Небесная навигация

Оформление обложки ChatGPT

© Алексей Королевский, 2025

ISBN 978-5-0068-9041-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Неожиданное поручение

Утро, еще не до конца стряхнувшее с плеч туманную сонливость, лениво расстилалось по узким улочкам старинного города. Золотистые блики, пробивавшиеся сквозь редкие облака, лишь робко касались обветшалых фасадов, не в силах разогнать прохладную влажность, что цепко держалась в воздухе после ночного дождя. Отец Даниил, молодой священник, чье лицо еще не знало глубоких морщин, но уже несло на себе печать внутренней сосредоточенности, спешил по делам, неся в руках тяжелую сумку с книгами. Его сутана, слегка помятая, казалась продолжением его самого – немного неуклюжего, но исполненного искренней веры человека. Каждый его шаг по брусчатке отзывался глухим эхом в тишине, нарушаемой лишь редким скрипом проезжающего трамвая.

Накануне вечером, когда последние лучи заката окрасили небеса в пурпурные тона, его настигла весть, подобная внезапному порыву ветра: Владыка Серафим, их мудрый и прозорливый епископ, пожелал видеть его. Скромное жилище отца Даниила, пропахшее ладаном и старыми книгами, наполнилось незримым трепетом. Подобные вызовы к Владыке всегда были событием, предвещающим нечто значимое, ибо Серафим не тратил слов попусту и не призывал без веской причины. Всю ночь отец Даниил провел в молитве, пытаясь унять волнение, что тонкой струйкой просачивалось в его сердце, предчувствуя грядущие перемены. Он был готов принять любое послушание, ибо знал, что воля Владыки – это отражение воли Божией, но неизвестность всегда рождала в душе человека легкую, едва уловимую тревогу.

Сейчас, проходя мимо старых церквушек, чьи купола уже начали блестеть под первыми лучами солнца, отец Даниил чувствовал, как его мысли, подобно стае птиц, кружились в голове, пытаясь угадать цель предстоящей встречи. Он был молод, и хотя его сердце горело верой, он еще не успел снискать себе славу ни подвижника, ни ученого богослова. Его пастырский путь только начинался, и он, порой, ощущал себя неуверенно на этом поприще, словно неопытный мореплаватель, впервые вышедший в открытое море. Он часто спотыкался, как в прямом, так и в переносном смысле, но его искренность и чистота помыслов всегда помогали ему подняться.

Епархиальное управление, расположившееся в массивном здании с колоннами, уже бурлило жизнью, когда отец Даниил подошел к его дверям. Здесь, в этом средоточии церковной бюрократии, всегда царила особая суета, не похожая на мирскую, но оттого не менее интенсивная. Секретари сновали по коридорам с кипами бумаг, их шаги отдавались гулким эхом по мраморным полам. Послушники в черных подрясниках, словно тени, бесшумно скользили мимо, выполняя свои поручения. Из-за приоткрытых дверей кабинетов доносились обрывки фраз, стук пишущих машинок, приглушенные голоса. Атмосфера была наэлектризована невидимым напряжением, присущим любому крупному аппарату, где решаются судьбы, пусть и духовные.

Отец Даниил, привыкший к тишине своего прихода и уединенным молитвам, ощутил легкое головокружение от этого водоворота событий. Он старался быть незаметным, пробираясь сквозь этот поток людей, но его высокий рост и легкая неуклюжесть всегда выдавали его. Он поздоровался с несколькими знакомыми священниками, обменявшись с ними кивками, но не задерживаясь, ибо знал, что Владыка не терпит опозданий. Его путь лежал на второй этаж, где располагался кабинет епископа. Каждый пролет лестницы, каждый шаг по скрипучим ступеням, казался ему все более значимым, словно он поднимался не просто по лестнице, а по невидимой иерархической лестнице, ведущей к вершине, где его ждало нечто неизведанное.

Наконец, он достиг двери, обитой темной кожей, за которой, как он знал, находился кабинет Владыки. Секретарь, пожилой иподиакон с проницательными глазами, кивнул ему, едва оторвавшись от бумаг. – Отец Даниил, Владыка ждет, – прошептал он, и в его голосе прозвучало нечто, что заставило сердце священника сжаться. Не осуждение, не удивление, а скорее некое предзнаменование.

