Сквозь оттенки серого… Невыдуманные истории

© Анжела Конн, 2016

ISBN 978-5-4474-3815-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Подстава

Рядом со мной освободилось место. Приятный молодой человек в строгом черном костюме с белоснежной рубашкой и галстуком цвета уверенности, кивнув, сел. Мы едва знакомы. Работаем в одном институте, но на разных кафедрах.

Минуты две-три он внимательно слушает оратора, потом повернувшись ко мне произносит:

– Можно Вашу сумочку.

Я удивленно смотрю, пытаясь понять, что ему надо.

– Кое-что хочу положить в нее, не бойтесь.

Люблю интриги… Протягиваю свой клатч. Он достает из папки большую пачку долларов, отделяет половину и кладет в мою сумочку. Не скрывая изумления, смотрю и не верю собственным глазам.

– Что это? – спрашиваю напряженным голосом.

– Они Ваши. Делайте, что хотите. Он исчезает прежде, чем я успеваю произнести: «За что?» Вопрос повисает в воздухе.

Я захлопываю сумочку, поднимаюсь с места, направляюсь к задним рядам, чтобы оттуда выйти из актового зала института, где проходит собрание преподавательского состава.

Меня останавливает знакомая молодая женщина, шёпотом рассказывая о бедственном положении известного артиста и его жены. Словно во сне слушаю её рассказ, пока до меня доходит смысл – надо скинуться. Время от времени она бросает внимательный взгляд на клатч в моих руках. Ждёт.

Понимая, что сейчас никак не могу открыть сумочку, так как внушительная пачка банкнот привлечёт ее внимание, что-то пробормотав, продолжаю свой путь.

Выхожу из зала в просторное фойе. Первое, что бросается в глаза – трое молодых людей в штатском буквально сканируют взглядом всё движущее. Сердце замирает. Во что я вляпалась…

Один из них подходит ко мне и вежливо предлагает пройти в соседнюю аудиторию. Внезапная тахикардия сотрясает меня изнутри. Я пытаюсь что-то сказать, но ничего членораздельного произнести не удаётся. Криво улыбнувшись, следую за ним.

В аудитории мы не одни. Краем глаза вижу, что идёт самый банальный досмотр. В институте! Храме науки!

Молодой человек просит открыть сумочку. Дрожащими пальцами щёлкаю замочек. Натянув на руку полиэтиленовую перчатку, он извлекает из клатча пачку денег, опускает в целлофановый пакет, затем задаёт вопросы. Мне ничего не остаётся, как рассказать всё как было.

Он протягивает чистый лист бумаги и просит письменно подтвердить рассказ с указанием моих паспортных данных. После этого отпускает, взяв с меня слово не выезжать из города в течение месяца.

Я выхожу на улицу и начинаю глубоко дышать. Влажный осенний воздух проникает внутрь, приводя меня в чувство. Что это было? Что произошло со мной и с теми, кого, как и меня, обыскивали и допрашивали в аудитории?

Через несколько дней, когда мне пришла повестка явиться в суд, стало известно о крупной взятке, предназначавшейся одному из деканов. В самый последний момент его предупредили об облаве, и он поручил сотрудникам рассредоточить сумму среди присутствующих на собрании.

Проведённая органами внутренних дел дактилоскопия, не выявив моих отпечатков пальцев на купюрах, освободила меня от ответственности.

Декана привлекли, а молодой человек, «подаривший» мне нежданно-негаданно кучу зелёненьких, получив условный срок, спустя месяц стоял рядом со мной в загсе в торжественно-чёрном костюме с белоснежной сорочкой и галстуком цвета состоявшегося счастья.

Осенний этюд

Ветер вышел на прогулку, хулиганя между деревьями в сквере, срывая листья и бросая их под ноги прохожих.

Они шли зябко ёжась и старались не пустить его под воротник.

Он не унимался, продолжая дразнить: женщин – холодной струёй воздуха, пробираясь снизу под полы пальто, мужчин – срывая легкие кепки.

Никому и в голову не приходило сесть на одну из скамеек в этот тусклый осенний день. Только молодая женщина, споткнувшись о бордюр, присела, чтобы посмотреть не сломался ли каблук…

Она внимательно изучила полусапожки и хотела продолжить путь, как её взгляд выхватил картину в движении: с высоты низко повисшего неба, затянутого сумрачными облаками, каскадом летели багрово-лилово-золотистые листья, похожие на маленькие веселящиеся солнца. Контраст блёклости неба и пурпура листьев её немало удивил, словно никогда в жизни ничего подобного видеть не доводилось.

