Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово

Тут опять же все присутствовавшие мужи встали, чтобы выпить, а Волков и закончил фразу:

– Тот, кто любит нашего принца, тот пьёт до дна, господа!

– Принц, мы пьём до дна! До дна! До дна! – говорили все молодые люди и выпивали. Даже девы присоединялись к мужчинам и показательно выпивали всё содержимое из своих стаканов.

После все уселись и стали закусывать, а герцог уже распоряжался:

– Прочь музыку, тихо! Я прошу тишины, – и как музыка стихла, он продолжил: – Добрые госпожи, добрые господа, теперь я попрошу наконец нашего славного барона рассказать свою историю.

Ну что тут было делать; как ни хотел генерал увильнуть от этой обязанности, да куда уж теперь деться? И он начал говорить, и поначалу все умолкли и стали его слушать, лишь лакеи старались бесшумно разливать вино по стаканам.

И генерал начал рассказывать громко, чтобы все слышали, и уже стал описывать мальчишку-колдуна, как один из лакеев уронил пустой поднос, за что его стал тихо отчитывать хозяин трактира и после давать ему ещё тумаков, что вызывало у молодёжи живой отклик и смешки. И Волков сразу заметил, что с интересом его слушает лишь граф де Вилькор, что сидел от него по левую руку.

И, надавав пинков и подзатыльников лакею, хозяин приближается к герцогу и тихо спрашивает:

– Ваше высочество, птицу подавать пора?

– Что? – не понимает молодой герцог.

– Говядину господа поели, нести вторую смену блюд?

– А… Ну хорошо, распорядись… – соглашается Георг Альберт.

Хозяин тут же машет платком кому-то. И сразу, как по команде, в залу начинают вносить круглые блюда с дроздами, хорошо прожаренными в большом количестве масла, мелкой, но очень вкусной птицей. Их наваливали кучей, сверху присыпали чёрным перцем. Мужу такой птицей было не наесться, но на ужинах, где предполагалось пять-шесть смен блюд, даже самые гурманы не брали с блюд больше двух тушек. Две тушки принц положил Волкову на тарелку. Своей рукой. А уж потом взял и себе. После несли рябчиков, но все уже ели дроздов, и рябчиков пока никто не трогал. К птице подали новое вино. И снова оно было выше всяких похвал.

– Опять ваше, граф? – интересуется барон, восхищаясь напитком.

– Да, – довольно отвечает тот.

И тут снова встаёт со своего места широкоплечий и рослый оруженосец Волкова.

– Господа! Мы неучтивы и негалантны, как вонючие бюргеры, которые жрут капусту с салом, пьют пиво и хлопают своих баб по задам. Ведь мы до сих пор не выпили за тех красоток, что присутствуют в этой приятной харчевне.

«Красотки из харчевни! Как ловко он распознал благородных девиц, что под вечер пришли в кабак пить вино в кругу молодых мужчин», – думает барон. Впрочем, фон Готт привлёк к себе всеобщее внимание, все притихли и слушали его с неподдельным интересом, а тот уже и заканчивал свой тост:

– Я попрошу вас всех выпить за тех дам, что соблаговолили разбавить наши солдатские морды своей красотой.

– Солдатские морды? Что он сказал? Он сказал «наши солдатские морды»? – господа стали смеяться, повторяя это забавное выражение. Они, кажется, не злились на фон Готта. А Волков стал извиняться за своего боевого товарища:

– Ваше Высочество, этот человек половину своей жизни провёл среди офицеров и солдат, извините его грубость.

– Да нет же, барон! – смеялся герцог. – Он очарователен. Я первый раз в жизни слышу такой отличный тост.