Допинг

А ещё, я округлая отличница, та самая, которая на первой парте и всё знает. Одноклассники любили подкатить, чтобы списать, как до Севы, так и во время его «защиты». Мне улыбались, в глаза заискивающе смотрели, а как урок заканчивался – забивали, продолжая подкалывать. Я долго не понимала, почему так происходит… сначала дружба – жвачка, а потом резко всё. У меня практически не было ровесников, с которыми я бы дружила, а мне так хотелось. Поболтать о чём-то, обсудить кого-то, пойти куда-то… С бабушкой классно, но мне хотелось с кем-то дружить, по-настоящему, как в книгах дружат: делятся секретиками, что-то вместе делают и если нужно, то помогут…

Не могу сказать, что я изгоем была, просто не клеилось и это очень сильно обижало. Обижало ровно до того момента, пока к нам не перевелась Яна. Она пришла в начале января и сразу же пересела ко мне, а дальше, оно само как-то получилось. Сначала в школе, а позже мы виделись и вне стен учебного заведения, я даже пыталась её потягать ходить на волейбол, где у меня были более тёплые отношения с девочками, чем в «родном» классе. Так получилось, что Яна жила в ближайших к нам высотках, и до меня было рукой подать, так что сидели мы с ней на лавочке напротив моего дома и болтали так часто, как это было возможно. Новенькая девочка стала для меня первой и самой лучшей подружкой, привнеся с собой чуть-чуть больше тепла в коллектив, потому что именно после того, как мы с ней стали ходить вдвоём, одноклассники изменили своё ко мне отношение, не глобально, но очень ощутимо. Да и мне, кажется, стало с ними более приятно общаться. Как минимум мне так казалось.

Чёрт, это ещё никто не знал, что я прошла несколько кругов ада, чтобы выходить и сидеть на лавочке болтая о всякой фигне. Бабушка в первый раз не стала препятствовать. Янка заявилась на наш порог, найдя дом по навигатору и позвала меня на улицу, а я растерялась… Бабушка пригласила её в дом, потому что для «гулять» слишком холодно и лучше в помещение. Ко мне никто никогда не приходил…совсем, а тут мало того, что не побоялась позвать с собой, постучав прямо в дверь, так ещё и в личную обитель попала. Меня закружило вокруг – вот так ощущалось.

Яна домой утопала, а я давай реветь, проситься с ней гулять на её улицу, потому что она звала и к себе звала…

Бабушка послушала молча, а потом как сказала:

– Куда это к ней? Далеко это и ты родителей не знаешь.

– Как далеко? Бабуль, рядом всё. Соседний квартал почти. Мы же в одном классе… ну, можно? Пожалуйста-пожалуйста.

– Сидите вон, на Еремеевской лавке, зачем по домам ходить? Замёрзнете, заходите лучше к нам.

– Ну ба-а-а… она же к нам приходила и я к ней хочу.

– На лавке – пожалуйста, дальше – нет.

Насупилась сначала, весь вечер убалтывала, но бабушка на своём стояла, и чтобы я не говорила, ответ был одинаковым: «Нет». И меня разозлило! Как же сильно выбесило! Туда -нельзя, сюда – нельзя, позвони, скажи, расскажи! Всё нельзя! Бесконечно одно и тоже:

– Учись, дочка, учись. Гульки потом будут. Надо учиться. И время небезопасное совсем, не надо такое. Не надо, милая.

Сколько же я слёз выплакала и насколько уловок шла – бестолку всё было! Непробиваемая… Я каждый раз пыталась договориться, но увы, только лавочка у дома и больше никак. Бабушка не то чтобы запретила и успокоилась – она стала проверять с удвоенной силой, перекрывая кислород по всем фронтам и у меня, не осталось выбора. Пришлось врать подруге, чтобы хоть как-то, хоть где-то «гулять»… Позорно у дома, но гулять!

