Кандидат

Глава I. Пентарра

Он шёл к своей цели, не зная пути и не ведая, куда тот ведёт. Однако туман рассеялся, тьма озарилась сиянием, и он увидел эту цель. Именно тогда он понял, что назад дороги нет.

Вечный Сержант

Эти люди не были сильнее или мудрее нас, но они были глубже и увереннее. Это их и спасало, заставляя жить с той болью, с какой никто другой не протянул бы и дня.

Эрнест Силокс иль Имайн

XXVIII вТС

Пустота космоса была абсолютной.

Крошечные искры доступных опознанию физических объектов отсвистывали своё, разворачиваясь веером характеристик, и снова исчезали во мраке небытия. Косой треугольник опорных светил Системы, таких далёких и холодных теперь, превращал патрулирование в математическую задачу – лоция выворачивала субъективное пространство-время наизнанку, выстраивая столбцы курсовых коэффициентов, которые сознанию ничего не говорили. Он висел в пространстве, покуда ему навстречу шёл пустой космический дождь, опасно близкий и одновременно бесконечно далёкий.

Позади же него царила всепорождающая, всепоглощающая тьма.

Сектор Керн был расположен в самой удалённой от Ядра области Рукава Ориона, наиболее заселённой человечеством области Галактики, здесь само пространство меж редких звёздных систем было пронизано одиночеством. Можно лететь вперёд годы и столетия, приближаясь своим упрямством к безысходному одиночеству полёта светового луча, и ничего на своём пути так и не встретить. Потому квадранты пространства в направлении проекций основных виртуальных трасс здесь нуждались в сетях спасательных бакенов, непрерывно сканирующих эту звенящую пустоту в поисках искры жизни, нештатно вышедшей в «физику» – жизни, нуждающейся в помощи.

Бакены были гениальным творением человеческой инженерной мысли, связка из сотен тысяч машин в режиме строжайшей экономии могла без обновления ресурса, на голом саморемонте, просуществовать сотни лет, однако и они ломались, в последний миг издавая в пространство зов о помощи. Если успевали издать. Потому это пространство регулярно патрулировалось одиночками, такими как он, «номерными пилотами», накручивающими по Сектору петли своих бесконечных траекторий.

Полубесконечных, напоминал себе он старую присказку патруля.

Тральщик-ремонтник бортовой номер 7328, порт приписки База «Керн», уже второй месяц рвался навстречу пространственному дождю. Изо дня в день по расписанию и без оного погружаясь в пилотажный транс, он становился своим кораблём, утлым судёнышком посреди пустоты, но ничуть этими не тяготился. Большое или малое, здесь было неважно, он засыпал условными вечерами по корабельному времени, беспокоясь только о подтверждении расчётных координат выхода на контакт, в остальном его жизнь была тиха и монотонна, как это чёрное пространство вокруг.

Перед тем, как покинуть узкую, зажатую между двух излучателей поля кабину пилотирования, он напоследок по заведённому ритуалу делал две вещи.

Следуя акцентированному сдвоенному движению напряжённых пальцев, утопленных в сенсорной «ловушке» управляющих контуров, навигационная секция издавала короткий недовольный гудок, но потом, словно смирившись, подавала на его зрительные нервы реальный сигнал.

Голое, пустое пространство разом становилось яркой, ослепительной сферой, пронизанной переплетением разноцветных огней.

Таково было настоящее, неотфильтрованное сенсорами космическое пространство внешней части Галактики. Где-то за спиной струились жгуты скрученного воедино света миллиардов солнц чудовищного звёздного скопления. На таким масштабах – лишь бесполезной красоты фон для реальности, ничуть не изменившееся на протяжении всей прошедшей человеческой истории начиная с первого костра и заканчивая освоением россыпи пригодных для жизни планетарных систем. Некоторые могли бесконечно любоваться этим великолепием щедро растраченной впустую энергии, его интересовало нечто иное.

То, на что сейчас был направлен его взгляд. Почти такую же, как раньше, мёртвую пустоту. С одним отличием – эта чернота жила своей, недоступной ничьему пониманию жизнью. Внешнее, свободное пространство Войда. Миллиарды таких же Галактик, рассеянных в пространстве щедрой рукой нарождавшейся Вселенной. То, куда рвалась его душа.

