Допинг
- -
- 100%
- +
Тело продирает ежовыми рукавицами, когда от проходящего мимо, в нашу сторону летит вода с волос. Распахиваю глаза, обжигая удаляющуюся спину взглядом.
Придурок! Ты тут один? Дебила кусок.
Чувствуя себя как одну сплошную рану. Ещё и этот… любитель собачьих повадок.
Не день, сказка.
По привычке начинаю разминать лодыжки, прокручивая стопу то в одну сторону, то в другую, на счёт пять: меняю ногу. Успокаиваю себя как могу, но всё равно скриплю зубами, реагируя на любые раздражающие факторы.
– Ты нервничаешь что-ли?
Смотрю на Полину, сразу же отрицательно качая головой.
– А я – да. Старшекурсники говорят, что тут несколько лет назад двое утонули. Представляешь? Пришли ночью, решили искупаться, а утром всё…
– Это бред. Куча камер.
Полина пожимает плечами.
– Не знаю. Как-то мне не по себе.
– Расслабься, всё будет хорошо.
Говорю спокойно и уверенно, но внутри просто ору от страха.
Мне нечем дышать… мне уже нечем дышать!
Перекидываю волосы с одного плеча на другой. Без шапочки нельзя, но может я её порву и тогда залазить не надо будет? Никто своей не поделится….
Чё-ё-ёрт… Я в жопе!
Плевать всем на шапки, у половины в руках даже их нет… Полина сказала, что необходимый набор выдали на первом курсе и у всех лежало дома, потому что начался очередной ремонт. И вот… пожалуйста – починили басик, блин! Как назло всё! Не могли ещё несколько лет потянуть?!
Вздыхаю и привстав на носочки, мягко опускаюсь на пятку до полной постановки ноги.
Сейчас отпустит…
Просто думай о том, что каждая минута продвигает нас к звонку… каждая секунда, каждая её доля!
Я практически успокаиваюсь, ловлю баланс и только начинаю плавно опускаться на пятки в очередном круче упражнения, кто-то сзади налетает на мою спину всем весом: толчок, испуганный вдох, расширившиеся в ужасе глаза и водная гладь стремительно сокращает, между нами, расстояние. Всё происходит как в замедленной съемке: неуклюжий взмах руками, гортанный вопль, подкосившиеся колени и страх, вцепившийся острыми щупальцами в самое сердце.
Нет – нет - не-е-ет!
Отчаянно пытаюсь поймать равновесие, но получается только усугубить. Слишком поздно…
Вода схлопывается над головой попадая сразу в уши, нос и рот. Меня перекручивает, заставляя потеряться в пространстве.
Где дно? Куда?
Распахиваю глаза, но прозрачность воды кажется милой только издалека, находясь под водой я не могу понять, где бортики… тут всё светится… и глаза режет! Пытаюсь включить ноги: барахтаюсь, цепляюсь, но она – желе… она совсем не поддаётся.
Захлёбываюсь, отчаянно стараясь вытолкать себя обратно на поверхность, толком не принимая, где она находится. Камнем вниз тянет… Паника взрывается огненным цветком в груди, парализуя нервные окончания, хлор жжёт глаза, а лёгкие разрывает от боли, пульсируя где-то в горле мощнейшим отголоском.
Кричу, пытаюсь сделать хоть что-то, хоть как-то…
Легкие жжёт огнём, горло пронизывает, паника вспыхивает с бешеной силой. Вокруг много пузырьков и кажется дно близко. Вопреки моим стараниям сделать наоборот!
Господи, помоги.
Я не хочу умирать, мне страшно. Господи, прости, пожалуйста, я больше так не буду, я не буду…
Животный страх вынуждает потерять концентрацию. Пытаюсь сделать гребок, чтобы вынырнуть и глотнуть воздуха хотя бы чуть-чуть, но как бы не пыталась, не получается дотянуться. Я пытаюсь… я…
Очередной столп пузырьков рядом, меня дёргает в сторону, практически бьёт о высокий борт бассейна. В лёгких, по ощущениям, не осталось и капли кислорода… всё растеряла.
