Вендетта. История одного позабытого
- -
- 100%
- +
Его слова поразили меня словно громом. Неужели я так изменился? Возможно ли, чтобы кошмары одной только ночи в склепе оставили столь чудовищный след? Это мои-то волосы белы? Мои? С трудом верилось. Если так – вероятно, и Нина меня не признает, мой вид ужаснет ее. Даже Гвидо, чего доброго, усомнится в моих словах. Впрочем, я мог легко подтвердить их – хотя бы предъявив потайной ход в склеп и свой гроб, разломанный изнутри. Пока я обдумывал это, старик, не замечая моего волнения, продолжал свою литанию:
– Вот ведь, да! Славный малый, крепкий такой. Радовала меня его силища. Схватил бы жену за горло – вот так! – и конец ее лжи. Я ждал этого. Рано или поздно он это сделал бы, если бы только дожил. Оттого-то и жаль, что помер.
Собрав всю волю в кулак, я заставил себя спокойно и твердо обратиться к злобному старикашке.
– Почему вы так ненавидите графиню Романи? – отчеканил я твердым голосом. – Она причинила вам зло?
Он выпрямился насколько смог и уставился мне в глаза.
– Слушайте же! – ответил он, кривя рот в усмешке. – Я расскажу вам, за что ее ненавижу. Да, расскажу: ведь вы мужчина, к тому же сильный. Люблю сильных. Правда, их-то порой и дурачат женщины; но зато потом они мстят. Я тоже когда-то был сильным. А вы… вы старый, но весельчак – вы поймете. Графиня Романи не причиняла мне зла. Она засмеялась – однажды. Когда ее лошади сбили меня на улице. Я упал, а она растянула алые губы, сверкнула белыми зубками. Вам расскажут, что у нее улыбка ребенка. Невинного ангелочка! Когда меня подняли, ее экипаж уже умчался. Мужа с ней не было, он поступил бы иначе. Но даже не в том дело. Она засмеялась – и я не мог не заметить сходства.
– Какого сходства? – нетерпеливо воскликнул я, раздраженный его рассказом. – С кем?
– С моей женой, – ответил старик, все сильнее буравя меня ледяными глазками. – О, мне известно, что такое любовь! Известно и то, как мало Бог участвовал в сотворении женщин. Даже ему потребовалось долгое время, чтобы найти Мадонну. Да-да, я все знаю! Моя была существом прекрасным, как майское утро: головка маленькая, так и клонится под тяжестью золотых волос – ни дать ни взять, поникший цветочек. А глаза… ах! Как у ребенка, что смотрит на вас снизу вверх и тянется за поцелуем. Однажды я уехал – вернулся и застал ее спящей… да! На груди чернобрового уличного певца из Венеции, красавца, отважного, словно юный лев. Он бросился на меня – я прижал его к полу, встал коленом на грудь. Она проснулась, увидела нас и, не в силах крикнуть, лишь затряслась и захныкала, как избалованное дитя. Я посмотрел ее любовнику прямо в лицо и усмехнулся. «Не стану вредить тебе, – сказал я. – Без ее согласия ты бы не оказался в этой постели. Прошу только об одном, останься с нами еще ненадолго». Он молчал, бросая на меня красноречивые взоры. Я связал его по рукам и ногам, а потом взял нож и придвинулся к ней. Взгляд ее широко распахнутых голубых очей молил о пощаде, она дрожала всем телом и ныла, заламывая тонкие руки. Я всадил свой отточенный клинок в ее нежную белую плоть. Когда на крахмальные простыни хлынула алая кровь, любовник в ужасе завопил. Она вскинула руки – и откинулась на подушки. Мертвая. Я вытащил нож и, перерезав путы венецианца, подал ему. «Держи на память, – сказал я. – Через месяц она точно так же предала бы тебя».
Он просто взбесился. Выбежал на улицу, стал звать жандармов. Меня, конечно, судили за убийство – но то было не убийство, а правосудие. Судья нашел смягчающие обстоятельства. Естественно! У него самого была жена. Он вошел в мое положение. Теперь вы знаете, почему я ненавижу эту расфуфыренную красотку на вилле Романи. Она точь-в-точь походит на тварь, которую я прикончил: та же томная улыбка, тот же детски-невинный взгляд. Жаль, говорю вам, что муж ее помер – как подумаю, зло берет. Однажды он тоже бы с ней разобрался – можете не сомневаться!