Флот ГКК за время его скучного вояжа по утлым бакенам снова отправится туда, в очередную экспедицию. Нет для жителя Пентарры большей чести, чем принять участие в одной из них. Когда-нибудь, лет через пару сотен, он тоже поведёт один из кораблей к неизведанным просторам чужих Галактик. Пока же нужно просто служить… и сожалеть, что этот раз – не твой.

Однако он не был бы плоть от плоти пилотом патруля, если бы стал нетерпелив. О таких как он ходили байки, что их жизнь удлиняется не благодаря релятивистским скоростям, на которых они тянули свои субъективные полётные человеко-годы, а банально потому, что в действительности проживают они от силы слабую толику отведённого им времени, как если бы их регулярно упрятывало по старинке в свои объятия холодное нутро криогенных камер. Если люди их эпохи жили две сотни стандартолет, иногда больше, патрульные же могли похвастаться и десятком веков от роду, отрешённые от самого понятия жизнь.

Это их выбор.

А теперь – последнее, без чего не сможешь ни поесть толком, ни заснуть.

Свистнули верньеры наведения, пересчитались сотый раз координаты, и громадная чёрная линза телескопа упёрлась в одной автоматике известный квадрат южной гемисферы. Скоро она совсем скроется из виду, желтовато-зелёная капля, постепенно ставшая точкой даже в для самых чувствительных приборов. Пентарра.

Этот свет невозможно ни с чем спутать. Свет родной планеты. Многие покидают свои миры, свободно странствуя по Галактике, находя себе дом по душе там, где их талантам и темпераменту найдётся лучшее место. Где им самим будет тепло и уютно. Но оттенок неба родного мира забыть нельзя. Даже потерявшись навсегда в этом прозрачно-чёрном шаре космоса.

«Отключить».

Образ погас, как обычно, мгновенно и без следа. В процессе того, что пилотам заменяло обычное зрение, глаза не участвовали, а значит, нечему было хранить пятна негативов ослепительных образов живого, обнажённого Пространства. И к этому тоже привыкаешь. Что это не сон, а реальность, порой приходилось себя уговаривать.

Выбираясь из биококона, он проводил взглядом зелёные россыпи огней контрольной секции, и лишь после этого согласно процедуре замкнул контуры в режим самоподавления. Бортовые системы тотчас забыли о его скромном существовании, принимаясь с дотошностью влюблённого самостоятельно рассматривать складки и извивы любимой своей пустоты.

Теперь можно было отдохнуть, просмотреть догнавшие его субпространственные информационные пакеты с Базы, послушать новостные сводки, пролистать приказы, весь этот бытовой мусор огромной космической крепости, настигавший его и здесь, в его добровольном заточении.

Размеренное скольжение строчек текста, в нём было что-то домашнее, как будто попиваешь сок у себя на балконе, выходящем на царство ночи почти у самой вершины жилой башни густонаселённого сектора Полиса. Будто это всё не оторвано от тебя световыми месяцами прямого пути, а здесь, рядом, протяни руку и почувствуешь прикосновение. Только пилоты ГКК, пусть и такие неопытные как он, могут рассказать, насколько на самом деле бездонно это пустое пространство, и насколько оно на самом деле опасно.

После прыжка дом становился для тебя ничуть не ближе, чем эти далёкие галактики. А потому – лучше об этом и не думать.

Он распечатал рекомендованный ему на сегодня продуктовый набор, вдыхая горячий пар чего-то мясного, помахал в воздухе никак не застынущей гелевой посудиной, заменявшей пилотам в зависимости от химического форм-фактора и тарелку с чашкой, а заодно и скатерть, дабы не пачкать стерильный стол кают-компании. Он усмехнулся. Какая уж тут компания. Тральщик-ремонтник мог вместить экипаж до трёх человек в активном состоянии и неизвестно сколько в виде капсул, однако летали на таких в одиночку, людей всегда не хватало, техники же на центральной Базе Корпуса всегда было вдосталь.

Фыркнув всосавшем недоеденное утилизатором, он активировал «свой» ложемент, как обычно оставив остальные два неизвестно для кого. Можно было оставшиеся до положенного полётным графиком сна три часа почитать что-нибудь, или даже посмотреть что-то из личных запасов эрвэ-иллюзий, а может спектакль какой – здесь не Изолия, но прекрасных актёров и на Пентарре было довольно.

