Аудельфина. Книга 1

Закончился ХХ век, но, несмотря на то, что некоторые «предсказатели» указывали на Апокалипсис земной цивилизации, все жители Земли радостно отмечали данное событие под загадочным и волшебным названием «Миллениум».

В своё время Исаак Ньютон, в своих расчётах опираясь на определённые абзацы из Библии, предсказал Армагеддон планеты в две тысячи шестидесятом году, а также и то, что календарь1, которым пользовалось на то время всё цивилизованное человечество, ошибочен на триста лет.

В результате проведённых исследований современные учёные выяснили, что Ньютон был не прав, и он ошибся. Но ошибся он всего лишь на три года!2

Итак, на дворе стоял 17033 год от Рождества Христова. В центральной России, в красно-кирпичном доме по улице «Не стоит ждать милости..» в постели лежала особа в той поре своей юности, когда любая девушка невольно становится классической Венерой достойной всеобщего обозрения. Но ни лучшая подруга, ни даже тот, который втайне похваляясь перед собой, пронзил её сердце своим бутафорным кинжалом, обещавшие когда-то: «что бы ни случилось, мы…», не навещали её в трудный час, не считая нужным делить личное время с тем, кто сейчас ничего не может дать взамен, компенсируя затраты. И только безутешная мать хлопотала над ней, страдая за своё дитя, не зная, что же ещё может помочь, чтобы поставить дочь на ноги.

В это время, на севере страны, в своем доме, на законных основаниях, стараясь не нарушать правил, без грандиозных планов на жизнь, проживал семейный человек. Выходной день шёл своим чередом, хранительница очага хлопотала на кухне, и в доме стоял аромат выпечки. Открыв холодильник, он взял бутылку пива и, перелив содержимое в кружку, поцеловав супругу, прошёл в зал, где сев в кресло, подумал: Интересно, насколько полон теперь её холодильник?

Измученная болезнью девушка подумала: какой же он мерзавец, даже прийти ко мне боится, только использует меня как вещь. Такой же, как и этот подлец – телохранитель, которому я, так неосторожно открылась. Хорошо, что ещё вовремя опомнилась и осознала, что я для него лишь просто способ для достижения его низменных целей, все они такие… И, вообще, зачем тогда жить? когда везде обман и я нужна здесь лишь только для того, чтобы меня использовали. О, как же унизительно и больно это осознавать. Уж лучше тогда умереть и не знать ничего, и ничего тогда не будет жаль, и себя в том числе.

Больная и всеми брошенная, она тихо угасала, и от всего этого ей казалось, что она умирает, а может вовсе и не казалось. Она не просила милости у Бога, и уже не ждала. Но Господь всемилостив и любит её, как и каждого из нас, даже если мы этого не знаем и, посылая нам испытания, ждёт от нас разумения, что мы поймём и осознаем, что всё не так просто в этом мире, как нам кажется на первый взгляд. Он-то точно знал, что ей ещё туда рано и, конечно же, Ему был известен способ её выздоровления.

В это мгновение их мысли встретились там, наверху, где происходит предел всех наших мечтаний и разочарований, радостей и огорчений. И где-то в средней полосе России резкая вспышка молнии, разрезав небо пополам, заливая раскатом грома просторы её полей и лесов, сёл и городов, погнав людей в убежище от природной стихии.

Человек тут же ощутил удар в область живота и посмотрел в кружку. Пиво было чистейшим и отливало золотым приятным оттенком с мелким бисером пузырьков, быстро поднимающихся на поверхность. В это время в то же место прилетел второй, более сильный удар, от которого он, несколько расплескав напиток, с удивлением ещё раз осмотрел содержимое и не найдя ничего подозрительного, поставив на столик кружку поднялся, чтобы спросить у жены какую-нибудь обезболивающую фармакологию.

Но тут на него обрушился сильнейший удар, от которого подкосились ноги, и он упал, не успев сделать и пары шагов. Но это был уже не удар, боль не проходила и нарастала с каждой секундой. По бойцовскому навыку, он сгруппировался и напряг пресс – тщетно. Тогда он понял, что надо постараться лечь ровно и, несмотря ни на что, расслабиться. Скрипя зубами, человек перевернулся и лёг, распластавшись на спине. Боль не проходила а наоборот неумолимо нарастала, где достигнув своего апогея прогнула его в позвоночнике, поднимая животом вверх (к небу).