Глава 6
Я слушал его, а сердце так и сжималось, и по телу пробегал ледяной озноб. Мне всегда казалось, что каждый увидевший Нину должен ее непременно обожать. Правда, когда этого старика случайно сбил ее экипаж (кстати, я об этой истории даже не слышал), было легкомысленно с ее стороны не остановиться и не расспросить о его самочувствии, но ведь она так юна и беспечна. Это же не намеренная жестокость. Меня ужаснуло, что любимая нажила такого врага, как этот нищий старик, но я промолчал. Не хотел выдавать себя. А он в раздражительном нетерпении ждал ответа.
– Ну, согласитесь, дружище! – воскликнул лавочник с каким-то детским напором. – Согласитесь, это была достойная месть! Сам Господь не сумел бы лучше!
– Ваша жена заслужила свою участь, – сорвалось у меня с языка, – но не могу же я восхищаться убийцей.
Он резко обернулся и сердито всплеснул руками. Его голос сорвался до придушенного визга.
– Убийцей меня назвал? Ха-ха! Смешно. Нет, нет! Это она убила меня! Скажу тебе: я умер, когда увидел ее в чужих объятиях – она сразила меня одним ударом. Дьявол восстал во мне и совершил возмездие; он и сейчас у меня внутри – храбрый, сильный дьявол! Потому и холера мне не страшна: дьяволу смерть нипочем. Когда-нибудь он покинет меня… – Мало-помалу крики его затихли вплоть до усталого шепота. – Да, покинет, и я упаду в каком-нибудь темном углу и крепко засну. Сейчас-то почти не сплю. – Взгляд его словно подернулся пеленой. – Видите ли, – пояснил он доверительным тоном, – память у меня превосходная. А когда обо всем таком думаешь, сон не идет. Сколько лет уже минуло, но каждую ночь передо мной – она: заламывает свои белые ручки, смотрит остекленевшими голубыми глазками – и коротко так постанывает от ужаса. Каждую ночь!
Он замолчал, рассеянно проведя рукой по лбу. Потом, как бы очнувшись, уставился на меня, будто впервые заметил, и тихонько хихикнул.
– Эх, память, память – что за штука! – бормотал он. – Вот ведь странно, да? Чего я здесь только ни вспомнил, а про вас-то и позабыл! Знаю-знаю, что вам нужно: костюм, причем позарез, как и мне – ваши денежки. Ха-ха! Значит, не хотите английского твида? Ладно, понял. Сейчас что-нибудь раскопаю, минуту терпения!
И он принялся шарить в груде тряпья, сваленного беспорядочно у дальней стены. Иссохший и мрачный, в этой позе он напомнил мне дряхлого грифа, склонившегося над падалью, – и в то же время в сердце моем шевельнулась жалость: вот ведь несчастный полоумный старик, чья жизнь отравлена желчью и нестерпимой полынной горечью. Как несхожа его участь с моей, подумалось мне. Я пережил в муках всего лишь одну короткую ночь – что значит она в сравнении с ежечасными угрызениями и страданиями этого человека! Он возненавидел мою Нину из-за минутной оплошности; что же, вряд ли только она одна раздражала его – не сомневаюсь, старик был врагом всего прекрасного пола в целом. Я с участливой грустью наблюдал, как он перебирает потрепанную одежду, составлявшую весь его нехитрый товар, и думал: почему смерть, столь усердно косившая сильнейших из горожан, так бессердечно обошла стороной этого бедолагу, для которого могила явно стала бы долгожданным приютом забвения?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
«О смертный, вот твой господин —
И был, и есть, и будет им!» (фр.)
Упомянутое двустишие Вольтера было начертано на пьедестале статуи французского скульптора Этьена-Мориса Фальконе «Грозящий Амур», созданной в 1757 году по заказу маркизы Помпадур, фаворитки Людовика XV, для украшения будуара в ее парижском особняке. (Здесь и далее – прим. пер.)
2
Имеется в виду баллада «Король Туле» немецкого поэта Иоганна Вольфганга фон Гете, написанная в 1774 году и включенная в первую часть трагедии «Фауст». В произведении рассказывается о золотом кубке, который король Туле хранил как прощальный дар возлюбленной. Когда ему наскучила жизнь, он выбросил кубок в пучину, и тогда наступила его смерть.