Отец Даниил глубоко вздохнул, стараясь унять трепет, и осторожно толкнул дверь. Внутри царила тишина, такая глубокая и всеобъемлющая, что она казалась осязаемой, словно плотная завеса, отделяющая этот кабинет от мирской суеты снаружи. Контраст с гулом коридора был поразителен, словно он переступил порог из одного измерения в другое. Здесь время текло иначе, медленнее, величественнее.

Кабинет Владыки Серафима был просторен, но не роскошен. Стены, выкрашенные в спокойный бежевый цвет, были украшены лишь несколькими иконами старинного письма, от которых исходило мягкое, почти неземное сияние. В углу стоял массивный деревянный аналой, а на нем – раскрытое Евангелие. Книжные шкафы, заполненные до отказа томами духовной литературы, занимали целую стену, свидетельствуя о глубокой учености Владыки. Воздух был пропитан тонким ароматом ладана и старой бумаги, создавая атмосферу благоговения и сосредоточенности. Единственное окно, выходившее во внутренний двор, пропускало рассеянный свет, который мягко ложился на полированную поверхность большого рабочего стола.

За этим столом, погруженный в чтение, сидел Владыка Серафим. Его фигура, облаченная в простой черный подрясник, казалась монументальной и одновременно хрупкой. Седые волосы, аккуратно зачесанные назад, обрамляли благородное лицо, испещренное глубокими морщинами, каждая из которых, казалось, была летописью прожитых лет, молитв и мудрых решений. Его глаза, глубокие и проницательные, цвета осеннего неба, были устремлены на раскрытую книгу, но, услышав шаги отца Даниила, он медленно поднял голову.

– Благословите, Владыка, – произнес отец Даниил, низко склоняясь в поклоне, его голос прозвучал чуть глуше обычного в этой всеобъемлющей тишине. – Бог благословит, отец Даниил, – ответил Владыка, его голос был низким и мелодичным, подобно глубокому колоколу, но в нем чувствовалась стальная твердость. Он жестом указал на стул напротив себя. – Присаживайтесь.

Отец Даниил осторожно опустился на стул, стараясь не производить лишнего шума. Он чувствовал на себе взгляд Владыки – взгляд, который, казалось, проникал в самую глубину души, обнажая все помыслы и чувства. Это был не осуждающий, а скорее изучающий и понимающий взгляд. – Как Ваши дела, отец Даниил? Как приход? – спросил Владыка, его тон был мягким, но в нем чувствовалась привычка к точности и порядку. – Все милостью Божией, Владыка. Приход живет своей жизнью, – ответил отец Даниил, стараясь говорить спокойно, хотя сердце его продолжало учащенно биться. – Службы, требы, работа с молодежью…

Владыка Серафим кивнул, его взгляд скользнул по лицу молодого священника, задержавшись на его глазах, в которых читались и искренность, и легкая растерянность. – Я знаю. И я вижу, что Вы трудитесь усердно, с чистым сердцем. Это похвально, – Владыка сделал небольшую паузу, и эта пауза наполнила кабинет еще большей значимостью. – Но сегодня я призвал Вас по делу, которое потребует от Вас не только усердия, но и особой веры, мужества и, возможно, даже некоторой отваги.

Отец Даниил выпрямился, все его существо обратилось в слух. Он чувствовал, как воздух вокруг него сгущается, предвещая нечто грандиозное. – Я готов, Владыка, принять любое послушание, – искренне произнес он. Владыка Серафим медленно поднялся из-за стола и подошел к окну, его руки были сложены за спиной. Он смотрел куда-то вдаль, за пределы стен епархиального управления, словно видя нечто, недоступное обычным глазам. – Есть на севере нашей обширной епархии, в самых дебрях глухой тайги, место, о котором ходят лишь смутные легенды, – начал Владыка, его голос понизился, приобретая почти мистические нотки. – Далеко за последними деревнями, где заканчиваются дороги и начинается царство дикой природы, где человек – лишь гость, а не хозяин. Там, по преданию, много веков назад жил святой отшельник. Имя его ныне забыто, но память о его подвигах живет в шепоте ветра среди вековых сосен. Он основал скит, малую обитель, где в полном уединении предавался молитве и посту.