Седьмой класс, очередные проверочные, а на улице весна и она такая тёплая… ласковая-ласковая. В груди что-то порхало и окончательно потеряло берега, иначе как я могу объяснить то, что сделала дальше? Даже не знаю как…

– Слушай, может в магазин сходим? Погрызть чего-то хочу. Пошли?

Яна поднялась на ноги, потянулась как кошка, разминая спину и подхватив рюкзак, потянула за ладонь. Подружке улыбнулась, а сама на окно посмотрела. На самом деле, я слукавила, сказала, что не могу уходить, потому что бабушка себя плохо чувствует и я, вся такая хорошая, просто не имею права куда-то уходить – вдруг хуже станет. Не признаваться же в самом деле, что меня просто не пускают никуда.

– Да идём, тут две минуты, ничего не случится.

Я ещё раз на окно посмотрела, а там бабушка выглянула, как по заказу. Помахала ей и как только фигура скрылась, спрыгнула с следом, и-и-и… была не была! Мне надоело да лавке задницу отсиживать, я хочу хоть какой-то движухи. Все ходят и не умерли, а я, лысая что-ли?

Взявшись за руки, унеслись к магазину: купили какой-то фигни, раскрыли и идя обратно, весело смеялись. Весело, громко, очень радостно… Яна то про собачку свою карманную расскажет, то про сестру старшую, у которой не учёба на уме, а очередной ухажёр. Мне всё было интересно, я так сильно с ней сдружилась, что любая её радость стала моей, а беда и подавно… Мне казалось, что наша дружба на вечно и ничего, повторюсь, абсолютно ничего, её не разрушит! Так и было – правда, ровно до резкого:

– Нагулялась?!

Голос бабушки ударил по перепонкам, мигом перебивая смех. Поперхнулась, останавливаясь и наконец-то увидела её выходящую из калитки. Петли натужно скрипнули, бабуля сложила руки под грудью, грозно смерив нас взглядом.

Яна перевела на меня удивлённые глаза. Ещё бы… в моих рассказах бабушка чуть ли не ходить разучилась. Стыд, по ощущениям, обжог все клетки.

Такой позор…

Яна всё прекрасно поняла и сбежала тут же, чмокнув в щёку, а я дома получила… по первое число получила!

– Да ты что творишь?! Мы договорились – у двора! А ты куда помчалась? Тома, куда?!

Огромные, очень болезненные капли по щекам вниз покатились, а вверх по венам обида дикая понеслась.

Ну и зачем вышла!!! Лучше бы у себя сидела! Нет же… попёрлась.

– Мы только до магазина!

– До магазина она, -всплёскивает руками. – А деньги чьи?

Ещё один болезненный укол.

Мы там, ничего и не взяли, точнее – я не взяла. Смотрела и облизывалась. Конец месяца, все выплаты только через неделю, а мне и мармеладок кислых, и сухариков хочется, а взять нельзя! Янка предложила купить, но я сказала, что объелась и не хочу – тошнит от них.

– Её…– буркнула, отворачиваясь к злосчастному окну, с которого всё началось.

Бабушка долго не успокаивалась: стыдила и стыдила, а я плакала от злости и бессилия. Всё собрала за что поплакать: деньги, прогулки о коих могу теперь забыть и бесконечный контроль, от которого устала!

Бабушка ругала, а я ревела, заламывая пальцы. Не выдержала в какой-то момент и кричать начала, что она меня не любит и вечно всё запрещает. В итоге, выдохлась, а она головой покачала. Всё.

Но хуже стало в понедельник, когда я пришла в школу. Она всем всё рассказала и про мальчика, который мне нравился и про то, что я наболтала о бабушке… просто взяла и рассказала… все секреты мои выдала не поморщившись. Такой дружба оказалась.

