Это не сон

Пролог

Тадео Касарес с тяжелым сердцем набирал номер матери. В Аргентине было сейчас раннее утро, но Делия в последнее время вставала чуть свет, и этот час стал уже привычным для их разговоров.

Мать подошла к телефону сразу же, словно ожидала звонка. Голос ее звучал тревожно – впрочем, как и довольно часто в последнее время.

– Это Тадео, мама. Здравствуй.

– Мог бы и не говорить. В такую рань звонить мне могут только из-за океана и с другого полушария. А этим географическим координатам из всех моих знакомых отвечаешь только ты, сын мой. – Делия старалась казаться веселой.

– Как отец?

– О, на время отойдя отдел, он заметно порозовел, успокоился и даже вроде бы начинает полнеть. – Явно не здоровье Бернардо, у которого не так давно случился сердечный приступ, тревожило сейчас мать. – Как продвигаются дела? Ты уже обжил свой лондонский офис? Сколько заключил контрактов за последнее время?

Мать засыпала его вопросами, словно боялась говорить на другие, более личные темы. Тадео рассмеялся.

– Такое впечатление, что боевой дух, покинув отца, переселился в тебя.

– Ну должен же кто-то поддержать покачнувшееся знамя Издательского дома Касаресов!

– Все не так печально, мама, – подхватил он ее шутливый тон. – Отец скоро вновь встанет к штурвалу, а тем временем два отважных капитана продолжают твердой рукой вести корабль к намеченной цели. – Тадео помрачнел. – Кстати, как прошла свадьба?

– С большой помпой. – В голосе Делии появились скептические нотки. – Ты же знаешь своего брата. Сотня гостей. Кафедральный собор. Лучший зал лучшего отеля. Прелестная невеста в ослепительно белом платье. – Мать едва не фыркнула. – Кто бы мог подумать…

Тадео стиснул зубы и промолчал.

– Твое отсутствие на свадьбе было второй по популярности темой застольных бесед.

Проглотив комок в горле, Тадео спросил:

– Что же было первой?

– То, как идеально подходят друг другу жених и невеста. Как ни странно, отец тоже так считает. Не пойму, что заставило его так переменить мнение! Мне эта история по-прежнему очень не нравится. И больше всего то, что страдать приходится именно тебе!

– Оставим это, мама. В конце концов, что ни делается, все к лучшему. Да и звоню я тебе по довольно радостному поводу.

– Вот как? – Делия с энтузиазмом отнеслась к такому повороту разговора.

– Да. Видишь ли… завтра я женюсь.

На другом конце провода воцарилось глубокое и продолжительное молчание.

Кэролайн замерла, ожидая реакции матери на новость. Вряд ли та будет хорошей. Впрочем, грустно подумала она, мать никогда не одобрила ни одного из ее решений.

Нельзя сказать, чтобы Кэролайн была такой уж своенравной. За двадцать два года своей жизни она бунтовала всего лишь несколько раз, да и то втайне: например, читая с фонариком под одеялом или подкрашивая губы по дороге в школу.

Единственным открытым актом неповиновения было то, что в прошлом году Кэролайн устроилась на мелкую должность в отделе объявлений ежемесячного литературного журнала, вместо того чтобы поступить в университет. В связи с чем ей пришлось переселиться из дома матери в маленькую квартирку в Челси.

Но этот поступок по важности не мог сравниться с предстоящим завтра утром бракосочетанием Кэролайн. О нем она ни словом не обмолвилась матери до самой этой минуты.

Кэролайн ждала, чтобы мать сказала хоть что-нибудь, и напряжение ее росло. Но Джоан Лэнг только сидела за зеленым садовым столиком и курила.

Ее мать нечасто прибегала к тактике молчания. Джоан Лэнг была очень интеллигентной и уверенной в себе женщиной, с острым умом и с еще более острым языком, которая привыкла обращаться к безжалостной логике, чтобы в споре добиться своего. Она имела собственную точку зрения на все, и в особенности на права и роль женщины в современном мире.

Оставив медицинскую карьеру ради политической, Джоан слыла экспертом в феминистских вопросах. Пережив к своим сорока трем годам два развода, она стала убежденной мужененавистницей и самой трудной матерью на свете в придачу.

