Данные

Я побежал, что было сил. Ноги подкашивались, дыхание рвалось хрипом. Впереди – темный переулок, спасение?

– Куда это ты, голубчик, засобирался? – холодный, циничный, лишенный интонаций, раздался неестественный, словно металлический, голос. Не из радио. Из пустоты за спиной. Из самой тени. Не человек. Точно не человек. Оно нашло.

Последовал удар по спине. Сокрушительный, как удар молота. Я упал, не чувствуя ног. Онемение, стремительное, ледяное, поползло от поясницы. Такое со мной впервые. Паника сжала горло. Моя голова повернулась на бок, волочась по грязи, и я увидел это… Я никогда об этом не забуду и даже не знаю, как это описать. Это было… оно… нежели он или она. Существо из кошмаров инженера. Я помню всё в мельчайших деталях, как последние секунды жизни. И это, похоже, действительно были мои последние секунды.

Передо мной стоял… механизм? Хотя нет, скорее, это был костюм. Человек в механическом костюме. Но движения… слишком плавные, слишком точные для человека. Ноги, руки… Костюм закрывал больше половины тела человека и в тех местах выглядел надежно – толстый слой, должно быть, стали, рифленый, тускло поблескивающий в отсветах пожара. На голове был шлем до носа. Зачерненное стекло визора. Я видел его глаза. Сквозь щель? Или это были линзы? Они были тускло-красные. Две холодные точки, лишенные жизни.

Мной овладел страх. Древний, парализующий. Я не мог пошевелиться. Ноги меня не слушались. Онемение достигло плеч.

–Ты не уйдешь, – чудовище направило руку в меня, и раздался выстрел.

За этим всем наблюдал уличный фонарь. Его тусклый свет дрожал на ветру, выхватывая кровавые детали. Он видел, как механизм убил человека, как тускло-красные глаза на мгновение обратились к его стеклу, будто чувствуя наблюдение. Ушёл в закоулок и там склонился над дрожащей фигурой дворника, метущего осколки.

– П-пожалуйста… – лепетал дворник, прижимаясь к стене.

– Прощу прощения за неудобства.

И еще кому-то, кого фонарь не разглядел в глубокой тени арки. Затем он поднял руку. Из того же предплечья брызнул поток пламени, жаркий и беззвучный. Он сжёг остатки своих жертв. Пламя лизало тела, превращая их в быстро исчезающие груды пепла, не оставляя запаха, только легкий смог. Фонарь продолжал молчаливо глядеть, единственный немой свидетель, который заметил, что из под шлема побежали слёзы. Они стекали по тусклой меди брони, оставляя темные, извилистые дорожки на пыли и копоти, смешиваясь с грязью на щеке того, кто скрывался внутри.

Тишина.

Только потрескивание пламени да далекий вой сирены нарушали покой переулка. Механизм – или человек в механизме – стоял неподвижно несколько мгновений после того, как пламя поглотило последние следы его работы. Его рука, только что извергавшая беззвучную смерть, медленно опустилась. Пальцы в стальных перчатках сжались в кулак, потом разжались, дрогнув. Неуверенно. По-человечески.

Из тени арки донесся сдавленный шепот:

– …Почему?..

Голос был юным, испуганным до дрожи.

Костюм резко повернулся в сторону арки. Тускло-красные линзы сузились, словно фокусируясь. Фонарь уловил легкое дрожание всей массивной конструкции.

– Я не знаю… Это был не я.

Он не договорил. Вместо этого раздался резкий, сухой звук и забрало шлема с откинулось вверх. Фонарь увидел лицо. Молодое. Очень молодое. Бледное, изможденное, с запавшими, воспаленными глазами. По щекам все еще текли слезы, смешиваясь с копотью и потом. Юноша, лет двадцати, не больше. Он судорожно глотнул воздух, словно задыхался внутри своей брони. Его взгляд уставился на свои дрожащие, закованные в сталь руки. Он смотрел на них, как на чужие, окровавленные орудия.

– Я… я не хотел… – его настоящий голос сорвался на шепот, хриплый и надломленный.

Он рванул с места, поднимая вихрь пепла и пыли. Фонарь на мгновение ослеп от вспышки двигателей. Когда свет вернулся, в переулке , никого не было.

