Вода

– Манда завтра праздник устраивает, – хрипло сказал он.

Егор повернулся к нему и удивленно раскрыл прищуренные глаза. Дмитрий все смотрел вслед урчащему катеру, покусывая губы.

– Какой праздник? – спросил Егор.

Мандой местные жители прозвали китайского бизнесмена, недавно поселившегося в деревне. Тот был сказочно богат, всего за полгода отстроил для себя хоромы в китайском традиционном стиле, имел штат прислуги из десяти человек. Говорили, что половина новых фабрик на побережье принадлежит ему.

Как-то старожил деревни дед Ярик пристал к кривоногой тетке из прислуги новосела, спешившей из магазина домой с набитыми едой пакетами, мол, как хозяина-то вашего зовут? Женщина визгливым голосом отвечала:

– Гаспазин Ман-Дан! Гаспазин Ман-Дан!

Дед Ярик крякнул от удивления и отстал. Впоследствии всем в деревне он сообщал, что богатея зовут таинственным китайским именем Манда.

Дмитрий Птица не мог объяснить, почему так сильно негодует от вторжения иноземцев. Он ненавидел этих маленьких, шныряющих по деревне непонятных людей, не любил их язык – будто пьяный, с растянутыми песенными гласными, а иногда, наоборот, прерывистый, крикливый, словно их осы кусают. Огромный, плоский, как черепаха, дом за высоким каменным забором, появившийся у берега, растекался в сознании Дмитрия словно темное винное пятно на белоснежной скатерти, катастрофично увеличиваясь, и было понятно, что не отстирать.

Теперь, видишь ли, китаец решил отметить новоселье и «объединение дружественных народов» национальным размашистым праздником в деревне. Петро сообщил, что почти все продукты и спиртное в местных магазинах скуплены работниками бизнесмена. Манда искал подступы к загадочной русской душе. Дмитрию идея с дармовой попойкой очень не понравилась, но вслух он не высказался. Они распрощались с Петро и пошли домой, изредка оглядываясь на усадьбу нового жильца.

Поселок Большие Коты, окруженный холмами с пышным сосновым лесом, за последние десять лет преобразился. Ссохшиеся избушки сменились большими каменными домами. В администрации говорили, что это стало возможным благодаря китайским предпринимателям и добровольно-принудительному меценатству, новым рабочим местам, соцпрограммам и прочему. Местные особо не вникали в межбюджетные трансферты и причины повышения уровня их существования. Они получали нормальные зарплаты и пособия, штукатурили жилища и раскрашивали их разными красками, не жалея цвета и деревенской фантазии. Одноэтажные домишки, кривые и полусгнившие, остались только у самозабвенно пьющих или наркоманов, а тех по пальцам пересчитаешь. Для подрастающего Егора сказочный городок с современными коммуникациями и всеми удобствами являлся нормой жизни, но Дмитрий еще помнил прежние годы. Электричество тогда подавали с перебоями, сетевидения не было и в помине, а воду таскали из колодца ведрами.

Отец с сыном пересекли три улицы и подошли к своему дому – большому двухэтажному сооружению из красного кирпича с чешуйчатой черной крышей, утыканной маленькими спутниковыми тарелками и разнообразными трубами: от камина, от плиты, от бани. У забора отцветал лохматый куст сирени, тщетно пытаясь сохранить нежные фиолетовые кусочки жизни среди поржавевших кистей.

Зайдя в дом, Егор почувствовал запах чего-то вкусного, мясного, ароматного до невозможности, и только сейчас вспомнил, что за время рыбалки они подкрепились лишь кружкой крепкого чая без сахара.

Мать, Саша, хозяйничала на кухне, одетая в легкий спортивный костюм. Рукава толстовки были засучены, обнажая красивые предплечья, худые и подсушенные, переходящие в ухоженные кисти с длинными пальцами. Четко очерченные жгутики вен на кистях не портили красоту – наоборот, при движениях, натягиваясь как струны, придавали маминым рукам сходство с невиданным музыкальным инструментом.

– Вернулись, ребзя! – весело поприветствовала она вошедших и убавила звук на большом проекционном экране, который показывал очередное слезливое ток-шоу. – У меня горшочки! С телятиной и овощами под соусом!

Егор глянул на духовой шкаф, где в оранжевом жаре томились глиняные горшки, пузатые и ушастые. Именно оттуда исходил невероятный аромат.