Кэролайн понятия не имела, почему так любит ее. Эта женщина была невыносима. Она выжила двух хороших мужей и не переставала изводить дочь, с тех пор как та начала встречаться с мальчиками. Ни один из них не удостоился чести понравиться Джоан Лэнг. У каждого находились какие-то недостатки.

Ничего удивительного, что Кэролайн, встретив Тадео Касареса, не познакомила его со своей матерью. Она не хотела испортить то, что считала величайшей в своей жизни любовью.

Но теперь не посвятить Джоан в происходящее было невозможно. Их с Тадео брак вот-вот станет свершившимся фактом.

Кэролайн подумывала сообщить обо всем матери уже после бракосочетания, но решила, что поступить так будет слишком жестоко. Однако сейчас ей уже начинало казаться, что это было бы меньшим из двух зол.

Дочь напряглась, когда мать наконец затушила сигарету в керамической пепельнице и подняла на нее ледяной взгляд синих глаз.

– Брак – это твоя идея, Кэрри? – холодно спросила она. – Или его?

– Его, конечно, – с удовольствием сообщила Кэролайн.

Она была на седьмом небе от счастья, когда возлюбленный сделал ей предложение, едва узнав о ребенке. Поскольку поняла, что Тадео действительно любит ее, а не просто приятно проводит с ней время.

Мать всегда говорила, что дела красноречивее слов. А брак, с точки зрения Кэролайн, был неотъемлем от любви и готовности взять на себя обязательства. Тадео нужны не только красивые личико и тело, как не уставала повторять мать, имея в виду своих прежних поклонников.

Кэролайн спрашивала себя: не заключались ли все беды матери в том, что она считала, будто мужчин ослепляла ее внешность и ни один их них не любил ее как личность? В молодости Джоан была поразительно красива – с длинными белокурыми волосами, сливочно-белой кожей, огромными синими глазами, полными губами и телом, просто созданным для греха. Дочь искренне считала себя лишь бледным подобием матери в этом возрасте.

Время, однако, не пощадило Джоан Лэнг. Непрерывное курение состарило кожу, а горести превратили некогда соблазнительный рот в тонкую бледную полоску. Красивые длинные волосы были безжалостно острижены и уже начинали седеть. Мать Кэролайн принципиально не переступала порога парикмахерской и не пользовалась косметикой. И на взгляд дочери, была слишком худой, живя на одних сигаретах и кофе.

– Полагаю, ты, будучи безнадежно романтичной особой, даже не думала об аборте, съязвила Джоан.

В этот момент Кэролайн ее почти ненавидела.

– Мне это и в голову не приходило, – с негодованием сказала она. – Я люблю Тада, мама. Всем сердцем!

– Нисколько не сомневаюсь, дорогая, – подхватила Джоан, хотя ее взгляд по-прежнему оставался циничным. – Иначе почему бы еще умная девушка стала спать с мужчиной, не предохраняясь? Но мне интересно, почему он на это пошел?

О, Кэролайн ни за что не сказала бы, что потеряла голову, едва увидев Тадео, и тут же поддалась на страстные уговоры. А уж в своем полном безрассудстве не призналась бы и под пыткой. Той первой ночью она обманула Тадео, не желая, чтобы он останавливался ни на секунду и искренне веря, что время для нее безопасное.

Но оно вовсе не было безопасным. Когда в конце поистине чудесной недели не начались месячные, Кэролайн не встревожилась. Но когда этого не случилось и спустя еще две недели, а тест на беременность дал положительный результат, она побоялась сказать всю правду и поведала Тадео лишь то, что в одну из первых безумных ночей забыла принять таблетку. Она вовсе не пыталась таким образом женить на себе молодого человека. Просто проявила невероятную глупость.

Но он так чудесно воспринял ее исповедь. И ни капли не злился. Успокаивал и гладил Кэролайн по волосам, когда она расплакалась. Остался спокойным и серьезным, когда Кэролайн сказала, что не знает, как теперь поступить.

– Не беспокойся, та paloma, – прижимая ее покрепче, пробормотал Тадео. Он всегда называл ее так, голубкой. – Мы поженимся сразу же, как только удастся все устроить. Но не будем устраивать пышную свадьбу. И медового месяца, боюсь, не получится. Сейчас у меня нет для этого времени.

Лишь изредка она чувствовала себя виноватой из-за того, что обманула Тадео, но никогда – в его объятиях.