Но в тот условный корабельный вечер ему хотелось чего-то иного, что хоть как-то разнообразило бы монотонный полёт. Выбор пал на музыку, которую он в общем-то не любил, так как богатством слуха природа и родители его наделить забыли. Однако в небогатой для гурмана, но вполне солидной для обычного человека бортовой библиотеке отыскалась коллекция кого-то из классиков двухтысячелетней давности, в меру ритмичная, в меру шумная музыка счастливо одарила его настроением азартной бесшабашности. Он даже немного, для виду, попрыгал по каюте, разминаясь, вволю побоксировал с силовым экраном, заменявшим ему при случае нормальные физические тренажёры, потом нырнул под душ, и уже после этого, довольный и усталый, увалился на ложемент, неподобающе задрав ноги на полого изгибающуюся стенку бежевой смарт-краски.

Хорошо.

Музыка отчего-то стала громче и уже отчётливо бухала по ушам, напоминая что-то жутко знакомое… болевой импульс в висках заставил его выключить звуковой фон. За которым уже буквально визжал, заходясь, тревожный сигнал. Автоматика исчерпала возможности звуковой головки и перешла к более эффективным средствам – прямому воздействию на мозговые центры. Отключив какофонию чиркающим жестом ладони, он ринулся в кабину, на ходу сдирая с себя ещё не просохший после душа халат. Ему нужно попасть обратно в кокон.

Журнал регистрации события мерцал красной пометкой инородного объекта неизвестной природы. Открытый космос – царство крошечной случайности, тут может столетиями ничего не происходить, но если произойдёт – закончится скорее всего печально. Так их учили в академии ГКК. И оспаривать эту сентенцию отчего-то совсем не хотелось. Как не хотелось стать и её подтверждением. Раз он жив, значит, ничего особенного не произошло. Шальной метеорит, или спонтанно промелькнувший вдоль сенсорных сетей корабля, развёрнутых в пространстве на сотни тысяч вокруг, когерентный пучок вещества-поля, который не удалось идентифицировать небогатым корабельным библиотекам, это же не исследовательская «Сирена» с её лабораторным комплексом. Однако проверить всё-таки нужно.

Спешно откопированный в сторону по сигналу тревоги массив информации, полученной с внешних сканеров корабля, был заново пущен в работу и теперь его погружённому в подвеску «кокона» оставалось лишь пристально наблюдать за трассировками фильтров подобия, бегущими перед его незрячим взором. Кажется, в те мгновения он даже прекратил мыслить, окончательно слившись с корабельными системами, став их придатком.

Но планировщик уже прозвенел окончание работ, а лоток с выходными данными был по-прежнему пуст, лишь продолжала мерцать пометка инородного тела. Событие смазало целую группу сенсоров, но понять, что это было, бортовому церебру было не под силу. Значит, придётся разбираться в инциденте уже на Базе. Отключив взведённые по тревоге аварийные системы, он сделал пометку в бортовом журнале и снова дал приказ на выход.

Событие повторилось спустя восемь минут двадцать одну и шесть десятых секунды после первичной активации сигнала тревоги.

И на этот раз корабль сумел распознать угрозу.

По воле сработавшей в недрах бортовых интеллектуальных систем программы включилась на полную мощь стартовая последовательность генераторных воронок, был в доли секунды отстыкован мешавший манёвру внешний грузовой ремонтно-буксировочный модуль, а в направлении Базы отправлен упакованный пучок тревожного сигнала с параметрами контакта.

Он тоже делал всё, что от него зависело в подобной ситуации.

Забит в командный стек код прыжковой последовательности. Выбраны маркеры входа-выхода. Поставлена задача поиска оптимальной траектории достижения точки-импульса входа. Подана максимальная мощность на ворота накопителя.

«Это они… мне нужно было сразу…»

Он был хорошим пилотом, он почти успел спасти свой корабль. Однако получить ответ срывающего генераторы в форсаж пилотажного модуля он уже не успел.

«Сигнал не сумел покинуть физику».

А значит, импульс теперь достигнет Системы Керн лишь долгие световые месяцы спустя.