Как же это больно… Мне так сильно больно, что тело начинает биться в агонии, я уже ничего не вижу, от боли и невозможности вдохнуть – перешагиваю критическую точку. Барахтаюсь, размахивая руками в разные стороны.
И я не знаю сколько бы ещё меня так било, но сильная рука обхватывает поперёк тела и в следующую секунду нас вышвыривает вверх. Мне нужен воздух. Сейчас! Немедленно!
Первая попытка вдохнуть – хрип, вторая – раздирающий кашель, третья – рвотный позыв.
Вместо кислорода в лёгких вода.
Голоса смешиваются с паникой, и я сильнее цепляюсь в того, кто за мной прыгнул: сжимаю ногами и руками повисая как обезьянка. Кашляю и кашляю, смешивая на лице хлорку со слезами. Руки дрожат.
Я только что чуть не утонула…
Я. Там. ТОНУЛА!
Скатываюсь в рыдания, переживая снова и снова чувство дикого ужаса от невозможности дышать.
В какой-то момент, мы снова чуть не уходим под воду – кричу, пытаясь вскарабкаться наверх, подтапливаю нас и пугаюсь от этого ещё больше.
Сердце бешено колотится, в горле колом встало.
– Тихо -тихо -тихо, потопишь нас. Всё хорошо, мы не тонем, я тебя держу.
Ладонь задевает спину, слегка поглаживает. Судорожно нахожу глаза говорившего, вжимаясь в него настолько сильно, насколько это возможно. Плевать что они все подумают – я просто не выплыву без него… ещё раз ко дну пойду.
Не могу продышаться, кашель раздирает саднящее горло. Вокруг шум, но единственное что я воспринимаю его голос: мягкий, спокойный, обволакивающий.
Крепкая рука обнимает за талию, а после он… он прижимается к натянутой хрени для разделения дорожек. Перекидывает руку, подбрасывая нас выше. Боясь свалиться, сжимаю плечи пальцами. Воздух со свистом врывается в легкие. И это так больно… Господи, как же больно!
– Ты только не дерись больше, ладно.
Что?
Отрываюсь чтобы посмотреть в глаза ещё раз… более осмысленно.
Серые глаза и волосы светлые, даже мокрые – всё равно очень светлые… Парень изображает попытку улыбки, но в ту же секунду морщится, стряхивая воду с ресниц движением головы. Тоже хлорку не любит…
Захожусь новым приступом кашля, отворачиваюсь в сторону, цепляясь одной рукой за канат или как он там называется.
– Ты как?
Спрашивает, заглядывая в глаза. Не могу ответить, как резало, так и режет до сих пор. И стыдно становится… проедает изнутри. Я, которая вцепилась в незнакомого мужика как в родного и ревела – не я! Пиздец.
– Эй! Что там, мать вашу, происходит?! – басит преподаватель.
– Ты живая? – это уже Полина.
Гул голосов перекрикивает шум в ушах. Крик, свист, шуточки.
Хочу кивнуть Полине, но осознание обрушивается лавиной: я прижалась к нему грудью и…
Мгновенно опускаю глаза вниз.
Твою, на хрен, мать!
Сероглазый блондин повторяет за мной и спустя один болезненный удар сердца тоже это видит. Судорожно прикрываюсь одной рукой.
Тупые улюлюканья становятся отчётливее, а на моих глазах образуют злые слёзы унижения, которое разъедает роговицу похлеще грёбаной хлорки!
Мы снова встречаемся взглядами, он поджимает губы и больше не улыбается, только чуть-чуть придерживает меня за поясницу… а я.. я просто понимаю, что сижу на нём с голыми сиськами на показ всему потоку.
Незнакомец смотрит куда-то за мою спину и прищурившись, говорит:
– Юр, скинь полотенце.