Отец привычно поцеловал жену и отдал ей сетку с уловом.

– Ого! – то ли смеясь, то ли действительно радуясь пяти рыбинам, воскликнула Саша, быстро выгрузила хариусов в раковину и начала мыть и требушить. – Заморожу, потом почищу, завтра филе сделаю. – Не поворачиваясь, она добавила: – Мойте руки, ребзя, и за стол!

Егору не нужно было повторять дважды. Он побежал в ванную и через минуту сидел за столом в радостном ожидании.

Мама закончила с рыбой, затем быстро и четко, как всегда, разложила приборы и деревянные круглые подставки, на которые, прихватив толстым полотенцем, водрузила горшки, открыла их для каждого. Егор заглянул в свой, вооружившись вилкой, как копьем, и нацелился на добычу. Горшочек был заполнен наполовину – длинные тонкие, как лапша, кусочки телятины переплетались с брусками ароматной картошки, которая, если ткнуть, разваливалась пополам, показывая бархатную сердцевину. Малюсенькие цельные грибы показывались то шляпкой, то ножкой, бултыхаясь в сливочном маслянистом соусе. Егор запустил вилку в горшочек и начал с сырной корочки, которая покрывала часть жаркого, пуская внутрь тягучие нити, а сверху образуя застывшие коричневые пузыри.

– Осторожно, горячо, Егор, потерпи минутку! – улыбаясь предупредила мама, но тот уже закинул в себя порцию огненного блаженства и теперь, открыв рот, шумно пытался охладить его.

Отец тоже помыл руки и сел за стол.

– Какие дела? – осторожно спросила мать, чувствуя, что Дмитрий расстроен.

Тот, ковыряя вилкой ужин, устало посмотрел на нее:

– Слышала, праздник завтра будет?

– Да, Катюха сказала, – пожала плечами Саша. – Да черт с ними, что нам-то?

Дмитрий промолчал, только прибавил звук на экране.

Ток-шоу закончилось, наступило время вечерних авторских новостей. Ведущий, коротко стриженный черноволосый детина – где только такого в Москве нашли? – сидел в прозрачном кресле с высокой спинкой и пристально смотрел в объектив, ожидая, когда закончится торжественная мелодия заставки, отдававшая каким-то полузабытым гимном.

– Добрый вечер! – мягко и обаятельно заговорил здоровяк. – Это новости с Алексеем Нечаевым, мы рады приветствовать вас! – Он резко встал, одновременно возобновилась вдохновляющая музыка.

Нечаев был одет в облегающие брюки, кипенно-белую рубашку и тесноватую жилетку в красную клетку. Он сделал несколько шагов и эффектно остановился у интерактивной стены. Фоновая картинка сменилась меню с четырьмя большими окнами.

– Наша программа показывает только новости, интересующие вас, дорогие друзья! – гордо вещал Нечаев, тягучими ударениями акцентируя те слова, которые считал наиболее важными. – В нашей сетевой группе вы всегда активно выбираете то, что нужно показать всем! И сегодня ваш выбор пал на четыре новости. Итак, мы расскажем!

Музыка начала набирать обороты, дополняя торжественную речь ведущего.

– Номер один: новая Россия, объединение с Китаем, первые результаты. Что мы получили? Номер два: рейтинг социальных групп. Кто победил в этом году? Куда нужно вступать, если еще не успели? Номер три: насилия дома больше не будет! В Москве устанавливают первые датчики крика. И номер четыре: дети из социальной группы «Юный гражданин» выходили щенка, пострадавшего в аварии, за что получили заслуженную награду! А теперь обо всем подробнее!

Картинка на заднем фоне вновь изменилась – на экране появились залы для заседаний, заполненные людьми в деловых костюмах. Очкастые ученые, российские и китайские, внимательно слушали докладчиков.

Нечаев продолжил комментировать:

– Это кадры с первого совместного научно-практического форума «Путь в науку», который проходит сейчас в Москве. В рамках объединения специалисты из России и Китая теперь могут продуктивно работать на благо нашего общего государства. Первые плоды их деятельности показали на выставке, и результаты потрясают!