Одноклассники шушукались, позже осмелели и травить по новой начали. Наша дружба распалась за один день… Мне так и заявили: она со мной общалась только потому, что я давала списать домашки, а так, в общем и целом, со мной больше нельзя не о чём… я не о чём…

Яна на следующий год перевелась в другую школу, а я… я осталась и больше не рвалась дружить – не понравилось… особенно последствия. Потом, когда мозги встали на место, было чуточку проще, но тогда, я во всём обвинила бабушку. Вот такая история.

– Ну и не нужна тебе эта свиристелка. Подружка… таких подружек «с моста», знаешь такое?

Промолчала, а бабуля добавила:

– Не нужна она тебе. Забудь.

Промолчала, но в голове, как лампочка, загорелось:

Не нужна…

Никто никому не нужен… совсем никто и не кому, если вы не родственники. Хотите верьте, хотите нет, но это так.

Так что, мне взрослой Томе – нормально. Если не привязываться, то и рвать по живому тоже не придётся. Всё же очень просто.

Меня не коробит одиночество, честно, я привыкла. Когда ты домой приползаешь без задних ног, у тебя только одно желание: чтобы вода нормально из крана капала и утром встать по будильнику, а не как придётся.

Так что, приходя в новый коллектив – подружек не ищу. Ровно мне, где бы не была: институт, тренировки, работа. Есть малое количество людей, с которыми нормально – остальных я пропускаю мимо глаз, стараясь не всматриваться, так же было когда пришла впервые на новую площадку, где тренируется волейбольная команда. Они на меня посмотрели, я на них и всё. У нас общие интересы в спорте, но в остальном не горю желанием впускать в свой чётко очерченный круг. Впустила как-то уже… спасибо, опыта хватило.

Я сюда прихожу выгулять внутренних демонов. Это очень хорошо помогает, я точно знаю. И да, покидая стены зала, чувствую себя лучше. И это то единственное что мне тут нужно. Тренер, конечно, говорит, что нужно уходить в профессиональный, но мне… чёрт, какой профит, если на это тупо денег не хватит?

О чём вы люди? Спуститесь с неба на землю и по сторонам оглянитесь. Обычные люди живут от зарплаты до зарплаты. Они все такие простые, как три копейки: «Играй Томочка, играй».

Ага, а жрать я что буду, пока всё свободное время провожу на тренировках? Энергию солнца?

Волейбол – это круто и это моя отдушина, но это не приносит денег, скорее наоборот. Так что, я, как и раньше вкладываюсь в каждую тренировочную минуту, но в то же самое время знаю, что завтра у меня пара, а после пар ещё шесть рабочих часов. Так что… радости дозированы.

– Рита, на распасовку иди, – кричит Ангелина Дмитриевна, жестом указывая сторону площадки.

Хрупкая брюнетка шустро разворачивается на пятках и в припрыжку бежит к сетке. Беру свободный мяч, лениво продвигаясь к сформировавшейся очереди. Сегодня обычная база, без перегрузок и прочего. Межсезонье оно вот такое, какие-то более-менее интересные вещи будут происходить ближе к концу года, а пока, нам просто держат форму.

– Херово пасует. – шипит Даша, поправляя волосы на затылке.

– Ну да, неудобно с ней.

– Пусть Соньку поставит, зачем эту курицу? Надо сказать.

Злата тихо смеётся и так же тихо шепчет:

– Слушай, лучше не надо, а-то она опять в позу встанет. Не нарывайся, Дашка.

– Да пошла она в жопу, – зло выдыхает впередистоящая, выпрямляя спину.

