнувшись, говорю я.

– Можете считать, что сегодня ваш счастливый день, – он еще чуть шире приоткрывает дверь кареты, – так уж случилось, что я смогу устроить вам горсть земляники. Или вы боитесь?

Минуту назад я была готова сказать, что не езжу с незнакомцами, но тут взыграло упрямство. Да и, кто знает, может, он и в самом деле поможет мне?

Глава 2. Дом чудес и горсть земляники

Мужчина помогает мне сесть в карету и любезно делает вид, что текущие с меня на шелковую обивку сидений ручьи нисколько его не интересуют. Он старше меня. Не могу сказать насколько именно, но немало. Впрочем, он настолько приятный в общении, что это теряет значение. Волосы тепло-каштанового цвета с рыжинкой, а глаза – цвета чая. Костюм оттенка темного шоколада идеально сидит на крупном, сильном теле. Я понимаю, что стоило бы поостеречься, но ничего не могу с собой поделать, он настолько располагает к себе, что сопротивляться этому невозможно.

– Меня зовут Джеймс, – представляется незнакомец.

– Дарина.

– И зачем же вам, Дарина, понадобилась земляника? Неужели настолько соскучились, что не смогли отказать себе в маленькой прихоти?

– Если бы, – горько отвечаю я. Как бы я хотела ориентироваться в жизни на собственные прихоти, а не чужое сумасбродство. – Меня отправила мачеха. От отца нам осталось небольшое производство: мыло, шампуни, крема и прочие дамские радости. Уж не знаю, что она собралась делать, но сказала без земляники не возвращаться.

– Неужели домой не пустит? – пристально глядя мне в глаза, спрашивает Джеймс.

– Да нет, думаю, к ночи все-таки пустит.

Не совсем же мачеха с ума сошла, чтобы оставить меня ночью на улице. Хотя кто знает. Все делается маленькими шажками. Сначала просто пригрозит, потом откроет ворота, но не дом, потом и ворот не отопрет. Так оглянуться не успею, как окажусь на улице. Не уверена, что мачеха пойдет на открытый конфликт, но вот так – исподтишка, запросто.

– Нелегко вам живется, Дарина. Но, надеюсь, сегодня я смогу помочь вашему горю. Кстати, мы уже приехали.

Запоздало понимаю, что за пеленой дождя и разговором, я совсем упустила, как далеко мы ехали и куда. Кучер подгоняет карету к самому дому, спрятав под длинный навес, так что мокнуть снова не пришлось. Но и разглядеть что-то мне тоже не удается. Видно, что вокруг дома большой то ли сад, то ли просто парк. Забор высокий. Дом большой, можно сказать, целый дворец. Высокие колонны, золотистые стены, украшенные лепниной, чугунные перила с затейливым литьем.

Джеймс сам открывает тяжелую, массивную дверь, и мы оказываемся в центре холла. Пожалуй, это самый необычный холл, из тех, что мне доводилось встречать. А я разношу заказы нашей лавки уже несколько лет и обошла все дома в городе. На крыше большой прозрачный купол, в котором сейчас видны серые тучи и тугие струи дождя. По краям кое-где прилипли яркие осенние листья. Он так велик, что возникает ощущение, будто над тобой открытое небо, и от этого захватывает дух. В четыре стороны от холла расходятся арки коридоров. Даже отсюда мне видно, что оформлены они не одинаково.

В центре круглый фонтан. Нижняя чаша большая, в ней плавают кувшинки и маленькие рыбки. Замираю, склонившись, чтобы получше разглядеть, а когда выпрямляюсь, оказывается, что Джеймс стоит рядом. И мы оказываемся так близко друг к другу, что я не могу сдержать резкий, нервный вдох. Но и отшатнуться не могу – бортик бассейна упирается в бедро. Да и не хочу. В моем случайном спасителе чувствуется огромная, щедрая сила. Подавляющая, мощная, но одновременно какая-то успокаивающая, поддерживающая. И я замираю, залипаю в этой силе, как мошка в янтарной смоле. Позови он меня сейчас, пошла бы, не думая, хоть куда.

– Все хорошо, Дарина. Я вас не обижу.

Он говорит таким мягким, вкрадчивым голосом, что я чувствую, как подкашиваются ноги. Хочется обнять, прижаться, окунутся… Тихий всплеск и на руку падают холодные капли. Маленькая рыбка ныряет, взмахнув хвостом. Наваждение растворяется, я снова могу владеть собой.

