В зелёных фуражках май

глава 2. Поющий ГАЗ-66

Через два дня я уже был в отряде.

Как только приехал, то сразу же пошел искать Цветка в сержантскую школу, где он был командиром отделения.

Мы крепко обнялись.

Пока Саня давал указания курсантам, я прошелся по «взлетке» казармы. Как же быстро летит время в армии, когда вспоминаешь прошедшее время службы. Как же это всё было недавно. Вроде как ещё вчера мы с Цветком зашли в эту школу молодыми солдатами. Здесь прошли первые месяцы службы. Самые трудные. Кажется, что армия тебя поглотила, как черная дыра в космосе. Кажется, что время остановилось И ты никогда уже не увидишь родных и свой город. Возможно это далекое-далекое будущее. Не твое. Но всё это только кажется.

Проходит день. Потом еще один. И ты уже гордо можешь поставить на письме домой одну черточку, что означает месяц службы. Потом понимаешь, что главное – это прожить до обеда. После обеда – всё, день прошел! И потихоньку втягиваешься. То, что раньше было странно, начинает нравиться. Построение, учеба, занятия, чистка оружия, личное время, – все это становится распорядком твоего дня. К нему привыкаешь и понимаешь, что так нужно. Нужно, чтобы стать солдатом. Только настоящий солдат – настоящий мужчина.

Я стоял в стороне и смотрел на молодых ребят, которые только пришли на службу. Кто месяц, кто полтора. Посмотрел на свою койку, где прошли мои ночные мечтания. Сразу же вспомнились «три скрипа» и «сказка на ночь». Кто служил, тот сейчас улыбнулся, вспомнив весёлые отбои.

Цветок подошел ко мне:

– Пошли покурим. Капитан отпустил меня с тобой. Устроим тебя в «приезжку» на ночь, да и обговорить нужно детали.

– Что, браток, ностальгия? – Цветок увидел мой взгляд, – Сам скучаю. Помнишь это время? Весело летали, то высоко, то низко.

Мы пошли вниз и на лавочке, возле учебного центра, закурили.

– Значит, так. Завтра в 10 утра машина на Мурманск. Отбор, подготовка, тесты. Ну и медики всякие. Месяц побегать придётся. В середине августа – борт на Таджикистан. Из наших Алакурттинских едут Виталя Кузнецов, Валера Карасев, Лёха Раев, Генка Бородаев, Саня Харитонов, Сашка Кузьмин, я, ты и еще парни: ты их пока не знаешь. За всех ручаюсь. Со всеми разговаривал. Рад, что ты с нами. Надо ехать. Вместе мы – сила. У меня только один вопрос – когда нам дадут оружие и патроны?

Мы пошли с Цветком в «приезжку» в здании напротив «учебки», и, прямо в дверях столкнулись с лейтенантом Саушкиным. Когда он увидел меня с вещами, то удивление на его лице было приятно и мне, и Цветкову.

– Я не понял, Махновский! Ты что, правда собрался ехать в Таджикистан? Ты что, серьёзно? Вот тебе не сидится на кухне спокойно, в кастрюлях своих. Если что, то твои документы повара готовы, зайдёшь сегодня ко мне – отдам.

Я ответил:

– Наряд повара отслужил, за документами могу прямо сейчас сходить вместе с вами. Командование поставило мне новые боевые задачи.

Назавтра в 9.00 было общее построение отряда на плацу части. Собрали всех: подняли «приезжку», поваров и котельную. День был торжественный: провожали нас, и это было чертовски приятно! Оркестр заиграл гимн Российской Федерации. Это всегда круто. Стоишь по стойке «смирно», шепчешь слова гимна, мурашки бегут по спине и даже по шинели. В этот момент и происходит единение с родиной, с родным домом, с землей предков. Ты готов их защищать. Ты чувствуешь себя действительно сыном земли русской.

Потом был торжественный вынос знамени. Слово взял полковник Жеков, начальник штаба. Улетели птицы, затихли деревья и пригнулась трава.

– Здравствуйте, товарищи пограничники!

– Здравия желаем, товарищ полковник!

– Сегодня важный и торжественный момент в жизни нашего пограничного отряда. Сегодня мы отправляем наших пограничников служить на границу с Афганистаном. Это наши лучшие бойцы! Они едут на войну! Да! Возможно, не все они вернутся домой живыми. Мы поставим им памятник!

– Что? Что он сказал? – Цветок чуток наклонился ко мне. – Ромыч, ты это слышал?

