- -
- 100%
- +
Посетители недружно поддержали просьбу распорядительницы. У Степана от волнения опять пересохло горло, словно выпитое шампанское улетучилось из его организма вместе с пузырьками газа. Он сухо откашлялся, поправил галстук, поискал глазами и руками микрофон и, не найдя его, довольно громко сообщил присутствующим, что он, собственно, никогда раньше не выступал публично и посему заранее просит прощения у почтеннейших слушателей, ежели что не так… И задумался, что бы такое почитать, но ничего не мог вспомнить. В голове была совершеннейшая пустота, сравнимая с космическим вакуумом. "А вот это провал", – подумал Степан голосом Штирлица, чувствуя, как похолодели кончики пальцев.
– У нас сегодня зеленая неделя экологического месячника, – прошептала ему в ухо распорядительница, – так уж вы, пожалуйста, что-нибудь на грин-тему…
В голове у Степана словно зажглась лампочка и осветила вполне видимый текст. Он с облегчением вздохнул и сказал: – Я прочту из зеленого цикла…
Он сделал шаг вперед и, уставясь остекленевшим взглядом на дальнюю деревянную стойку с растениями, за которой обычно сиживал Коля-дурачок, начал на удивление ровным голосом:
Над мягким асфальтом колышется зной,
Оазис, прохладой меня успокой…<…>
Дочитав до конца, он умолк и отступил назад в незримую тень, зал разразился дежурными аплодисментами. Степан вернулся на исходную позицию и поклонился публике, поймав себя на том, что делает это почему-то по-японски. Он мельком взглянул на своих. Лира улыбалась. Амур держал большой палец кверху, как патриций, дарующий жизнь любимому гладиатору. Губы мальчика двигались с преувеличенным старанием. По артикуляции поэт понял, что от него ждут юмора.
– Апокалипсические стишки! – почти развязно объявил поэт Одинокий и, глядя в потолок и взвинчивая себя и публику гипнотическим взмахом кулака, врезал стих, стремясь подражать агитационной манере Маяковского:
Брызжут дезодорантом подмышки!
Волосы крепят лаком!
Глупые крохотные мышки,
Что любят жить со смаком!
Одной лишь жить минутой,
не думая порой,
Что небо вдруг разверзнется
озонною дырой!
И вымрут мышки глупые
и высохнет земля.
И все споют прощальное:
Траля, ля-ля, ля-ля!
Степан купался в шуме аплодисментов, болтая руками возле пола. Его не освистали, его приняли, это было приятно. "Нам сладок яд рукоплесканий. Сам Пушкин не чурался их, – подумал поэт, привычно трансформируя мысли в стихи. – Сор поднял с пола без исканий. Вот так рождается наш стих".
Поэту подарили цветы от лица общественности, от того же лица выразили благодарность и с почетным эскортом проводили к столику. Степан сразу же отдал цветы Лире. Потом хозяйским жестом подозвал официантку Нину, заказал рюмку коньяку и попросил счет.
Тут снова возникла распорядительница и вручила поэту конверт, сказав, что это – гонорар за выступление. От нашего (она подчеркнула) мецената. Степан стал отказываться, говоря, что он выступал на общественных, так сказать, началах и вообще…
– Вот чудак, – сказал Амур. – Бери. Ты же заработал. Никогда не отказывайся, когда дают. Дают – бери, а бьют – давай сдачи. Закон жизни. Сечешь?
– А кто меценат-то? – спросил поэт, принимая конверт из горячих рук распорядительницы.
"Роман Львович Киллеровский", – прошептала та и скользнула вбок, и Степан столкнулся взглядом с меценатом, сидевшим со своей свитой в самом начале большого зала. Род электрического разряда прошил бедное тело поэта, встретившего холодный немигающий взор убийцы. Меценат был суров, спокоен и загадочен, как все спонсоры. Рядом с ним сидела (не считая шестерок) дьявольски красивая девушка с золотистыми, как пучки света, волосами. Её красота была подобна вызову или удару кнутом. Облик Лиры стал меркнуть, как меркнет сияние луны при восходе солнца. Чтобы не допустить этого, Степан дал зарок себе, больше не смотреть в ту сторону.