Часть третья

Читая дневник своего прадеда, я поражаюсь его несгибаемой воле. Кажется, он выковал свою решимость в самом пекле, когда мир вокруг рушился. Смелость его поступков граничит с безумием, а целеустремленность, с которой он цеплялся за жизнь в тех нечеловеческих условиях, просто невероятна. Единственное, что помогало ему выжить, вопреки всему, – это некая высшая цель, словно компас, указывающий путь сквозь тьму.

Из мемуаров Миноина пятого

С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, – ко злу

Фридрих Ницше

Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звёзды

Фридрих Ницше

1

Весна в Протополисе лениво уступала место лету. Облачное небо словно нависало над городом, принося с собой нежную свежесть, а в воздухе витали ощутимые перемены. Зима оставила свой след – лужи да грязь по колено, но Протополис не сдавался, упрямо отстраиваясь. Заводы гудели на полную мощность, выплевывая густые, черные клубы дыма в небеса, окрашивая закаты в грязно-багровые тона. Жизнь рабочих, хоть и немного, но налаживалась, как жизнь травы, пробивающейся сквозь трещины в асфальте. На севере, словно гриб после дождя, вырос новый завод, производящий компоненты для асфальта. Его работники, с лицами, перемазанными в мазуте, не покладая рук, укладывали свежий асфальт, преображая улицы, оставляя за собой ленты гладкого, черного полотна и въевшийся в кожу запах горячей смолы.

Предприимчивые дельцы не дремали. В городе и окрестных деревнях расплодились строительные фирмы, почуявшие жирный запах наживы, как стервятники – запах государственных подрядов. Население росло как на дрожжах: в Протополисе уже проживало больше 15 тысяч человек, а в деревнях ютились еще 22 тысячи. Этот кишащий человеческий муравейник создавал мощный фундамент для дальнейшего развития, хотя зарплата рабочего позволяла лишь не голодать да кое-как чинить дырявые сапоги, а мечты о лучшем откладывались на «потом», которое никогда не наступало.

Миноин и Роуль пропадали по уши в работе, их кабинет был завален папками и обрывками нитей, но расследование, увы, не приносило ощутимых результатов. Единственной зацепкой стал помятый листок, выпавший из кармана министра. На нем значился некий Маслов, перечислявший средства Никелеву, а тот уже передавал их Марвартову. – Цепочка, как у змеи, длинная и скользкая, – ворчал Миноин, тыча пальцем в схему, раскиданную по столу среди чашек с холодным чаем и окурками. – Один конец – в тумане, другой – у Марвартова в сейфе. – И каждый звено – как угорь, выскальзывает, стоит только попытаться ухватить! – добавил Роуль, с раздражением сминая пустую пачку сигарет. Но кто такой этот Маслов? И что связывает его с Марвартовым? Эти вопросы оставались без ответа, вися в воздухе тяжелым, неразрешимым грузом. Становилось ясно одно: у Марвартова обширные связи, простирающиеся во все стороны, как щупальца спрута, и добраться до его сердца через эту паутину было почти невозможно.

Сам Миноин все меньше времени проводил в душном кабинете отдела. Сердце тянуло его к Анфисе, которая вернулась в Протополис к середине весны, принеся с собой запах радостного Пинталио и теплоту, которой так не хватало. Их встречи были глотком свежего воздуха в этом запутанном деле. – Сегодня Лысов опять пытался пришить мне растрату, – делился Миноин, гуляя с ней по набережной маленькой и единственной речушки в Протополисе – реке Борзой, где пахло свежим асфальтом и речной водой, а фонари отражались в темной воде, как расплавленное золото. – Нашел пачку старых бланков и орет: «Где отчетность?!» Как будто от нее что-то зависит. Будто эти бумажки спасут город от того бардака, что творится!

– Он просто боится тебя, – улыбалась Анфиса, поправляя ему воротник, ее пальцы были прохладными и легкими. – Ты для него как кость в горле. Ты видишь то, что он хочет скрыть, и это его бесит.

– Тогда пусть давится, – хмурился Миноин, но в глазах теплело. – Главное, что ты здесь. Хоть что-то в этом городе имеет смысл.

Мир же вокруг бурлил и клокотал, словно гигантский котёл, готовый вот-вот взорваться. На западе заявила о себе новая мощная держава – Союз Штатов Запада (СШЗ). Эта конфедерация, возникшая на основе Монтавы, сделавшую столицей город Вильмур и явно вынашивевшая планы по захвату восточных территорий, наращивая армию и строя форты у границ. – СШЗ – это как волк в овечьей шкуре, – шептались завсегдатаи в прокуренной таверне, – всё хотят уничтожить, но понимают, что уж больно натворили делов. – Да они просто ждут повода! – ворчал седой старик, стуча кулаком по столешнице. – Слышал, они уже к границам нашим подбираются? – бросал кто-то из угла. – Тихо! Стены имеют уши! – шикали на него. – А уши Лысова длинные, – мрачно добавил трактирщик, вытирая кружку.

