Рассеянный склероз. История одного исцеления

Часть 1. Исповедь рассеянной склеротички

Давайте сразу признаюсь, что я не врач и не психолог. Пусть будет – несерьёзный сказкотерапевт. Причём изучила сказкотерапию уже после того, как починила себя сказкой. Стала разбираться, почему и какие именно мои действия привели к исцелению.

Считайте эту книгу скорее исповедью, а не наставлением. Исповедью рассеянной склеротички.

В этой книге я в первую очередь женщина.

Женщина, которая столкнулась с болью и страхом разрушения собственной жизни. Страхом оставить детей без матери. Страхом стать бесполезным растением.

История в книге очень личная. Настолько, что грех не поделиться. Возможно, именно мой опыт станет ступенькой, ведущей к новому пониманию вас и вашей болезни.

Кстати, настоятельно рекомендую не прерывать лечения, если вы его проходите, а параллельно использовать материалы этой книги для того, чтобы разобраться в причинах болезни и установок, приведших к ней.

Я поделюсь с вами своей историей, а вы постараетесь разглядеть в ней ключики, которые могут откликнуться и вам.

* * *

С 2005 года я жила в постоянном страхе. Долго.

Болезнь как палач с топором возвышалась за спиной, готовая нанести удар в любой момент.

Не признавалась в этом никому, я же сильная женщина. Правда, больше похожая на загнанную волчицу в тот момент. Волчицу, которой хотелось выть от внутренней боли.

Первая сказка, открывшая путь к исцелению, родилась из невозможности жить дальше. Под гнётом придавливающего к плинтусу страха.

Просто сдаться я не могла. Выхода не видела.

Чувствовала потребность сделать хоть что-то. Хоть как-то ослабить Боль.

Когда в очередной раз нагрянули симптомы, собралась с духом и отправилась навстречу.

В самое подземелье. Во владения Страха.

Прожила каждое мгновение.

Вместе с героиней настороженно вглядывалась в огни подземелья, стонала в объятиях паники, плакала и кричала.

Вместе с героиней дивилась освобождению драконов и радовалась подснежнику.

Вместе вскрывала ларец памяти и пробуждалась от морока.

Та сказка привела не только к исцелению, но и запустила череду перемен, полностью изменивших жизнь, мировоззрение и открывших исцеляющий потенциал сказки.

Где-то там обычная женщина умерла. Родилась Сказочница.

Впрочем, давайте обо всём по порядку.

История, леденящая кровь, или как я перестала быть «нормальным» человеком

(Читать с выражением жутким голосом)

Как всё хорошо начиналось

Рано или поздно уважающий себя тренер обязательно расскажет вам разной степени тягомотности историю на тему «как же меня угораздило». Не просто же так он бросил теплый офис, школу, институт. Ну, мало ли, кто кого бросал.

Меня угораздило аж в 2005 году. Давненько уже. На момент публикации этой книги двадцать лет прошло.

В июне диагностировали рассеянный склероз и поведали страшную тайну (тут ещё более жутким голосом): оно не лечится и прогнозу не поддаётся.

А как все хорошо начиналось.

В начале 2005 выхожу на работу из второго декрета. Молодой доброжелательный директор, оклад чётко по моему запросу. Возможность гибкого графика. Работы до дури.

У организации, входящей в состав крупного холдинга, сменилось руководство. Новому директору в паре с экономистом – то бишь со мной – нужно разгрести хвосты, оценить убытки и спланировать схему их погашения.

Пару-тройку месяцев уходит на проверку всех отделов, выявление недостачи, вылизывание отчётности, бесконечные совещания на всех уровнях холдинга.

Энтузиазма у меня через край. Гибкий график? Работаем от рассвета до упора. По выходным, а порой и ночами, работаю дома. Дети сидят с няней. Есть в этом какая-то гибкость.

Ещё через пару месяцев выходим на обычный рабочий режим. Ну, то есть перестаем работать ночами и по выходным.

Выдыхаю.

И начинается самое интересное.

Первые симптомы

Суббота. Гуляю с детьми на площадке. Вспоминаю, что все отчёты сданы, пора собирать новую партию. Тоска зеленая липкими щупальцами пробирается в самую нутрь.

Сами собой выскакивают вопросы:

– Зачем мне всё это нужно?

– Неужели так и буду всю жизнь тянуть лямку от отчёта до отчёта, собирая цифры в табличку и пиная ленивых исполнителей?

– Провернула такую работу огромную, открыла истинное положение вещей, могли бы и повыше оценить работника.