Прежде чем положить конверт в карман, поэт откинул его незапечатанный клапан и, раздвинув двумя пальцами бумажные стенки, мельком заглянул внутрь. Чего греха таить, сердце его радостно екнуло, когда в конверте обнаружились примерно десятка два бело-зеленых купюр солидного достоинства. Да, братцы, это была валюта! "Вот он, мой первый валютный гонорар, – тепло подумал Степан Одинокий, – и, надеюсь, не последний".
Не чинясь, он показал свой сумасшедший заработок Лире, и та от всей души (было видно, что искренне) стиснула ему руку и пожелала творческих успехов. В ответ растроганный поэт горячо поцеловал протянутую дружескую руку.
– Мои поздравления, маэстро, – несколько развязно сказал Амур, развалясь на стуле, намеренно принижая торжественность момента, поскольку, как все дети, не любил светских церемоний и стремился к неформальному общению. – Одолжи немного зелени, приятель, на рассаду. Отдам, когда постригу купоны.
– Одолжу, когда подрастешь, – счастливо улыбаясь, ответил Степан, пряча деньги во внутренний карман пиджака и застегивая карман на пуговицу.
– Вы задолбали меня со своим ростом, – притворно обиделся мальчик. – Сказал же – уже начал расти.
Официантка Нина принесла заказанный коньяк и затребованный счет. Степан с удовольствием тяпнул рюмочку коньяку и благодушно воззрился на официантку.
– Как платить будите, – спросила Нина, держа руки в кармашках белого полупрозрачного передничка, – наличными или трудоднями?
– Наличными, – ответил богатый поэт и удивился про себя тому, к каким архаичным видам оплаты прибегают порой губернаторы некоторых областей, из-за нехватки наличности.
Он расплатился по счету, и сверху добавил Нине на чай, кофе и хлеб с маслом.
Шествуя по залу со своей компанией к выходу, Степан подумал о меценате, о том, что его, видимо, следует поблагодарить за щедрость, но так, чтобы не унизиться до лести. "Хрен вы увидите мой прогнутый позвоночник", – сказал про себя Степан, вежливо кивнул меценату и улыбнулся перекошенной улыбкой. Меценат ответил тем же. Поэт не посмел второй раз взглянуть на женщину своего благодетеля. Не потому, что боялся вызвать неудовольствие последнего, а потому, что дал себе такой зарок. И вообще, подумал он, у нее слишком чувственный рот, еще неизвестно, какие места на теле спонсора целует этот алый бутон.
Глава третья
ВСЕ ТАЙНОЕ…
Они вышли из кафе в знойный полдень улицы и влились в толпу спешащих по делам и праздных пешеходов. Лира уверенно держала Степана под руку, и он был этим доволен. Амур с безразличным видом шел впереди, засунув руки в карманы своих коротеньких штанишек. Фотограф, запечатли момент: благопристойное семейство на прогулке!
"Вот странно, – подумал Степан, глядя на Амура, – почему я решил, что ему четыре-пять лет, судя по росту, все семь… А уж по уму, так просто вундеркинд.
Чем дольше этот ребенок находился рядом со Степаном, тем меньше у него оставалось желания с ним расстаться. Не говоря уже о Лире. Он к ним ПРИВЯЗЫВАЛСЯ. Это чувство, чувство привязанности, как и всякое подлинное чувство, было двойственным – вызывало радость и вместе с тем беспокойство. Но если Лира могла в принципе стать близким человеком, то про пацана такого не скажешь. Он, безусловно, чужой. Чужим был, есть и таковым останется… Впрочем, подумал Степан, "еще не вечер, еще не вечер…"
Мальчик, словно бы почувствовал, что решается его судьба, повернулся к ним лицом и, шагая задом наперед, критически оглядел идущую перед ним парочку.
– Эй вы, влюбленные, – сказал он в обычной своей манере напускной грубоватости. – Я в кино хочу. Как вы насчет такого мероприятия?