Мужской хохоток и ещё что-то – не разобрать… Сжимаю челюсти, чувствуя колючие мурашки по всему телу. Я была на дне не больше нескольких секунд, но по-настоящему опустилась на него только сейчас.
Это всё… это всё… конец.
– Ей. – тихо зовёт парень.
Не реагирую. У меня вспышки перед глазами. Сердце стремительно разгоняет по венам кровь отравляя весь организм.
– Слушай, нич…
Не договаривает, потому что там, у бортиков, звучит весёлое:
– Может вам не полотенце надо?
Краем глаза вижу, как сжимает челюсть, недобро прищуриваясь
– Сюда дай.
Рядом, прямо в воду, плюхается полотенце. Хватаюсь за него, прижимаю к груди, пряча наготу. Там лямка, с одной стороны, порвалась… но это не спасло. Берусь за плавающую ленту, аккуратно перенося на неё вес, не забывая подмышками придерживать маленькое полотенце. Это же как надо барахтаться, чтобы не понять, что осталась голая?!
И это всё видели....
Опускаю голову, позволяя волосам хоть немного прикрыть лицо. Не хочу, чтобы смотрели, вполне хватает того, что слышат уши. Они там все стоят и ржут… и снимают, конечно же.
– Давай помогу.
Мотаю головой.
– Гусева! Твою же мать! Вылетишь у меня, поняла?! Я сказал инструктаж! Сопливые неучи!
– Пётр Борисович, девушка не виновата, – вступается светловолосы спаситель. – они там завалились на ровном месте. Не удержалась и слетела. Бывает.
– А не надо рядом с бортиком ворон считать. Завалилась – не завалилась. Головой бы ударилась, а мне отвечай за всех. А ну-ка, отошли на три шага от борта! Бегом!
За спиной, покрикивая на всех второкурсников, возмущается Пётр Борисович, а тут… я чувствую себя маленькой Томочкой, которую в сраном туалете раскрасили гуашью… Они тоже смеялись. Очень громко смеялись, а я их ненавидела… всех их. И этих – тоже ненавижу.
Глава 3
Никита
(настоящее время)
Мать звонко чмокает в щеку, вынуждая наклониться ниже. Исполняю и похмелье тут же напоминает о себе – добивая отчаянно борющиеся за спасение клетки.
Вашу маковку… зря я так усердно догонялся вчера.
– Да я только вышла, как ты успел мимо пробежать, ещё и мокрый весь. В душе был что-ли? Волосы мокрые… – внимательно рассматривает и тут же спрашивает: – У тебя всё хорошо, сынок? Почему не предупредил? Мы всегда рады, но ты предупреждал раньше. Что случилось, дорогой?
В серых глазах матери радость от встречи стремительно уступает место беспокойству.
Да… случилось, но тебе лучше об этом ничего не знать – для общего спокойствия… а ещё, потому что батя за такое открутит голову и это давно не метафора.
– На метле. – отшучиваюсь, приобнимая за плечи. – Что со мной может случиться?
Тяжело вздыхает, качает головой, но всё равно по-доброму улыбается, заглядывая в глаза. Не помню, чтобы она когда-либо сильно ругалась. У моей матери терпение можно занимать. Она единственная, кто мог усидеть рядом, пока я тупил над тетрадками в детстве. Подобным не может похвастаться даже отец… с его то хвалёным хладнокровием. Впрочем, и он тоже не орал, предпочитал встать и уйти, чтобы не взорваться.
Возможно поэтому, выросший в спокойной семье, где каждая салфеточка к салфеточке лежит, меня иногда выносит за рамки, как вынесло в эти выходные. Хотя… вынесло бы меня в любом случае. Причины понятны и где-то в самой душе приняты как данность.