То, что уничтожит его корабль, окажется там гораздо раньше.

В тот миг он не жалел себя. Не рассуждал о долге. Не думал о других. Он работал. До конца.

Серебристый шпиль Немезиды возносился на двенадцатикилометровую высоту, достигая вершинами пусковых шахт границ стратосферы, так что в час, когда над Полисом проносилось невидимое крыло ночи, в небе ещё долго продолжал сиять кинжал ослепительного солнечного света, окружённый зыбким гало остаточной флуоресценции силовых полей. Словно сияющая тропа вела в небо, не давая продохнуть, маня своей удивительной близостью.

Рэдэрик Иоликс Маохар Ковальский, лётный капрал Планетарного корпуса обороны, тридцати лет отроду – Рэдди. Каждый раз после двухмесячного дежурства на орбите он не мог отказать себе в удовольствии вот так постоять здесь, у самого подножия, вслушиваясь в биение собственного сердца, чувствуя, как всё его существо наполняется осмыслением ценности самого его существования в этой Вселенной. Здание Немезиды олицетворяло собственную вновь исчерпавшуюся в эти секунды причастность к Галактике. Отчего-то именно это было важнее всего.

Каждое соцветие переливающихся огней, из которых была соткана могучая конструкция, каждый выступ атмосферной погрузочной платформы, каждая шахта приёмного блока стратосферного канала, каждый чернильный провал заглушенного оборонительного модуля, все они вместе и по отдельности были грандиозным символом чего-то из совсем иной жизни, почти невозможное здесь, в тиши планетарного мирка. Последним сигналом возвращения – можно теперь успокоиться, застыть в этом ощущении удовольствия. Он вернулся домой.

Рэдди тряхнул головой и, более не оглядываясь, направился в сторону ближайшей транслинии, ведущей в восточный сектор Полиса. В этот поздний час желающих прокатиться в лёгком снаряде, стремительно проносящемся над вершинами деревьев, почти не было. Это было хорошо, Рэдди, известный их два-третьему Отряду под личиной Рэдди-Везунчика, некогда нахала, задиры и сердцееда, вдали от товарищей отчего-то жутко смущался своего тёмно-серого с серебром кителя пилота истребителя-заатмосферника.

Всё хорошо, когда уместно, и парадная форма хороша на построении посреди платформы ангара, а не здесь, внизу. Перед кем тут ею красоваться. Пентарру, которая хоть и была домом Галактического Корпуса Косморазведки, в основном населяли люди, отказавшиеся от карьеры, связанной с Галактикой, оставшиеся жить у себя дома, не затевая всех этих игр с бесконечностью пространства.

А кто такой он, Рэдди? Застрявший на полпути пилот ПКО, более чем рядовых кондиций и столь же невысоких надежд на будущее.

Усевшись в уголке, он погрузился в собственные мысли, убаюкиваемый окружившей его тишиной. Темно за окном, видны одни лишь неподвижные теперь звёзды.

О чём он думает. Какая Галактика, какие планы на далёкое и туманное будущее. В их распоряжении две недели. Оля, вот о ком тебе стоит думать.

В груди потеплело, словно он уже чувствовал биение её ласкового сердца. Оля – пепельного цвета волосы рассыпались по плечам, глаза распахнуты навстречу тому теплу, что может дать ей этот мир, и главное – навстречу ему. Маленькая милая девушка.

Золотой снаряд транслинии умчался дальше на восток, беззвучно рассекая ночной воздух. Тихая станция пятого радиуса. Полчаса лёта. Ну, и немного пешего ходу.

Здесь повсюду рос один из сортов той неприхотливой террианской сосны, которой любили населять свои миры люди без особых пристрастий к изысканной флоре. Стоило вдохнуть, грудь наполнилась густым настоем нагревшейся за день хвои. Рэдди немедля шагнул из освещённого круга, темнота разом захватила его, снова оставив наедине с лишними здесь звёздами, что вечно так мешали Рэдди остаться с собой наедине.

Прогулка была частью его собственного ритуала возвращения домой. Кто-то из его товарищей любил шумно ввалиться чуть не верхом на собственном истребителе, а потом до самого утра дружной компанией орать нетрезвым голосом дурные песни, благо отметить всегда было что и было с кем. Для Рэдди же дом с некоторых пор стал именно домом, уголком, где отдыхаешь от суеты, и где по соседству (пара километров – пустяки) его ждали.

