Замуж за турка. Книга первая

Глава 5

Самка

Чай был безвкусным. Такими же безвкусными и блёклыми ей показались все предметы на кухне. Занавески, которые ещё вчера радовали взор роскошной палитрой цветущего луга, в то утро обмякли и свесились с карнизов жалкой мешковиной. Абажур, обычно казавшийся солнечно-оранжевым, неожиданно выцвел и стал бледно-жёлтым. Всегда энергичный в своём пурпурно-красном сиянии гибискус, утратил былую силу и виновато рассматривал своё потускневшее одеяние. Яркое померкло, бледное обесцветилось.

Наташин мир утратил не только краски. Скоропостижно скончались все часы в её доме, а вместе с ними умерло и время. Уход времени оказался слишком тяжелой утратой и, не выдержав такого горя, Наташа заплакала.

– Дура, дура, дура, я дура, какая же я дура… – подвывая, сморкаясь и икая, повторяла Наташа.

Она долго плакала, поочередно вспоминая каждую из своих не выживших любовей, как мать вспоминает и оплакивает всех своих, умерших в младенчестве, детей. Извлекая из дальних углов памяти старые обиды, она подолгу всматривалась в них. Ей хотелось разглядеть причины своих несчастий.

На первый взгляд её обиды были разными. Однако было у них и общее качество: Наташе было страшно смотреть им в глаза.

Уловив её неуверенность, обиды осмелели, они ехидно прищуривались, словно намекая на что-то неприличное.

Наташа отводила свой взгляд, гнала из памяти воспоминания, но кто-то внутри неё не позволял ей уклониться от этого душераздирающего созерцания.

– Смотри, это всё ты, – шептал незнакомый голос, – Ты прекрасна!

– Я? – недоверчиво переспросила Наташа.

– Конечно! – ответил голос.

– Но я… но мне… я тогда…

– Ты любила, – подсказал ей голос.

– Да, – ответила Наташа.

– Ты чудо!

– Я?

– Ты!

Невероятное тепло разлилось по телу. Наташе стало уютно и благостно, будто кто-то заботливо накинул на её плечи теплый плед.

– Да, я их любила. Всех. Но разве может быть столько любовей?

– Любви не бывает много, – ответил голос.

– Но ведь это стыдно?

– Любить стыдно?

– Любить многих.

– Любви не бывает много! Помни об этом!..

Чай остыл. Наташа не знала, как долго длилось её оцепенение. Час? Два? Три?

– Вечность, – промелькнуло в ее сознании.

– Мне так легко! Спасибо! – ответила она пространству.

Словно что-то тяжелое ушло из сердца. Было спокойно и безмятежно, как бывает после исповеди.

– В душ! – приказала она себе.

Душевая комната была всё такой же ослепительно белой, но эта белизна уже не резала глаз.

– Ты здесь? – обратилась она к синей щетке.

Вальяжно развалившаяся в стакане щетка, открыла глаза и, зевая, ответила:

– Канэшна!

– Спасибо, – поблагодарила её Наташа и вошла в душевую кабину.

Плотные струи воды приласкали её. Намылив вехотку, Наташа начала медленно и методично смывать с себя следы прошлого. Каждое движение отзывалось в ней новыми, незнакомыми ранее ощущениями.

Воспоминания прошлой ночи впились в губы жгучим поцелуем, зазвучали в ней грустной песней, зашептали знакомым баритоном: «Наташа, Наташа, Наташа…»

– Эмрэ… – отдавая своё тело на растерзание бесстыжим струям воды, шептала она, – Эмрэ…

В ту секунду, когда Наташа почти растворилась в грешном экстазе, раздался телефонный звонок…

Она слушала Светин голос, но не слышала его. Обрывками ничего не значащих фраз, слова подруги доносились откуда-то из другого мира.

– Ты знаешь, Свет, Софья Ковалевская сказала, что блядь и самка это не одно и то же, а я ей верю, – медленно проговорила Наташа и бросила трубку.