– Я – за! – охотно поддержала предложение Лира.
– Ну что ж, гулять так гулять, – согласился Одинокий, ему сегодня хотелось быть добродушным и во всем со всеми согласным.
Тут ему снова стало жарко, и он решил теперь уже окончательно избавиться от удушающих объятий галстука. Кажется, уже достаточно было принесено жертв на алтарь светских условностей, можно слегка и расслабиться. Степан хотел было запихнуть снятый галстук куда-нибудь подальше в карман, но Амур предложил меняться.
– Давай, – сказал он, – ты мне галстук, а я тебе… – Он стал вытаскивать из своих карманов разные мальчишеские вещи, как-то: маленькую проволочную рогатку, плавательную трубочку, небольшой перочинный ножичек, тяжелые блестящие шарики от подшипника, осколки разноцветного стекла и прочую дребедень. Короче, то, из чего, как поется в одной школьной песенке, созданы наши мальчишки. – Выбирай, что хочешь…
Степану, естественно, ничего не было нужно из всей этой томсойеровской дребедени, но правила есть правила: даром никто ничего не должен давать. Закон жизни, как учит Амур. Ну, о том, чтобы взять ножичек, единственную вещицу, представлявшую хоть какую-нибудь ценность, не могло быть и речи. Для мальчишки, это все равно, что у прохожего забрать кошелек.
Поэт, как натура романтическая, выбрал граненый кусочек красного стекла с отломанным концом. Очевидно, это была подвеска от люстры. Стеклышко напоминало застывший осколок огня. Бывший сталевар, а ныне поэт-металлист, любил огонь.
Обмен был произведен ко всеобщему удовольствию. Пацан, с материнской помощью Лиры, завязал на своей тоненькой шее взрослый галстук, который свесился ему аж до самых коленок, и стал похож на маленькую обезьянку, примеряющую человеческие вещи.
– Ну ты, брат, франтом будешь, когда… э-э-э… впрочем, ты УЖЕ настоящий щеголь, – сказал Степан, ускользая от обидной для малыша темы.
– Не желаете ли сфотографироваться на семейное фото? – предложил бородатый фотограф нашей веселой компании, когда упомянутая компания проходила через сквер.
– С великим удовольствием, – ответил Степан, обнимая Лиру. Амур стал впереди них, франтовато подбоченясь и максимально демонстрируя свой галстук.
– Ахтунг! – сказал фотограф, прицеливаясь в них объективом «Полароида». – Готово! Нох айн маль… Зер гут… унд нох айн маль! Генук.
Бородач раздал фотографии. Новоявленная семейка полюбовалась на свои улыбающиеся физиономии и отправилась дальше – прямиком к кинотеатру, стоявшему напротив сквера. Кинотеатр назывался "Дежа вю".
– Это что, кинотеатр повторного фильма? – шутливо спросил Степан свою подругу.
Ну в какой-то степени – да, – ответила та с неизменной своей улыбочкой.
Они как-то не обратили внимания на название фильма, потому что в совместном культпоходе в кино первичен сам процесс просмотра, а содержание фильма вторично. И зачастую вторично. Главное тут – переживание чувств, возникающих от соприкосновения с любимым человеком; от соприкосновения плеч, рук, а то и губ, это смотря по обстановке.
Они сели в мягкие кресла на удивление полного зала. Над дверями зажглись зеленые надписи: "Выход" и красные надписи: "Не курить!", "Пристегнуть ремни".
– Взлетаем, что ли?.. – ернически осведомился Степан, застегивая у живота стальную пряжку широкой и прочной синтетической ленты.
– Вроде того, – ответила Лира. – Кино широкоформатное, с различными спецэффектами, так что приготовься к неожиданностям.
Степан, сидящий в середине компании, взял свою девушку за руку. Свет в зале померк, и кино началось.
