Лёва и хранители забытых вещей

Главная идея: У каждой забытой вещи есть душа и история. А у некоторых есть и свои маленькие хранители. Волшебство живёт не в далёких королевствах, а прямо здесь, на пыльном чердаке, и его нужно лишь разглядеть.

Лёве казалось, что это самое скучное лето в мире. Вот прямо самое-самое. Скучнее, чем манная каша без сахара. Скучнее, чем смотреть, как сохнет краска на заборе. Скучнее, чем слушать, как тикают старые часы в коридоре: тик-так, тик-так, будто они тоже умирают от тоски.

Всего месяц назад Лёва жил в шумном городе, где во дворе всегда были друзья, самокаты и тайные штабы под кустом сирени. А теперь? Теперь он жил в старом-престаром доме с облупившейся жёлтой краской и огромным, заросшим садом. Дом достался им от бабушкиной тёти, которую Лёва никогда даже не видел.

– Ты только посмотри, какой простор! – говорила мама, распаковывая коробки. – Свежий воздух, яблоки прямо с ветки! Это же мечта!

Для Лёвы это было похоже скорее на зелёный кошмар. Друзья остались далеко, до ближайшего магазина нужно было ехать на машине, а интернет ловил так плохо, что мультики превращались в набор разноцветных квадратиков. Единственным его развлечением было исследование. Он обошёл дом три раза, нашёл скрипучую ступеньку на лестнице (пятую сверху), посчитал все трещинки на потолке в своей новой комнате (их было одиннадцать, одна похожа на улитку) и изучил каждый куст в саду.

Сад и правда был огромный. Старые яблони раскинули корявые ветви, похожие на руки сонных великанов. В дальнем углу рос гигантский лопух, под которым, наверное, мог бы спрятаться маленький слон. А ещё там стоял сарай.

Он был даже старше дома, тёмный, бревенчатый, с просевшей крышей, поросшей бархатным зелёным мхом. Дверь сарая была заперта на большой висячий замок, такой ржавый, что казалось, чихни на него посильнее – и он рассыплется в рыжую пыль.

– Пап, а что в сарае? – спросил Лёва. – Ох, да ничего интересного, – отмахнулся папа, пытаясь собрать новый шкаф. – Какой-то старый хлам, инструменты. Не ходи туда, там может быть опасно.

"Ничего интересного". Взрослые всегда так говорят про самые загадочные места. Для Лёвы запертый сарай сразу стал центром вселенной. Что там могло быть? Сундук с пиратскими сокровищами? Старый мотоцикл с коляской? А может, там спит настоящий дракон?

Дни шли, один похожий на другой. И вот однажды, в особенно тоскливый полдень, Лёва сидел на крыльце и ковырял палкой землю. Палка наткнулась на что-то твёрдое. Он раскопал землю руками. Это был не камень. Холодный, тяжёлый, покрытый землёй металл. Лёва протёр его о штаны.

В его ладони лежал ключ.

Он был большой, чёрный от времени, с узором в виде трёх переплетённых листочков на головке. Ключ был тяжёлым и настоящим. И Лёва сразу понял, от какой двери он. От той самой, на которой висел огромный ржавый замок.

Сердце забилось быстрее. Он огляделся. Мама была в доме, папа уехал в город. Никто его не видит. Это был шанс. Крепко сжимая ключ в потном кулачке, Лёва прокрался через высокую траву к старому сараю. Он был уверен: его самое скучное лето вот-вот закончится.

Замок был упрямым. Он не хотел поддаваться, будто за долгие годы сна напрочь забыл, что такое ключи. Лёва пыхтел, крутил ключ и так, и этак, и даже немножко на него порычал. Наконец, с громким скрежетом, который заставил вздрогнуть стайку воробьёв на крыше, замок щёлкнул и открылся.

Лёва потянул тяжёлую, скрипучую дверь на себя. В нос ударил густой запах старого дерева, сухой земли и чего-то ещё… чего-то сладкого и пряного. Внутри сарая было темно и прохладно. Сквозь щели в стенах пробивались тонкие лучики света, и в них, словно крошечные балерины, танцевали пылинки.

Вдоль стен стояли старые грабли, лопаты, лежали мотки верёвок и глиняные горшки. Всё, как и говорил папа. "Старый хлам". Лёва уже было расстроился, но тут его взгляд упал на деревянную лестницу, приставленную к потолку. Она вела к квадратному тёмному люку. На чердак.