Они не просто летели… Они танцевали свой единственный последний танец, прощаясь с деревьями и светом… Под музыку ветра-хулигана, который как энергичный дирижер то бросал их из стороны в сторону, то стремительно увлекал вниз и вдруг неожиданно подбрасывал вверх, давая листьям насладиться виртуозным полётом.

Женщина как-то по-детски обрадовалась: потянулась к самому красивому, изрезанному по краям листу, но он кокетливо коснувшись её пальцев, взмыл вверх. Она с досадой улыбнулась, однако от охоты не отказалась.

Как девочка, она подпрыгивала на каблучках, ловя листья, которые ускользали от неё тогда когда, как ей казалось, она достигала цели.

Она вступила в бой с этим неугомонным ветром искусителем и явно проигрывала. Но не огорчилась, наоборот, неожиданно для себя услышала собственный смех.

Стало приятно, что как и листья оказалась в его власти, танцуя под шаловливо-беззаботную музыку.

Из дома напротив за ней наблюдал молодой человек.

Он случайно выглянул из окна и заметил кружащуюся в вихре листьев и ветра молодую женщину.

Это было волшебным видением. Видением из его грёз и желаний…

Грациозная, хрупкая, возбуждённая сиюминутной гармонией природы, она подхватила благодать жизни и отдалась ей.

Мужчина не раздумывая, взял букет роз из вазы, стряхнул с них воду и вышел из дома.

Порыв ветра окутал его ароматом танцующей женщины.

Она обернулась. Пьянящий запах цветов долетел до неё.

Это были последние осенние розы, срезанные мужчиной в своём саду.

Зачарованная, она не сводила с него глаз. Он шёл к ней.

А листья летали, танцуя в воздухе, сплетаясь в разноцветный осенний узор.

Алкоголичка

Она не была ни буйной, ни аморальной, ни вульгарной.

Могло бы сложиться по-другому, но случилось именно так…

Татьяна с трудом приподнимает веки. Сквозь ресницы мерещится плывущий сизый дым и торчащая арматура сгоревшего дома. Голова раскалывается от боли. Зажмуривает глаза. И мгновенно открывает их вновь. Но уже широко. Туман перед глазами слегка рассеивается, и она видит на фоне снежного неба огромные голые деревья с раскинутыми ветками. Татьяна тяжелым взглядом окидывает комнату. На широкой кровати с противоположной стороны мужские ступни, высунувшись из-под одеяла, приковывают к себе ее бездумное внимание. Она усмехается, нехотя поднимается и плетется в ванную комнату. Стоя под горячим душем с остервенением трет тело мочалкой, сдобренную ароматным гелем. Постепенно приходит осознание того, что она человек, женщина, Таня… Какое-то время стоит без движения, позволяя гелю и воде релаксировать ее измученные клетки, забитые отравой и, наконец, почувствовав прилив сил и ясность сознания, выходит из ванны.

Татьяна спешит. Она едет на встречу. Пока едет, перед глазами жуткая картина сгоревшего дома с чёрной арматурой. Призрак полыхающего огня не покидает женщину уже несколько лет, с того самого дня, когда пожар багровыми языками пламени слизал жизнь её мужа в одно мгновение. Они были женаты три года. Мечтали родить ребенка. Не успели. Григорий погиб, выполняя свой профессиональный долг.

Женщина выходит из троллейбуса на Ленинском проспекте у площади Гагарина. Её любимый район… По мнению старожилов, самый интеллигентный в городе. Через подземный переход проходит к противоположной стороне, обогнув угловое здание, попадает на улицу Косыгина. В соседнем с гастрономом «Галс» подъезде находится её «двушка». Здесь она родилась, жила с родителями, после их смерти стала сдавать квартиру в аренду.

Луиза встречает хозяйку как всегда с улыбкой. Она старшая из двух сестёр, проживающих в этой квартире. Женщины приехали в Москву в тяжёлые годы, когда у себя не осталось никаких средств к существованию. Муж Луизы, перенесший обширный инфаркт, остался дома с семьёй сына.