Чувствовала она себя немного виноватой и сейчас. Не перед Тадео. Перед матерью. Она, должно быть, очень обижена, что ее до сих пор держали в полном неведении.

Но оправдываться Кэролайн не собиралась. Как и отступать. Стоит проявить малейшую слабость или неуверенность – и Джоан Лэнг вцепится мертвой хваткой.

– И чем же твой будущий муж зарабатывает себе на жизнь? – отрывисто спросила мать.

– Он издатель. Это семейное предприятие, которое основал в начале века его прадед, разбогатевший на торговле зерном. Они занимаются в основном учебной и научной литературой. Как и во всех остальных начинаниях, им и здесь сопутствовал успех. Тад открывает филиал здесь, в Лондоне.

– Какой предприимчивый, – протянула Джоан. – И где ты познакомилась с этим… Тадом? Судя по всему, он не похож на обычных твоих поклонников.

– Он пришел к нам в «Дайджест», чтобы дать объявление об открытии своего офиса, – рассеянно сказала Кэролайн, с отчетливостью вспоминая тот теплый летний вечер, всего два месяца назад, когда, подняв взгляд от картотеки, заглянула в невероятно выразительные черные глаза незнакомца.

– Каково же его полное имя? – кисло спросила Джоан. – Этого процветающего издателя и бизнесмена Тада, который сделал ребенка моей дочери, но не осмеливается предстать передо мной лично?

– Он хотел познакомиться с тобой, – встала на защиту возлюбленного Кэролайн. – Это я настояла на том, чтобы сначала поговорить с тобой наедине.

– Вот как?

– Да, так. Его полное имя Тадео Касарес, ответила она, думая о том, какая это хорошая, достойная фамилия. Тадео рассказывал о множестве поколений своих славных предков, среди которых были и воины, и поэты.

– Он испанец? – ужаснулась Джоан. Реакция матери застала Кэролайн врасплох.

– Нет… аргентинец. Он родился в Кордове. Но прекрасно говорит по-английски, – поспешно объясняла она, гордясь своим красивым и умным будущим мужем. – В детстве он много путешествовал с родителями. Учился в английской школе. И в Кордовском университете изучал английскую литературу. Несколько лет он жил и работал в Испании, затем в Париже. А теперь здесь, в Лондоне. У него почти нет акцента.

– Дело не в акценте, Кэрри, – бросила мать. – С акцентом или без акцента, он латиноамериканец!

– И что же здесь плохого?

– Теперь я хоть понимаю, почему он женится на тебе, – пробормотала Джоан. – У всех этих потомков испанских конкистадоров пунктик насчет потомства, особенно сыновей. А знаешь ли ты, как они относятся к своим женам, после того как наденут обручальное кольцо на их палец? Держат дома под замком. Как людей второго сорта. Наложниц. Жены никогда не бывают равноправными партнерами. Они только имущество и производительницы детей.

– Тад не такой! – вступилась за него Кэролайн, лицо которой пылало от обиды и ярости. Как это типично для матери: нападать на мужчину, даже не познакомившись с ним!

– И ты не права в отношении латиноамериканцев. Это необоснованное и очень обидное мнение!

Да ее лучшая школьная подруга была чилийкой, а ее отец казался Кэролайн самым чудесным человеком на свете. Она любила приходить в дом Элены, который был гораздо теплее и приветливее, чем ее собственный. Никакого напряжения, никаких споров. Только доброта, душевная близость и любовь.

– Не будь смешной! – выпалила Джоан. – Все мужчины таковы, представься им возможность. Но у этих латиноамериканцов шовинизм в крови. Они считают себя богами в своей семье и требуют соответствующего отношения. Их женщины, похоже, способны дать им это. Они воспитаны на других ценностях. Но ты не такая, Кэрри. Ты англичанка. К тому же моя дочь. В тебе больше моего, чем ты хотела бы признать. Он сделает тебя несчастной. Попомни мои слова!

– Ты ошибаешься! – бросила ей в ответ Кэролайн. – Он не сделает меня несчастной, потому что я не сделаю несчастным его. И я не похожа на тебя. Ни в чем! В моих глазах Тад бог. И он заслуживает всего самого лучшего. Я не выживу его, как ты поступила с папой, своими постоянными упреками и придирками. Ничего удивительного, что папа ушел от тебя. Я дам моему мужу все, чего бы он ни захотел. Я буду всегда рядом, когда бы ни потребовалась ему.

