Коллекционерша, или Комплекс Электры. Всем женщинам, перепутавшим секс с любовью, посвящаю

© Лика Конкевич, 2025

ISBN 978-5-0067-9333-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я выросла с отцом, который подкладывал меня под каждого следующего мужчину в моей жизни.

В каждом из них была частичка его, моего отца.

Крепкого и сексуального, сильного и мужественного, серьезного и большого.

А, еще, мерзкого и похотливого, пьяного и вонючего, озабоченного и дряблого

В той воинской части, в которой служил папа, по выходным собирались большие компании и напивались.

Среди них был и дядя Шурик: старый, толстый и скользкий человек.

В мундире он выглядел солидно, но на этих застольях он напивался до трусов.

Сидел в семейниках, подтяжках и белоснежной майке, растянутой до сморщенных коленок.

Я уже знала, что он тихо поведет меня в другую комнату и закроет дверь на старую алюминиевую щеколду.

Я уже знала, что он сядет на скрипучий советский стул посреди этой маленькой комнаты и засунет руку в свои трусы.

Я уже знала, что он будет смотреть на меня, стоящую перед ним возле вылинявших занавесок, и гладить что-то под трусами.

Я уже знала, что он в следующую секунду свалится на пол и медленно, неуклюже поползет в мою сторону.

Но я буду стоять, словно меня вкопали.

А он будет ползти дальше, растягивая улыбку на своем сморщенном лице.

После, ляжет своей тяжелой головой на мои сандалики. И задерет свои томные глаза вверх, смотря на меня, как на звезды.

Он будет улыбаться все шире, его рука снова заберется в семейные трусы, а вторая приблизится к моим ножкам.

Слюнявые толстые губы будут пытаться попасть на носочки моей обуви, черной и лакированной. А я буду смотреть на них и чувствовать отвращение. Мне будет так жалко свои туфельки, которые пачкает этот дядя.

А потом он начнет извиваться и стонать, его глаза уплывут за тяжелые сморщенные веки, а рука, трогавшая мои ножки, остановится и вздрогнет.

Он упадет навзничь на холодный пол и скажет тихо:

«Иди, девочка, все хорошо»

Первый

Я долго выбираю платье и решаюсь на то, что сшито моей мамой.

Думаю о том, какие трусы я надену. Встаю чистить зубы, выбираю духи. Сижу перед большим трюмо и всматриваюсь в свое отражение.

Сегодня у меня день рождения и я, наконец, сделаю это.

Сухой и жаркий июль добавляет к моей решимости немного смелости.

Столько историй я уже слышала об этом и сегодня сама окажусь внутри своей, собственной.

Мне сказали, что я должна прийти в одно местное кафе, которое держат турки.

Жгучий ветер подгоняет меня идти быстрее, но сердце колотится так сильно, что я не могу дышать.

Приходится останавливаться и закрывать глаза, чтобы успокоить себя.

Мне жутко интересно и страшно, одновременно.

Меня манит таинственность, но тормозит страх разоблачения. Я торможу и до сих пор не могу оторваться от своего лица в зеркале. На меня смотрит красивая девушка, которой в жизни, похоже, крупно повезло с внешностью. С детства мне говорили, что я похожа на папу. Папины глазки, папины губки. Такие же сладкие и пухлые, сохраняющие свою детскую очаровательность и манкость. Я хочу оторваться от своего лица, но взгляд приклеился в него и не может переключиться на реальность.

Реальность, в которой я сделаю это.

В этом зависшем времени я не думаю об этом. Я просто смотрю в свое отражение и утопаю. Туда, где время замирает. Останавливается. И больше не стремится вперед.

Кафе оказалось заперто.

Я, отчего-то, выдохнула. И в груди стало свободно и легко. Но через секунду откуда-то вырос молодой парень и впустил меня.

Я осмотрела его с девичьим любопытством, оценив по достоинству.

Он оказался красивым и складным. От него хорошо пахло.

В голове защемило от мысли, что он даже не взглянул на меня.