Не комментирую, но взгляд сам собой становится тяжелым. М-да… прийти не успела у них тут скандалище полыхнул. И вроде бы плевать кто и за что глотки друг другу грызёт, но всё равно напряжно. Я прихожу сюда выдохнуть, а не слушать это дерьмо, а дерьма тут и по сей день многовато…

Вот эта самая Даша, плевалась ядом и спорила с тренером, психанула, круто развернулась и гордо потопала на выход. Думала не вернётся после такого, но нет… поджала хвост и пришла. Ситуация так себе, я её не знаю, чтобы сильно судить и тренера нового тоже не особо знаю… но она орала громче всех и всё равно в составе. Что сказать… за такие проделки, мой самый первый тренер не выгоняла, она просто не разрешала брать мячик в руки на протяжение всей тренировки… а потом ещё одной и ещё… и это работало лучше любых слов. Никто не выдерживал, все извинялись и старались впредь не выбивать коллектив из здорового тренировочного процесса, а тут…

Качаю головой смотря, в спину Даши. Прыжок, замах, удар, приземление – правильное, чёткое, такое какое надо. Они тут все так как надо делают, одна Рита выбивается, но насколько я поняла, девчонка пришла не так давно.

– Можно быстрее, а? Чё за свечки, – возмущается Даша, одаривая связующую тяжелым взглядом.

Вот сучка…

Девчонка заныривает под сетку, а Рита прищуривается, явно сдерживаясь, чтобы не послать её ко всем мерзопакостным насекомым разом.

Удержалась… А вот её светлокудрая подружка бы сказала.

Хмыкаю, опуская глаза на мяч. И всё-таки я бы послушала как она её чихвостит.

Отбиваю несколько ударов перед ногами (мой мини ритуал) и спасовав, выхожу на удар. Прыжок, замах, щелчок, приземление, во время которого я точно вижу, что мяч летит не туда, куда должен был. Чёрт…

Морщусь, предугадывая дальнейшие события и как только делаю шаг к сетке, слышу глухой удар, а следом сдавленный писк.

Попала в кеглю… блин.

Стон, мат, шипение. Неприятная ситуация, самой прилетало, так что, прекрасно понимаю ощущения.

Даша резко разворачивается, а я поднимаю руки вверх в извинительном жесте. Даша как-то резко, рвано выдыхает и скривившись ещё больше, кричит:

– Кривая что-ли?

Торможу желание нагрубить. Вдох, плавный выдох и ответ, пусть не добродушный, но всё-таки вполне ровный:

– Из-ви-ни-те.

Вбивает в меня взгляд, вкладывая в него настолько много, что под рёбрами становится опасно горячо. Провоцирует… ой как провоцирует! Сжимаю пальцы одной руки в кулак, гася первую реакцию.

Промолчи Том… промолчи. Не надо портить отношения, ты тут новенькая. Не надо…

– Дашка, жопой шевели, – кричит через весь зал капитан. – на вторую сторону чеши, короткие покидаешь.

– Больше некому?

Переключаясь на Олю, шипит выбесившая меня деваха.

– Давай – давай. Все ждать что-ли тебя должны?

Даша тихо бубнит под нос, что-то вроде: «сука, заколебала», но всё-таки обратно к сетке идёт. Медленно, очень растянуто, словно специально хочет поддеть капитана. На её месте, я бы не стала так делать, но я не на её месте, так что, пусть нарвётся – я бы посмотрела на это.

Мою улыбку никто не видел, но клянусь она была широкой. Очень и очень широкой!

Дашу не любят, но если ко мне относятся ровно, как и я к ним, то Даша… с той же Олей в жёстких контрах. И ответить ей боится, там столько страха в глазах, хоть ложкой черпай. И да… это прекрасное зрелище. Мне эта сучка с первого дня не понравилась – слишком пальцы гнёт.

Дождавшись очереди, не удерживаюсь, кидаю ей сложные, чтобы пошевелилась, ну и чтобы немного подёргать. Та даже не возмущается, только брови скривила и пыхтит под нос.

М-м-м… и мне это нравится – пусть бегает, может быть, перестанет всех покусывать из подтяжка. Я много слышу, слишком многое, чтобы смотреть сквозь пальцы.