– Давай я чайник поставлю? Пирог вчера делала с персиками, хочешь? А ещё… ещё… мне тут подружки чай привезли, можем попробовать. Я правда ничего не поняла, там все упаковки на китайском, но вдвоём справимся, в крайнем случае по нюху определим. Так, что у меня ещё есть…
Задумывается, а я наконец-то отвожу глаза. Мать ведёт себя предсказуемо одинаково: пытается затолкать в меня как можно больше, потому что искренне считает, что я там, без неё, одичал и питаюсь одной пиццей. И как бы не пытался переубедить – бесполезно.
– Откроем?
Киваю.
Мне всё равно какой чай, мама… я тут пришёл получить по ушам на добровольных началах и чем быстрее это произойдёт, тем быстрее смогу спокойно уехать, а ты мне про чай…
Мать хмурится что-то считывая в мох глазах, но прежде, чем высказаться скатывает глаза на предплечья чтобы, замерев шокировано произнести:
– Сынок, откуда у тебя такие письмена? Ты меня не обманываешь? Точно всё хорошо? Ты же знаешь, что всегда можешь с нами поделиться? Это что такое? Какое-то животное?
Давлюсь смешком.
О, да… кошка одна…
– Шальная пуля, мам.
Глаза матери расширяются от ужаса. Чёрт, перегнул.
Спешу успокоить прежде, чем на мою и без того страдающую голову, обрушится шквал вопросов:
– Да так, случайно вышло, не бери в голову. Это не животное и не нападение. Всё нормально.
– Случайно говоришь…
Задумчиво тянет, но как только отрывает взгляд от маленьких, практически невидимых росчерков, начинает понимающе улыбаться. Да что там, она буквально светится. И это, мать вашу, гораздо хуже, чем чрезмерная опека…
Ещё одно: «Твою, на хрен, мать» – застревает в горле.
– Мог бы так и сказать, что у тебя девушка появилась. Что ты так скромно. Вроде бы не маленький. Приведёшь к нам? Где познакомились, кто её родители? Мы знаем эту девочку? Случайно не Ксюша? Такая она замечательная… мне кажется, у вас всё сложится.
И всё-таки: блять! От души и смачно: БЛЯТЬ!
Закатываю глаза, продолжая играть роль беззаботного идиота.
– Нет.
Одним простым ответом разбиваю все надежды в труху. Мама скисает, поджимает губы, с огромной досадой смотрит на мою улыбающуюся морду лица.
– Очень жаль, Никит. Столько времени и всё один…
– Я молод, что ты меня так сразу под каблук чей-то загоняешь? Дай побегать неприкаянным койотом. И ваще-е-е, где это всеобщее: все они недостойны моего мальчика и рано ему серьёзные отношения.
Подкалываю немного, но мать сегодня настроена совсем иначе.
– Всё бы тебе шуточки. Я переживаю.
М-да… пошутил.
– Прости. Понял, принял, каюсь.
Кивает и сразу заводит своё любимое:
– Кстати, помнишь…
Мам, чёрт… не сегодня – умоляю.
В висках пульсирует, а мать без каких-либо расшаркиваний, продолжает планомерный рассказ(показ) про очередную знакомую, у которой имеется восхитительная дочка, с которой мы обязательно подружимся.
Внешне остаюсь ровно такой же, как и минуту назад, но в мыслях… в мыслях даю себе оторваться.
М-м-м возьмёмся с ней за руки и по полям вприпрыжку поскачем, радостно улыбаясь друг другу. Хотя, нет, не по полям… скорее напрямки до роддома… чтобы сразу, так сказать…
Мать грезит этой идеей. Ей катастрофически мало, что я один. Клетка должна делиться как можно чаще и больше. Видимо, чтобы наверняка. А мне, в неполные двадцать три: семья и дети… как бы так мягче сказать… В общем желанием не горю, но она в противовес пылает. Так и живём.
Я не хочу расстраивать и тем более как-то обижать – не в моих правилах вытягивать её нервы. Отец воспитал в бесконечном уважении к этой женщине, но и слушать – устал.