– Станешь подстилкой, хочешь сказать.

– Не подстилкой. Женой!

– Что одно и то же в глазах некоторых мужчин.

Кэролайн с отчаянием и горечью покачала головой.

– Ты понятия не имеешь, как сделать мужчину счастливым. Ты никогда даже и не пыталась.

– Нет, если это означает подавление любых собственных мыслей, желаний и мнений! Ты умная девочка, Кэрри. И ты ужасно упрямая и своенравная. Если считаешь, что уничтожение твоей индивидуальности принесет тебе длительное счастье, то однажды горько разочаруешься.

Кэролайн стиснула зубы и сосчитала до десяти.

– Ты придешь на мою свадьбу или нет?

– Это имеет какое-нибудь значение? Дочь устало вздохнула.

– Конечно; имеет. Я хочу, чтобы ты была на моей свадьбе. Ты моя мать.

– Тогда, видимо, я там буду. Как буду рядом, когда закончится твоя безоблачная семейная жизнь. А рано или поздно она закончится. Кэрри. Надеюсь, ты понимаешь это – Мы с Тадом никогда не разведемся, что бы ни случилось!

– Ты это теперь так говоришь, – возразила Джоан, прикуривая новую сигарету. – Посмотрим, что скажешь лет через пять.

– То же самое.

– Искренне на это надеюсь, дорогая. А теперь… – Она глубоко затянулась и медленно выпустила дым. – Ты познакомишь меня со своим красивым аргентинцем или нет? – Уголок ее рта приподнялся в понимающей усмешке. – Он ведь красивый, полагаю? Вряд ли ты будешь встречаться с уродом. Только не ты, Кэрри.

Кэролайн вскинула подбородок.

– Он очень красивый.

– Тогда ступай за ним. Меня уже начинает немного интересовать этот Тадео Касарес.

Когда Тадео предстал пред очи матери, настал черед Кэролайн победно улыбаться. Потому что ее будущий муж был не просто красив. Он был великолепен. Во всех смыслах. Мужественный и изысканный в свои тридцать два года, он был высоким – шесть футов два дюйма, – со стройным, тренированным телом и с лицом, объединившим в себе лучшие латинские черты – чуть прикрытые веками черные глаза, от которых невозможно было оторвать взгляда, классический нос и в высшей степени чувственный рот. По-модному коротко подстриженные, густые, блестящие волосы казались даже чернее глаз. Кэролайн считала его самым красивым мужчиной на свете.

Но самое большое впечатление производило то, с какой непринужденной уверенностью и изяществом держал себя этот безукоризненно одетый и ухоженный мужчина.

Улыбка Кэролайн стала шире, когда она заметила, что глаза матери округлились, а рот приоткрылся не очень-то изысканно.

– Это Тад, мама, – самодовольно произнесла Кэролайн и собственническим жестом погладила возлюбленного по рукаву его великолепного пиджака.

Впервые в жизни Джоан Лэнг не нашла слов.

Глава 1

Кэролайн вытянулась на кровати и попыталась заснуть, как и все остальные этим солнечным знойным полуднем. Но бесполезно. У нее не было привычки спать днем. К тому же она испытывала смутное беспокойство и возбуждение.

Она обвела взглядом большую роскошную спальню, а затем посмотрела наверх, на украшенный фресками потолок, с которого свисала сверкающая бронзой и граненым хрусталем люстра.

Это была главная гостевая комната. И они с Тадео занимали ее во время своих ежегодных посещений семьи Касарес в их загородном доме на озере Мар-Чикита.

– Для моего сына и его прекрасной жены только самое лучшее, – сказала его мать, когда четыре года назад Тадео впервые привез сюда Кэролайн с маленьким сыном.

Она вздохнула при этом воспоминании. Каким блаженством были эти приезды! Говорившая по-английски служанка, которая помогала присматривать за детьми, освобождала уйму времени для отдыха, и эти недели казались Кэролайн ежегодным медовым месяцем, которого она была лишена когда-то.

В их сексуальной жизни все складывалось хорошо. Тадео, возможно, сказал бы «прекрасно». Но он не был матерью, сидящей дома с двумя детьми, еще не достигшими пятилетнего возраста.

Было немало ночей, когда Кэролайн просто не могла думать о сексе. Но она никогда не отказывала мужу, если только не была больна. Конечно, это означало, что ей приходилось время от времени имитировать оргазм. Но она шла на это. Ради него.