Еще одним игроком на западной арене стала империя Румения, жалкий осколок былой Рокмании. Румения потеряла всё, кроме гордости и старого оружия. Отношения между Руменией и СШЗ были хуже некуда, граница на замке, а дипломаты только и делали, что обменивались оскорбительными нотами, каждая из которых могла стать искрой в пороховой бочке.

Но самая большая угроза надвигалась с юга. Клан Грома и Веземирская империя, позабыв о вражде как будто её и не было, объединились в новое государство – Конфедерацию Юга (Кон-Юг). Кон-Юг стерла с лица земли последнего нейтрального игрока, разделявшего их территории и мгновенно стала сильнейшей силой на мировой арене, ее танковые колонны уже маячили на горизонте у соседей. – Кон-Юг? – усмехался Роуль, разглядывая сводки при свете керосиновой лампы, пока за окном лил весенний дождь. – Да они просто два голодных пса, нашедших одну кость. Посмотрим, как долго они ее делить будут. – Держу пари, до первого серьезного куска мяса, – бросил один из работников, его тучная фигура отбрасывала огромную тень на карту.

На юго-западе администрации семи городов объединились в Демократическую антидраконистскую республику (ДАДР). Недолго думая, ДАДР захватила Новопинталио и Южнополь, чтобы соединить свои анклавы, не гнушаясь ночными арестами и показательными судами. – Не спрашивайте, что ДАДР может сделать для вас, – язвительно переговаривались чиновники в министерских коридорах, оглядываясь через плечо, – спросите, что вы можете сделать для ДАДР. – Или она заберет это силой, – мрачно добавляли в курилке, выпуская клубы едкого дыма. Отношения ДАДР с Кон-Югом и СШЗ были отвратительными, границы напоминали линии фронта, усеянные колючей проволокой и дотами. На остальной территории континента бушевали ожесточенные междоусобные войны. Крупные города, словно хищники, поглощали мелкие территории, стремясь к безраздельному господству. Столкновений между этими крупными городами пока удавалось избежать, но напряжение росло с каждым днем, а рынки лихорадило от спекуляций оружейников и поставщиков.

Жители других континентов с тревогой наблюдали за происходящим, вполголоса обсуждая новости утренних газет, где заголовки кричали о войне и кризисах, гадая, что ждет их в будущем. Крупных игроков, способных повлиять на ситуацию, на других континентах не наблюдалось, лишь тихий ужас и ожидание бури, которая могла перекинуться и на них.

В самом Протополисе кипели свои страсти, не менее опасные, чем большая политика. Отношения между Роулем и министром полиции Лысовым напоминали минное поле, где каждый шаг мог стать последним. – Лысов – это как заноза в пятке, – жаловался Миноин Анфисе, сидя с ней на скамейке в редком тихом сквере, – только и ждет, как бы Роуля подставить. Он чувствует, что Роуль что-то знает… что-то важное. Министр, словно опытный провокатор, то и дело пытался вывести Роуля из себя. – Роуль! – раздавался его ледяной голос, едва тот переступал порог министерства. – Ваш отчет о расходовании канцелярских кнопок вызвал… серьезные вопросы. Кажется, вы не можете отличить кнопку от гвоздя в бюджетной смете? Готовьте объяснительную! И приведите в порядок ваше гнездо! Отстранения от должности стали обыденностью, но Миноина каким-то чудом всегда возвращали на место, благодаря заступничеству старых связей и, как ни странно, Марвартова, чей незримый щит пока прикрывал их обоих – по своим, темным причинам. Лысов устраивал внезапные проверки в отделе Роуля, переворачивая вверх дном шкафы и допрашивая клерков до седьмого пота, пытаясь выбить хоть слово против начальника, но, к его сожалению, находил взяточников крайне редко. Его черные глаза горели холодной яростью от каждой неудачи.