Я был в шоке. Кого-то уже хоронили и выбирали барельеф в граните. Но тогда я всё сразу понял. Жеков всё делал правильно. Он как боевой офицер прекрасно понимал важность момента и важность нашего выбора. Своей речью он подчеркивал уважение к службе пограничников и нашей готовности выйти из строя и пожертвовать чем-то важным во имя Родины. В ту минуту мы были его солдатами, а он был нашим командиром.

Он действительно провожал нас по-военному пафосно. А так и надо всегда. Нужны парады и построения, нужны награды и звания. Нужно любить свою Родину, чтобы Родина гордилась своими защитниками.

Я думаю, если Жеков тогда бы крикнул: «Выйти из строя, кто хочет ехать с ними защищать свою страну!», то шагнул бы весь погранотряд. Жеков и дальше рубил воздух своим железным голосом. И этот голос отзывался в каждом моменте наших проводов:

– Солдаты! Сынки мои! Помните, что я говорил вам! Помните, что вас ждут дома! Вперед, солдаты! В добрый путь!

Мы вытянулись по стойке «смирно». Цветок, как старший группы, доложил командиру части, подполковнику Мурзанаеву, что группа готова. Под звуки оркестра, играющего «Прощание славянки», мы погрузились в машину. Это был наш отрядный ГАЗ-66 с новым тентом. И вдруг кто-то из тысячной толпы крикнул нам:

– Парни, удачи! Возвращайтесь живыми!

Мы расселись в машине: кто на скамейках, кто на вещах, немного оглушенные торжественными моментами. Проводы удались. Что-то замерло в сердце и стучало в висках. Потом многие годы я вспоминал этот день в моей жизни. Спасибо, полковник Жеков и родной 101-й погранотряд! Спасибо, Алакуртти!

Когда проезжали КПП, в голове пошли слайды. Как через эти ворота мы впервые заехали в часть; как бежали на ПУЦ, как ползли обратно с ПУЦА; как ночью, когда я был в учебке в школе сержантского состава, ко мне приехал отец, и нам разрешили посидеть часик на КПП в комнате для гостей; как я уезжал служить на заставу, как уходил в отпуск и снова возвращался. Уходил и возвращался… И в тот момент, сидя в кузове увозившей меня «шишиги», я очень, очень захотел снова вернуться и пройти наше КПП.

Дорога до Мурманска должна была занять по плану часов шесть-семь с остановками, перекурами и переливами. Мы моментально обустроили лежанки и сиделки. Накидали вещей, рюкзаков. Всем было удобно, закинули тент на крышу и запоминали северную красоту природы, чтобы рассказать о ней южным жителям. Да и сами любовались сочным и коротким Заполярным летом. Все было классно, потому что любая перемена в службе – это рай для солдата.

Мы быстро все перезнакомились и увлеченно делились подробностями жизненного пути до той точки, которая свела нас всех в одной машине.

Цветок смотрел на меня и светился счастьем. Он становился настоящим рейнджером, солдатом удачи. Он был рожден для этого. Ему хотелось прямо сейчас остановить машину, спешиться и через леса и степи прорываться к границе. Желательно, с боями и рукопашными, в которых можно покрыть себя неувядаемой славой настоящего воина.

Рядом с нами сидел Серега. Ему было далеко за 30. Он работал в нашем погранотряде, по-моему, художником-оформителем, – не знаю, как правильно называлась его должность, завхоз, что ли… Он заведовал армейским клубом, организовывал концерты и кино для солдат и офицеров части, рисовал афиши, выпускал стенгазеты. В общем он был художником, солдатом-пацифистом. И, да, он был толстым! Очень толстым! Я не знаю, зачем он поехал с нами, так как сразу было видно, что он попал в эту машину случайно.

Словно прочитав мои мысли, Цветок спросил у него:

– Серый! Один вопрос: тебе это зачем?

Серёга, за эти годы, видимо уже привыкший к шуткам в свой адрес, посмотрел на Цветка и сказал:

– Саня, наливай!