У сына двое детей, сам он с детства слепой, но обладая абсолютным музыкальным слухом, занимается надомной работой – обучает вокалу. Вообще семья музыкальная. Трудилась только невестка, но в смутные годы, когда людей выбрасывали на улицу, оставляя без работы и денег, и она стала жертвой демократических преобразований. На те средства, что зарабатывал сын, прожить такой семье невозможно. Желающих учиться вокалу становилось всё меньше, да и с оставшимися он занимался почти бесплатно.

Уговорив сестру, Луиза перебралась с ней в столицу бывшей родины. Здесь тоже было несладко, но всё же, при желании работу найти можно. Она дала несколько объявлений, и через месяц от учеников не было отбоя. Благо у хозяйки в квартире оставалось пианино, и этот факт помог ей определиться со своей занятостью. Сестра, следуя удачному примеру, нашла учеников и занималась английским языком. Женщинам повезло; не пришлось наниматься в услужение, как это делали другие в поисках работы. Они оплачивали квартиру и свой прожиточный минимум, остальные деньги отсылали семье.

Луизе очень нравится Татьяна. Она не похожа на высокомерных «москвичек» из глубинки – дам со взглядом незаслуженно не признанных публикой актрис, и спрятанной в глубинах провинциального, но отштукатуренного сознания фразой «понаехали», готовой в любую минуту слететь с языка, дабы блеснуть «артистическими» способностями, не состоявшейся кинематографической судьбы, вымещая злость и недовольство на людях, отличающихся от их образа и подобия, портя настроение сёстрам. Особенно в магазинах, когда продавщица, окидывая с головы до ног женщин явно не славянского происхождения неподражаемо-барским голосом цедит сквозь зубы: «Такого размера у нас нет», и демонстративно отворачивается. Или кассирши в театральных киосках по продаже билетов, не терпящим возражения тоном произносят: «Все билеты проданы». С каким наслаждением Луиза врезала бы одной из них, но воспитание не позволяет, а положение обязывает… На птичьих правах… Но театр они любят, особенно постановки их соотечественника Джигарханяна, и никакие ужимки и кривляния этих кумушек остановить их не в силах.

Театр на юго-западе города радует женщин близким расположением. Несмотря на экономию, они время от времени балуют себя новыми спектаклями.

Татьяна душевно приняла их по рекомендации своей давней знакомой, – тоже армянки, – назначила невысокую по тем временам квартирную плату, и предложила помощь в случае необходимости. Она поняла, что этим женщинам «достается» и хотела как-то смягчить их пребывание на чужбине.

Такое отношение было родом из детства. Ее тётя, когда-то выйдя замуж за армянина, уехала в Армению. Раза два – давно, еще будучи школьницей, – Таня гостила у них. Яркие впечатления остались от тех поездок…

Солнечный Ереван с обилием всевозможных фруктов, улыбки и гостеприимство людей, ворох подарков, полученных от знакомых и незнакомых во время её поездок, запомнились ей, как самое счастливое время. Как хорошо, что это было в её жизни! Потому что она увидела и на себе почувствовала, какими теплыми, доброжелательными могут быть отношения людей, даже не знакомых друг с другом.

Когда коллеги её спрашивали, не боится ли она сдавать квартиру «лицам кавказской национальности» Татьяна с улыбкой и даже с вызовом отвечала: «А чего бояться… люди как люди».

За чашечкой кофе женщины разговорились. Вдруг Татьяна изменившись в лице говорит, что опаздывает. Хочется поскорее уйти отсюда, пока собеседница не видит, как у неё предательски подрагивает веко. «Тань, у тебя все в порядке? Бледная ты какая?» Луиза знает о Танином горе…

– Да, все нормально, – отвечает, будто в ступоре.

– Если что, скажи, может, помочь чем?

– Нет, спасибо, – улыбается Таня. Луизе не нравится её вид. Да и улыбка вымученная, на улыбку Тани не похожа, словно пародия…

– Я побежала, приду через месяц, спасибо за деньги.

– Ну что ты, тебе спасибо, – расстроенная произнесла Луиза.

Луиза, стоя у окна, провожает взглядом женщину. Плотного телосложения, не лишенная стройности, высокая фигурка Татьяны оставляет впечатление уверенности. Такая женщина способна «и коня на скаку… и в горящую избу…», но сегодня её светло-серые глаза особенно печальны и, кажется, ей нужна помощь. И самое неприятное, откуда у такой миролюбивой, спокойной Татьяны появилась тень агрессии на лице. Что-то с ней происходит, несомненно…

Выйдя в подъезд, Луиза звонит в квартиру напротив. В ней живёт соседка, с которой Татьяна всегда была дружна. Испанка Соня, как все её называют; в Россию она попала с группой детей в маленьком возрасте, когда в Испании в 1936 году разразилась гражданская война – знает о соседях всё.