– Вы чародей? – спрашиваю я и выскальзываю, делая шаг назад и огибая фонтан.

– Можно сказать и так, – кивает он. – Может, горячего чая? Вы совсем продрогли и замерзли. Я бы предложил вам переодеться, но у нас только мужские вещи.

– Нет-нет, я почти высохла, спасибо. И, вообще я спешу. Вы говорили, у вас есть земляника?

Острое прозрение обжигает меня. Вот же я дурища, ну какая земляника?! Он просто хотел меня завезти к себе. Жуткие картинки проносятся у меня перед глазами, и я делаю шаг назад в надежде, что еще смогу вырваться и убежать.

– Великий свет, Дарина, вас, что бьют? Вас обижает кто-то, поэтому вы такая перепуганная? Если вы так опасаетесь за свою жизнь, можете покинуть мой дом тут же, никто не станет вас удерживать. В конце концов, это даже обидно. Я хотел вам помочь и ничем не дал повода сомневаться в своей порядочности.

Нет, я точно дура.

– Извините, Джеймс, – вздохнув, отвечаю я, – какой-то день выдался нервный. И ливень еще.

– Вы не любите дождь?

– Да нет, почему же. Люблю. Но, когда стихия так бушует, во мне тоже словно высвобождается что-то дикое, неуправляемое. И порой не очень умное, – усмехаюсь я. – Если ваше предложение выпить чая в силе, я буду рада. Даже если у вас нет земляники.

– Слово джентльмена, Дарина, и не будем возвращаться к этой теме. Позвольте? – он предлагает мне руку.

Мы идем по западному коридору, арки, выходящие в холл, одинаковые. Но вот за ней убранство так отличается, будто мы попали в другой дом. Все в золотисто-коричневых тонах. На столе вазы с фруктами и орехами, на дверях венки из осенних листьев и веток. Много меха, обивка на мебели мягкая, пестрая, какая-то уютная. Вообще, от всего интерьера такое ощущение, будто сидишь, закутавшись в плед, а за окном бушует гроза. И я вдруг понимаю, что и от Джеймса у меня такое же ощущение. У чародеев особые отношения с миром.

Когда мы входим в гостиную, стол для чая уже накрыт.

– Прислуга у вас удивительно расторопная и незаметная, – вежливо отмечаю я.

– А? Прислуга, – Джеймс будто удивлен моими словами, – да, вы правы. Присаживайтесь.

Он отставляет стул, помогая мне сесть.

На столе помимо чайника, чашек и молочника с сахарницей, какое-то невообразимое количество варений, джемов, домашних мармеладов, повидла и пастилы.

– Надо же, а вы сластена, – улыбнувшись, говорю я, взяв из вазочки квадратик облепихового мармелада в шоколаде.

– Можно и так сказать, – отвечает он, и слова эхом отдаются у меня в ушах.

Он так уже говорил про что-то. Ах, да, не чародей ли он. Все-таки что-то он скрывает, но, мне кажется, это не от желания мне навредить, да и вообще со мной не связано. Мало ли какие бывают у людей тайны и дела. Спроси у меня кто-то о жизни в моей, с позволения сказать, семье, я бы тоже не сильно откровенничала.

Мы пьем душистый чай, едим сладости и болтаем о всякой ерунде. О том, какой дождливый выдался октябрь и что яблоки в этом году на диво крупные и сладкие. Что весеннее половодье в этом году было ранним, поэтому уродились злаки, и фермеры удачно продали урожаи. А еще я рассказываю про свой аптекарский огород и, кажется, это первый человек после отца, которому это интересно.

Я и не замечаю, как дождливая серость за окном сменяется густыми сумерками, а потом и темнотой. Лишь когда часы бьют без четверти девять вечера, я спохватываюсь.

– Великий свет, Джеймс, она меня убьет, точно убьет, – чуть не плачу я, вскакивая, и бегу к дверям. – Я должна быть дома не позднее девяти, но мне никак не успеть.

– А как же земляника? – спрашивает он.

И я бросаю такой взгляд, что даже самый отпетый преступник бы раскаялся в своих деяниях и пошел высаживать леса и помогать приютам.

– Да погодите вы, Дарина, – он хватает меня за руку, – вы успеете, слышите вы меня?