Отец Даниил слушал, затаив дыхание. Образы дремучего леса, святого старца и древних легенд, словно живые, вставали перед его внутренним взором. – Говорят, что этот отшельник был великим молитвенником, и по его молитвам совершались чудеса, – продолжал Владыка, повернувшись к Даниилу. Его глаза горели каким-то внутренним светом. – А после его блаженной кончины, в том скиту, чудесным образом явилась икона. Не рукотворная, а проявившаяся на дереве, излучающая неземное сияние. Люди, которым чудом удавалось добраться до того места, свидетельствовали о ее чудотворной силе. Она исцеляла недуги, даровала утешение в скорбях, открывала сердца к покаянию.

Владыка вернулся к столу и сел, его взгляд был теперь полностью сосредоточен на отце Данииле. – Со временем, однако, путь к скиту был забыт. Леса разрослись, тропы заросли, и само место стало лишь призраком в народной памяти, красивой, но недостижимой сказкой. Последние упоминания о нем датируются веками. Никто не знает точного местоположения. Многие пытались найти его, но тайга не отпускала своих секретов. Икона, если она существует, пребывает там, в забвении, ожидая своего часа.

Отец Даниил почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Это было не просто задание, это была миссия, окутанная мистикой и древностью. – И Вы… Вы хотите, чтобы я нашел этот скит, Владыка? – спросил он, едва осмеливаясь произнести это вслух. – Именно так, отец Даниил. Я хочу, чтобы Вы возглавили экспедицию по поиску этого затерянного скита и, если Господь благословит, обрели эту чудотворную икону, – голос Владыки Серафима был тверд и уверен. – Это не просто поиск древней реликвии. Это поиск духовного маяка, который может вновь засиять в наше непростое время. Люди нуждаются в чуде, в подтверждении незыблемости веры. И эта икона может стать таким подтверждением.

Отец Даниил ощутил тяжесть этого поручения. Он, молодой, неопытный священник, должен был отправиться в глухую тайгу, чтобы найти то, что было утеряно веками. Его неуклюжесть, его скромные знания о выживании в дикой природе – все это казалось ничтожным перед величием задачи. – Но, Владыка, я… я не имею опыта в таких делах. Я пастырь, а не путешественник или исследователь, – его голос слегка дрогнул. Владыка Серафим улыбнулся, и в этой улыбке было столько мудрости и доброты, что она мгновенно развеяла часть страхов отца Даниила. – Я знаю, отец Даниил. И именно поэтому я выбрал Вас. Мне нужен не опытный следопыт, а человек с чистым сердцем и непоколебимой верой. Человек, который не ищет славы или земных богатств, но стремится лишь к исполнению воли Божией. Человек, чья искренность способна растопить лед неверия и проложить путь туда, куда не дойдут ни хитрость, ни расчет. И я вижу это в Вас. Господь ведет Своих избранных путями, которые порой кажутся нам непостижимыми.

Владыка Серафим взял со стола старую, пожелтевшую карту, и развернул ее перед отцом Даниилом. Карта была схематичной, с неточными обозначениями, но на ней, в самом центре огромного зеленого пятна, обозначающего тайгу, был обведен небольшой, едва различимый крестик. – Вот примерное направление, – сказал Владыка, указывая пальцем. – Это все, что у нас есть. Старые записи, отрывочные свидетельства. Вам предстоит собрать команду, найти проводников, подготовиться к долгому и опасному путешествию. Это будет испытание не только для тела, но и для духа. Но я верю, что Господь не оставит Вас. И я буду молиться за Вас.

Отец Даниил смотрел на карту, на этот маленький крестик, который теперь стал центром его мира. Тайга, дикая и необъятная, казалась ему живым существом, хранящим свои тайны. Он почувствовал, как его сердце наполняется не только страхом, но и каким-то новым, неведомым доселе воодушевлением. Это было нечто большее, чем просто послушание. Это был зов, приключение, испытание, которое могло изменить всю его жизнь. – Я постараюсь, Владыка, – произнес он, и на этот раз его голос был тверд. – С Божией помощью. – С Божией помощью, отец Даниил, – повторил Владыка Серафим, его глаза светились. – Идите с миром. И помните: иногда самые великие сокровища скрыты не в роскошных храмах, а в смиренных уголках, забытых миром, но не Богом. Ваша небесная навигация начинается.