Супруга, проходя из кухни в ванную, увидела лежащего в неестественной позе мужа, машинально бросив то, что было у неё в руках, подбежав, упала на колени и ничего не понимая начала ощупывать его, растерянно приговаривая:

– Что, что случилось? Где болит? Здесь болит?

Боль была исступлённо невыносимой, и тогда он на пороге потери сознания, не ожидая от себя самого, мысленно сказал Ему: – убей меня или отпусти (боль), я не в силах больше терпеть это!

По столице Азербайджана с лязгом и скрежетом об асфальт траков, вырывающих из-под гусениц боевых бронемашин снопы искр, в комендантский час продвигался боевой ночной патруль воздушно-десантных войск Советского Союза.

Пулемётчик 56-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады ВДВ Сергей Конев в полной боевой экипировке закрепился на броне БТР Д4, впрочем, как и другие бойцы его отделения, широко расставив ноги и уперев их в неровности и выпуклости её панциря, чтобы от резкого манёвра не вышвырнуло с борта боевой машины. Боевые доспехи: бронежилет, обтягивающий грудь, спину и мышцы живота, вселял уверенность, а в чём-то даже неуязвимость; солдатская каска, частично защищающая голову, не давала расслабиться ни на мгновение мышцам шеи. Пулемёт качался в такт корпусу воронёным длинным стволом с пристёгнутыми к нему ножками. Чёрное небо города то тут, то там, время от времени прорезали трассеры автоматных очередей, унося с собой смерть на наконечниках шальной иглы.

Ну как же охота жрать, – подумал Конев, – последний приём пищи был где-то в районе восемнадцати часов, – перебирал память десантник, – а ночь уже на исходе, рассвет вот-вот настанет. Интересно, что бы я сейчас выбрал, если бы мне предложили – жрать или спать. А хрен ли там загадывать, что одного, что другого в ближайшее время всё равно не предвидится. Ты бы бабу ещё сюда добавил для полноты желаний, – усмехнулся пулемётчик своим мыслям и улыбнулся в темноту. – Будет новый день, будет и новая пища. Но день-то всё равно придёт, так как жить я собираюсь долго и счастливо, а значит, с ним пребудет и пища. А если, не дай конечно Бог, не придёт новый день, то и пища отпадает автоматически.

На этой позитивной ноте, сложившейся из практики боевых походов в горячие точки, он успокоился и прекратил мысли о благах человеческих, всматриваясь в темноту городских улиц ощутив толчок под локоть от брата по оружию, чуваша – снайпера Пули, который прикладом СВД5 пытался обратить на себя внимание.

Так уж повелось издревле: на боевых выходах для простоты, а так же шифровки и скорости передачи информации мало кого называют по имени, а уж по фамилии и подавно. Более того, в определенных условиях сложной боевой обстановки, например в разведке особой секретности, для передачи информации бойцы имеют только порядковый номер относительно должностей: командир группы – первый, замком – второй и т. д. Но прозвище Пуля получил не оттого, что был снайпером, а от своей фамилии – Пулькин. Не правда ли на первый взгляд странное совпадение. Вот тут я немного отойду от повествования.

Наблюдательными людьми давно замечено и (ненаучно) доказано, что имя, (в том числе фамилия и отчество, а так же само время – год, месяц, день и даже час появления человека на свет) несет в себе заданную информацию о предрасположенности индивидуума, его внутренних душевных качествах, предопределяющих судьбу. Вместе с тем совершенно точно можно утверждать, что имя, не творит судьбу, а человек сам одухотворяет имя своими поступками.