Мы выходим в холл к фонтану, но идем не к дверям, а к восточному коридору, он оформлен в нежных зеленовато-голубых и сиреневых тонах. Мне некогда смотреть по сторонам, мы все идем, идем, я опять начинаю нервничать. Джеймс успокаивающе сжимает мою ладонь, и я выдыхаю. Коридор заканчивается большим крытым садом. Здесь, на небольшом диванчике сидит молодой парень, едва ли сильно старше меня. Короткие светлые волосы топорщатся на макушке, а светло-серые глаза неожиданно глубокие, с сильным, цепким взглядом.

– Мартин, познакомься, это Дарина, – представляет меня Джеймс, – а это один из моих братьев.

Парень кивает, заинтересованно разглядывая меня.

– Понимаешь, какое дело, Дарине очень нужна земляника, – говорит мой провожатый.

– И где я тебе ее возьму?

У меня замирает сердце. Ну я так и знала. Еще и домой опоздаю. Впрочем, мне так редко удается приятно провести время, что истерика мачехи – не такая высокая плата.

– Поищешь?

– Шли бы вы лучше к Райану, – недовольно говорит тот, но с дивана встает. – Сейчас поищу.

Пока Мартин ищет неведомого Райана, видимо, еще одного брата, Джеймс предлагает мне присесть на диван. Но я не могу сидеть от волнения и хожу туда-сюда по саду.

Прогулявшись, понимаю, что он подковой огибает почти весь дом, соединяя коридоры-арки. Очень интересная архитектура, что и говорить. Но как же, наверное, приятно, тут гулять. Пахнет свежестью, цветами и зеленью.

– Ну и что тут за прекрасная незнакомка? – слышу я за спиной.

Мартин возвращается вместе с молодым мужчиной, он одновременно похож на братьев, но также неуловимо непохож. Густые русые волосы до плеч, голубые глаза, прямой нос и высокие скулы. Ну а ростом и размахом плеч в этом семействе, видимо, никого не обделили.

– Думал, Мартин преувеличивает, но ради такой красоты стоило оторваться от дел, – говорит он, галантно целуя мне руку, – Джеймс, признавайся, где ты прятал свою новую знакомую?

Мне одновременно приятно, но и как-то неловко. Еще никогда мне мужчина не целовал руку, и сейчас я жутко переживаю из-за того, что кожа у меня грубая из-за работы в саду, да и ногти вовсе не как из салона. Но, кажется, Райан не обращает на это внимания.

– Вызволил из бурных дождевых потоков, – отвечает Джеймс.

И я ему очень благодарна, за то, что он не сказал что-то вроде «нашел на улице». Да, по сути, это одно и то же, но звучит совсем по-разному. Я улыбаюсь ему, надеясь, что он поймет.

– Джеймс сказал, что вы можете помочь мне достать земляники, – наконец подаю голос. – Понимаю, это так глупо, но мачеха отправила меня, и не пойти, я просто не могла.

Райан пристально смотрит на меня, так долго, что я опять теряюсь. Дыхание сбивается, руки становятся лишними, и вообще такое чувство, будто я состою из сплошных локтей и коленок, которые не знаю, куда девать. Но, тьма побери, это одновременно приятно. До чего же эти странные братья-чародеи не похожи на парней Мерлино или Бьюкенен, с которыми я обычно гуляю. Какая-то странная, могучая сила ощущается в каждом их движении и взгляде.

– Ну, пойдемте поищем, – он улыбается и подает мне руку.

Посомневавшись, я протягиваю ладонь, но, уходя, оборачиваюсь на Джеймса. Он не идет с нами, и мне из-за этого тревожно и как-то неловко, будто я его в чем-то подвела.

– Не стоит волноваться, Дарина, – говорит Райан, будто разгадав мои мысли, – мы редко бываем во владениях друг друга. А этот уголок – мое царство.

Он проводит рукой над пышно раскинувшими листья растениями.

– Попробуйте посмотреть внизу, мне кажется, там должно быть.

Довольно скептично глянув на него, я все-таки наклоняюсь и раздвигаю листву. В первый миг мне кажется, что я обозналась. Потом, что это розыгрыш и растения не настоящие, а одна из тех искусных поделок, что носят в виде украшений. Но аромат перепутать невозможно. Поднимаю глаза и чуть не плачу от удивления и радости. Дрожащими руками срываю ягодку и кладу в рот. Настоящая земляника!