Отец Даниил поднялся, вновь низко поклонился Владыке и вышел из кабинета. Дверь за ним бесшумно закрылась, вновь отделив его от тишины и уединения. Он вновь оказался в бурлящем коридоре епархиального управления, но теперь он видел его по-другому. Суета, голоса, шаги – все это казалось далеким и незначительным. В его душе звучал колокол, возвещающий о начале нового пути. Он нес в себе не только поручение, но и предчувствие великих событий, которые должны были развернуться в глухих чащах тайги, под безмолвным взором неба. Его путь, путь Небесной навигации, только начинался.

Глава 2. Спонсор с характером

Едва Владыка Серафим отпустил отца Даниила, в душе молодого священника забурлил вихрь ощущений. Благоговейный трепет перед величием поручения смешивался с почти детской растерянностью. Найти затерянный скит, отыскать чудотворную икону – задача, казавшаяся не по силам даже бывалому старцу, не то что ему, только-только вышедшему из стен семинарии. Однако слово Владыки было законом, а вера – единственным компасом. И теперь этот компас указывал на встречу с человеком, без которого экспедиция не состоялась бы вовсе: Иваном Петровичем, меценатом, чья щедрость, как говорили, была столь же безгранична, сколь и его нрав – суров.

Адрес, который продиктовал ему секретарь Владыки, привел отца Даниила в один из самых респектабельных районов города. Здание, где располагался офис Ивана Петровича, внушало почтение одним своим видом – строгие линии, тяжелые двери, отполированные до зеркального блеска окна, за которыми, казалось, скрывались не просто кабинеты, а целые миры принятия решений. Отец Даниил, привыкший к скромным стенам приходского дома и запаху ладана, ощущал себя здесь чужеродным элементом, словно лесной ручей, забредший в мраморный фонтан.

Внутри царила атмосфера, которую можно было назвать «военной элегантностью». Тишина была почти осязаемой, нарушаемой лишь приглушенным шелестом бумаг и редкими, отрывистыми голосами. Секретарь, молодая красивая женщина с безупречной прической и взглядом, не допускающим возражений, проводила его в приемную. Здесь, в ожидании аудиенции, отец Даниил погрузился в свои мысли. Он сидел на краю дорогого кожаного кресла, ощущая его чужеродную мягкость, и пытался унять легкое дрожание в руках. Его простая ряса казалась здесь особенно заметной, словно темное пятно на светлом холсте.

Он вспоминал слова Владыки: «Иван Петрович – человек прямой, но с сердцем, способным откликнуться на зов истинного дела». Но что есть «истинное дело» в глазах человека, привыкшего к миру цифр и жестких решений? Отец Даниил понимал, что его вера, его искренность, его юношеский пыл могут показаться наивными, даже смешными в этом мире, где царили расчет и прагматизм. Ему предстояло не просто убедить спонсора, но и доказать, что духовная цель может быть не менее весомой, чем любая материальная выгода.

Минуты тянулись, словно густой таежный мед. Отец Даниил невольно поглядывал на часы, висевшие на стене – строгие, без излишеств, но явно дорогие. Каждая секунда, казалось, отмеряла не только время, но и его собственное волнение. Он тихонько перебирал четки, спрятанные в кармане, и молился, прося мудрости и смирения.

Наконец, дверь кабинета распахнулась, и из нее вышел высокий, подтянутый мужчина средних лет, чье лицо носило отпечаток недюжинной воли. Это был Иван Петрович. Он не был похож на того благообразного, улыбчивого мецената, что иногда мелькал на фотографиях в газетах. Перед отцом Даниилом предстал человек, чьи глаза, цвета старой меди, пронзительно изучали его с первого взгляда. В них читались не только усталость, но и привычка к командованию, к немедленному исполнению приказов.

«Отец Даниил, проходите», – голос Ивана Петровича был низким, с легкой хрипотцой, словно от долгих лет отдачи команд на ветру. В нем не было ни тени приветливости, лишь сухая констатация факта.

Отец Даниил поднялся, стараясь выглядеть собранным, но его ноги слегка подкосились. Он прошел в кабинет, ощущая на себе тяжелый, оценивающий взгляд мецената. Кабинет Ивана Петровича был воплощением его характера: строгий порядок, массивный стол из темного дерева, за которым мог бы поместиться целый штаб, на стенах – не картины, а карты, схемы, фотографии каких-то объектов. Ничего лишнего, ничего, что отвлекало бы от дела. Даже воздух здесь казался наэлектризованным, пропитанным духом решений и ответственности.