Непременно ждали, хотя они с Олей, похоже, так ни разу и не разговаривали по-настоящему о собственных чувствах.

– Если это важно, то нужно обязательно… – отчего-то вслух ворчал он, сворачивая на едва заметную тропинку, которая должна была привести к дому.

Надо же, всего два месяца назад он отсюда вот так же уходил, что такое два месяца для его взбалмошной жизни? Вот, успел соскучиться.

Тропинка виляла из стороны в сторону, обходя стороной стволы деревьев, сверху сыпался всякий мелкий сор, верещали что-то сами себе страдающие вечной бессонницей маленькие рыжие белочки-эйси. Как это знакомо, как это ужасно глупо и как прекрасно. Он любил рукотворный в своей неловкости, чуть покосившийся дом и то, что его окружало. Некогда он сам, от первого до последнего бревна, построил его сруб. Пилил, строгал, с ругательствами извлекал двадцатую за день занозу, которые будто назло пробивались сквозь все перчатки, а вечерами выпивал с друзьями-помогальщиками на развалах строительного мусора. Пять лет с тех пор прошло. Рэдди успел привыкнуть к мысли, что его настоящий дом – здесь. А тот, другой, постарался забыть.

Поднимаясь на крыльцо, он улыбался. Две недели, всего две… ой, пропадёшь, парень!

Дом его дожидался стаканом тоника и прохладной постелью. Спустя четверть часа Рэдди уже беспробудно спал.

«Борт три-ноль-пять каппа-урбан, выходи на траекторию».

Интонации дежурного навигатора напоминали скорее синтезированные автоматикой модуляции, нежели голос живого человека. Ему было скучно. А потому слова нехотя срывались в пространство, чтобы мгновение спустя вновь пробудиться у Рэдди в голове, неприятно царапая нервы свистящими обертонами.

Да не дёргайте вы меня… сейчас, у меня всё получится.

Ну вот, Рэдди опять принялся себя уговаривать, привычно же сам себя одёрнул, мучительно концентрируясь на навигационных секциях визуального поля.

Пилотирование было искусством, сравнимым с залихватской джигой на столе, уставленной хрупкой посудой – мощности, что сейчас находилась под его управлением, хватило бы, чтобы разнести док вдребезги, так что его потом проще будет целиком списать, чем восстанавливать. Даже эта пронизанная силовыми экранами громадина, тянущаяся своими гибкими отростками в глубины пространства, не была рассчитана на прямое попадание неподготовленного олуха в самые свои недра. Оборонительные рубежи орбитальной станции ПКО были вынесены далеко за пределы доступности доковых узлов, тут уже ошибки в наведении даже лёгких транспортников могли привести не только к печальным последствиям для самого пилота, тут ты мог натворить настоящих бед.

«Ну что, подавать резерв на экраны, или дадим ему шанс?»

Это другой голос, кажется, знакомый. Кто-то из инструкторов.

«Если надо будет, я его сам изловлю. Вон манипулятор, видишь?»

Час от часу. Рэдди скосил глаза, высматривая предательскую руку помощи.

«Ковальский, ты когда отучишься пытаться водить визуальное поле глазными яблоками? Отправлю на неделю тренажёры гонять!» Смех.

Так, забыть, сосредоточиться. Ему нужно банально повторить то, что сто раз делалось на симуляторах. Это не симулятор, но с точки зрения формальных ощущений – никакой разницы.

Пространство вокруг послушно принялось выписывать положенные прецессионные конические петли, пока неловкое крюкообразное тело такелажника не выровнялось, медленно проскальзывая вдоль путеводных направляющих.

«Ладно, не перестарайся, стажёр. Запускаю последовательность. Грузов со смещённой массой не обещаю, но и ты не лихачь, делай, как подсказывает модель. Запускаю».