Вот где прячутся все тайны!

Лёва, стараясь не шуметь, полез наверх. Лестница жалобно скрипела под его кедами. Он толкнул люк. Тот поддался легко, со шлейфом сухой пыли.

И тут Лёва почувствовал этот запах снова, но гораздо сильнее. Чердак пах не пылью и старьём. Он пах корицей, сухими травами, старыми книгами и чем-то неуловимо волшебным, похожим на звёздную пыль или на мамин яблочный пирог из самого детства.

Под покатой крышей было просторно и удивительно чисто. В центре, под круглым окошком, похожим на глаз циклопа, стояло старое кресло-качалка. Вокруг были аккуратно расставлены предметы: медный кофейник с длинным носиком, стопка пожелтевших открыток, перевязанных ленточкой, фарфоровая кукла с одним глазом, деревянная лошадка без хвоста. Каждая вещь лежала на своём месте, словно в музее.

Лёва затаил дыхание. Здесь было… уютно. И совсем не страшно. Солнечный луч, пробивавшийся через круглое окно, падал на маленький столик рядом с креслом. И на этом столике, на бархатной подушечке, лежало что-то маленькое и блестящее.

Он подошёл ближе. Это была крошечная серебряная звёздочка, не больше его ногтя. Кажется, отломилась от ёлочной игрушки. Но странное дело – звёздочка не просто блестела. Она светилась. Мягким, тёплым, пульсирующим светом, словно крошечное живое сердечко.

Лёва не удержался. Он протянул палец и осторожно дотронулся до звёздочки. Она была тёплой.

– Эй! Положи, где взял!

Голос был тонкий, быстрый и очень сердитый. Лёва отдёрнул руку и подпрыгнул от неожиданности. Он обернулся. Никого.

– Я кому сказал! Руки прочь от экспоната! Это вам не лавка древностей, а Приют!

Лёва снова завертел головой. И тут он увидел. На балке под самой крышей сидела белка. Обычная рыжая белка с пушистым хвостом. Она держала в лапках орех, смотрела на Лёву своими блестящими чёрными глазками-бусинками и сердито дёргала ушами.

– Ты… ты говоришь? – прошептал Лёва, не веря своим ушам.

– А ты, я смотрю, слушаешь! – фыркнула белка, ловко спрыгнула с балки на спинку кресла и уставилась на мальчика. – Конечно, говорю! А ты что думал, мы тут весь день молча орехи щёлкаем? Меня зовут Шмыг. А ты ещё кто такой, нарушитель спокойствия и лапатель ценностей?

Лёва моргнул. Потом ещё раз. Белка не исчезла. Она сидела, уперев передние лапки в бока, и смотрела на него так строго, будто он не просто мальчик, а огромный бульдозер, который приехал сносить её любимый лес.

– Я… я Лёва, – наконец выдавил он. – Я тут живу теперь. – «Живу он тут», – передразнил Шмыг, спрыгивая с кресла и подбегая к Лёве совсем близко. Он деловито обнюхал его кеды. – Так я и думал. Пахнет новой краской и… овсяным печеньем. А коленки грязные. Типичный представитель рода человеческого. Шумные, любопытные и вечно всё хватающие.

Белка говорила так быстро, что слова сыпались из неё, как орешки из дырявого мешка. Лёва даже не успевал обидеться.

– Я не хотел ничего хватать! – возразил он. – Оно… оно светилось! Шмыг на мгновение замер и прищурил свои блестящие глазки. – Светилось, говоришь? Ты видел, как оно светилось? – Ага! Таким тёплым светом. Будто дышит, – честно ответил Лёва.

Белка задумчиво почесала за ухом задней лапкой. Её сердитый вид немного смягчился. – Хм. Дышит, значит… Это меняет дело. Последний, кто видел их сияние, была старушка Агнесса, хозяйка этого дома. Но она уже… – Шмыг махнул лапкой в сторону окна, – улетела в свои облачные сады много лет назад. С тех пор сюда заходили только её потомки. Они приносили новые коробки, вздыхали, говорили «какая пылища» и уходили. Никто из них ничего не видел. Они смотрели на кресло и видели просто старое кресло. А ты… Ты что почувствовал, когда вошёл? Ну, кроме запаха пыли.