– Послушай, Соня, – обратилась Луиза к пожилой женщине, – только что у меня была Татьяна, приходила за квартплатой, что-то с ней происходит, ты не в курсе?

– А что с ней? – приглашая сесть, спросила женщина.

– Да, вот, думаю, может, ты знаешь… на себя не похожа…

– Пьёт она, пьёт, Луиза. Сначала с горя, потом втянулась… – не выдержала женщина. – Недавно пришла ко мне, как к старой знакомой. Я ведь её с детства знаю, – с горечью продолжала соседка, – принесла бутылку и говорит: «Давай, выпьем». Так я всё вылила в раковину, перед её глазами. Она обиделась, раскричалась и ушла.

– Но по ней не скажешь, что пьёт, – в смятении заметила Луиза.

– Так это до поры до времени. Она, конечно, стесняется, всё-таки нормальная женщина была, но ничего с собой не может сделать… Я ей и так и эдак, ничего не помогает. А ведь хорошая, жалко её…

– Да, Соня, очень жалко!

– А что же делать?! Да вот не знаю… И родных не осталось… Подумав добавила:

– Есть один у неё, но… надежды никакой, хуже неё пьет, нашла где-то, под забором… Она бессильно махнула рукой.

Татьяна спешит. По скользкому снегу идти нелегко. То и дело поправляет шарфик на шее, не нуждающийся в этом. Нервничает…

На Вавилова садится в трамвай и едет на работу. Простое милое лицо. Неброско, симпатично одета, весь облик гармоничен, однако взгляд – печальный, скорее страдающий – напряжен…

Она работает экономистом и кассиром по совместительству в фирме по поставкам медицинского оборудования. И сейчас все её существо ждёт минуты, когда окажется в кабинете одна. Помимо собственной воли, что-то гораздо сильнее неё – жёсткое, нетерпеливо-алчное, будто вампир внутри – управляет её желанием, требуя немедленных действий. Тело ломит, пальцы мелко трясутся…

Здесь никто не помешает, здесь она хозяйка себе, до обеда её никто не потревожит.. Поздоровавшись с коллегами в коридоре, она проходит в комнатку, попросив не беспокоить, так как должна готовить отчёт. И это чистая правда. Но… после вожделенной рюмочки…

Татьяна открывает сейф, достает бутылку, наливает светлую жидкость и залпом опрокидывает содержимое в рот. Вытерев губы, вздыхает. Наливает вторую, жадно пьёт. Взгляд смягчается, напряжение отпускает… Теперь можно работать.

Берёт папку с бумагами и вдруг вспоминает взгляд Луизы. Мягкий, озабоченный, так никто на неё не смотрел. Как стыдно перед женщиной гораздо старше её, но духом явно сильнее… Ей тоже тяжело, но она не позволяет себе опускаться, напротив…

Татьяна всеми силами скрывает пагубную страсть, ставшую каждодневной необходимостью. Она сознаёт, что докатилась до ручки. Алкоголичка. Симптомы похмелья налицо. Частые головные боли, тремор рук… Да, она не пьет на публике, тщательно скрывает от окружающих, да и от себя самой. Что там говорить…«Домашняя пьяница».

В отличие от Луизы и её сестры, Татьяне некого опекать. Деньги в основном уходят на выпивку и еду. Такая у неё судьба, что ни ребенок, ни взрослый не улыбнётся ей в ответ за подарок, не поцелует, прижавшись… Простые вещи, но как необходимы, чтобы чувствовать себя человеком. А так… кому она нужна, кто подумает о ней хоть иногда. Вот Лёшке повезло…

Когда с Гришей случилось несчастье, она страдала долго. Потом впала в глубокую депрессию… И никого рядом! Родственников почти нет. Одна двоюродная сестра и то, как седьмая вода на киселе, видела ее лет пять назад, иногда перезваниваются, всё! Днём работа спасала, а вечерами одиночество убивало. Не справилась! Не смогла перенести потерю и стресс! Стала пить и почувствовала, что на время уходит от тоски, боли. Понравилось!