«Старшие братья» рассказывали, что общение с диспетчером это как последний голос дома перед отправкой, мол, ради нас же, пилотов, их заставляют каждый раз сопровождать все команды с пульта голосом, традиция. Сейчас Рэдди был готов убить того, кто ввёл эту традицию. Потому что стоило этому болтуну открыть рот, всё начинало валиться из рук. Поперечный момент рывками полз к красной отметке, неустойчивая конструкция пустого покуда такелажника мучительно пыталась вывернуться из многообещающего второго круга, а где-то там уже отрабатывали разгонные двигатели его сегодняшние цели – четыре стандартных контейнера пригодного для фиксации типоразмера, но произвольной массы и разбросом как по времени выхода на пространство контакта, так и по угловым характеристикам этого выхода. Чтобы жизнь мёдом не казалась.

Рэдди всё-таки вырубил звуковой канал, оставшись в одиночестве. Так, с инерцией справились, отошли на безопасное расстояние от не спешащей прятать свои щупальца гигантской актинии. Теперь можно начинать ускоряться. н-фазной

Послушный бортовой церебр начал выдавать в основное поле облако виртуальных траекторий, обеспечивающих попадание в рабочее пространство, а секция наведения уже отрабатывала первую цель. Активированная последовательность рыкнула ходовыми генераторами и неуклюжий такелажник попёр вперёд с грацией полупустой цистерны.

Есть. Первый контейнер плавно, по касательной, вошёл в горловину ловушки и мягко ткнулся в подбрюшье такелажника, намертво увязнув в тенетах направляющих, шлейфом тянущихся в пространство южной гемисферы от выпирающей пилотской кабины, отягчённой носовыми генераторами.

Церебр проворчал что-то недовольное и немного сузил поле виртуальных траекторий – сказалась лишняя масса. Так, второй контейнер, куда легче первого, но асимметричный, опасно прецессирующий вдоль боковой грани, к этому недостаточно подойти, его нужно по спирали подцепить, и уже потом втянуть внутрь силового кокона, когда вязкое трение силовых полей об обшивку рёбер жёсткости контейнера не приведёт эту юлу в чувство. Виртуальные траектории по команде расщепились на три довольно узких жгута. Выбирая самый широкий на выходе, Рэдди едва удержал себя от входа в пилотажный транс – пусть работает автоматика, сказал инструктор, будем надеяться на реакцию начинки и известную долю везения. Куда без неё пилоту. следовой

Второй контейнер вошёл, как приклеенный, даже не шелохнулся напоследок в силовом гнезде. А за ним и третий, шедший по пологой эквипотенциали вдоль дальнего сектора зоны приёма. Рэдди уже было с облегчением вздохнул, как тревожный гудок заставил его сместить оперативную модель в сторону приближающегося четвёртого, последнего на сегодня контейнера. В ответ на приказ расчёта траекторий гудок повторился, а широкая воронка комплексных возможностей корабля начала быстро таять.

Рэдди бросился запускать тестовые последовательности секций контроля, наведения, управления, систем расчёта и силовой секции, управляющей мощностью ходовых генераторов. Пока длинные ряды зелёных огней не перестали перемигиваться и не засветились обычным ровным цветом, Рэдди всё пытался сдвинуть угасающую воронку, заставить её потесниться в сторону кувыркающегося на самом пределе дальности треклятого четвёртого контейнера.

Он же чувствует, его можно достать, почему же упёртая техника никак не желала этого признавать, выдавая на концах цепочек уравнений пустоту? Решение принял уже словно кто-то другой. Стремительно холодеющее сознание гасило контрольные блоки один за другим, не обращая внимания на разгорающийся в углах поля зрения пожар предупредительных огней.

Траектория ожила перед ним, пронизывая пространство головокружительной петлёй. Подняться на силовой гребень внешнего оборонного контура станции, и оттуда, согласно классическим кеплеровским законам механики, ухнуть вниз…

Пилотажный вцепился в него мёртвой хваткой, не давая и секунды на размышления. Объект уходил, но Рэдди знал, в его воле было его достать, ухватив в этот никчёмный обломок вещества всей наличной мощностью… экшн

Всё происходящее теперь походило на сон – он чувствовал каждую частицу своего корабля, он невооружённым глазом видел каждый блок, каждое ограничение систем управления, и дальше, вглубь силовых агрегатов – пределы по нагрузкам на мощности и конструкции. Нужно только дать приказ, и эта послужившая, но ещё могучая машина сделает своё дело.