– Терпеть не могу всю эту нудятину с текучкой. Не поискать ли работу поинтереснее?

– Несправедливо. Где почести? Где сцены народного ликования? Почему так мало: поблагодарили и всё?

Яркая картинка замкнутого круга на сером фоне пасмурного дня. Тоска ползет глубже, мебель расставляет, болотце обустраивает.

Вернувшись домой, мою посуду. Странно как пальцы затекли. Надо размять. Мурашки в левой руке. Словно немного отлежала руку.

Размяла, погрела в тёплой воде. Не прошло.

К ночи мураши разбежались по всей левой половине тела: от макушки до пят. О-о-о-о, здравствуй, родимый пессимизм.

Вспоминаю рассказ одной из нянечек моих детей, как с похожих ощущений начинался инсульт.

Звоню в скорую. Приговор краток:

– Тридцать два года? Даже выезжать не будем. Остеохондроз у вас. Скоро пройдёт. Съешьте но-шпу и ложитесь спать.

С неделю в перерывах между работой посещаю неврологов, делаю какие-то процедуры, сдаю анализы.

Не вызываю ни у кого ни малейшего интереса.

В одной из платных клиник молодая доктор вдруг вникает, что симптомы до сих пор не прошли, и отправляет на МРТ.

По результатам меня торжественно направляют к профессору, учителю юной докторши, с подозрением на инсульт.

Отказываюсь от госпитализации. Соглашаюсь на обследование в диагностическом центре. На работе беру больничный на недельку с обещанием работать дома. Помню насмешливый взгляд профессора в ответ на мои лепетания про детей и работу.

Пару дней было даже приятно.

Муж экстренно покупает посудомойку, поскольку врачи настоятельно рекомендуют хронический отдых. Я так долго не соглашалась, а он два дня помыл посуду и сразу купил. Смешно.

На работе перед уходом море внимания и сочувствия. Мой маленький триумф. Даже те, кто скептически относился к протеже центрального офиса, теперь проявляют максимум радушия.

Наступают выходные. В воскресенье дочь улетает с бабушкой на юг.

Уже привыкнув к мурашам на половине принцессы, которые жить, в общем-то, не мешают, да и внешне никак не проявлены, собираюсь в аэропорт.

Встать утром с кровати внезапно оказалось подвигом. Голова кружится, силы на нуле.

Ну уж нет! Я не настолько плохая мать, чтобы не проводить собственного ребенка в аэропорт. Просто так не сдамся.

Усилием воли вытаскиваю себя из койки, мужу и детям про состояние не говорю ни слова.

В аэропорту стараюсь больше сидеть. Тогда меньше болтает из стороны в сторону. Улыбаюсь, обнимаюсь, желаю счастливого пути.

Пытка аэропортом заканчивается, и мы с друзьями разъезжаемся по домам.

Сейчас отлежусь и отдохну – единственная мысль в голове. Стены лечат и создают иллюзию безопасности. Немного полежав, собираюсь перекусить.

Бодро открываю холодильник правой рукой и начинаю левой доставать разные съедобности.

Маслёнка улетает на пол. Сыр чуть не промахнулся мимо стола.

Это что ещё за хрень?

Эй ты, тело! Тебе что, мало мурашек?! Я же услышала тебя! Я уже на больничном!

Завтра мы с тобой поедем к доктору на обследование, а потом будем дома лежать на диване и почитывать книжечку.

Я же доверяла тебе. Я была уверена, что ты не подведёшь меня. Сколько можно стучать мне о своей важности?

Утром наступает понедельник. Надо ехать к профессору через весь город. Муж на работе. Еду на метро.

Состояние полного бессилия сменило мурашки. Лежать теперь хорошо. Нет желания срочно размять затекшие части. Не нужно искать положение, в котором меньше свербит.

А вот ходить…

Я сдаюсь

Хромая на левую ногу, добираюсь до диагностического центра.

Звонок с работы. Пытаюсь ответить что-то по существу вопроса. С той стороны замешательство. Меня не понимают.

С моей стороны замешательство гораздо сильнее. Язык соглашается подчиняться только правой половиной, что не очень благоприятно для общения. Кое-как по слогам объясняю что-то в телефон.

Дойдя до кабинета доктора, понимаю, что силы исчерпаны. Я больше не могу бороться ни со своим телом, ни с врачами, ни с собой.

Сдаюсь. Делайте, что хотите. В больницу? как скажете.

Профессор лично вызывает скорую и договаривается, чтобы меня отвезли в больницу под его опеку.