– Конь, закурить есть? – выкрикнул земляк легендарного комдива Василия Чапаева, стараясь переорать ревущий дизель и лязг траков. Такое прозвище у Конева было и на гражданке, чуть ли не с самого рождения, но там его так называли только за глаза, а здесь, здесь всё проще. Достав из нарукавного кармана смятую пачку Пальмира – «человек с веслом», так называли халявные сигареты низкого качества, поставляемые в войска хозчастью вооружённых сил Советского Союза, закрывая в четыре руки пламя спички, подкурили пряча теплые огоньки в холодных руках, нарушая инструктаж командира о маскировке. Курение при патрулировании было запрещено, но когда очень хотелось бойцы не отказывали себе в этой слабости, соответственно, соблюдая все меры предосторожности, однако, всё же рискуя попасться на глаза офицерам и схлопотать наказание. Но когда оно будет иметь силу? Разве что, когда вернёмся в ТуркВО6, на постоянный пункт дислокации близ советско-афганской границы, в незаметный городок омываемый с одной стороны песчаными барханами Каракумов. Где в наряд пулемётчика в большинстве случаев ставили в штаб, на пост №1, – охрана гвардейского знамени Бригады, где отстаивая как памятник на постаменте свои часы в парадной форме и автоматом, дисциплинированный Конев всегда думал: «я что им тут, самый красивый, что ли?»

Еды нет, хоть отравы в себя закинуть, может как-то временно перебьёт голодные спазмы желудка, – размышлял пулемётчик, – вот через четыре дня исполнится двадцать лет, сделаю себе подарок, брошу курить. До двух пачек за сутки стало доходить, совсем прокурился уже.

Курил он с четырнадцати лет – с мореходки, вдали от родного порога. Где приехав домой на побывку, хотелось казаться тертым «морским волком» среди сверстников, поглощавших азы средней школы, державшихся за «мамину юбку», выстиранным и выглаженным, казалось бы, не устающими и заботливыми ее руками бельём, горячими и румяными пирожками из духовки, котлетами в холодильнике и прочими прелестями домашней жизни.

Светало, начиналось утро нового весеннего дня 1990 года. Но Баку, в котором десантник не наблюдал прекрасного сезона на рассвете оставался серым и безжизненным, за исключением отдельных индивидуумов, исчезающих из виду в подворотнях большого города, услышав гул боевой колонны. Патруль шёл на базу временной дислокации – спортивный зал какого-то местного ПТУ.

А в России всё шло своим чередом, время от времени в СМИ появлялась информация о так называемых «горячих точках» но, как правило, недостоверная, кто-то писал и говорил, раздувая из мухи, а кто-то недоговаривал. Первый секретарь и президент СССР Горбачёв через газеты, теле и радиовещание заверял советский граждан, что это «перестройка и акклиматизация», что всё под контролем и т. д. Граждане страны ещё верили в слово печати, так как были воспитаны на «правде» СССР. Но процесс предательства уже пошёл снежным комом, набирая свои стрелочные обороты на циферблате шального времени, которое неумолимо пожирало всё-то светлое, что было хоть как-то посеяно в сознания людей во времена «застоя». В стране наступала «Эра девяностых». Но об этом тогда ещё никто не знал.

А тем временем в самом центре страны, в городе Куйбышев7, наступало утро.

– Всё, Полина, буди Алёночку, будем поздравлять, и я побежал, – сказал отец семейства, мужчина средних лет, с крупными чертами лица, вставая из-за стола с кружкой недопитого кофе. Так ласково называли в семье Лену, самого младшего ребёнка, третьеклассницу, у которой сегодня наступил день рождения, ей сегодня исполнилась первая круглая дата – десять лет! Большая советская семья готовилась к новому дню, кто-то ещё приводил себя в порядок у умывальника, а кто-то уже пил чай с печеньями и пирожками.

– Всем отбой и личное время до вечера, – после проверки личного состава объявил ротный, – за это время, чтобы все почистили оружие и перезарядили магазины, завтрак будет в обед. Разойтись.

Ну вот, а я думал, от чего бы я отказался в пользу другого, – пронеслась ирония в голове у Конева. Расстегнув РД8, сняв бушлат и стянув с себя высокие десантные ботинки, Конев с превеликим удовольствием растянулся на спортивном мате подложив под голову рюкзак и укрылся бушлатом. Как-никак здание не отапливалось, но в нём было всё же гораздо теплее, чем за его стенами. Железный друг покоился рядом, с левой стороны, так как Сергей Конев, в отличие от множества своих коллег по оружию, был левшой. Хотя, конечно, пришлось по уставу переучиваться стрелять с правого плеча, но здесь война, и всякое может быть спросонья, левая-то всегда сподручней.