Дальше шло интервью с двумя учеными. Российскую сторону представляла высокая и тонкая, как веревка, женщина с выпуклыми, многослойными глазами, вероятно из-за линз на глубокий минус. Китаец был приземистым и пузатым. Засунув руки в карманы, он с серьезным видом слушал через переводчик русскую коллегу. Дама вещала басом, глядя на репортера своими лягушачьими глазами:

– Мы знакомы с профессором Гао Вэем уже пятнадцать лет. Начали работу с его лабораторией высоких технологий в условиях международного гранта, тогда это было удобно. Но, знаете ли, все равно возникало много сложностей! Во-первых, передвижение наших сотрудников из страны в страну, визы, задержки всяческие, иногда не укладывались в сроки по отчетности. В гранте же все расписано по месяцам, а в жизни иногда случаются расхождения! Во-вторых, конечно, было много патовых ситуаций, много нервов, все-таки разные страны, у всех свои интересы. Иногда многое зависело не от нас, не от ученых, просто руки опускались! Потом, когда мы разработали продукт, стало понятно, что соперничество никуда не уйдет! Они хотят, чтобы приоритет был за Китаем, мы – соответственно печемся о России! – Профессорша широко улыбнулась, прищурившись, и стала похожа на старого мудрого индейца. – Хорошо, что мы с Гао не потеряли лицо и смогли поддерживать высокие отношения! – Она повернулась к пузатому и чуть поклонилась.

– А что за продукт? – спросил невидимый репортер. – Это уже не секрет?

Китаец расплылся в улыбке, снял дорогую, блеснувшую зеленым камнем запонку и засучил рукав, обнажая пухленькую, совершенно безволосую руку.

– Изенсификасиони бряслет! – гордо провозгласил он, указывая на свои часы, и далее заговорил на китайском, который для зрителей переводили.

– Этот идентификационный браслет – просто переворот во всей нашей повседневной жизни! Он заменяет телефон, компьютер, всевозможные гаджеты, а также это база электронных документов человека. Сюда входит все: паспорт, водительские права, свидетельство о рождении, кредитная история, судимости-несудимости, брак, дети, развод. Ничего не нужно хранить или бояться потерять! Все занесено в электронный браслет, который вы носите как часы. Кстати, время он тоже показывает! – Китаец залился пронзительным смехом.

Тощая профессорша снова включилась в разговор, ласково глядя на соратника:

– Гао Вэй, позвольте добавить, что в последующем мы еще поработаем над дизайном. Мы планируем сделать несколько форматов браслета – для женщин, для мужчин, для интерсекс, для детей. Разных по цвету и стилю – в общем, на любой вкус! – Она повернулась к камере. – Браслет персонализируется и связан с вашими отпечатками пальцев, то есть никто другой вашим устройством пользоваться не сможет. Браслет является мощным компьютером, который всегда с собой! Он очень прост в использовании. Если, например, вы вне дома, вам достаточно найти какую-нибудь ровную однотонную поверхность. Вот, пожалуйста.

Дама указала на Гао, который отошел в сторонку и на каком-то бесхозном пустом столе развернул проекцию компьютерного экрана с узнаваемой заставкой. Он продемонстрировал, как выходит в сеть, проверяет сообщения «Ксинкси», рисует, а затем повернулся к объективу, поднял правую руку и нажал что-то на браслете. Над столом возникло изображение немного удивленного взъерошенного репортера с круглой камерой, прикрепленной к голове. Китаец с профессоршей дружно, как по команде, засмеялись. Русская продолжила:

– Платформа, которую мы разработали, предполагает установку в общественных местах специальных проекционных экранов для удобства. Захотели подключиться в кафе, или на вокзале, или в автобусе – пожалуйста! И сейчас, когда объединение России и Китая произошло, уже выделены деньги на все то, о чем мы просили, я это знаю! Проект будет воплощен в жизнь именно в том виде, в каком мы задумывали!

Толстячок проворно свернул рабочий стол, ловко опустил рукав рубашки. Продолжая улыбаться, он придвинулся к профессорше и затараторил в камеру:

– Рариса!..

Его слова заглушил голос переводчика:

– Лариса Ивановна – мой друг! Мы столько лет работаем вместе! Сейчас наши страны объединились – и это счастье! У нас впереди столько возможностей! И не нужно ничего скрывать! Нет государственной тайны, потому что теперь – единое государство! Впереди нас ждет много работы и много открытий! – торжественно закончил он.

Лариса Ивановна солидарно кивала головой и в конце речи первой протянула Гао Вэю руку, которую тот долго тряс, кланяясь.