С первых же кадров они испытали восхитительное и слегка головокружительное чувство полета. Затем невидимая камера стала снижаться, и вскоре внизу стал отчетливо виден утонувший в зелени городишко. Он был похож на Серпо-молотов – родной город Степана, впрочем, многие провинциальные города похожи друг на друга.
Неизвестно отчего у Степана защемило сердце, в голову пришла совершенно трезвая мысль: где же он, собственно, находится?
Муж тем действие фильма разворачивалось.
Её звали Чукча. На самом деле имя у неё было Лена, но Степан Денисюк, когда еще не был с ней знаком, прозвал её Чукчей. Была зима, и она ходила в меховой замшевой курточке с капюшоном, отороченном мехом, и потому походила на чукчу. Ответная на улыбку и скорая на смех и, как позже выяснилось, не дура была выпить. Чукча работала экспедитором в транспортном цехе и иногда по делам бывала в литейке. Степан её давно приметил: девка бойкая, симпатичная. Чукча приветливо отвечала на его взгляды белозубой улыбкой.
Однажды он встретился с Чукчей в проходной заводоуправления. Она кого-то ждала. Хороший случай познакомиться. Познакомились. Лена, оказывается, ждала своего шофера, куда-то он смотался и вот приходится его ждать, а на улице холодно… Покурили вместе возле теплой батареи, поболтали. Шоферюга, гад, так и не появился. Лена сказала, что смена кончается, она пойдет домой. Степан вызвался её проводить.
Жила Чукча в Разгуляе. Недалеко от городской тюрьмы. Деревянный двухэтажный дом фасадом смотрел на сквер Декабристов. В сквере росли древние неохватные липы, до неба высокие. Когда-то их посадили жены декабристов, сопровождавшие своих мужей, причастных к известному восстанию. Декабристов этапировали в Сибирь, но прежде чем добраться до каторги, арестанты обжили немало тюрем по пути следования. Так какое-то время они находились в разгуляйской тюрьме, именуемой ещё Первым номером.
Степан видел, что Чукча – девка простая, и с ней надо было общаться по-простому. Сбегать в гастроном, купить бутылку водки, выпить, посидеть, поболтать, потом – трахнуть… Тем более, что препятствий к этому не было никаких. Чукча жила без родителей. С маленьким сыном, который был в продленке. Кстати, словечки "трахнуть", "трахаться" Степан впервые услыхал именно из уст Чукчи. По телевизору тогда, в начале восьмидесятых, такое не говорили, а из молодежных компаний, где этот эвфемизм возник, литейщик третьего разряда Денисюк уже вырос.
Чукча же познакомила Степана и со словом «квасить», в смысле выпивать. В общем, девчонка жила под лозунгом: «Квасить и трахаться». И вот с такой подругой у Денюсика вышел «облом».
Несмотря на всю продвинутость знакомой в отношении морали, в том числе и половой, Степан повел себя на редкость зажато. Наверное, интеллигентская гнильца давала о себе знать. Степан не был стопроцентным работягой с соответствующей прямотой поведения. Отец у него был инженером, мать… впрочем, мать подкачала, была всего лишь санитаркой в психбольнице, зато дед и бабка по отцовой линии были учителями.
Короче говоря, ничего у Степана не получилось в тот раз с Чукчей. Посидели, попили дрянной кофе, закусили его бутербродами с икрой. Еще более тошнотворной. Икра была чуть крупнее макового зерна, серого цвета, от рыбы низкого сословия, под названием минтай. В общем, гадость еще та…
И обстановка в комнате угнетала. Убогое жилище: кособокие двери, советский диван фирмы «шарп», этой же фирмы мебель, обшарпанная то есть. Койка железная, заправленная черным суконным, солдатским, одеялом.
Вдохновение не приходило, но Степан не сдавался. Для интимной близости, он даже пересел с дивана на койку, где сидела Чукча. Она раскладывала пасьянс и заметно взволновалась, предполагая, что сейчас её завалят и начнут "трахать". Но Степан так и не решился. "Что же это такое со мной делается?" – подумал он, и чтобы не сидеть болваном, попросил ему погадать. Чукча собрала пасьянс, перетасовала карты, говоря: "Я гадальщица неважная…"
Раскинула первую линию, потом вторую, третью.