Мать полная воодушевления, взахлёб рассказывает, практически верит в то, что нашла для меня идеальную партию. А я… а у меня камыш, блять… что ещё сказать?
Родительница в единственном права… роспись на предплечьях появилась не просто так. Одна маленькая, до ужаса напуганная брюнеткой, с самым чистым голубым цветом глаз не скупилась пока карабкалась по мне наверх вонзая ногти в кожу. Эх… это ещё никто не видит, что у меня на рёбрах осталось. Там поле битвы, не иначе. Кто бы подумал, что такая кроха может нанести ощутимый ущерб.
Окунаюсь в воспоминания недельной давности:
– Ни хрена себе. – толкает в плечо Юрка, показывая куда-то за спину. – Смотри!
Разворачиваюсь в сторону бассейна и не понимаю куда именно показывает. Там кишмиш из студентов.
– Сейчас ей Борисович навтыкает.
Прищуриваюсь.
– Не понял.
Вглядываюсь в толпу: какой-то там курс притопал на вводное занятие. Куда смотреть, блять?
– Да девка свалилась или скинули, я не понял. Смотри, там ещё парочка растянулась у бортика.
Чего, блять?
Перестаю скакать по головам, переводя взгляд на ближайший угол басика и вот теперь, начинаю воспринимать: суета, визги, ржач и всё это сконцентрировано в одной точке.
Тело ломит, плечи колом встали, но я всё равно туда стартую. Есть во мне неуёмное желание быть старшим братом… хрен знает почему, может быть, потому что во всей нашей компашке был одним из самых старших и привык тащить ответственность за окружение. Впрочем, в данный момент, это не так важно.
Не успеваю дойти, как вижу барахтающуюся на дне фигурку. Все смотрят, но никто, то есть, абсолютно никто не лезет в воду. Прекрасное общество…
В груди взрывается злость. Всем на всех насрать.
Кидаю Юрику полотенце и как есть, прыгаю в воду. Оказываюсь рядом за считанные мгновения. В этой части бассейна стандартная глубина – два с половиной метра, что, с учётом длительной тренировки – фигня.
Обезумевшая от страха и паники девчонка совершает все те действия, которые совершать нельзя: судорожно метается из стороны в сторону, размахивает руками и вместо того, чтобы задержать дыхание – кричит. Как следствие: чем больше дергается, тем хуже делает, стремительно теряя силы. Не раздумываю, пытаюсь быстро подхватить и потянуть наверх, но вокруг неё волосы облаком и потеряв все берега, она ещё сильнее вертится.
Не с первой попытки, но всё же, хватаю за локоть, сильно дёргая сначала на себя, а после, оттолкнувшись от дна, вытащить нас на поверхность. Она вертится, пытаясь толи вырваться, толи меня с собой подтопить. Прижимаю крепче, чувствуя, как начинает в панике хвататься за меня сама.
В отличие от горя девушки, у меня максимальная концентрация. Нас учили не только быстро плавать, но и тому, что делать, когда у тебя или у товарища сведёт ноги. Так что из нас двоих мне страшно не было. В общем, тут и понятно: отец привёл в этот спорт… кажется в пять, и я давно своего нахлебался.
Не успеваем вынырнуть окончательно, испуганная девушка, прижимается всем телом, обхватывая ногами и руками. Хотел отчитать, но заглянул в светло – голубые глаза и забыл, что хотел сказать. Махом снесло все слова.
Узнал её. Хватило одного взгляда глаза в глаза, чтобы вспомнить: лето, песок и хрупкую девушку в мешковатой одежде. Это точно она. Напуганная, растерянная, но она. Большие глаза, длинные волосы, чёткие скулы и пушистые ресницы. Она тогда мимо прошла, даже не обратила особого внимания на меня, но я запомнил в мельчайших деталях.
– Ты как?
Посмотрела, а у самой слёзы и губы дрожат. Автоматически прижал крепче, а она глаза опустила так ничего и не ответив.