– Ничего, Миноин, – скалился Лысов, заставая его одного в кабинете под вечер, когда длинные тени уже сливались в одну сплошную тьму, – я все равно до тебя доберусь. Камень за камнем, пока не развалю твою крепостишку. – Я знаю, что ты прячешь. Знаю о твоих ночных вылазках и шепотах с Роулем. И я докопаюсь до сути. До самой гнилой сердцевины. Он сделал паузу, его дыхание было едва слышным в тишине кабинета. – И когда это случится, твоя Анфиса будет плакать у разбитого корыта. Или у чего похуже. Подумай об этом. И с этими словами он развернулся и вышел, оставив за собой ледяную пустоту и запах дорогого, но горького одеколона. Миноин сжал кулаки так, что кости побелели, глядя в след уходящему министру. Гроза надвигалась не только на континент, но и прямо сюда, в его кабинет. И на этот раз чуда могло не случиться.

2

Миноин, развалившись на потёртом кожаном диване, бесцельно перебирал в голове обрывки мыслей о весне и о сегодняшнем ледяном взгляде Лысова. Чтобы хоть как-то сбежать от этой гнетущей реальности, он погрузился в чтение огромного, пыльного тома по истории государства Рокманского. – Империя Рокмания, – пробормотал он, проводя пальцем по пожелтевшей странице, – как же давно это было… И как безмятежно на этих страницах. Страница была шершавой под подушечкой пальца, пахла временем и забвением. Он прикоснулся к ней, ощутив её мягкость и хрупкость ушедшей эпохи. Прошлого не вернуть, увы. Внезапно нахлынули воспоминания из учёбы в академии: звон выстрелов на учебном поле, запах пота и кожи, горячие споры до хрипоты… о славной битве под Чвинхвем, о своих былых друзьях, чьи лица теперь стерлись, остались лишь имена да чувство братства. Где они теперь? В чьих мундирах? Ладно, продолжу. Он тряхнул головой, словно отгоняя призраков юности.

Больше тысячи лет назад Империя Рокмания зародилась из двух скромных поселений: Польнополя и Излизвега. – 10 тысяч и 6 тысяч душ, – усмехнулся Миноин, откидываясь на спинку дивана, – с чего-то ведь надо начинать. Как наши деревни… только у них получилось. 250 лет спустя это юное государство уже могло похвастаться городом Великий Оистр – западными торговыми воротами. А там, далеко на востоке… В Пинталио, на знаменитом мосту "Путеводитель", что перекинулся через бурную реку Мимоходка под звон торжественных колоколов и ликование толпы, при съезде седобородого старосты Пенталио и молодого, еще не носившего императорской короны наследника Рокмании, было подписано соглашение о добровольном вхождении Пенталио в состав Рокманской империи. – Добровольно… – скептически хмыкнул Миноин, представляя натянутые улыбки за столом переговоров. – Интересно, сколько золотых возов да гвардейских легионов стояло за кадром, чтобы их так "уговорили"?

К тому времени население Великого Оистра составляло 4 тысячи жителей. Польнополь же разросся до 65 тысяч, а Излизвег до 45 тысяч. – Вот это рост! – воскликнул про себя Миноин, представляя шумные, полные жизни улицы древних городов: грохот телег по брусчатке, крики разносчиков, смех детей у фонтана. Кто-то идет с курицей на базар, другой тащит только что подстреленного сокола – трофей для соколиной охоты богатого патриция. – Видно, умели тогда работать. Или просто не было Лысовых и их бумажной паутины, душащей любое дело? Империя разделилась на четыре экономических зоны: Польнополь отвечал за внутренний рынок, опираясь на континентальную торговлю караванами, тянущимися через леса, Излизвег стал главным портом и центром морской торговли, – Парусники с шелком и пряностями! Красивейшие верфи, раскинувшиеся по всему побережью, где стук молотков не смолкал ни днем, ни ночью. – Великий Оистр вел дела с Западом, а Пенталио – с Востоком. – Четко, как часы работало… И маслом, видимо, не экономили – золотым маслом династий и купеческих гильдий.

Протополис вошел в состав империи лишь спустя полвека после Пенталио. – Интересно, – пробормотал Миноин, перевернув страницу с легким скрипом, – Протополис… не просто город, а место силы какое-то? Или просто точка на карте, где сошлись рельсы? Или просто железнодорожный узел, который раздуло как мыльный пузырь удачи и спекуляций? Он появился всего 60 лет назад как поселение для обслуживания железной дороги. Изначально там планировалась всего тысяча жителей, но выгодное расположение привлекло людей, и через 50 лет население достигло 9 тысяч. – Скромные цифры по меркам империи, но для нас… это был бы провинциальный городишко, если бы не… Он замолчал, мысленно добавляя: "Если бы не Марвартов и его заводы, взорвавшие этот пузырь до небес".