Камера переключилась на выставку робототехники, которую уже называли «отечественной». Зрителям предлагались небольшие яйцеголовые роботы-няни, показывающие детям развивающие видео, бесконтактные роботы-уборщики, которые «бомбят» помещение – не только устраняют пыль, но и безопасно дезинфицируют все пространство. Еще раз напомнили об идентификационном браслете.

Опять появилась студия. Нечаев пояснил, что в скором времени все совместные изобретения поступят в продажу и стоить будут на порядок дешевле благодаря объединению двух стран.

В следующем репортаже демонстрировались новые союзные магнитные ракетные установки, доказывающие зрителю, что теперь общими силами можно дать отпор любому противнику, как бы невзначай вставили кадры про Объединенное Американское Государство. Отдельно показали бывшие страны Нового Великого Халифата – Германию, Францию, Польшу, и в каждой у прохожих – чаще это были женщины в ярких хиджабах – спрашивали, что они думают об объединении России и Китая. Женщины радостно кивали и говорили, что это очень хорошо и все должны жить в мире и согласии, как случилось в их стране, когда после объединения закончились войны и терроризм.

Зазвучала знакомая маршевая музыка, и камера снова вернулась к ведущему.

Дмитрий Птица раздраженно смахнул с пультового проекционного меню иконку программы, словно назойливую муху, и выключил экран.

– Обложили по полной, – мрачно отметил он, медленно и неохотно жуя.

Егор, наоборот, жадно доедал жаркое. Саша озабоченно посмотрела на мужа и начала убирать со стола, обиженно бросив:

– Кому спасибо? Мне спасибо! Спасибо, мамуля!

– Спасибо, мамуль! – быстро отреагировал Егор.

Отец встал из-за стола, подошел к небольшому стеклянному шкафу в углу и с бульканьем налил в широкий стакан коричневой маслянистой жидкости, которую тут же опрокинул в рот.

Саша почти все собрала, ждала только, когда сын допьет чай. Егор причмокивал, разгрызая маленькие орешки в шоколаде, которые мама насыпала в вазу перед ним. Мальчишка объелся, заканчивал трапезу с трудом, отдуваясь при каждом глотке, но намеревался уничтожить побольше сладостей. Мать улыбнулась и, будто спохватившись, предложила:

– Ребзя! Давайте сегодня баню, а? Давно не топили!

Отец согласился и кивнул Егору, чтобы готовил дрова. Тот мигом выскочил из-за стола. Он очень уважал баню, и затопить мог сам – отец научил. Саша подошла к Дмитрию и обняла его сзади, ткнувшись лбом между широких лопаток.

– Ну что ты, господи, – тихо сказала она. – Все будет хорошо!

Муж провел ладонью по ее красивым кистям, поймал и придавил одну венку у основания указательного пальца, но венка выпрыгнула, ускользнула и вновь набухла в стороне.

– Да, будет…

Он мягко отодвинул ее в сторону и пошел помогать Егору.

– Птичка! – окликнула Саша, но Дмитрий не остановился.

Баня была раритетной. Печь топилась с улицы, горнило небольшим любопытным окошком выглядывало из кирпичной стены. Рядом росла гигантская сосна и высилась аккуратная поленница под навесом из сосновых досок.

Егор, как учили, сначала подготовил дрова. Настругал мелкой щепы – на широком, пушистом от опилок пне аккуратно топором сточил заусенцы с треугольного полена; потом разрубил другие поленья на чурочки, не очень толстые, чтобы быстро принимались. Егор просек боковым зрением, как подошел отец, но делал вид, будто не заметил, и сам все выкладывал, надеясь, что ему позволят завершить дело самостоятельно.

Дмитрий позволил. Он прислонился спиной к душистому стволу и удовлетворенно наблюдал за деловитым сыном, который сначала засунул в топку скомканную бумагу, затем домиком выстроил тонкие длинные щепочки, на них опустил чурочки потолще, стараясь оставлять расстояние между ними, чтобы «кислород проходил», а сверху крест-накрест выложил толстые сучковатые поленья. Громоздкая конструкция заняла все пространство топки, и казалось, что загореться ей будет сложно. Однако и Дмитрий, и Егор знали – хватит одной спички, поднесенной к бумажному хвостику внизу деревянного сооружения.

Огонь разошелся мгновенно, и Егор счастливо заулыбался. Отец поощрительно похлопал его по плечу.

Когда баня натопилась, Дмитрий с Егором пошли первыми. Мать обычно парилась после них и недолго – не терпела сильный жар.