Горе пострадавшую вытащили, укутали в полотенце и усадили на лавку, отправили кого-то за медсестрой. Не стал оставаться, пошёл туда, куда направлялся изначально. И если я наивно думал, что на этом приключения закончились… нет, они только начались.
В раздевалке, грёбаный Даня, показывал видосик с чудо спасением, не забывая приправить словцом:
– Блять, сиськи зачёт, надо было самому геройствовать. Ты смотри, а…
Подошёл ближе к трём долбаёбам, перехватил телефон, и пока охреневший от такого Данил не успел дёрнуться, удалил к херам собачьим ролик, на котором спасение девчонки – это самое меньшее из «радостей». На самом деле это я виноват: пытался перехватить и дёрнул за купальник, а он порвался. Так что, выныривала на поверхность, молчаливая леди, местами голая…
– Ты охуел что-ли.
– Завали, – наезжаю. – В табло давно не выписывали?
– Ты чё? Чердак потёк?
В предплечье упирается рука Родиона, в попытке тормознуть, но хер там был. Смахиваю.
– Башкой думай. Ты в клубе или чё? Она в этот момент не соображала ни хрена, а ты тут со свистулькой своей подбежал и вместо того, чтобы помочь – снимал. На приколе? Страшный ты, сука, человек.
– Пошёл ты.
Данил взмахивает руками, но в обратную не прёт, чувствует, что мы тут все на пределе и он явно не вывезет последствия. Я не конфликтный. Все эмоции выбрасываю на тренировках, но, если надо, могу и в жизни физическую силу применить. Не хотелось бы такое, но, если надо – будет, блять.
– Остынь, ты чё?
Юрка переключает внимание на себя, но прежде, чем пойти к личному шкафчику кидаю:
– Узнаю, что ты где-то показал – раком поставлю, усёк?
В ответ прищур недовольный, но на этом всё. Отворачиваемся друг от друга, про этого придурка мне всё давным-давно ясно, и проще было игнорировать друг друга, но он поступает как последняя сучка, а я всегда был за справедливость. Это видимо гены.
Я всё понимаю, вышло… неординарно, но сукой по жизни быть не надо. Юрист херов, блять.
– Никит, мы с папой в выходные хотим к Лыковым сходить, может быть ты с нами?
Выныриваю из воспоминаний и шустро придумываю отмазку. Лыковы – это тоже история про интересные знакомства…
– Мам, я к отцу зайду и сразу к тебе, не выпей там весь чай, договорились?
– Иди, конечно, родной.
Одаривает ласковой улыбкой и отпускает.
У меня хорошая мать, самая лучшая, но так вышло, что я единственный ребёнок, больше, к огромному сожалению родителей, детей у них нет, так что, вся любовь досталась мне. Иногда это ненавязчивые вещи, а иногда мать сильно генерализирует это. Возможно поэтому отец отправил жить отдельно. К слову, между моей матерью и матерью Игната есть чёткие параллели: Аглая готова глотку перегрызть всем и каждому, сразу как заподозрит неладное, а моя задушить любовью, тоже всех… Такая история.
Кабинет отца встречает светом и тихим клацаньем клавиатуры. Сажусь на диванчик, удобнее сползая по спинке ниже.
Твою мать, сейчас бы доспать немного.
Какое-то время откровенно дремлю, но как только повисает тишина, открываю глаза. Отец откладывает стопку документов, закрывает ноутбук и сложив руки замком смотрит в глаза.
Для того чтобы я сорвался утром и приехал, ему понадобилось одно сообщение, с простой, мать его, фразой: «До двенадцати жду дома».
Ну и всё. Половину похмельного синдрома снесло волной. Я до последнего надеялся, что он не узнает.
– Как долго ещё это будет продолжаться?
– Что я плохого сделал?
Прищуривается, откидываясь в кресле. Он знает, что спросил, а ещё знает, что я пытаюсь съехать.
– Ты спиваешься.