Без сил, без вещей, без возможности нормально ходить и говорить лежу в палате с бабушками-инсультниками.

И почему потолок в больницах такой пронзительно белый?

Скоро примчится мама с вещами. Завтра начнётся новая жизнь.

Проваливаюсь в пустоту забытья.

Занавес.

Здравствуй, неизвестность

Первые дни в больнице пролетают в обследованиях и попытках вытрясти из врачей хоть какую-то определённость.

Помню свою неловкость. Пытаюсь пройти по прямой линии и держусь за соседнюю кровать, чтобы не упасть.

Помню ласковый голос невролога: не расстраивайтесь, это трудное упражнение. Помню смирение с концом. То ли жизни, то ли прошлого.

Пару лет спустя сестра скажет:

– Когда ты мне позвонила из больницы, ты собиралась умирать.

Помню боль и страх за детей. Сыну – полтора, дочери – шесть лет.

Случившиеся в больнице стихи:

Я хочу, чтоб мой ребёнок

Улыбался из пелёнок,

Слово «мама» повторяя,

Зная: маму не теряют.

После подрастёт немножко,

Загрустит, смотря в окошко.

Мама подойдёт, обнимет,

Все печали мама снимет.

Если вдруг придёт разлука,

В этом мире всё бывает,

Мама будет ждать и помнить,

Знай, что маму не теряют.

Отправляясь в путь последний

К разным мыслям привыкаешь,

Не печалься, за оградой

Маму ты не потеряешь.

Солнца луч глядит в окошко,

Дети радостно бунтуют.

Я во всём, что сердцу мило.

Я всегда с тобою буду.

27 июня 2005

Там, на больничной койке я и умерла.

Вернее, умерла та, другая я.

И родилась иная.

* * *

Наступает день Ч.

Доктор приносит две классические новости:

– хорошая: у меня не инсульт. – Вау!

– плохая: профессор склоняется к диагнозу Рассеянный склероз. Компьютерная томография показала новые очаги в мозге. Заболевание непредсказуемое и неизлечимое. Радоваться или расстраиваться – выбирай сама.

Это что ещё за зверь? Первый раз вообще о таком слышу. Но почему-то от этого не легче.

Из палаты с грустными бабушками переезжаю в другое крыло больницы к молодому, явно талантливому, но оченно странному доктору, изучающему доселе неведомый мне диагноз.

В силу малоизученности заболевания от разных врачей получаю самые разные прогнозы и рекомендации. Вплоть до противоположных.

Надежда сменяется страхом по замкнутому кругу. Понимаю одно – жизнь больше не будет прежней.

Здравствуй, неизвестность!

Неожиданно оказываюсь в Раю

Оченно странный дохтур оказался достаточно приятным в общении. Через пару дней застенчивость его поутихла, и слова перестают напоминать выжимку из лимонной корочки.

После палаты с бабушками неожиданно оказываюсь в раю.

Трёхместная палата. Одна койка пустует. На второй – девочка с дневного стационара. На третьей я. Большую часть времени одна. С довольно приятным балконным видом.

Ватага голубей и бакланов напоминает, что надо меньше есть и больше делиться. Родня регулярно пополняет ассортимент бакланьего меню.

На удивление в кассу оказались соленые огурцы, привезенные заботливой тетушкой. Если в раю вам чего-то не хватает, съешьте огурчик.

В одно из посещений мы с дневной девочкой заманиваем доктора на интимный разговор. Здесь впервые слышу следующее:

– состояние может медленно, но верно ухудшаться,

– может ухудшаться стремительно,

– болезнь может лет десять вообще никак не проявляться.

Вешаю якорь на внутреннюю стенку – подумаю об этом завтра. В голове периодически включается лампочка – а вдруг это мой случай.

За десять лет успею поднять детей. Десять лет – это целая жизнь. Мне нравится такой вариант.

Не знаю как, но выбираю последний вариант. Устанавливаю внутри себя десятилетний маяк. На фоне мыслей резко исчезают все симптомы и переползают на нос. Могу ходить и говорить. А предметы больше не вылетают пулей из левой руки. Зато весь нос теперь в мурашках. Но с этим уже можно жить.

Доктор с интересом прогоняет по привычному кругу тестов и радостно потирает руки в предвкушении освобождающейся койки. Остаётся последний тест – пункция.

Муж с плохо скрытым умилением в голосе произносит в телефон:

– Ты опять тараторишь.

Через некоторое время выписываюсь домой.