И пока Цветок разливал водку по солдатским кружкам, я услышал короткий рассказ нашего художника:

– Понимаешь, Сань, осточертело всё! Мне тридцать пять. У меня ни семьи, ни детей, и нет никакой надежды, что я буду здоров. А я болен. Я болен душевно. Я хочу быть нужным и хочу изменить то, что еще в моих силах. Я знаю, что в Мурманске я не пройду комиссию. Знаю, что меня никто никогда не допустит до службы на границе. Я знаю это и мне больно. Когда я рисую в отряде плакаты или афиши, то я рисую себя на них, я мечтаю и рисую этого пограничника молодым, сильным и готовым ко всему. Я хочу быть им, пусть даже нарисованным. Я хочу ночью стоять на посту с боевым оружием, днем «топтать фланги» по тридцать километров, хочу «подрываться» по тревоге, на ходу проверяя магазины с патронами и, застегивая ремень, запрыгивать в машину. Я хочу быть пограничником, а не бегать из клуба в столовую и обратно. А мне мать в письмах пишет, что она гордится, что её сын на Севере, пограничник! А я ей отвечаю, что не всех берут служить в погранвойска, а только достойных. Понимаешь, Сань, я хочу быть достойным солдатом своей Родины. И, знаешь, если я еду в этой машине с вами, то для меня это уже подвиг. И пусть меня сразу же развернут в Мурманске обратно, я знаю, что я сделал этот шаг. Первый шаг – быть достойным!

Парни слушали Сергея молча.

У нас застыло удивление на лице. Вот это повороты! Мы, оказывается, совсем не знали своего товарища! Цветок обнял Серёгу, и все, почему-то молча, выпили. Серёга хлопнул свою водку, как младенец чайную ложку каши, посмотрел на всех и запел:

Это был культурный шок. У Серёги оказался невероятный, настоящий голос оперного певца. Таким голосом, наверное, поют в консерватории или на концертах. С нами в машине ехал живой Шаляпин. Он запел, и всё вокруг изменилось. Все заулыбались, и настроение поднялось до высшего солдатского уровня.

Вот для чего он тогда поехал с нами!

Возможно, это был его лучший день за всё время службы. Он знал много песен. Народных, русских, солдатских… Что в целом, одно и то же. Он пел нам патриотические песни. Там были и «Вставай, страна огромная», и «Катюша», и «День Победы». Много песен. Всю дорогу до Мурманска он старался, и в дороге мы все уже точно знали, что «наше дело правое – мы победим». Сколько же уверенности и сил мы получили тогда от этого необыкновенного концерта на колёсах. Поющий ГАЗ-66 с пограничниками на борту ехал по автостраде в Мурманской области. И нас было слышно, по крайней мере, на всём Крайнем Севере. На всей границе. Пели все.

Одно «но». На полпути с нами случился довольно странный и мистический случай. Во время движения вдруг откуда-то пошёл дым, и запахло горелым. Сначала все подумали, что загорелись рюкзаки от упавшей сигареты, и начали ворошить вещи. Ничего подобного. Дым шёл из моторного отсека под кабиной. Мы стали кричать и стучать по кузову. Нас услышали, и машина остановилась. Все выскочили на дорогу освежиться, водитель поднял кабину, и вдруг резко из-под кабины полыхнуло пламя. Не знаю, что там было, но машина загорелась.

Цветок зычным голосом закричал:

– Застава, пожар!

Всё было организованно и без паники. Пламя потушили и водитель занялся поиском причины и устранением последствий.

И вдруг Цветок положил мне на плечо руку, разворачивая в другую сторону, и сказал:

– Товарищ ефрейтор, а на это что вы скажете? Видишь знак дорожный?

– Сань, быть не может! – у меня аж мурашки побежали по коленкам.

На дорожном знаке было написано «АПАТИТЫ 28 КМ».

Это был поворот с мурманской трассы до нашего родного города. И на всём расстоянии в триста пятьдесят километров наша машина загорелась именно на этом повороте. Мистика просто какая-то. Невероятная случайность. Просто совпадение.

Водитель починил машину, мы сели обратно в кузов, поехали и забыли.

глава 3. Мурманск

До Мурманска доехали без происшествий. ЧП на дороге смутило, но не сбило нас с хорошего настроения. Приключения только начинались. За час до прибытия Цветок командирским голосом посоветовал всем освежиться и привести себя в порядок.

К вечеру мы заехали в Мурманск.

Я был очень рад увидеть столицу Заполярного края. Здесь, в областном военкомате, за нами пришёл «покупатель» в зелёной фуражке и, вместе с Цветком, забрал служить в погранвойска. Здесь я служил на комендатуре после «учебки» четыре месяца, когда меня отправили из Алакуртти в командировку. Здесь, в Мурманске, была моя первая армейская «самоволка», и здесь же был невероятно крутой «залёт». В памяти навсегда остался подполковник Сёмин, который топотал ногами и кричал кому-то в трубку:

– Роту автоматчиков… окружить собаками… Под охраной, чтобы не сбежал, отвезти на самую дальнюю заставу! На фланги, на фланги, чтобы стёрся в пыль!