«Присаживайтесь», – Иван Петрович указал на стул напротив своего стола. Он не предложил чая или кофе, не сделал ни одного жеста гостеприимства. Он сел, сложив руки на столе, и его взгляд, словно лазер, сфокусировался на молодом священнике.

«Владыка Серафим говорил мне о вас», – начал Иван Петрович, и его слова прозвучали не как начало разговора, а как приговор. – «И о вашей… миссии». Он сделал паузу, словно взвешивая каждое слово. – «Не скрою, отец Даниил, я несколько удивлен. Владыка поручает поиск святыни в глухой тайге, дело, требующее выдержки, опыта, почти солдатской подготовки, и отправляет… вас».

Отец Даниил почувствовал, как щеки его наливаются жаром. Он знал, что молод, знал, что неопытен, но слышать это в такой прямой, почти оскорбительной форме было тяжело. Он постарался сохранить спокойствие, хотя сердце его стучало, как набат.

«Я понимаю ваше удивление, Иван Петрович», – начал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – «Я действительно молод. И мой опыт…»

«Опыт – это не только годы, отец Даниил», – перебил его Иван Петрович, не дав договорить. Его тон стал еще жестче. – «Опыт – это пройденные пути, принятые решения, вынесенные уроки. Вы когда-нибудь были в настоящей тайге? Не на пикнике с шашлыками, а там, где до ближайшего жилья сотни километров, где каждый шаг может стать последним?»

Отец Даниил опустил взгляд. Его единственным «опытом» была одна летняя поездка в паломничество по Золотому кольцу, да и та под присмотром опытного руководителя. Он не мог лгать.

«Нет, Иван Петрович. Не был».

Взгляд мецената стал еще более пронзительным. Он откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его поза говорила о полной неприступности.

«Вот как. И Владыка, зная это, отправляет вас. Признаться, я ожидал увидеть человека… другого склада. Более крепкого, более… приспособленного к трудностям. А вы…» Иван Петрович обвел его взглядом с головы до ног, словно оценивая новобранца. – «Вы производите впечатление… интеллигента. Слишком много размышлений, слишком мало действия, как мне кажется».

Отец Даниил стиснул руки под столом. Ему хотелось возразить, сказать, что вера – это тоже сила, что дух может быть крепче тела, но слова застревали в горле. Он чувствовал себя мальчишкой, которого отчитывает строгий учитель.

«Я понимаю ваши опасения, Иван Петрович», – снова попытался он. – «Но Владыка…»

«Владыка – человек мудрый, не сомневаюсь», – снова прервал его меценат. – «Но он, возможно, не до конца представляет, что такое организация подобной экспедиции. Это не прогулка по святым местам. Это – операция. С четкими целями, задачами, логистикой, обеспечением безопасности. И, что самое главное, с дисциплиной».

Иван Петрович наклонился вперед, его глаза сузились.

«Я готов спонсировать эту экспедицию. Я готов предоставить все необходимое – транспорт, снаряжение, продовольствие, средства связи, даже людей, если понадобится. Но при одном условии».

Отец Даниил замер, ожидая.

«Я требую военной дисциплины. От всех. От вас в первую очередь. Это не богословский диспут, отец Даниил, это выживание в условиях, где цена ошибки – жизнь. Икона – это, безусловно, святыня. Но выжившие люди – это тоже ценность. И я не потерплю ни малейшей самодеятельности, ни малейшего отступления от плана, который будет разработан. Вы будете следовать инструкциям, как солдат следует приказу командира. Вы будете отчитываться обо всем, что происходит. Вы будете принимать решения, исходя из здравого смысла и безопасности группы, а не из мистических озарений. Вы готовы к этому?»

Последний вопрос прозвучал как выстрел. Отец Даниил поднял голову. В глазах Ивана Петровича не было злобы, лишь непоколебимая решимость и ожидание ответа. Это был тест. Тест на прочность, на готовность принять чужие правила ради высшей цели.