И, только потом, я поняла, почему.

Меня провели наверх, где я увидела того, кто стоял на балкончике и курил.

Он смотрел вниз и, видимо, уже смог рассмотреть меня, когда я шла по улице.

Услышав мои шаги, он быстро бросил сигарету вниз и резко повернулся ко мне.

Взгляд его смотрел на все что угодно, только не на мое лицо.

Я, почему-то, прошла в ванную комнату, села на край и включила воду. Наверное, вспомнила, что так делают почти все женщины, которые приходят к мужчине для секса.

Когда я вернулась, он уже лежал в постели.

Не знаю, о чем думал он, но это моя первая близость и я была уверена, что мужчина должен позаботиться об этом и вести себя совершенно иначе.

Но то, что сделал он, было таким привычным из моей памяти: мама так ложилась к папе и они начинали ворочать друг друга, будто им тесно и не хватает места на этом узком диване, который громко скрипел и отвлекал меня от фантазий.

Я представляла, как взлетаю и парю над нашими низкими двухэтажками. Как крыши пролетают подо мной. И я такая сильная и ровная, держу свое тело, как самолет. И оно, благодарное мне, откликается легкостью и приятным потоком внутри. Так разливается удовольствие по моему телу. Я готова это чувствовать бесконечно, но в реальность меня возвращает скрипучий диван моих родителей.

А сейчас я стою возле кровати, видимо, в затянувшейся паузе.

Он лежит ровно в ее середине. Панцирная сетка просела от его веса (он толстый) и это становится больше похоже на гамак.

Он видит мою растерянность и пытается сдвинуться в сторону стены.

Я неуклюже ложусь, пристроившись в его руки. Горячее и мокрое, как холодец, чужое и опасное тело обволакивает меня. Дышать становится нечем. Я боюсь вдохнуть его запах. Мне так сильно противно и напоминает дядю Сашу. Только я думаю в этот миг, что лучше уж с ним, чем с этим опасным мужчиной.

От этого больно.

Хочется встать и выйти. Из этой единственной комнаты, из кафе и взрослой жизни, в которую я зашла только час назад.

Но он опережает мои мысли и (видимо, от неудобства лежания) перекатывается и ложится прямо на меня.

Я вспоминаю свои ощущения сейчас, словно это только что случилось со мной:

мне так страшно.

Не хватает воздуха, и я до безумия боюсь того, о чем рассказывали девчонки, которые уже прошли через это.

Я совсем забыла о том, что секс – это наслаждение и крутой кайф.

Ведь я это точно знаю, что сама умею доставлять через тело эти чувства и входить в это измененное состояние сознания.

Изучая себя, я познавала нежность, страсть, печаль, страх, злость, отвращение и любовь.

Я уже знала, что хочет мое тело, какие чувства выразить и как.

А здесь мне приходится смириться, держать эту пьяную жирную тушу на себе, дышать зловонием, которое исходит мне прямо в лицо.

Почему?

Почему он, а не тот юный парень?

Я очень хотела секса с тем, Другим, и еле дождалась этого дня.

Но, сегодня, в свою первую близость, я задыхаюсь под этим дрожжевым облаком на мне.

Каким-то незаметным образом стянулись до лодыжек мои трусы в кромешной темноте.

Приподнялось до пупка платье, оставив мое тело голым.

И тут в меня вонзается что-то твердое.

Я не могу вскрикнуть от отвращения и боли, схватываясь за металлические прутья кровати.

Меня заштормило ровными движениями.

Все, что я могу, это зажмурить посильнее глаза и сомкнуть губы. От звона в ушах уже слышатся резкие звуки и в голове начинает колотить.

Я боюсь, что сейчас провалюсь в обморок, но, к моему счастью, качка прекращается.

Он откидывается, отворачивается и начинает храпеть.

А я уже не могу лежать вот так, со спущенными до лодыжек трусами и вздернутым подолом платья, с открытыми глазами, которые уставились в потолок и беззвучно плачут.

Дома я выплачу все свои девичьи слезы.