Лёва задумался. Он вспомнил то странное, уютное чувство. – Пахло корицей, – сказал он. – И сухими яблоками. И ещё чем-то… хорошим. Как будто здесь кто-то живёт. Кто-то очень добрый.

Шмыг окончательно перестал хмуриться. Он вскочил на подлокотник кресла и важно распушил свой хвост. – Поздравляю, мальчик по имени Лёва. У тебя, кажется, правильные глаза и правильный нос. Не каждый может это увидеть и почувствовать. Поэтому слушай внимательно и ничего не перебивай! Меня зовут Шмыг, и я – Главный Страж и Почётный Хранитель этого места. А это не просто чердак. Это, – он сделал торжественную паузу, – Приют Забытых Вещей!

Лёва уставился на него. Приют? Для вещей? – А почему та звёздочка светилась? – не выдержал он. – Что это такое?

Шмыг вздохнул, будто ему предстояло объяснить очень сложную науку очень непонятливому ученику. – Я же просил не перебивать! – протараторил он. – Это самое главное. Это то, ради чего мы все здесь. Это… это живчик.

– Живчик? – переспросил Лёва. Слово было смешное и непонятное. Похоже на «зайчик» или «мячик».

– Именно! – Шмыг гордо кивнул. – Слушай. Когда человек – неважно, большой или маленький – очень-очень любит какую-то вещь, он делится с ней частичкой своего тепла. Понимаешь? Вот, например, девочка любит свою куклу. Она её кормит кашей, укладывает спать, рассказывает ей секреты. И кукла, сама того не зная, впитывает эту любовь, как губка. Или вот солдат носит на мундире пуговицу, которая, как он верит, приносит ему удачу. Он постоянно её трогает перед боем, и пуговица запоминает его надежду.

Шмыг подбежал к стопке старых открыток и погладил верхнюю. – А вот эти открытки. Их посылал один влюблённый юноша своей невесте из далёкого путешествия. В каждой строчке – столько нежности! Открытки всё это сохранили. Это тепло, эта любовь, эта память – они не исчезают.

Он снова вернулся к Лёве и посмотрел на него очень серьёзно. – Но потом… потом проходит время. Девочка вырастает, и кукла ей больше не нужна. Солдат возвращается домой и вешает мундир в шкаф. Влюблённые женятся и забывают про старые письма. Вещи оказываются заброшенными. Про них забывают. И тогда всё то тепло, вся та память, что скопилась внутри, превращается вот в такой огонёк. В живчика. Это душа вещи, её самое дорогое воспоминание.

Лёва снова посмотрел на серебряную звёздочку. Теперь она не казалась ему просто блестяшкой. Он словно видел, как давным-давно, в заснеженный зимний вечер, чьи-то счастливые руки вешали её на ёлку, и в её гранях отражался свет гирлянд и радостные детские глаза.

– А Приют… – прошептал он, – это место, где они все живут?

– Точно! – обрадовался Шмыг. – Чердак устроен так, что притягивает к себе забытые вещи из этого дома, у которых есть живчики. Здесь они в безопасности. Здесь их свет не угасает. Моя задача – следить за порядком, смахивать с них пыль забвения и не пускать сюда всяких… ну, вроде тебя. То есть, я хотел сказать, посторонних.

– А что будет, если… если живчик унести? – спросил Лёва, вспомнив, как чуть не взял звёздочку в руки.

Шмыг сразу посерьёзнел и даже прижал уши. – Этого нельзя делать. Ни в коем случае! Живчик может жить только рядом со своей вещью. Если его забрать, он погаснет через день. А вещь… вещь умрёт окончательно. Превратится в обычный бездушный хлам. А её история исчезнет навсегда, будто её и не было. Поэтому трогать что-либо здесь можно только с моего разрешения! Понял?

Лёва очень серьёзно кивнул. Теперь он понимал, в какое удивительное место попал. Это был не просто чердак. Это был дом историй. Дом маленьких светящихся душ.

– Ты первый человек за полвека, кто смог их увидеть, – уже спокойнее сказал Шмыг, усаживаясь в кресло-качалку, которое под его весом даже не шелохнулось. – Старушка Агнесса понимала нас. Она иногда приходила сюда, пила чай и просто сидела в тишине. Она называла это «слушать шёпот времени». Может, и в тебе есть что-то от неё.