– Рокманская империя… мирные аннексии, – задумчиво произнес Миноин, вглядываясь в выцветшую карту в конце тома, где разноцветные пятна империи поглощали мелкие княжества. – Редко ввязывались в настоящие конфликты. "Мирные"… – прошептал он с сомнением. "Дипломатично принудительные", – поправил он себя мысленно. За всю историю наберется всего две войны с Кланом Грома, один пограничный конфлик, в которои я принимал участие и война с везимирцами, в результате которой был присоединен Ойтоверт и основан Ойтан – форпост на новых рубежах. – И много-много чего еще, – добавил он с иронией, отмечая крошечные флажки на карте, обозначавшие мелкие стычки и "усмирения непокорных". – История – дама ну очень уж капризная. Любит приукрасить "мирный путь" парой кровавых пятен и назвать это "триумфом дипломатии".

К моменту распада империи, который Миноин наблюдал своими глазами в этом году, буквально вчера, экономические показатели были на высоте. Население Польнополя составляло 3 миллиона, Излизвега – 2,5, Великого Оистра – 2, Пенталио – 2,5, Вильмура – 2. – Города-гиганты… – прошептал он, представляя невероятные масштабы: миллионы огней по ночам. – Такого мир еще не видел, – вздохнул он тяжело, ощущая горечь утраты чего-то грандиозного, чего он лишь краешком застал. – И все прахом… Рассыпалось как карточный домик под первым же серьезным ветром раздора. И никто не успел даже ахнуть.

В голове зароились вопросы, не давая покоя: – Что, если бы? Всего одно "если бы"… Что, если бы империя устояла? Какой путь мы бы выбрали? Миноин попытался представить альтернативную реальность, ясную и упорядоченную, где вместо сирен тревоги слышен лишь звон монет на рынках. – Западные нейтралы в течение 100 лет интегрировались бы в Рокманию. То же самое ждало бы конфедерацию Монтавы. – Плавно, без сучка, без задоринки. Проекты объединения обсуждались уже давно. Взять хотя бы водный канал Монтава-Польнополь-Излизвег – грандиозный, мощнейший проект, артерия континента, который связал бы пол-континента. – Канал Мира, – мысленно окрестил его Миноин. – И символ единства.

На юге ситуация сложилась бы иначе. – Нейтралы – это одно, – рассуждал Миноин, мысленно рисуя карту с лучами дорог и каналов, сходящимися к Польнополю, – а вот два крупных игрока – Клан Грома и Веземирцы – сопротивлялись бы дольше. – Упертые, как ослы, – усмехнулся он, но без злобы – скорее с уважением к их упрямству. Но их бы задавили экономически, лет за 200-300. Торговыми эмбарго, контролем над ресурсами… Медленно, но верно. – Исчерпали бы их, как воду из колодца. После этого началась бы мировая интеграция во главе с Рокманией. – Крупных игроков больше нет. Все под одним колпаком, – закончил он мысль, представляя единый, упорядоченный континент без этих бесконечных Кон-Югов и ДАДР, где границы – лишь линии на карте для почты.

– Но мы выбрали другой путь, – с горечью произнес Миноин, и его голос прозвучал неожиданно громко, почти вызовом, в тишине комнаты. – Путь войны. Путь Лысовых и их интриг. Путь, где каждый тянет одеяло на себя, а общее благо – пустой звук. А к чему это приведет, мы скоро узнаем. К руинам вместо городов? К пеплу вместо империи? К тому, что через тысячу лет какой-нибудь усталый следователь будет читать о нашем Протополисе в такой же пыльной книге и тоже усмехнется: "С чего-то ведь надо начинать…"?

Он закрыл книгу с глухим стуком. Пыль взметнулась в луче единственной лампы, закружилась в золотистом свете и медленно осела обратно на темный переплет. – Это только вступление… – прошептал он, чувствуя, как реальность возращяется.

Роуль вошел в комнату тихо, и, заметив книгу в моих руках, усмехнулся, его губы растянулись в знакомой, чуть насмешливой ухмылке:

– Неужто и вас потянуло к чтению, дружище? Насколько мне известно, вы за свою жизнь не слишком усердствовали в этом деле. Куда привычнее вам пистолет да протокол. Что-то случилось? Или Лысов мозги выел окончательно?