Предбанник и парилку на три полки Дмитрий обшил сосной. Справа от предбанника соорудил душевую и вмуровал в пол большую бочку с хладоэлементом – любил, напарившись, окунуться в студеную воду.

Егор, раздевшись и нацепив толстую войлочную ушанку, разместился на второй полке, прижав коленки к щекам. Мальчик старался дышать неглубоко и часто – жар стоял уже градусов в сто. Отец зашел в парную с деревянным ковшом и поддал воды на камни, после чего забрался на третью полку и перекатился на живот, подложив руки под голову. Мгновенно по лбу, спине и голеням Егора побежал пот вперемешку с воздушной влагой. Струйки со лба стекали до бровей, а затем в стороны, щекотно пробирались по скулам на шею. Дышать носом стало невозможно – мокрый кипяченый жар цеплялся к волоскам в ноздрях и обжигал слизистую, заставляя открывать рот для вдоха. Егор разрумянился, но терпел. Как и отец, он повернулся и лег на живот, надеясь в домике, сделанном из ладошек, спрятать обожженный нос, но через пять минут тихонько попросился:

– Пап, можно?

Дмитрий, не поднимая головы, глухо отозвался:

– Можно!

Егор выскочил из парилки, скинул шапку и прыгнул в бочку, балдея от спасительного холода. Несколько секунд он сидел там, представляя себя батискафом, рывками, «со скрипом», как древний робот, поворачивал торчащую из ледяной воды голову – подзорную трубу. Затем умылся, стараясь фыркать и отплевываться, как отец, пригладил мокрой ладонью вихры и вернулся в парилку.

Отец лежал в той же позе, только глянул на сына одним глазом и велел:

– Поддай.

Егор послушно выскочил, черпаком набрал из бочки воды и, вернувшись, равномерно полил мышиного цвета камни, которые тут же недовольно зашипели, наполняя тяжелым паром все пространство. Егор опять сел на вторую полку. Он не мог пока залезать на третью, там было место отца, да и жарко, как в аду, но все равно вторая – не первая, которая совсем для лохов, кто баню не понимает!

Егору хотелось поговорить:

– Папа, ты почему против китайцев? Чего они плохого сделают?

Отец вроде как не пошевелился, но желваки, Егор увидел, заходили, как шестеренки.

Дмитрий приподнял голову с темными, чуть курчавыми волосами, превратившимися от пара в соленые пакли, посмотрел на Егора и тихо сказал:

– Не знаю точно сам почему. Чую. Понимаешь? Они здесь не родились, они навредят.

– Кому? – испуганно спросил Егор.

– Да всему, – просто и коротко ответил отец.

На следующий день был выходной, и Егор опять уговорил отца на рыбалку. Рыбалкой они называли поездку по озеру на катере. Ни тот ни другой за уловом особо не гнались, а вот покататься по байкальским просторам, пусть недалеко от берега, изведать новые места, бухточки, островки, понаблюдать за «морским дном» на прозрачных неглубоких участках любили оба. Дмитрий решил двинуться в сторону Свято-Никольского храма, где в последние годы можно было встретить немногочисленные семейства байкальской нерпы.

Через час они подошли к небольшой бухте. Дмитрий издалека увидел непонятную белую полосу на озере, которая по мере их приближения становилась все четче и в итоге оказалась бархатной пленкой, покрывавшей всю поверхность воды вплоть до берега. Дмитрий хмурился. Он знал, что в двух километрах отсюда уже год функционирует новый завод, один из самых крупных в Иркутской области. Предприятие принадлежало Ман-Дану и снабжало дешевым пластиком почти всю страну. Также где-то поблизости работали еще две фабрики китайца, на обеих производили какую-то полуфабрикатную высоковитаминизированную еду из нефтепродуктов – завальцованные питательные бруски отправляли куда-то, не то в армию, не то в другие страны, местные такую дрянь есть точно не стали бы.

Егор удивленно вертел головой, разглядывая молочного цвета плесень на воде, но не успел он задать вопрос, как порывом ветра принесло ужасающий запах тухлятины. Егор зажал пальцами нос:

– Фу! Чего это?