Высоко подняв голову, она вышла в центр гостиной, встала перед портретом Ковалевской и сбросила с себя халат. Оставшись обнаженной, Наташа взглянула в глаза всех своих выпускников, легла на пол и раздвинула ноги.

– Самка, – шёпотом сказала она и в её голове оглушающим все земные звуки оркестром, зазвучала музыка. Сладостный зов потянул её за собой и, осторожно ступая, она вошла в пещеру уже не сдерживаемых желаний. Вибрация звучащей повсюду мелодии ввела её тело в блаженный трепет, свет померк и во мраке своего нетерпения она позвала возлюбленного: «Эмрэ!..» Судорожно хватая ртом воздух, она извивалась во всё ускоряющемся ритме страсти и молила: «Еще! Еще! Еще!»

Её тело растворилось в сладострастных звуках, уже не было рук, ног, живота, не было головы и сердца. Распластавшись на полу гостиной, она стонала и кричала. Взяв, наконец, самую верхнюю ноту, Наташа вздрогнула, затрепетала и, успокоено, стихла. Естество и разум вошли в равновесие…

Наташа открыла глаза. Смеркалось. Откуда-то издали раздавалось тикание будильника. Ощущение блаженства не покинуло её, оно было здесь, в изгибах её тела, в её руках, в её мыслях.

– Как это прекрасно! Почему я не знала, что это прекрасно! – удивилась она.

Перевернувшись на живот, Наташа встала на четвереньки и направилась в прихожую. Там, распластавшись перед входной дверью, она стала жадно втягивать доносящиеся извне запахи. Её ноздри подрагивали, она ловила каждое дуновение, каждый звук.

– Ты придёшь? – спросила женщина.

– Приду… – далёким эхом отозвался мужчина.

– Я знаю, ты придешь… – сказала женщина и забылась сном…

Когда в дверь постучали, было уже темно. Бледным отражением в зеркале освещал прихожую крохотный луч света уличного фонаря. Она встала на колени и открыла входную дверь. На пороге стоял Эмрэ.

– Входи, – сказала ему Наташа и он, изумлённо глядя на неё сверху вниз, вошёл.

Дверь захлопнулась. Грянула музыка. С первобытной жадностью обхватив его ноги, Наташа целовала их.

– Ашкым7, – простонал Эмрэ и отдался во власть посвященной ему мелодии.

– Мой! Мой! Мой! – шептала Наташа.

Словно к спасительному источнику, она прильнула к нему и сделала первый, страстный глоток.

Ничего не существовало вокруг, лишь опьяненный блаженством мужчина и страстно поглощающая солоноватую плоть его вожделения женщина. Божественным нектаром излил мужчина свою благодарность женщине, и она приняла её.

– Наташа… – прошептал Эмрэ, поднял её на руки и внёс во мрак спальни.

Как страждущий путник, преклонив колени, по капле слизывает росу с распустившейся на рассвете розы, он трепетно испил её влаги.

Знак равенства между мужчиной и женщиной был поставлен.

Все звуки стихли, мир погрузился в безмолвие и лишь голоса шепчущихся мужчины и женщины звучали в ту ночь во всей Вселенной.

Глава 6

«Математическая русалка»

Проснувшись, Наташа долго лежала в неподвижности. Она разглядывала Эмре словно хотела до мельчайших подробностей запечатлеть в своей памяти образ любимого. Он спал безмятежно, как усталый путешественник, обретший, наконец, отдохновение в прохладной тени склонившейся над рекой ивы.

Осторожно поднявшись и едва касаясь пола, она беззвучно вышла из спальни.

За окном загорался день. Яркими цветами метнулись навстречу Наташе кухонные занавески. Абажур вновь стал оранжево-солнечным и радостно колыхнулся, приветствуя хозяйку. Облачился в пурпур гибискус. Мир снова обрёл краски.