Иронично приподнимаю бровь, на лице отца нет ответной реакции, он как сосредоточенно остановился на глаза, так туда только и смотрит, игнорируя мою пробивающуюся усмешку.
– Встретиться раз в неделю с друзьями и посидеть не равно сбухаться в хламину.
Кивает, но как только заканчиваю фразу бьёт своей:
– Ты всё лето не просыхал.
– Какие, однако, у нас бдительные соседи, ты смотри.
– Не ёрничай, я и без них знаю, – тяжело выдыхает и начинает вытягивать мои жилы, очень медленно… по одной.
В голове сжимаются сосуды, а кровь, наоборот, шпарить начинает, обугливая вены изнутри.
– Возьмись за голову. Так нельзя, и я всё ещё верю, что ты это понимаешь. Остановись и отпусти. Ты не мог на это повлиять.
Сжимаю челюсти, отворачиваясь к окну.
Не мог повлиять…
В этом то и проблема, что я мог, просто не сделал!
Глава 4
Тамара
И так, что мы имеем в сухом остатке: припозоренная я и история, которую разобрали на косточки, добавив с три короба… Пересосали, перебрали и сверху посыпали. Милые человечки…
Кто-то подходил и спрашивал, глядя в глаза, но были и те, кто радостно кинулся поливать за спиной… и вторых было больше. Как обычно, собственно.
Прогнившее общество. Общество, от которого меня давно и стойко тошнит. Я не верю в искренние постулаты дружбы – всё это херня собачья. Если человеку от тебя ничего не надо, он даже жопу не подвинет. Всем только и дай что-то остренько-вкусненькое, да побольше… Из всех кустов неслось:
– О-о-о, а это ты вчера утопиться решила?
– Ты чё плавать не умеешь? Серьёзна-а-а?
– Слушай, а правда за тобой старшекурсник сиганул?
Или что-то такое:
– Сиськи покажешь?
– Говорят, у тебя чё надо. Где ты их там прячешь?
Суки…
Выносить это с холодным выражением на лице – сложно, особенно когда придурочный пубертат дорвался до информации. Их в жизни ничего и никогда не интересовало, кроме голых сисек. Уроды.
А я так надеялась… Так надеялась…
До последнего, блин!
Хорошо, что видео не было. Мне повезло… Нам запретили в бассейн брать телефоны и сейчас этому выкруту я благодарна как никогда! Иначе, горела бы моя репутация синим пламенем, так ярко, что пришлось университет менять, а мне такого точно не надо.
В какой-то момент эта ситуация напомнила среднюю школу. Школу, в которой меня не любили и это мягко сказано. Я не такая была… замкнутая, тихая, мелкая, в старых шмотках, на улицу не ходила, новыми игрушками в телефоне не хватала. По всем фронтам в минус ушла…
У меня была строгая бабушка, которая чётко отслеживала все занятия и интересы. Возможно только поэтому, всеми моими интересами были исключительно: книги, школа и тренировки. Да что там… я компьютер освоила в классе на уроке, а не дома на горшке как все одноклассники.
Принято думать, что если ты без родителей, то уже на самом дне пищевой цепочки, но это не совсем так. Мы не плохо жили, скорее без изысков. У бабушки пенсия, у меня как у сироты тоже деньги имелись, но покупать направо и налево дорогие штуки… не получалось. Нужно было что-то пить и есть, поэтому свой первый, потрёпанный жизнью ноутбук я выпрашивала с крокодильими слезами на глазах. Очень долго просила, но его купили только тогда, когда без этого стало невозможно учиться и бабушка, повздыхав, пошла в магазин. Установила кучу блокировок всяких и прочие ограничения, но радость от приобретения затмила любые табу. Я стала ровно такой же, как и они все и это было круто. Больше не нужно бегать, заглядывать в глаза учителю информатики вымаливая возможность, просто сесть и сделать домашнее задание. У меня появился мой… мой личный!