– Значит так, – сказала Чукча. – Сначала – то, что было. Вроде бы, двое детей у тебя было…
– Не было у меня никогда детей! – вспыхнул Степан, говоря сущую правду.
– Внебрачных.
– И внебрачных не было. Да и не женат я…
– Ну, не знаю. Тебе виднее. Но то, что ты потерял сына – это однозначно.
– Аборты, – подумал Степан. – Те аборты… Марина говорила – был мальчик. «А был ли мальчик?» Был. Он просил оставить ребенка, но она все-таки сделала аборт. А может, и правильно… Мучился бы сейчас с женой-пьяницей… Хорошо, что он от нее ушел… А второй ребенок? Вернее, первый. Да-да. Те полгода интенсивной связи с замужней женщиной, когда устроился на завод, с той, которая говорила: «у тебя ого какой!»
Степану было 20, а ей?.. Примерно столько же. Ну она и самка! Уж как не ухищрялись, но тоже отяжелела, тут уж Степан вовсе не желал ребенка. Во-первых, она замужем, а во-вторых… впрочем, достаточно и первого препятствия. Так что, она сделала аборт. Причем не просто аборт, а самоаборт. Чуть не умерла в ванной… Потом с сожалением сообщила: – «Суки мы с тобой, такого парня загубили…» Так что, был мальчик, был ребенок. И, оказывается, не один.
Что они тогда знали о жизни, в двадцать с небольшим лет. Все хорошее мы губим в молодости. А когда спохватимся, то уже бывает поздно, поздно… Не потому ли Степану так часто снится сон, что он опаздывает на поезд?
Чукча закончила гадание, предвестившее Степану Денисюку дальнюю дорогу через будущую жену. Гость понял это как намек и стал собираться. Спускаясь по скрипучей деревянной лестнице, ему почудилось, что ступает он по спине дряхлого старика, у которого трещат кости и который стонет от боли.
В безлюдном сквере Декабристов хрипло каркали вороны – зимние птицы, угрюмые птицы. Степан направился к остановке трамвая. Понуро шел он сквозь снегопад, сквозь тусклый свет фонарей и ругал себя за нерешительность, за дурацкую сентиментальность и романтичность. Нет, не такой ухажер нужен Чукче. Ей нужен веселый парень, прямой, твердый, без комплексов. И вообще, на кой черт мне это надо. Не моего поля она ягодка. А я не член её кружка…
* * *
Однако как-то летом Денисюк повторил попытку сблизиться с Чукчей. Взяли они бутылку водки и пошли к чукчиной подруге. Та жила на другом конце города, в панельной пятиэтажке. По сравнению с убогой квартирой Чукчи, хрущёба подруги казалась верхом мещанского уюта.
Сидели, квасили, слушали музыку. Не заметили, как время за полночь перевалило. Транспорт об эту пору уже никакой не ходил. Пешечком, пешечком, через весь город! Ночью! Впрочем, ночи были светлые в июне месяце. Веселые компании навстречу попадались. Настроение у Степана было приподнятым. Чувствовал он, что сегодня-то у них с Чукчей все сладится. Наверняка, она пригласит его к себе на чашечку предутреннего чая…
Они уже подходили к Разгуляю, оставалось квартала два. Когда что-то зловещее наполнило романтическую атмосферу ночной прогулки. Эхо пронеслось по пустынным улицам, голос боли и страданий. «Помогите!» ¬ кричала девушка, которую тащили два темных типа. На пустыре, недалеко от новых девятиэтажек, стояла машина, «волга» новой модели. Девчонку затаскивали в салон. Затащили, дверцы захлопнулись.
¬– Ты чего стоишь?! ¬– спросила Степана Чукча, резко, зло спросила.
– Да на хрена она мне сдалась! – огрызнулся Денисюк, от бессилия кусая губы.
– Эй, вы! – закричала Чукча. – Суки поганые, вы что делаете!!!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.