– Я умею летать! – шёпотом обратилась к пузатому чайнику Наташа, и поставила его на плиту.

Чайник расплылся в счастливой улыбке и, словно опомнившись, шепнул ей в ответ:

– Софья Ковалевская!

– Ах да! – спохватилась Наташа и упорхнула в гостиную.

До краёв наполнив комнату золотым сиянием нового дня, в ней бушевало Солнце. Лучистыми соцветьями отражаясь в стекле, оно играло, озаряло, переливалось и сулило счастье. Охваченная восторгом, Наташа закружилась по гостиной, как быстрокрылая стрекоза. Захлестнувшее её чувство было незнакомым, но оно уже не пугало Наташу. С каждым движением, с каждым поворотом головы, с каждым вздохом к ней приходила уверенность в том, что это их первый, но не последний танец с Солнцем.

Она чувствовала себя и вылупившейся из тесного кокона бабочкой, и уносимой дуновением ветра пушинкой, и прохладным мартовским утром, и вьюгой, и цветком, и трепетной паутинкой. Она ощущала себя то всемогущей властительницей Вселенной, то пылинкой, она то загоралась яркой звездой, то погружалась в пучину небытия.

– Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три – отсчитывало Солнце и Наташа кружилась в фееричном фуэте своей любви.

– Будь, что будет! – неожиданно остановившись, воскликнула Наташа, залилась громким смехом и, под восхищенные взгляды Софьи Ковалевской, упорхнула обратно на кухню.

Все в то утро заговорщицки шептались с Наташей. Предметы, отражения и даже внутренний голос как-то по-новому заговорили с ней. Притихла вечно ноющая поясница, а сердце больше не трепетало, оно мерно и величественно отсчитывало секунды новой Наташиной жизни.

Напевая поселившуюся в её голове мелодию, Наташа, как сказочная фея, порхала по кухне. Перелетая от плиты к столу, от шкафа к холодильнику, улыбаясь своим воспоминаниям, она творила в то утро волшебство.

Ей вдруг подумалось, что уже очень давно она не готовила завтрак на двоих. Словно заново открывая свой собственный мир, она дивилась тому, как математическая точность и аскетизм отразились в выбранных ею когда-то предметах. Её одиночество стало вдруг выпуклым, оно испуганно таращилось на неё крохотной сахарницей, микроскопической вазой, карликовой кастрюлькой.

Ощетинившись спицами, выглядывало из корзины «вязанье», в потёртом кресле, обиженно надувшись, одиноко смотрел телевизор старомодный бабушкин плед. Очки «бабы Наты» подслеповато разглядывали женщину, занявшую место их хозяйки и порывались спросить о судьбе их прежней владелицы.

Отвечая на вопросы, непрестанно звучащие в её адрес со всех сторон, Наташа шутила. Она то принимала поздравления, то оправдывалась, то пела, то танцевала, то вдруг замирала и заливалась краской.

На возмущенные возгласы ставших ненужными и потому торопливо распихиваемых по шкафам предметов она, извиняясь, отвечала: «Ах, простите, это ненадолго!», но в глубине души Наташа хотела никогда больше не вынимать из шкафа старый плед, обшарпанную диванную подушку и фотоальбом с потрескавшейся обложкой.

Осторожно снимая с антресолей мамин чайный сервиз, она шептала ему: «Твой час настал!» Застилая стол новой скатертью, она представляла себя Василисой Прекрасной. Её движения стали невероятно лёгкими и пластичными. Останавливаясь у зеркал, она подолгу разглядывала своё отражения. Что-то неуловимо изменилось в ней и отражения стали к ней снисходительными. Она будто взяла в свои руки дирижерскую палочку, всё спорилось, а предметы безропотно покорялись её воле.

– Закипай! – велела пузатому чайнику Наташа, и он моментально разродился белыми клубами пара.

– Геркулес! – командовала Наташа, и из множества других бросилась в её руки нужная склянка.