Однако во время их «аргентинских каникул» ничего подобного не требовалось. Свободную от ежеминутных забот о детях Кэролайн гораздо легче было привести в возбужденное состояние. Что же касается Тадео, он становился просто ненасытным и хотел ее не только ночью, но и днем тоже.

Четыре года назад, когда он впервые предложил ей вздремнуть после ланча, пока Хуан, тогда еще единственный их ребенок, спит, она подумала, что Тадео сошел с ума. Представить себе мужа дремлющим днем было невозможно.

Этот мужчина был просто динамо-машиной, почти не нуждавшейся в сне.

Но он настаивал, пока до Кэролайн наконец не дошло – благодаря многозначительно сверкнувшим глазам отца Тадео. Она мучительно покраснела, когда муж буквально потащил ее в спальню, за чем последовали два часа страстных занятий любовью.

Поначалу Кэролайн была ошеломлена. На протяжении ее беременности он был ласков и осторожен и ни разу не пожаловался за все шесть недель после рождения Хуана, в течение которых врач запретил ей заниматься сексом вообще. Даже когда Тадео получил так сказать «зеленый свет», он по-прежнему оставался очень нежным, за что Кэролайн была ему признательна. Он, казалось, понимал, как жена уставала в первые шесть месяцев жизни Хуана. Слишком уставала, для того чтобы устраивать любовные марафоны.

Однако в тот день он был если и не груб, то невероятно требователен. Хотя Кэролайн и шокировало то, что все происходит при ярком свете дня, да к тому же в доме его родителей, – это было захватывающим опытом, и на следующий день ее не пришлось затаскивать наверх силой. Как и во все последующие.

Антония родилась восемь с половиной месяцев спустя после их возвращения в Лондон.

Но нынешний визит во всех смыслах отличался от предыдущих. На Мар-Чикиту чуть раньше положенного срока их привели не очередные каникулы, а похороны. Единственный брат Тадео, Карлос, погиб в автомобильной катастрофе, когда его спортивная машина потеряла управление на одном из крутых поворотов дороги, спускающейся к озеру.

К счастью, жены Карлоса, Риты, с ним в машине не было, хотя она, вероятно, не считала себя счастливой. Бедная женщина во время похорон находилась в полубессознательном состоянии от горя. Поскольку родители Риты умерли, мать и отец Тадео, чтобы утешить вдову, оставили ее у себя на вилле, и каждый, несмотря на собственное горе, делал все от него зависящее, чтобы смягчить ее страдания.

Но было трудно подыскать слова утешения для нее. Как жаль, что этот брак не дал детей, думала Кэролайн. Дети придали бы осмысленность существованию Риты.

Кэролайн как-то попыталась заговорить с ней, но женщина только разрыдалась и убежала в свою комнату, где провела остаток дня. Кэролайн чувствовала себя ужасно и поделилась своей обеспокоенностью с матерью Тадео. Делия похлопала ее по руке и, печально улыбнувшись, сказала, чтобы она не беспокоилась, поскольку ее вины в этом нет. Рита есть Рита.

Кэролайн сразу поняла, что та имеет в виду. С ее точки зрения, Рита была слабой женщиной. Очень красивой, черноглазой и пышнотелой, но редко раскрывающей рот и совершенно лишенной индивидуальности.

Нельзя сказать, чтобы Кэролайн часто встречалась с этой парой за время их четырехлетнего знакомства. Лишь несколько раз на семейных обедах – иногда здесь, на вилле, иногда в кордовской квартире Карлоса.

В таких случаях Рита молча сидела рядом с мужем, то и дело бросая на него нервные взгляды, – словно ожидая указаний сказать или сделать что-либо. Кэролайн никак не могла понять: то ли она обожает этого мужчину, то ли боится его.

Карлос был на два года старше Тадео и обладал красивой внешностью, однако Кэролайн терпеть его не могла. Деверь вызывал в ней дрожь отвращения. Однажды во время вечеринки в его квартире она отправилась в туалетную комнату. Кэролайн мыла руки, когда неожиданно вошел Карлос и сделал ей в высшей степени гнусное предложение. Она была так потрясена, что, не зная, как поступить, просто выскочила из комнаты и поспешила вернуться в столовую.