Так уж устроен человек – левое полушарие отвечает за интеллект и логику, но задействует руки через перекрестие, по диагонали, – значит, правая рука отвечает за правильность действий его команд. А правое полушарие – за интуицию9, за предчувствие, которое она нам посылает. Но некоторые неправильно дают этому определение, такое как – «звериное чутьё». Но в плане интуиции у зверей нет «чутья», они живут инстинктами и рефлексами, а также приобретёнными и заложенными в них памятью предков навыками, которые могут спать, и пробуждаются при определённых обстоятельствах, как в принципе почти у всех живых существ на земле.

Так вот, мозги у Конева в этом плане были перевёрнуты, то есть правое полушарие занимало место левого и наоборот, патология это или нет, точно пока наука не определила, но то, что весь человеческий мир был «заточен» под правшей, Конев внял с раннего детства. Особенно настоятельно пытались его перетащить на «правильную» сторону некоторые учителя в школе, ведь русская письменность придумана так, что слева направо писать куда удобней правой рукой. Но дальновидный классный руководитель Мария Прокопьевна была против искривления, и настояла, чтобы Сергея оставили таким, как Бог дал. За что ей большое спасибо и низкий поклон.

На основании чего вышло, что пулемётчик владел оружием одинаково с правой, что с левой руки, и по итогам боевых стрельб считался лучшим пулемётчиком в роте.

Хорошо-то как. Вот только бы ещё вши не доставали, проснусь, надо будет ими заняться, – только и успел подумать десантник, почувствовав, как по ноге под штаниной, перебирая лапками, побежало что-то крупнее среднего, но сознание уже покинуло его, и он погрузился в крепкий богатырский сон, который унёс его в объятия Орфея.

Жара которая пробиралась даже в самые тенистые уголки Иолотани10 с наступлением осени спала, но в середине дня вертикальные лучи солнца нещадно палили открытое пространство. Тройка бойцов лениво отсиживала после обеда в курилке, травя былые гражданские байки.

– Слыхали, – подойдя к ним, оповестил дежурный сержант, – молодых в Бригаду с Тюмени привезли, человек пятьдесят, – и, подкурив продолжил, – а это значит, пол роты дембелей сейчас домой поедут.

– Серег, ты кажись с Тюмени, – сказал сосед, щелчком пальцев снайперски отправив окурок в пепельницу из автомобильного диска, установленного в землю по самые края в центре курилки.

– Тюмень это брат тебе не Васюки. С Легиона там есть, не слышал? – лениво спросил пулеметчик сержанта, даже не надеясь, что на самый край Советского Союза родина может прислать его земляков с севера страны.

– По-моему есть. Про Легион вроде говорили, – неуверенно ответил дежурный по роте.

– А где они? – заинтересовавшись, спросил Конев.

– В баню их повели, там ищи, – сняв панаму и вытерев пот со лба петербуржец сетуя на погоду, продолжил: да и здесь как в бане, вся задница уже в мыле

– Ты бы поосторожнее дежурил брат с мылом в заднице, – заржав новому солдафонскому каламбуру заржали бойцы.

В прохладном, с характерным запахом помещении от десятков бурчащих голосов было шумно, не смотря на то, что сержант помогающий прапорщику раздавать новенькое обмундирование новобранцам не первый раз с раздражением крикнул: – А ну-ка, отставить разговорчики, я сказал!

Конев деловито зашел в раздевалку и, поздоровавшись с сержантом и прапорщиком вещевого склада, громко спросил бледнокожую северную молодежь, пестреющую еще более светлой кожей голов недавно сбритых волос:

– С Легиона есть кто?

– Есть, – услышал он из глубины вечно сырого помещения.

– Как там наш город? Братва! – обрадовался пулеметчик еще неизвестным молодым людям как родным братьям. Тут же вокруг него образовалась группа из десятка молодых «легионеров» – будущих «рексов ВДВ», от которых еще за версту несло гражданкой пропитанной родным городом, о котором пулеметчик сегодня мог только мечтать.

Первые лучи солнца начали задевать землю. Десантник, сняв с себя боевые доспехи, только что уснул, а третьеклассница, приоткрыв пухлые губки, всё ещё сладко сопела в своей кроватке. Её мать, брюнетка Полина, молодая и красивая женщина небольшого роста, с высокой грудью и девичьей талией, с уложенными назад густыми волосами открывающими высокий лоб, смотрела на спящую дочь. Она стояла рядом с кроватью, любуясь своим созданием, всё ещё не решаясь будить ребенка, и думала: надо же, десять лет так быстро пролетело, а ведь как будто вчера всё было.