Кинув придирчивый взгляд на произведенные изменения, оценив сервировку стола, разгладив последнюю морщинку на скатерти, Наташа вошла в спальню. Эмрэ спал.

– Проснись! – подумала Наташа, и возлюбленный открыл глаза.

В первые секунды после пробуждения он озабоченно смотрел в потолок. Затем, почувствовав её взгляд, он повернулся, увидел Наташу и улыбнулся.

– Гюн айдын, жаным8! – сказал он сонным голосом.

– Привет! Пойдём завтракать, – улыбнувшись, сказала она и указала рукой в направлении кухни.

Эмре нахмурил брови, силясь понять незнакомую речь, и Наташа изобразила движения человека, поглощающего ложкой суп.

– А-а-а – заулыбался Эмрэ и, одобрительно кивнув, добавил ещё одно неизвестное Наташе слово, – Тамам9!

– Интересно, – думала она, – он пойдёт в душ или сразу на кухню? И как сказать по-турецки «душ»? А как показать?

Эмрэ направился в душ. Наташа торжествующе улыбалась.

– Старая дева, – подшутило над ней отражение.

– Сама такая, – смеясь, ответила Наташа…

Скрестив руки на груди, Эмрэ стоял в центре гостиной и разглядывал развешанные на стенах фотографии. Указав на детский снимок смеющейся Таньки, он сделал вопросительное лицо и показал на Наташу.

– Да, моя, – утвердительно закивала головой Наташа, – Это моя дочь Таня, – тщательно артикулируя, громко сказала она, – А это мои внуки, Катюша и Егорка.

Затем, повинуясь какому-то странному и глупому порыву, Наташа сделала рукой указующий жест в направлении стены и произнесла ещё громче:

– Они в Москве живут, – и добавила, – Ту-ту…

– Йок, – грустно сказал Эмрэ, ткнув большим пальцем в свою грудь.

«Йок» по-турецки означало «нет», это слово Наташа запомнила одним из первых, когда там, в ресторане, Мехмет преподал им со Светой короткий курс турецкого языка.

– В каком смысле «йок»? У тебя нет детей? Или у тебя нет дочери? А жена у тебя есть?

Эмре улыбнулся, пожал плечами и повторил:

– Йок.

Где-то в глубине сознания ёкнуло: «Господи, я же ничего не знаю о нем!», но она бесстрашно отмела эти робкие сигналы.

Почти весь день они провели вместе. Разговора снова не получалось. Смешно корчась и жестикулируя, они пытались что-то объяснить друг другу, но то были бесполезные попытки разума вторгнуться в царство естества.

Под вечер Эмрэ ушел. Там в прихожей, осыпая Наташу поцелуями на прощанье, он говорил ей какие-то слова, но они, непонятные и не понятые, слились в один слог: «Йёрум, Йёрум, Йёрум…»

Прижавшись всем телом к двери, за которой секунду назад скрылся её возлюбленный, она напряженно вслушивалась и вздрагивала. Пять ступеней вниз. Пролёт. Ещё пять ступеней. Ещё пролёт. Ещё пять ступеней. Тягучий скрип дверной пружины. Хлопок. Первый? Последний?..

Глава 7

Квадратура круга

Какое-то время после ухода Эмрэ Наташа бестолково суетилась, раскладывала одежду, переставляла местами предметы, мыла посуду. Затем она присела на табурет и замерла, словно впала в душевную кому. Не было звуков, движений, мыслей, всё затихло в опустевшем с уходом возлюбленного пространстве…

– Давай, мать, время идёт, так и останешься одна на старости лет, – вдохновляли Наташу на подвиги подруги, и она зарегистрировалась на сайте знакомств.

В первый же день обещанием орального счастья откликнулся на её объявление прыщавый подросток.

Следующим написал «уставший от одиночества романтик», который после двух дней вялотекущей переписки назвал Наташу фригидной и испарился.