И, даже, казалось, вычеркну из памяти эту историю и буду снова мечтать о любви. Но…

***

Мне лет восемь и мы играем с подружкой в «дом».

В ее квартире.

Взрослые не особо заботились о нашей безопасности и мы были предоставлены сами себе. Особенно летом.

Садика в нашем военном городке не было и мы, дети, ходили друг к другу в гости и проводили незаметно быстро время в наших играх.

Ключ на шее был привычным атрибутом каждого ребенка. Да и двери особо не закрывались.

С этой подружкой мне нравилось играть.

Она ловко управляла мной. И мне нравилось подчиняться.

А сейчас она придумала играть в эту игру. Я пока не знаю, в чем заключается ее смысл. Подружка активно собирает по полкам какие-то простыни, подушки и зовет старшего брата.

Никого нет, кроме нас и его. Она просит соорудить из куска ткани занавеску возле самодельного лежака и он исполняет.

После, Клара мне говорит раздеться и лечь на пол на только что устроенную кровать, и я послушно выполняю задание, но стыдливо натягиваю на себя простынку.

Я сжимаюсь, пытаюсь закрыть глаза, но мне чертовски любопытно, что будет происходить.

Только брат сооружает самодельную занавеску, чтобы нас с подружкой не было видно, и выходит из комнаты. Мы остаемся вдвоем с подружкой и меня начинает трусить.

Вот тогда я начинаю сильно бояться.

Клара ложится рядом, сбрасывает простыню и я вспоминаю, как мама и папа делали так же. Мне дико. Страшно пробивает холодный пот и зыбкие твердые мураши выползают по всему моему телу, но она не останавливается и продолжает делать эти неприятные движения.

Клара старше меня на два года и ходит в третий класс. Я ей доверяю, потому что она старше. Это для меня значит, что она точно отвечает за эту игру.

В соседней комнате спит ее младший брат, совсем малыш.

Из открытого окна раздаются радостные звуки человеческих голосов. Я даже слышу, как поют птицы и начинаю считать тигрят на веселенькой шторке. Делаю все, чтобы не чувствовать. Так противно и монотонно, что эта игра совершенно не доставляет уже ничего, кроме скуки и желания сбежать во двор, где полно других нормальных ребят, готовых поиграть со мной в интересные мне игры.

Но я остаюсь.

Раз старшие просят, значит, им это надо. А мне нельзя отказывать.

Второй

После жирного старого турка мне нужно было успокоить себя.

Тогда я назначила на роль моего мужчины для божественного секса одного парня, с которым мы были мало знакомы.

Для этого требовалось время.

Чтобы убедить себя, что влюблена.

Что он любит. А потом позвала к себе домой.

Он пришел гораздо позже обозначенного времени.

Неловко сунул мне в руки бутылку дешевого вина и коробку незатейливых конфет (грильяж, всегда их терпеть не могла).

Мы сели на диван и он сразу зажал меня своим телом. Я вспомнила турка, но попыталась отогнать эту мысль. Подумала, что (наверное) все мужчины начинают одинаково.

Я отодвинулась и забилась в угол дивана, но он не отпускал.

И это произошло в точности так, как и в кафе. Две минуты и он отсоединился со словами:

«Прости, я устал. Мне пора домой»

Я накинула на себя халат и заперла за ним дверь. Очнулась уже в ванной, когда смотрела на себя в зеркало.

Мне очень хотелось плакать. Но слезы были в голове. В глазах же, вместо них, танцевала дикая злость и разгоралась ненависть. К мужчинам, которые прикасались ко мне. Зачем они тогда, вообще, нужны, если вместо наслаждения приносят боль?

Мои чувства оставались внутри и так хотелось сбросить это напряжение. Я попыталась погладить себя внизу, но тело резко отбросило руку назад. Отвращение нахлынуло так сильно, что вместо этого я побежала в туалет блевать.

После этого неудачного сближения рвота стала для меня чуть ли не единственным спасением, чтобы утилизировать свои эмоции.