А однажды, возвращаясь с работы подобрала, да-да, подобрала как дворняжку, Алексея с пивом, и пошло-поехало плавание в обнимку с бутылкой. Стали жить вместе. Занимались сексом без любви, без радости, потом заливали горечь водкой. Угарное забытье уносило её от реальности, а яд проникал всё глубже. И для чего ей молодость, красота? Ни к чему… Она понимала, что не остановится, и сознавала – катится вниз…

Промокнув салфеткой слёзы, Татьяна приступает к отчету. Хорошо ещё голова «варит»! Скоро и эта способность улетучится вместе с парами водки…

У Луизы урок. Семилетний мальчик старательно выводит гаммы. Луиза мягко поправляет ему пальчики.

Мысль «как там Татьяна?» не оставляет женщину. Раза два она звонила ей, справлялась – как будто все нормально. Но внутренняя тревога мучит её.

– Ничего, завтра увижу, – промелькнуло у неё, – месяц прошел, придет за платой. Проводив мальчика, бросилась к зазвонившему телефону.

– Слушаю…

– Здравствуйте! С Вами говорит Татьяна.

– Здравствуйте! Какая Татьяна?

– Сестра Вашей квартирной хозяйки…

– Но, у неё нет сестры…

– Я – двоюродная. Мы с ней тезки, (пауза) вернее, были… (пауза), Татьяна …умерла.

– Что, что Вы говорите, – побледнела Луиза, – мы с ней завтра встречаемся, я её видела живую-здоровую, не верю, это что, больной розыгрыш?

– Нет, сегодня утром её не стало. Сердце не выдержало.

– Сердце… Луиза растерялась. Но почему…

– Она же пила, – сказала сестра. Сказала так, как само собой разумеющееся.

– Я сейчас же поеду к ней. Мне не верится, что Таня умерла, – расстроенная Луиза бросает трубку и бежит к испанке Соне.

– Соня, какой адрес у Тани? Я еду к ней…

– «Университет»… дом с магазином «Рыба»… Что, что с тобой?

– После расскажу, – махнула рукой Луиза и помчалась по лестнице вниз. Найдя дом Татьяны, вошла в большой двор. Пустой. Никого.

– Странно, – подумала женщина, – может, действительно злая шутка. Как так, умер человек и вокруг всё спокойно. Как будто ничего не произошло… В Ереване в таких случаях весь двор заполняется людьми – соседи, родственники, знакомые родственников… Она подошла к подъезду. Входная дверь заперта. Ни души! Заглянула в окно на первом этаже, увидев лицо, помахала рукой, чтобы ей открыли. Огромных размеров женщина, видно, консьержка, распахнула окно.

– Простите, я к Татьяне…

– А Вы кто ей?

– Знакомая… подруга…

– Нет Вашей подруги, утром в морг увезли.

– Так это правда? Я не верила…

– Правда, к сожалению… Но вы можете подняться, там Лёха.

– Спасибо, я только хотела уточнить.

– Точнее не бывает, всю ночь пила – сердце не выдержало, говорила ей… да что толку… – женщина захлопнула окно, словно поставила точку в жизни Татьяны.

Вернувшись, Луиза всё рассказывает Соне. О внезапном звонке, о двоюродной сестре, о своем разговоре с консьержкой и странном ощущении от пустого двора… Говорит и плачет, ей вторит Соня. Ушла из жизни молодая, красивая, добрая Таня, не справившись с собой. Без поддержки, без помощи…

Луиза приглашает Соню к себе, откидывает крышку пианино и играет. Печальная музыка, льющаяся из-под пальцев, словно реквием по ушедшей Татьяне..

Она играет долго и проникновенно. О потерянной жизни.

Нежные звуки плачут, грустью пробивают толщу стен, долетают до нижних и верхних этажей, заставляя людей на время оставить свои дела. Невольно они прислушиваются, и их сердца, не подозревая о том, что отдают последнюю любовь Татьяне, наполняются искренними чувствами сопереживания, вызванными прекрасной музыкой.

В этом доме она появилась на свет, радовалась цветам и солнцу, ласке своих родителей и улыбкам соседей. Она заслужила ту крупицу любви, с которой они, сами того не ведая, провожают её в последний путь.

Через неделю Луиза с сестрой покинули эту квартиру. Объявились родственники, претендующие на жилплощадь.