Катер приближался к берегу. В поле зрения появилось второе чужеродное пятно, мерцающее на солнце. Егор вытянулся, чтобы разглядеть, что там блестит, и вскоре понял, что являлось источником тошнотворного запаха. Прибрежная гладь сплошь была усеяна омулем. Серебристые брюшки дохлой рыбы неровным пупырчатым ковром устилали пространство, пожалуй, в километр длиной. Некоторые рыбины уже разлагались, пуская глазастые дырявые головы, кишки, части хвоста вниз, на дно, образуя черные прорехи на мертвом сером покрове. Стая бакланов кружила чуть выше, но при малейшей попытке попотчеваться задарма птицы понимали, что мертвечина не для них.

Дмитрий заглушил мотор. Катер медленно сносило вглубь молчаливого органического кладбища. На небольшом островке за валуном, торчавшим из воды метрах в пятнадцати от берега, Дмитрий увидел свернувшегося калачиком человека в черном плаще. Он дернулся, подумав, что кому-то стало плохо, но через пару секунд понял, что тело на камне – не человек. Лодка тихо огибала островок, прорезая гниющие останки, и Егор с отцом смогли разглядеть тушу погибшей нерпы. Закоченев на камне, она походила на запятую. Круглые, окаймленные младенческими ресницами, когда-то черные глаза нерпы застыли и помутнели.

Егор почти плакал:

– Папа, что это? Что это?

Дмитрий сделал десяток фотографий на телефон, даже снял небольшое видео, прокрутившись вокруг своей оси и крупным планом наехав на нерпу, потом рванул двигатель, круто вывернул руль по направлению к дому и прокричал:

– А ты спрашивал, кому плохо будет?! Гниды!

Подъезжая к Большим Котам, они снова издалека приметили неожиданные яркие пятна. Когда приблизились, стало ясно, что это огромный оранжевый дракон из бумаги, которого несли, пританцовывая, два китайца, молодой и старый, встретившиеся им накануне на причале. Берег был заполнен людьми и высокими пластиковыми столами, плотно забитыми едой и спиртным. Там собралась вся обслуга дома Ман-Дана и сотрудники фабрик. Деревенские тоже явились всем скопом. Дмитрий, пожалуй, не увидел только свою жену и бригаду. Русские переминались возле угощений, несколько выпивох, шатаясь, ходили между столиками.

Звучала экзотическая музыка, скакал оранжевый дракон, бизнесмен в микрофон толкал речь, и ее тут же переводили.

– …наша работа вместе! – вещал переводчик торжественно, оставляя выкрики оратора гулять гулким невнятным эхом. – Это наше будущее! Ман-Дан дружит со всеми! Ман-Дан даст работу, и будет честный бизнес. Он хочет стать таким же, как вы, хочет здесь видеть почти как Родину! Давайте выпьем за дружба наших народов!

Раздались аплодисменты. Дед Ярик подошел к толмачу и попросил слова – ему не отказали. Тощий, лысоватый, с седой неприбранной бородой веником, он зашепелявил в микрофон:

– Давайте выпьем за дружбу. Дружба – это правильно! Раньше была дружба народов и был Савецкий Союз, а щас – черт-те че! Черт-те че! Все правильно! Вместе будем, будем сильными! – Дед раскачивал в руке бокал с шампанским в такт коротким лозунгам: – Вме-сте – си-ла! Вме-сте – по-бе-дим! Мо-ло-дец, Ман-да! – торжественно закончил он, поднял бокал и залпом выпил шампанское.

Снова все зааплодировали. Дед не удержался и от такого количества газированной жидкости рыгнул, забыв убрать микрофон.

Ман-Дану все перевели, и тот в знак согласия закивал головой. Китаец был невелик ростом и необъятно толст. На одном из подбородков чернела крупная родинка. Нос практически отсутствовал – только два маленьких темных отверстия утопали в массивных щеках. На Ман-Дане был национальный костюм небесного цвета – камзол с изящными тканевыми пуговицами, плотно натянутый на барабан живота. На маленьких ножках бизнесмена красовались бархатные темно-синие тапочки. Весь он был круглый, воздушный и довольный, как огромное пузатое антропоморфное облако из мультфильма.

Дмитрий спрыгнул с катера и двинулся напрямую к Ман-Дану. Тот в это время взял большой расписной поднос, заставленный непонятно из чего слепленными фигурками лошадей, рыб, собак и других животных. Не приученные к тяжести пухлые руки чуть дрожали, но губы после речей и аплодисментов расплывались в самодовольной улыбке. Хозяин предлагал дорогим гостям отведать национальные сладости ручной работы, каких не купишь теперь ни в одном магазине.