***

Однажды дядя Саша отодвинул мои трусики и его пальцы столкнулись с тем, что я резко сжала между ног.

Я хотела закричать от страха, но тепло его руки вдруг обдало меня приятным ощущением.

Он смотрел сквозь меня и все чаще дышал.

Мои глаза, наоборот, уставились вниз, чтобы внимательно рассмотреть, что там происходит.

Становилось больно в нескольких местах.

Особенно, когда дядя Саша щипал и сдавливал то, что нельзя было показывать никому.

С мальчишками нельзя было задирать ноги в платье. Потому что так они увидят твои трусы. А это неприлично, как говорила моя мама.

А с дядей Сашей можно. И мне нравится выпячивать то, что так интересует его. Лежать перед ним и смотреть, какую власть имею я над ним.

Но мне так быстро надоедало то, что делают дядины руки, потому что уже знала: вот сейчас он будет пыхтеть, как паровоз; а вот сейчас грохнется на пол.

Тогда я могу выйти и пойти гулять с подружками.

И даже перед ними я чувствую такую власть и превосходство. Ведь у меня есть тайна.

Такая тайна, которая поднимает меня над всеми другими девочками. У которых этого нет. А у меня есть.

И дядя Саша всегда приносил для меня вкусняшки. Родителям было неловко за то, что он меня выделял из всех детей, а я чувствовала себя особенной, единственной, уникальной и ни на кого больше не похожей.

Ведь у меня есть то, что нет больше ни у одного ребенка. И дядя Саша раскрыл во мне это. И я готова была немного потерпеть дяди Сашины движения ради этого сладкого ощущения единственной и сладкой девочки….

После того, как он уходил, я укладывалась на свою кровать, раскладывала батончики шоколадок и прямоугольные пачки жевательных резинок и дышала. Медленно вдыхала аромат каждой вкусняшки.

А потом выбирала одну из них, что посильнее, и засовывала ее себе в трусы, сжимала ноги и начинала высовывать ее из них, изо всех сил удерживая ногами то, что искало выход.

Мне нравилась эта игра.

Она доставляла мне столько удовольствия, что я теряла счет времени и забывала, что мне страшно одной в квартире.

С этой игрой бояться уже было больше нечего…..

Третий

Когда вокруг меня собралось достаточное количество поклонников, от которых не только голова кружилась, но и трусы становились мокрыми, я решилась на третьего.

Он удовлетворял мой мозг своими идеальными и потрясающими знаниями о мире и жизни.

Был таким разносторонним и увлекательным человеком, что я ждала нашей переписки уже с вечера.

Он делился фотками из своих путешествий, но свое фото не спешил отправлять. Меня это устраивало.

Ведь в моей голове уже был готовый образ идеального мужчины, с которым у меня будет (наконец) фантастический секс.

Я получала от него столько информационного потока, словно училась на очном отделении крутого университета.

Наконец, мы договорились о встрече.

Он приехал в мой город.

Я сняла гостиницу и оплатила ее (он сказал, что у него проблемы с деньгами, но он обязательно вернет, иначе это ниже его мужского достоинства. Денег я так и не получила, конечно).

Когда увидела его, выходящего из машины, то пришла в тихий ужас.

Передо мной стояло мелкое худое чудовище с безумно выраженным оскалом, словно на его рот у всевышнего не хватило кожи.

И, к тому же, из него потекли слюни при виде меня.

Но я пошла с ним в номер, потому что было неудобно, я же пообещала провести с ним ночь.

Было стыдно развернуться и уйти.

Он закрыл дверь на ключ и положил его под свою подушку, чтобы я не сбежала.

Сразу завалился на меня и сказал:

«Ты знаешь. У меня такой огромный… давай, я сам потихонечку введу, чтобы не порвать тебя»

Я сильно испугалась, но даже не пошевелилась.

Только его орган оказался огрызком простого карандаша в моем стакане. Причем, ровно таким же скорострельным, что и у предыдущих моих любовников.