Только ей предоставлялось это право – будить маленькую Лену.

Они спали в одно и то же время, а первые лучи солнца с каждой секундой наполняли землю светом и теплом, неся с собой людям новую информацию. И в это время пулемётчику и третьекласснице снился один и тот же сон о чём-то прекрасном и родном, но таком далёком и нереально фантастичном. Этот же сон снился ещё одному человеку – школьнице далёкого северного городка, который хоть и находился на материке, но существовал как остров вдали от цивилизации. Но её сон был первый, так как солнечный свет на её землю пришел на два часа раньше и сообщил ей нечто важное, что должно стать главным в её жизни. Они тогда ещё не знали, что готовит для них судьба и как она закружит их жизни в круговороте событий.

Некогда мощная, как оплот всех «угнетенных масс», всемогущая держава просыпалась, чтобы встретить новый день. Тогда ещё граждане страны не знали, что в последний раз, они так торжественно, с собраниями и отчётами о выполнении планов Партии под красные знамёна и «нескончаемые аплодисменты» встречают день рождения «вождя всех народов», который «живее всех живых». Не знали тогда и горожане, что последний год, (начиная с 1935, – года смерти члена Политбюро ЦК), их любимый город на Волге, носит это ненавистное для всех самарян имя.

Просыпалась и земля, продрогшая от зимней спячки, благодарно принимая первые лучи весеннего солнца, так как сегодня были ее именины – день матери-Земли, который по странному стечению обстоятельств, для мира во всем мире, впервые, простые люди, без крючкотворства руководителей, по велению души отмечали в Стране Советов.

Но были ли это случайные совпадения?

Ответ на этот вопрос, каждый читатель обретёт в конце книги, ну а пока повествование уносит наше сознание в прошлый век, где наступило переломное утро нового дня – 22 апреля 1990 года.

– Подъём! – автоматически «отстрелял» команду дежурный по роте сержант: – Выходить всем строиться в полной экипировке!

О, наверное, обед привезли, – пронеслось спросонья в голове у пулеметчика, который всё ещё находился под впечатлением сна. – А чё орать-то, ну привезли и привезли, спешка нужна только лишь при ловле блох, – подумал он, тут же вспоминая прерванную мысль перед тем, как провалился в сон: надо будет всё же заняться насекомыми, достали уже.

Взяв оружие и котелок, направился к выходу. Часть подразделения уже стояла в строю, это были те, кто патрулировал и стоял на блокпостах в дневное время суток.

– Конев, охренел? Ты бы ещё в трусах сюда вышел! – заорал взводный, – команда не ясна была? – в полной экипировке! Можешь даже не торопиться, мы тебя здесь все подождём…

Пулеметчик отругал сам себя за нерасторопность, сказывался общий недосып и неполноценное питание, от чего, толком ещё не проснувшись, тело казалось разбитым. Развернувшись, он упёрся в своих братьев по оружию, которые пестрели на фоне тёмного коридора голубыми тельняшками и имели при себе также только оружие и котелки.

– Всё, братва, полная экипировка и в строй, – разъяснил он на ходу сослуживцам.

Никто не переспрашивал: а что случилось? или, а что мы будем есть? Все знали, что это не главное. Главное – это вернуться домой. И вернуться домой здоровым и невредимым, как говорится, на своих ногах и с нормальными мозгами.

Весело осознавая, что сегодня день ее рождения, Лена бодро поднялась с кровати после поцелуев мамы и в ее сопровождении босыми ногами по крашенному в классический коричневый цвет полу, пошлёпала в ванную.

Последние дни, тянулись невероятно долго, и вот, наконец – десять лет! Это вам не хухры-мухры, это уже возраст, а к нему и кое-какие привилегии, ну и, конечно же, подарки. Подарки Лена очень любила, впрочем, как и все дети, да и взрослые, что там говорить. Вся семья собралась на кухне в ожидании виновницы торжества, где ее и поздравили с «днем А'лены», задав ему такую интерпретацию ещё десять лет назад в своём узком семейном кругу, отмечая про себя некоторые странные совпадения.