Он посмотрел в глаза меценату. В них он увидел не просто скептицизм, но и некую скрытую боль, отпечаток сурового прошлого, о котором ходили лишь смутные слухи. Возможно, Иван Петрович сам прошел через нечто подобное, и теперь его требовательность была лишь способом защитить тех, кто пойдет по его стопам.

Отец Даниил глубоко вдохнул. Он мог бы обидеться, мог бы попытаться отстоять свою пастырскую свободу, но что это дало бы? Экспедиция не состоялась бы, и Владыка остался бы без иконы, а люди – без надежды. Его собственное эго не стоило того.

«Да, Иван Петрович», – произнес он твердо, почти неожиданно для самого себя. – «Я готов. Я понимаю всю ответственность, и я готов подчиниться вашим требованиям. Если это поможет найти святыню и исполнить волю Владыки, я готов быть… солдатом. Вашим солдатом в этой экспедиции».

Иван Петрович не изменился в лице. Он лишь чуть заметно кивнул, словно подтверждая, что его слова были услышаны и приняты без лишних сантиментов.

«Хорошо», – сказал он, и в этом слове было больше, чем просто согласие. В нем прозвучало начало некоего, пока еще невидимого, сотрудничества. – «Завтра утром мой помощник свяжется с вами. Он предоставит вам предварительный план, список необходимого снаряжения и график дальнейших встреч. Мы начнем подготовку немедленно. Время не ждет».

Он поднялся, и отец Даниил последовал его примеру. Рукопожатие Ивана Петровича было крепким, сухим, но на этот раз в нем не было прежней отчужденности. Оно было скорее деловым, чем личным, но все же – рукопожатием.

«До свидания, отец Даниил», – сказал меценат.

«Спаси Господи, Иван Петрович», – ответил священник.

Выйдя из кабинета, отец Даниил ощутил, как из него вырвался весь воздух, который он задерживал последние полчаса. Он шел по коридору, словно по минному полю, но теперь – с новым, странным ощущением. Он был унижен, но не сломлен. Он был отчитан, но не отвергнут. И, что самое главное, путь к скиту, к иконе, к исполнению воли Владыки, теперь был открыт. Цена была высока – его собственная гордость, его привычное представление о себе. Но разве не в этом заключалось служение? Отказаться от себя ради чего-то большего.

Он вышел на улицу, где городская суета обрушилась на него с новой силой. Воздух казался свежим, даже несмотря на выхлопные газы. Отец Даниил поднял голову к небу. Облака плыли над городом, словно корабли, направляющиеся в неизвестные дали. Его собственное путешествие, казалось, только начиналось, и оно обещало быть куда более сложным, чем он мог себе представить. Впереди его ждали не только таежные дебри, но и суровые уроки дисциплины, преподанные Иваном Петровичем, человеком, чья вера, возможно, была скрыта под толстым слоем военного прагматизма, но чья преданность делу не вызывала сомнений.

Глава 3. Экипаж собирается

Утро после первой встречи с Иваном Петровичем наступило, окутав старинную усадьбу легкой дымкой, словно невидимый художник пытался смягчить резкие контуры вчерашнего дня. Отец Даниил проснулся рано, еще до первых лучей солнца, пробивающихся сквозь плотные шторы. В его душе еще отзывался суровый тон мецената, его требование дисциплины, почти военной выправки. Молодой священник, привыкший к иной, более размеренной и созерцательной жизни, чувствовал себя на распутье между своим внутренним миром и внешним миром, который теперь стремительно вторгался в его существование.

Завтрак был подан в той же просторной столовой, где накануне прошел их разговор. Иван Петрович уже сидел за столом, безупречно одетый, взгляд его был острым, как лезвие. Он не ел, лишь размешивал ложечкой сахар в чае, словно дирижируя невидимым оркестром мыслей. Отец Даниил, напротив, старался есть неторопливо, пытаясь обрести внутреннее равновесие.

– Сегодня к нам присоединятся еще двое, отец Даниил, – произнес Иван Петрович, не отрывая взгляда от чашки. – Мой племянник, Кирилл. И Мария, специалист из музея. Надеюсь, вы найдете с ними общий язык. Особенно с Кириллом. Он… своеобразный.

Слово «своеобразный» прозвучало в устах Ивана Петровича как приговор, как диагноз, не подлежащий обжалованию. Отец Даниил лишь кивнул, предчувствуя, что этот день принесет новые испытания его смирению и терпению.