С разницей в неделю свою любовь ей предложили сразу двое женатых мужчин, которые, не погружаясь в глубину Наташиного внутреннего мира, предложили встречи на её территории.

Когда Наташа окончательно простилась с надеждой встретить в интернет-пространстве свою судьбу, появился 45-летний Сергей, «приятный блондин с чувством юмора и голубыми глазами».

– Приятный мужчина! Встречайся с ним в «Шоколаднице» на Проспекте в обеденный перерыв, мало ли какие придурки водятся в Сети, – разглядывая его фотографию, советовали подруги.

За столиком, где Наташу должен был ждать голубоглазый блондин, развалился лысеющий усач с круглым животом. Была небольшая надежда на то, что Наташа ошиблась и зашла в другое кафе, в другой день или хотя бы в другую Вселенную, но она не оправдалась: в руках усача были «Известия». Конечно, можно было пройти мимо, или, в крайнем случае, попросту сбежать, но «блондин», узнав Наташу, уже поднимался со своего стула навстречу «приятной женщине средних лет».

– Здрасьте, – выдавила из себя Наташа.

– Привет! – заулыбался «блондин» и, окинув её оценивающим взглядом, вальяжно представился, – Сергей.

Сергей был неприятен Наташе, но светлое пятно в его образе все же отыскалось, им оказался свежий носовой платок, и она согласилась на второе свидание.

Фотография, на которой Сергей был «блондином с голубыми глазами», как выяснилось, принадлежала его двоюродному брату, счастливо женатому и воспитывающему двоих детей.

– Я личность в нашем городе известная, – хвастливо объяснял он, – Вдруг секретарша узнает…

«Блондин» работал то-ли завгаром, то-ли завскладом на крупном производстве и относил себя к числу любимчиков Фортуны. Наташа прекрасно осознавала то, что пытается дотянуть несимпатичного ей мужчину до размеров своего эталона, но она понимала и то, что её эталон за годы ожидания принца потерял былой лоск, стал ниже ростом и располнел.

– А если это судьба? – подумала Наташа и пригласила Сергея в гости.

Она запекла утку с яблоками и истратила половину учительской зарплаты на красивое кружевное белье.

Наблюдая за тем, как гость, плотоядно причмокивая, обсасывает утиные косточки, она думала: «Усы сбреем, а так, мужчина вроде ничего»…

Когда, навалившись на неё своим круглым животом, он кряхтел, обливался потом и похрюкивал, Наташа вспоминала мамино наставление: «Стерпится – слюбится», и издавала неопределённые звуки в унисон Сергею.

На утро следующего дня, выпив кофе, он ушёл. Со смешанным чувством, в котором на одну единицу надежды, пришлось по десять единиц отвращения и стыда, Наташа ждала его звонка. Он не позвонил.

Через месяц, рассказывая Светке о случившемся, Наташа плакала от обиды.

– Ну, можно было хотя бы позвонить, чтобы я не ждала, не надеялась…

– Ты же знаешь, все мужики сволочи! – утешала её Света.

Это была ещё одна, не дожившая до заветного ЗАГСа, надежда.

«Год 2008. Время Сергея» – так назвала Наташа этот период своей жизни…

«Позвонит или не позвонит? – вот в чём наиглавнейший вопрос нашей с вами современности» – перефразируя Шекспира, шутила когда-то одна из Наташиных подруг.

Да, от того, позвонит или не позвонит мужчина на следующий день после проведенной вместе ночи, зависит то, как проживет ближайшее время своей жизни женщина…

Эмрэ не звонил. Наташа нервничала. Страх неумолимо подкрадывался к ней. Беспрестанно проверяя мобильник, она старалась отвлечься от тягостных мыслей. Несколько раз звонила Света, но Наташа не ответила на звонки. Ей не хотелось ни с кем говорить.

«Жива» – написала она короткое сообщение подруге.

«ОК» – ответила та.