Он помолчал, а потом его глазки хитро блеснули. – Хочешь услышать настоящую историю? Не мою болтовню, а историю, которую помнит вещь? – Хочу! – выдохнул Лёва. – Тогда смотри сюда. – Шмыг ловко спрыгнул с кресла и подвёл Лёву к старой шкатулке, на крышке которой лежала одна-единственная оловянная пуговица. Её живчик светился ровным и очень спокойным, благородным светом. – У этой пуговицы история длиннее, чем хвост у самой старой крысы в нашем саду. И её рассказал мне один наш общий знакомый, который живёт прямо под корнями этого сарая. Очень мудрый и сонный господин. Его зовут Пухляш.

– Пухляш? – прошептал Лёва, осторожно беря в руки прохладную, тяжёлую пуговицу. Она была простой, без всяких гербов и узоров, но её ровное сияние словно согревало ладонь.

– Он самый, – деловито кивнул Шмыг. – Барсук. Мудрее его нет никого во всём саду. Он живёт так давно, что помнит, как вот та яблоня была маленьким саженцем. Пухляш – наш главный историк. Он умеет слушать вещи лучше, чем я или кто-либо другой. Пошли! Только тихо. Он не любит суеты.

Шмыг спрыгнул с чердака через круглое окошко так ловко, будто был не белкой, а капелькой воды. Лёва, оставив пуговицу на месте, спустился по скрипучей лестнице и вышел из сарая. Шмыг уже ждал его, сидя на большом камне.

– За мной, – скомандовал он и понёсся по тропинке, но не так быстро, как обычно, а оглядываясь, чтобы Лёва не отставал.

Они обогнули заросли крапивы и подошли к самой старой яблоне в саду. Её ствол был толстым и морщинистым, а могучие корни выпирали из земли, словно спящие змеи. У самого основания, между двумя самыми толстыми корнями, виднелась тёмная дыра, аккуратная и круглая, как вход в сказочный домик. Из норы пахло сухой землёй, ромашкой и чем-то тёплым, печным.

Шмыг подошёл к входу и постучал по корню костяшками пальцев – тук-тук-тук. – Хозяин, – вежливо позвал он, – не спишь? Тут к тебе гость. Тот самый, о котором шептались корни.

Из глубины норы послышалось сонное ворчание, шарканье, и наконец, показался нос. Широкий, чёрный и влажный. А за ним – и весь хозяин. Это был огромный старый барсук с полосатой мордой и очень умными, хоть и сонными, глазами. Он был таким большим, что Лёва невольно сделал шаг назад.

– А, Шмыг, это ты, непоседа, – пробасил барсук. Его голос был глубоким и спокойным, как урчание земли. – Здравствуй. А это, стало быть, и есть новый Хранитель? Здравствуй, Лёва. Корни давно мне о тебе рассказали. Говорят, у тебя доброе сердце. Заходите, раз пришли.

Лёва и Шмыг протиснулись в нору. Внутри было на удивление просторно и очень уютно. Стены были земляные, но гладкие, а на полу лежал коврик из сухого мха. В углу сушились пучки каких-то трав, а на полочке из гриба-трутовика лежали красивые камушки.

– Присаживайтесь, – предложил Пухляш, указывая на плоский корень, торчащий из стены. Сам он удобно устроился на своей лежанке из листьев.

– Мы по делу, уважаемый, – затараторил Шмыг, но Пухляш остановил его, подняв лапу. – Дела подождут. Сначала – гость. Ты принёс пуговицу, Лёва?

Лёва кивнул и осторожно протянул барсуку оловянную пуговицу. Пухляш не взял её, а лишь деликатно коснулся её кончиком своего носа и прикрыл глаза. На мгновение в норе стало совсем тихо, было слышно лишь, как где-то наверху шелестит листва на яблоне.

– О-о-о, – протянул наконец барсук, не открывая глаз. – Какая славная история… История о смелости и солёном ветре.

И он начал рассказывать.

«Давным-давно, когда твоего папы и даже твоего дедушки ещё не было на свете, в этом доме жил твой прапрадедушка. Звали его Пётр. Он не был ни генералом, ни адмиралом. Он был простым моряком на большом корабле с белыми парусами. Пётр был очень храбрый, но, как все храбрецы, немного боялся самой грозной силы на свете – шторма. Перед каждым выходом в море его жена, твоя прапрабабушка Мария, пришивала ему на воротник эту самую пуговицу. "Она простая, оловянная, – говорила она, – но в ней вся моя любовь. Если станет страшно, дотронься до неё, и я буду с тобой".

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.