– Собирайте быстрее, Дарина, а то чудо –  штука такая, не любит копуш, – шутливо говорит Райан, но я чувствую его напряжение. Уж не знаю, что здесь за чародейство, но, кажется, ему оно стоит немалых сил.

– Спасибо, спасибо, – бормочу я, срывая ягоды. Запоздало понимаю, что у меня нет ни лукошка, ни туеска, чтобы сложить их. Складываю в ладонь, прижав ее к груди. Можно было бы сорвать один из больших листьев, что растут здесь, и сложить кулечком, но мне боязно трогать что-то без спроса. И просить еще об одной услуге тоже. Набрав полную горсть, выпрямляюсь.

– Я вам так благодарна, вы настоящий чародей, – шепчу, аккуратно удерживая ладонь с драгоценным грузом.

– Захвалите меня, я, чего доброго, поверю, – улыбается в ответ Райан, – а то и привыкну, придется вам поселиться у нас и хвалить меня без остановки.

– Так уж и тебя, – говорит, услышав наш разговор, Мартин, – еще посмотрим, кого тут хвалить будут.

Он подает мне небольшую вазочку, как видно из-под конфет или печенья, чтобы ссыпать ягоды.

– Ну а теперь и моя очередь принимать благодарности, – подмигивает Джеймс, – эх и домчу!

Я смотрю на часы, до девяти остается чуть больше минуты. Никаким чудом не добраться мне вовремя домой. Разве что добытая земляника смягчит мачеху. Но Джеймс, кажется, ничуть не сомневается в себе. Быстро, почти бегом, мы минуем коридор, холл и выбегаем за дверь. Коротко свистнув, он подзывает гнедого жеребца.

– Не боишься?

Коротко мотнув головой, я с его помощью сажусь на коня. Он одним прыжком оказывается за моей спиной. А потом мы мчимся, как ветер.

Глава 3. Вместо «спасибо»

– Ну и где ты шлялась? – недовольно цедит сквозь зубы мачеха, когда я, мокрая и взлохмаченная вбегаю в двери вместе с последним ударом часов.

Сердце у меня бьется, как бешенное, дыхание сбивается и все что я могу – протянуть ей вазочку полную спелых, ароматных ягод. Выражение лица у нее такое, что мои сегодняшние невзгоды окупаются сполна.

– Надо же, земляника. И кому ты продала свою душу, чтобы ее заполучить? И во сколько нам это обойдется?

Я только в этот момент понимаю, что даже не подумала предложить Джеймсу и братьям какое-то вознаграждение. Правда, они так все преподнесли, что говорить о деньгах было неуместно. А вот сделать им какой-то подарок своими руками, например, испечь пирог или собрать душистые травы к чаю, это было бы здорово. Но я понятия не имею, где искать их особняк. И вазочку, получается, не вернуть. Да и, честно сказать, я надеялась еще встретиться с братьями. Вспоминаю исходящее от Джеймса ощущение тепла и заботы, и не могу сдержать прерывистый вздох. Неужели я больше не увижусь с ним?

– Неужели настолько дорого? – спрашивает мачеха, неверно истолковав мой вздох.

– Нет, матушка, я просто устала. А земляника мне досталась бесплатно.

– Это кто же раздает бесплатно то, за что можно выручить золотом по весу? Ты лжешь мне!

– Нет, матушка, я клянусь вам! Добрые господа, у которых своя оранжерея, позволили мне набрать немного ягод.

– И чем же ты расплатилась с ними, негодяйка? Лучше сознайся, что так задержалась, потому что распутничала, – злость в мачехе закипает мгновенно, поднимаясь, как пена на молоке.

– Нет! Я ходила по пустым улицам под дождем, и все для того, чтобы выполнить ваше указание, а вы оскорбляете меня, – чуть не плача кричу я и убегаю в свою комнату.

Мачеха что-то кричит мне вслед, но меня защищает захлопнувшаяся дверь. Падаю на кровать и содрогаюсь в рыданиях. Папа, ну как ты мог оставить меня без гроша, как ты мог отдать всю власть над моей жизнью и благополучием это отвратительной женщине! Все очарование вечера тускнеет от ее грязных намеков.

Когда я, наревевшись и успокоившись, захожу на кухню, чтобы заварить себе чая с мятой, там сидит Алесса и ест землянику со сливками. Пустая вазочка с алыми потеками валяется на столе с грязной посудой.

– Так я ходила под дождем по холоду, только потому что тебе захотелось земляники? – задохнувшись от гнева, спрашиваю я.