К восьми вечера Наташа разнервничалась окончательно и, словно почувствовав её настроение, старинная мамина чашка вырвалась из рук и отчаянно бросилась на холодную гладь кафеля.

– Это на счастье! – неуверенно сказала себе Наташа, прибирая осколки.

Ей вдруг очень захотелось увидеть маму и, торопливо швырнув осколки чашки в мусорное ведро, она вышла из кухни в гостиную. Там, на антресолях, лежало мамино наследство: жестяная банка с полустёртой надписью «Монпасье» и потрёпанный фотоальбом.

– Мамочка, моя, как ты там? Упокой Господь твою душу, – приговаривала Наташа, поглаживая обложку старого альбома.

С черно-белых снимков на неё смотрели люди с грустными глазами. Отчего-то лишь сейчас Наташа заметила это: ни на одной из фотографий ни мама, ни бабушка, ни дед-фронтовик не улыбались.

Они и в жизни были не очень улыбчивыми людьми. Бабушка Валя совсем девчонкой сбежала на фронт, дед Коля воевал с первых дней и дошёл до Берлина. Там, в далёком Берлине, они с бабушкой и познакомились.

– Гулаг какой-то, – сказала Наташа и захлопнула альбом, – Кто-нибудь в этой семье был счастлив? – спросила она пустоту.

Пустота молчала и Наташе снова стало страшно. Этот страх уже давно заходил к ней в гости. Он становился на цыпочки, бесшумно подкрадывался и начинал свои нашёптывания. У Наташиного страха было высшее образование и богатый словарный запас.

– Квадратура круга – шепнул страх и растёкся мурашками по коже.

– А в чём же абсурд?

– Нонсенс, – прошелестел в ответ её дипломированный собеседник…

Нонсенсом была её попытка выйти замуж за Петра Васильевича, логопеда из районной больницы. Жизнь разведенной женщины не часто балует её женихами, тем более она не балует кавалерами школьных учительниц. Периодически мужчины, конечно же, появлялись, но большинство их них давали «задний ход», не желая брать замуж «разведенку с прицепом». Логопед районной больницы Петр Васильевич был из числа немногочисленных смельчаков. Он был приятен во всех отношениях, к тому же союз врача и педагога Наташа считала вполне логичным.

– Проклятый кинематограф! – сетовала она после, коря знаменитую новогоднюю комедию.

Их встречи были интересными. Наташа рассказывала о своих учениках, Петр Васильевич по секрету делился с ней диагнозами пациентов горбольницы. Интеллигентный логопед, который на радость Наташе не полез ей под юбку в первый же вечер, блистал знаниями в области устройства человеческого организма и периодически переходил на латынь. Благодаря ему Наташин лексикон обогатился словом «мускулюс».

В её воображении уже отгремел свадебный марш и Петр Васильевич, поселившись в Наташиной квартире, уже отремонтировал стиральную машину, пылесос и старый утюг.

По пятницам они, мирно беседуя, смотрели телевизор, а в выходные ездили на дачу.

Подруги благосклонно отнеслись к Наташиному выбору, и она пригласила «жениха» на ужин. Были зажарены цыплята, наструган винегрет и открыта баночка обалденных, заботливо засоленных осенью, боровичков.

Логопед пришёл вовремя. Стыдливо зажав под мышкой букет с хризантемами, он неуверенно поздоровался и вручил ей булькнувший сверток. Подарком оказалась бутылка «Столичной», которая, по мнению гостя, была весьма уместной, особенно в свете хрустящих боровичков. Хризантемы были вручены позже.

«Если собираешься выйти замуж, напои своего жениха» – гласит народная мудрость. Через полчаса, когда жених не смог членораздельно произнести слово «винегрет», Наташа в очередной раз убедилась в мудрости русского народа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Доброе утро, любимая

2

Да

3

Очень хорошо!

4

Долгих лет!

5

Пожалуйста.

6

Доброе утро, любимая

7

Любимая

8

Доброе утро, душа моя

9

Хорошо