Я усмехнулся в ответ:

– Мозги целы, Роуль. Просто иногда протоколы не дают ответов, а пистолет – и подавно. А тут… – Я отложил книгу на колени, почувствовав шершавость старого переплета под пальцами, и пожал плечами, стараясь казаться беззаботным. – На данный момент это единственное спасение от скуки. Да и от мыслей о том бардаке, что творится снаружи. Так что, с вашего позволения, я хотел бы спросить… – Я открыл книгу на первой главе. – Как с высшего Рокманского переводится «Рокмания» и «Румения»? Это должно было быть там, в книге, но я пока только вступление осилил. Слишком много пафоса про «величие», слишком мало конкретики.

Роуль прищурился, словно вспоминая что-то, его взгляд стал расфокусированным, устремленным куда-то в прошлое, наверное, на лекции в той же академии, где и мы когда-то сидели.

– Рокмания… – начал он медленно, будто пробуя слова на вкус. – «Rok» – это юный, зарождающийся, как росток. «Manis» – пламя, огонек. Значит… юное пламя. Румения… «Ru» – угасание, закат. «Menis» – все то же пламя, огонь. Угасающий огонь. Что-то такое припоминаю. Старик Михельсон, наш лингвист, любил этим голову морочить. – Помню, как он на экзамене спрашивал: «А где, по-вашему, грань между пламенем и огнем, господин Роуль? В политике, например?» – Роуль фыркнул. – Я тогда ответил, что пламя – это когда только раздувают, а огонь – когда уже жарко припекает. Он поставил «удовлетворительно» и сказал: «Практично, но примитивно».

Я задумался, проводя пальцем по строчкам, где мелькали знакомые названия.

– Между огнем и пламенем есть разница? Или это просто игра слов древних хронистов? – Спросил я, глядя на Роуля. – И если есть… то мы сейчас больше на «Румению» похожи, по твоей логике? Угасающий огонь?

Роуль вздохнул, словно вытаскивая из глубин памяти давно забытые уроки. Его лицо стало серьезнее.

– Огонь… в их понимании, он мощнее пламени, он шире. Он является чем-то куда большим, цельным, всеобъемлющим – как очаг, вокруг которого собирается племя. В нём скрыт больший потенциал… сила созидания и разрушения… но стоит ему начать угасать, как всё это исчезнет невозвратно. Останутся лишь угли да пепел истории. – Он посмотрел прямо на меня. – А пламя… оно может быть ярким, но недолгим. Как бунт. Или надежда. Насчет похожести… Не знаю, Миноин. У нас еще тлеют угли. Но очага… того самого, большого… уже нет.

Роуль потер рукой скулы, будто сгоняя наваждение прошлого. Потом его взгляд стал цепким, деловым.

– Кстати, слышал… – начал он, и его голос стал тише, словно боялся, что стены услышат. – Кто-то неизвестный купил огромную территорию в восточной части Протополиса. Пустошь за старым складом, знаешь? Гектаров сто, может, даже больше. И начал что-то строить. Сразу несколько бригад, техника грохочет с утра до ночи. Бульдозеры, экскаваторы – гул стоит такой, что в центре слышно. Правда, чего именно, пока не ясно. Огородили забором выше человеческого роста, колючка сверху, охрана ходит с собаками. Я даже переговорил с… – Он резко замолчал, будто споткнулся о собственные мысли, сжал губы.

– С кем? – настойчиво поинтересовался я, почуяв неладное в его внезапной сдержанности. – Не с самим ли «неизвестным»? Или с его кошельком?

Роуль отмахнулся, сделав вид, что поправляет манжет, но я заметил, как напряглись его пальцы.

– Да… с одним из прорабов. Мужик трезвый, вроде – Он сам не поверил своим словам —. Важнее то, что для городка это большой плюс. Все безработные и те самые блатные с окраин сразу пошли на стройку, надеясь заработать хоть что-то. Хоть корку хлеба насущного. – Он хмыкнул. – Говорят, платят исправно, хоть и не шибко щедро. И охрана не бьет просто так, что уже прогресс. Так что, может, этот таинственный незнакомец еще сослужит нам добрую службу. Хоть рабочие места создаст, пока мы тут с призраками империи да Лысовым боремся. – Роуль тяжело вздохнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на осторожную надежду, смешанную с глубоким подозрением. – Хотя… Сто гектаров… Забор… Охрана… Это пахнет не благотворительностью, Миноин. Это пахнет большими деньгами и большими планами. И очень хочется верить, что эти планы – не про очередную войну или новую вотчину для какого-нибудь Лысова в квадрате.