Кэролайн, чувствуя, что между братьями существует неприязнь, не рассказала мужу о случившемся. Внешне они были вежливы друг с другом, но не более того. У Кэролайн сложилось впечатление, что и жену брата Тадео недолюбливает. И это впечатление еще больше усилилось при виде того, как спокойно он воспринял внезапное решение Риты вернуться в Кордову неделю назад. Чтобы побыть наедине с собой, сказала вдова. Все возражали, боясь, что ни к чему хорошему это не приведет; все – кроме Тадео.

Честно говоря, Кэролайн совсем не жалела об отъезде Риты. Да и всех остальных членов семьи ее присутствие почему-то тяготило.

Жена считала Тадео счастливчиком, потому что большую часть времени он проводил вне дома. В течение рабочей недели муж ездил в кордовский офис издательства и обратно, разбирался с делами брата и искал человека, который взял бы их на себя. Кэролайн боялась, что отец предложит младшему сыну занять место Карлоса – Бернардо из-за болезни сердца в прошлом году ушел на покой, – но этого, слава Богу, не случилось.

Она была благодарна судьбе за это, однако ее начинало беспокоить, что Тадео так много времени проводит вдали от нее и от детей. В последнюю неделю ситуация ухудшилась – муж с каждым вечером все позже и позже возвращался домой. После быстрого ужина и душа он буквально валился на кровать, слишком усталый, для того чтобы заниматься любовью. Вот уже три недели, с самых похорон Карлоса, он не прикоснулся к ней даже пальцем, что было довольно странно для такого темпераментного мужчины, как Тадео.

Кэролайн уже стала скучать по тому чувству тепла и близости, которое дарили ей ласки мужа даже в тех случаях, когда приходилось притворяться. Любая женщина хочет быть желанной.

Вздохнув, Кэролайн спустила ноги с кровати и встала. Отбросив назад длинные светлые волосы, она взяла роман, лежащий на постели, и по пушистому персидскому ковру направилась к раздвижным дверям, которые вели на балкон. Оказавшись на свежем воздухе, она устроилась в удобном шезлонге и открыла книгу на той странице, где остановилась накануне вечером.

Несколько минут Кэролайн смотрела в книгу, не видя ни слова, затем закрыла ее и постаралась просто расслабиться, любуясь открывающимся с балкона видом.

Впервые попав сюда, она с открытым ртом и с широко распахнутыми глазами смотрела на величественные горы, виднеющиеся вдали, на кристально чистую воду озера, на великолепные виллы, расположившиеся на склонах поросших буйной зеленью холмов, на роскошные яхты, скользящие по воде. Словом, на всю открыточную прелесть этого места.

Ее глаза округлились еще больше, когда Тадео затормозил перед одним из домов. Вилла Касаресов была не такой огромной, как некоторые, но больше многих, свидетельствуя о длительном и устойчивом процветании семьи. Дом был построен в начале прошлого века и с тех пор несколько раз расширялся и обновлялся. Расположенный в нескольких уровнях, он имел акры мраморных полов, множество спален, несколько залов для торжественных приемов, обширные террасы, бассейн, согреваемый солнечными лучами, и идеально ухоженную лужайку, спускающуюся к частному доку, где стояли три судна – моторный катер, круизная и гоночная яхты. Стены внутри дома покрывали фрески, повсюду красовался бесценный антиквариат.

Все эти годы Кэролайн побаивалась, как бы ее шустрый и озорной сын что-нибудь не сломал. Но, как ни странно, этого не случилось. Он словно понимал, что однажды унаследует эти сокровища и их следует беречь.

Наполовину англичанин, Хуан обладал южным темпераментом. Ласковый и открытый, шумный и требовательный, он был необыкновенно хорош, с отцовскими темными волосами и глазами.

Антония тоже была темноволосой и темноглазой, но более спокойной и восхитительно покладистой. Она чувствовала себя вполне счастливой, следуя повсюду за матерью или просто играя в куклы. Ее брат все время находился в движении, всегда чем-то был занят. С двухлетнего возраста он не воспринимал слова «нет».

Яблоко от яблони, с грустью подумала Кэролайн.

Ее мысли снова вернулись к Таду. К ее дорогому Таду, которого она до сих пор обожала, но с которым, как выяснилось, не так-то легко жить. Муж действительно все делал по-своему. Много раз она испытывала соблазн поспорить с ним, настоять на своем, но так и не решилась этого сделать.