Так я и попал после мурманского штаба Арктической группы погранвойск служить на родной «Отварный». Спасибо вам, подполковник Сёмин! Если бы не вы тогда, кто знает…

Мурманск грелся заполярным летом. Часть, куда нас привезли, оказалась в жилом районе, буквально окруженная многоэтажками, что очень нас обрадовало. Встретил нас прапорщик, представился коротко: «Прапорщик Жданов», принял по списку и повёл в казарму на обживание. У входа уже было несколько ребят. Видимо, такие же желающие улететь в южные страны на бесплатном самолёте.

– Здорово, парни! Откуда?

– Здорово! Алакуртти, 101-й отряд. А вы откуда?

– Ого! Соседи, значит. Никельская мангруппа. Сотый отряд. Вчера прибыли. Заходите, мест полно.

Прапорщик завёл нас в казарму и определил в спальник. Там сплошняком стояли железные кровати и было относительно чисто. Мы выбрали койки, побросали вещи и собрались идти на улицу узнавать последние новости про командировку. В углу казармы, где уже жили прибывшие раньше нас, человек десять рубились в карты. Мы пошли к ним поздороваться и пообщаться, как вдруг случилась невероятная встреча.

Прямо на меня вышел Ваня Костюк, друг детства из Апатит.

Мы жили в одной пятиэтажке, учились в одной школе, и всё детство и школу дружили. Лазали по гаражам, плавили свинец, катались на самодельных плотах. Потом Иван провожал меня в армию и раскачивал мой автобус, а я смотрел на него через стекло и махал руками. Прошло больше двух лет, а я много раз вспоминал, как толпа раскачивает мой автобус, как треснуло стекло, и все в восторге разбежались. Это был мой настоящий друг.

– Ванька! Ванечка! Ванюша! – закричал я.

– Ромыч, ты ли это? Быть не может! Хомяк, здорово!

Кличка «хомяк» была у меня лет с четырнадцати, когда во дворе решили, что я вырос из «суслика». Мы бросились обниматься. Радость от встречи была запредельная. Человек проживает тысячи дней в жизни, и, бывает, что всего лишь один день из тысячи дарит такое человеческое счастье. У нас обоих тогда был именно такой, счастливый день.

После моих проводов в армию, мы знали про друг друга только от наших матерей, которые встречались во дворе и передавали одному приветы от другого. Я знал, что Ивана тоже призвали в погранвойска и был этому очень рад. По распределению он попал в Никельский погранотряд, но адреса постоянно менялись то у меня, то у него, и переписку мы так и не настроили.

И вот что значит расти вместе и думать одинаково, как друзья! Иван практически в одно время со мной подписал контракт и, что совсем невероятно, в один день со мной подал рапорт на командировку в Таджикистан.

И здесь, в Мурманске, встретиться. Какая удача. Встретить друга, родную душу – это вдохновляет солдата. Всё только начиналось в нашей жизни.

– Хомяк, ты представляешь, куда мы с тобой собрались? Я один день думал, когда предложили полететь. А когда сейчас увидел тебя – всё! Правильно! Вместе мы – сила!

– Да, Иваныч! То же самое. Сил хватит. Блин, как же здорово, что я встретил тебя здесь! Держимся вместе, братан!

Помню, был такой щенячий восторг от нашей встречи.

Военком, призывная комиссия, незабываемая «учебка», застава, ставшая родной, растоптанные фланги, ночные тревоги… Всё это теперь казалось всего лишь подготовкой перед следующим шагом к пониманию того, что ты – настоящий защитник своей Родины.

Неожиданно появился прапорщик Жданов, который нас встречал, и позвал на ужин. Оказывается он заранее всех посчитал и распорядился, чтобы нас накормили. В столовую? Ещё бы! Всегда готов. В столовую солдат идёт, как на детский утренник. Весело и беззаботно.

– Кушайте, ребятки, и сегодня отдыхайте. Только без лишнего и тихо. Договорились? Ну и хорошо, я вам верю. Завтра у вас встреча с богом войны. С майором Поповым! Марс когда-то был у Попова оруженосцем, не более того. Завтра увидите его и поймёте, о чем я говорил. Утром прибывают бойцы из других отрядов. Общее построение назначено на 10.00. Всё, ребятки! Если возникнут вопросы, или что нужно будет, я до утра на территории. Приятного аппетита!

С самого утра начали прибывать люди. Первая партия воинов ввалилась в казарму в шесть утра. Больше мы не уснули. Постепенно ещё вчера пустая казарма наполнялась людьми. Вновь прибывшие знакомились с нами, а потом с другими вновь прибывшими. Начинался Вавилон.