Тогда я поняла, почему он закрыл окна и выключил свет. В этой мгле мне не было его хотя бы видно, и я настроилась представить красивого и сексуального мужчину с достойным членом, который будет играть со мной во взрослую игру так долго, как только я захочу.

Но, вместо этого, я провела бессонную ночь со спящим подростком, который захватил меня обеими руками и поскуливал во сне, как ребенок, который, наконец-то, нашел свою маму.

Это была одна из самых долгих и бесполезных ночей в моей женской жизни. Ночь, в которой я лежу с задранным платьем и спущенными трусами, где в освободившееся пространство вошла рука того, с кем я представляла классный секс, а другая крепко тянула меня к своему обладателю.

***

Лет в десять я поняла, что у моего отца есть то же, что и у дяди Саши.

Однажды, когда он спал пьяный на диване, то задрал одну ногу и я увидела «это».

«Это» выглядело ужасно.

Я непроизвольно зажала свои ноги, словно хотела убедиться, что там случайно не выросло то, что сейчас выпало из моего отца.

Мне показалось, что я увидела перевернутого индюка с висящим подбородком. Таким же красным, жилистым, сморщенным и жидким.

Я не могла поверить, что между ног у всех мужчин есть такое отвратительное устройство.

Весь день после я ходила и успокаивала себя тем, что просовывала руку себе в трусы, чтобы проверить, не выросло ли у меня нечто подобное.

После оказалось, что у всех мальчиков, с которыми я играла, было то же самое мерзкое, что и у моего папы, только маленькое.

Это открытие стало для меня отвратительным признанием, что с мальчиками неинтересно больше играть, ведь я стала постоянно представлять, что я снимаю с них трусики и смотрю на этих маленьких индюков.

Так сильно это отвлекало меня, что я решила избегать с мальчиками всякой дружбы…

Четвертый

После неудачи с приезжим недоразумением я недолго собирала свое женское эго и, вскоре, мне повезло.

Этот оказался интересным высоким красавцем с изящной картавой речью. Он тоже жил в другом городе и был младше меня на пару лет. Юный раскрепощенный самец. Он много говорил и постоянно думал о сексе. А, главное, он пожирал меня глазами. Куда бы мы ни шли, где бы ни оказались, он постоянно сверлил меня. И в них точно я видела такие фантазии, которые он проделывает со мной, что становилось жарко.

Мы договорились встречаться сразу же, как только я сошла с автобуса, который привез меня в город, где он уже меня встречал.

Протягивая руку, он преследовал (явно) одну цель, сразу же вызвать мое доверие и приручить меня. Ему это удалось. Мягкая и теплая рука оказалась сговорчивой и надежной.

Мы понимали уже там, на перроне автовокзала, что хотим друг друга. Страсть пронизывала нас обоих. Еще была сильная метель, а он позвал меня в цирк. Я отказалась и напросилась к нему домой.

Он не был удивлен, больше, обрадован. По пути купил большой торт и бутылку дорогого красного сухого вина.

Я села с ногами в кресло, пытаясь согреться. На мне были красивые по фигуре черные брюки и мягкий теплый свитер с длинными рукавами и воротником «труба».

Я сидела и из угла комнаты наблюдала за ним.

Он не спешил. Налил вина, принес торт, смотрел на меня. Включил «Энигму» и мы начали разговаривать. Атмосфера и вино делали свое дело, наши голоса становились тише. Я теплела.

А потом он спустился с дивана на ковер и начал медленно добираться до меня. При этом безотрывно смотрел в мои глаза.

Это сильно возбуждало. Я ждала секса и готова была завидовать самой себе, что нашла, наконец, адекватного любовника.

Он бережно освободил мои ноги из штанов, медленно расстегивая их ширинку и случайно поглаживая закрытый трусами лобок.

Обнаружив еще и колготки, он многозначительно посмотрел на меня и начал посасывать пальцы на моих ногах. Так же не спеша стягивая сначала одну колготу, потому другую.

А я так и сидела в этом уютном мягком кресле, онемевшая. Только уже в одних мокрых трусах и скромном свитере.