Возродившаяся легенда

Всякое действие имеет противодействие. Наверно, по этому закону природы дверь не двигалась. Её дергали с двух сторон – она оставалась неподвижной, только чуть-чуть сотрясалась. Как мужчина и женщина, стоящие по обе стороны от неё…

Женщина – роскошная брюнетка сорока лет, с высоко взбитыми волосами; локоны украшали нежную шею; тёмно-серые глаза метали искры, – пыталась открыть дверь, с ожесточением дёргая её на себя, но безуспешно.

Мужчина – тридцатилетний плейбой с приятной спортивной внешностью, не грубыми, но довольно решительными действиями сильных рук удерживал дверь, не давая женщине, пытающейся открыть её, ни малейшей возможности.

С его стороны присутствовала ещё одна живая душа – совсем молоденькая девушка восемнадцати лет, стройная и красивая своей свежестью и искренностью. Она поняла, что визит её некстати и пыталась ретироваться. Он хотел удержать её, чтобы показать, что держит ситуацию под контролем.

Девушка пришла к своему возлюбленному утром, мечтая нырнуть в его теплую постель и остаться в мужских объятьях до полудня. Всю ночь она провела в сладких грёзах, представляя себе любовные утехи, ставшие смыслом её жизни.

Он появился в её жизни внезапно вместе с наступившей весной. Распахнул дверь… ворвалась любовь. Она ещё не видела его, склонившись над бумагами за рабочим столом, не слышала тембра голоса, но по пробежавшей дрожи, по непонятным импульсам, задевшим нервные окончания молодого тела, поняла, что любовь, о которой она читала, видела на экранах или наблюдала в жизни, пришла и к ней.

Он заговорил, здороваясь с каждой из женщин, работающих в отделе, – она услышала голос, который мог принадлежать только её мужчине. Она почувствовала оживление сослуживиц, неизвестно откуда появившееся в них кокетство и волнение при виде Адама.

Охи-ахи, расспросы и волнующий женский смех разлились по комнате. Она ещё усерднее склонилась над бумагами, боясь взглянуть на того, кого ждала подсознательно последние годы. Слегка вздрогнула, услышав прямо над головой бархатный голос: «Вы новенькая? Давайте знакомиться!»

Она медленно подняла порозовевшее лицо, на котором проступили чувства, вызванные его появлением… Он мгновенно откликнулся, очарованный взглядом бесподобно лучезарных глаз, обещающих страсть…

Разомкнувшиеся губы произнесли одно единственное слово – «Лилит», но этого было достаточно, чтобы представить необузданную сцену любви с женщиной, которую он искал всегда.

«Лилит…» мысленно отозвался он, и потерял покой. Дождался окончания рабочего дня, встретил у выхода. Пошли они по весеннему городу, наслаждаясь цветущими деревьями и пахучими травами. Благоухание природы усиливало их тягу друг к другу; пальцы касались пальцев, губы тянулись к губам, плоть жаждала любви…

Адам привёл Лилит к себе… Их любовь была похожа на разгорающийся огонь. Засиявшая искорка между ними всё ярче и ярче… Появившийся язычок пламени заставил их сбросить все вещи, стесняющие движения. Страстность и неукротимость молодых тел… Они двигались в такт подобно мощному пылающему пламени, испытывая неописуемую яркость чувствования. Динамика движений всё выше и выше… Накал неимоверный…

Ни он, ни она никогда прежде не ощущали в себе подобной силы, мощи и власти. Казалось, вместе с силой мужчина и женщина прониклись знанием и мудростью многих поколений, их генетической памятью и умением любить…

Насладившись, они отдыхали, улыбаясь друг другу. Танец чувств повторялся много раз и в последующие дни. Они никогда не уставали, как и огонь, пылающий и танцующий на ветру.

Но сегодня Адам не ждёт Лилит. Ева мягко обнимает возлюбленного, прильнув к его груди. Они вместе давно, хотя живут врозь. Об их связи знают все, в том числе и тринадцатилетняя дочь Евы, к которой Адам относится как к собственному ребёнку.

Прекрасная Ева! Она так любит его! И какое значение имеет тот факт, что он почти на десять лет младше её… Чепуха, зато это даёт ей возможность полностью владеть им, отдавая любовь не только женщины, но и матери. Он её мальчик, её радость за все те лишения, которые ей пришлось вынести до встречи с ним. Для него она готова на всё, лишь бы не расставаться никогда.