Идя на завтрак я заметил, что соседние казармы тоже заполняются людьми. Кто-то переносил матрацы, кто-то тащил из столовой горячий чайник.

– Ого! – Цветок толкнул меня в бок, – Команду набирают неслабую. Я не думал, что столько будет желающих посмотреть на древний Пяндж.

В столовой я сел напротив Цветка и с удовольствием размазывал «шайбу» масла.

– Сань, о чем задумался?

– Да вот думаю, когда же нам дадут оружие, я бы его сейчас почистил бы.

Это было так похоже на моего друга. В восемь утра на завтраке думать об оружии, но именно это и отличало его от других.

В 10 утра было первое общее построение. Народ, конечно, подобрался разношёрстный. 350 человек в возрасте от 20 и выше. Некоторым, как мне тогда показалось, возможно было за 60. На построении я услышал радостный голос за спиной:

– Махновский! Ты, что ли? Тоже едешь? Не, парни, если он едет, то я с ним не поеду. Он отмороженный, парни!

Я обернулся и увидел Рому Михайлова, из Питера с которым вместе служил здесь, в Мурманске, на комендатуре до «залёта». Роман знал подробности того происшествия и с удовольствием при всех назвал меня «отмороженным». Из тех ребят, с кем я служил в Мурманске, именно с Михалычем я тогда очень сильно подружился.

Но, уже началось построение.

Перед строем стоял майор Попов! Если представить собирательные образы голливудских сержантов, полковников и прочих героев американских боевиков, то думаю, что они просто замёрзли бы в тени майора Попова. Это был крепкий мужчина, отлитый из железа, в полевой форме офицера.

– Здравия желаю, товарищи пограничники!

– Здравия желаем, товарищ майор!

– Ого, неплохо!

Наше бодрое и дружное приветствие понравилось ему. Контакт был установлен.

– Разрешите представиться. Майор пограничных войск Российской Федерации Попов Михаил Михайлович. Рад видеть, что столько настоящих мужчин собралось в одном месте. На ближайший месяц я для вас отец, мать и начальник штаба в одном лице. А также я здесь для того, чтобы из настоящих отобрать лучших.

Далее майор вкратце обрисовал нашу ситуацию. Оказалось, что всех не возьмут. Что нужны только лучшие 70 бойцов. Все живут на казарменном положении. Никаких отпусков, Составлена программа занятий. Естественный отбор. На этот отбор у него есть один месяц. Через месяц, по словам майора, перед ним будут стоять семьдесят рейнджеров, которые бабу с конём вынесут из горящей избы.

Это был вызов.

Я понял, что не всё так просто, как нам представлялось. На мгновение мне показалось, что я только что призвался, и всё только-только начинается. Учебка, подъёмы, марш-броски, отбои, тревоги, команды и много-много нужного, и ненужного. Многие как-то сразу сдулись. Народ думал, что всё будет проще, без каких-либо проблем. Так что ли? Ну нет, я сделаю этот шажок по тропинке воина. Я буду учиться и стараться. Я так хочу.

Попов также огласил, что у каждого есть возможность отказаться от командировки в любой момент отбора. И что невыход на любое построение он будет считать отказом и отчислением из набора. И что лично он, майор Попов, уважает любой выбор.

После предложения майора выйти из строя и вернуться к прежнему месту службы, сразу же вышло человек десять. Не знаю почему, но меня это сильно обрадовало. «Так, – подумал я, – Уже меньше народу!». Я прикинул, что здесь будет конкурс, как в вуз, человек пять – шесть на одно место. Отлично! Нужно просто стараться быть сильным. Я буду сильным. Я стану лучшим.

– Сегодня у нас по программе ознакомительный день. Обживаемся, знакомимся, изучаем распорядок дня и расписание занятий. Вечером построение и подведение итогов за прошедший день. Разойтись!

Вечером всех разделили по отделениям, перемешав личный состав, но основы составляли приезжие из одного отряда. Командиром нашего отделения единогласно выбрали Цветкова, – сомнений ни у кого не было. Определились с местами построения на плацу, правилами и обязанностями.

Попов объявил, что завтра у нас начинается полный курс боевой подготовки. По его словам, оказывается, что мы уже на войне, даже, возможно, в неглубоком тылу вероятного противника. Линия фронта, по словам майора, постоянно меняется, и мы должны быть готовы ко всему. И, улыбнувшись одной половиной лица, Попов добавил, что скоро всё и начнётся.