Тогда он приблизился на корточках, одной рукой отодвинул трусики, а другую снова положил уверенно и мягко на лобок. И присосался. Бережно, жарко, тянуче.

Это ощущение я испытывала впервые в жизни, поэтому помню его, как сейчас.

Невероятное блаженство.

Тогда мне казалось, что я умерла и это ангелы меня отпевают.

Я кончила сразу.

Он улыбнулся. Приподнял меня и поставил спиной на коленки.

Ввел член и начал двигать им так, что я продолжала пульсировать и кончать, сокращая мышцы вагины.

Он не спешил. Ему нравилось дразнить меня и выходить, оставляя одиноким и пустым мое пространство между ног. И я не знала, в какой момент оно снова заполнится.

И как заполнится: резко и больно, или медленно и нежно. Это возбуждало еще сильнее.

Я была ненасытной с ним. Как и он со мной.

И, даже смогла продлить это на несколько месяцев. Мой первый эротический роман.

Но, однажды он предложил освоить новое отверстие во мне. Я отказалась, да и он не настаивал. Только этого для меня стало достаточно, чтобы бросить его.

Я испугалась, ведь моя попа была мне очень дорога.

***

Помню, сидим мы в кустах акации.

В это лето такая сочная и пышная зелень.

И тут кто-то предлагает поиграть в «больничку». Мы с радостью принимаем инициативу и несемся кто за чем.

Тут же разворачивается госпиталь, кабинет, операционная.

Со всех сторон тащат «медикаменты»: детские и мамины кремы для рук, баночки, еловые иголки, нитки, вертолетики от карагача, тонкие веточки уже затачивают под укол мальчишки. Кто-то притащил из дома целый рулон ваты в газете. Вдруг из ниоткуда появились какие-то упаковки таблеток, пузыречки.

После, на осмотр выстраивается очередь и каждый ждет своей минуты. Ведь это так таинственно, рискованно и любопытно: зайти в кабинет врача и подставить ему свою попу для укола.

…Я была тем врачом. Никогда не стояла в очереди.

Мне нравилось холодным тоном приказывать мальчикам спустить штаны и показать то, что болтается у них между ног.

Они делали это исправно и красный сморщенный нос индюка мгновенно вываливался на стыд своему хозяину.

Устройства зависали на уровне моих глаз, а я медленно всматривалась, потом брезгливо подхватывала палочкой и приподнимала.

Мне было сильно интересно, как из такого куска мяса мальчики ходят в туалет.

Индюки у всех были одинаковыми.

И, в какой-то момент, я совсем перестала различать и замечать их.

Но работу доктора не бросила. Мне по-прежнему нравилось, как краснеют и замирают мальчишки, когда мои глаза смотрят на их самое пикантное место.

Это такое полное ощущение власти и превосходства…

Пятый

Иностранец.

Я не могла пройти мимо него.

Он был слишком хорош, чтобы упустить мой шанс. Я смотрела на его фотографию в профиле и уже была возбуждена.

Его шоколадная кожа и пронзительный взгляд. Он уверенно писал на русском и эти фразы не оставляли мне времени на раздумья.

Конечно, я сказала свое «да».

И, после, ни разу не пожалела об этом.

Я жалела о другом….

Что все это так быстро закончилось. А ведь с ним я улетала в космос…

Он сразу приехал в мой город на встречу.

Но к тому времени я уже изрядно напилась в кафе с подружками, и была на таком уровне смелости, что сама себе могла позавидовать.

Он приехал за мной на своей машине.

Я села на переднее сиденье и сжала ноги, как школьница.

Играть к тому времени я научилась. И, что нравится, и заводит мужчин, я тоже уже мгновенно распознавала.

Ему это понравилось. Он тронул меня за коленку и попросил не бояться.

Я скосила взгляд и хитро улыбнулась.

Мы просто катались по городу.

Но, когда машина мчала по трассе между районами, я попросила остановиться прямо здесь, в лесополосе.

Я решила прогуляться.