Следующую часть тренировки проводим в классическом режиме, заканчивая небольшой игрой. Все это время чувствую на себе пристальный взгляд обиженной Дашеньки. Птичка так сильно бесится, что всё чтобы она не сделала, выходит через жопу. А у меня… а у меня нормально – в штатном, как обычно. Какая-то фигня, типа косого взгляда, шёпотка и прочего – мимо идёт, чтобы вышибить из колеи нужно быть либо под кожей, либо оттянуть эту кожу и залезть без предупреждения, но фишка в том, что я не дам дотянуться. Никому не дам этого сделать! Постоять за себя тоже умею. Не кисельная барышня – в обмороки не падаю.

Она и раньше косилась, но сейчас как-то особенно рьяно. Мне фиолетово на тупые потуги и на неё саму. Повеселилась и ладно, дальше не интересно. Игнорирую – это всегда отлично получалось. Без неё есть что в голове покрутить, например то, что я с дуру согласилась пойти с Полей в киношку. Не знаю зачем оно мне, всё сейчас доступно через телефон, но Поля… она какой-то одуванчик беззащитный… У меня срабатывает внутренний инстинкт защитника… Хотя первое время, примерно месяц, я делал как всегда – просто смотрела и слушала, чтобы примерно понять какие люди вокруг, а особенно те, кто метит общаться ближе. А Поля… она как я в школе – вроде все «здрасти» говорят, но в тоже время, не хотят дальше. Она… типа изгоя – очень хочет общаться хоть с кем-то, но этим больше отпугивает. И мне её жаль… до сжавшегося под рёбрами сердца жаль. Очки её ещё эти… пиздец.

И между тем, у меня есть ощущение, что она выступает инициатором, только потому что есть вероятность рядом со мной обнаружить Севу. К слову, Сева вдруг внял запрету и не пытается кадрить девочку. Так что, мы вроде и общаемся с ней, но… есть но. Смотрю пока…не рублю с плеча – присматриваюсь. Двойственное ощущение. Очень и очень двойственное.

Свисток, быстрый разбор полётов, и я как обычно сама иду собирать мячи и прочую атрибутику для тренировок. Нет, это не от дикой любви к собирательству – нет, конечно, просто хочется тишины и покоя, без чьих-то голосов и брожения рядом. Никто из одноклубниц не упрямиться – всем откровенно лень. Пока собираю мячи, зал пустеет, окуная зал в благоговейную тишь. Останавливаюсь, вдыхаю и только после того, как всё разложила по полочкам, ухожу в сторону раздевалок.

Кеды шоркают по полу, отражаясь эхом в коридоре. Мои «старички», настолько дряхлые, что пора давно выкинуть, но я слишком прикипела… да что там, мы срослись с ними. Да, у меня есть те самые, что для игр, но на тренировках, особенно на тех, что на лайте – только они. Это, наверное, странно, но бабушка приучила к бережливости, поэтому я знаю не только как следить за ними, но и как делать маленький ремонт. Смысл выкидывать если можно исправить проблему?

Разминаю шею, заруливая в раздевалку. После темноты, от яркого света режет глаза, и я прикрываю их только на секунду, но в следующую начинает разрывать петардами внутри. Весёлый трёп Даши проникает в уши как грёбаный ядовитый газ. Без шансов и намертво.

Зря я надеялась, что успокоилась – ни хрена подобного.

Внутри клокочет, просто от голоса, а если посмотреть на её кривляние, так и вовсе выносит за грани. Быстро подхожу к шкафчику, хватаю принадлежности и в душ, от греха подальше.

Под упругими струями воды, отчаянно пытаюсь отделать от этого чувства, но злость всё равно никуда не уходит. Клубится где-то под кожей, то и дело вырываясь маленькими вспышками наружу. Как же эта сука меня бесит. Всё в ней бесит: от вечно намалёванной физиономии, до передвижений на площадке. Прикидывается тупой, а на самом деле – гарпия ядовитая. Не знаю, что делать с этим, потому что меня просто на лоскуточки раздирает. Вроде бы заглушила и забила, но порог раздевалки переступила и понеслось по новой.

Провожу в душе столько времени, сколько могу. Сегодня – просто в магазин и домой, без забега на работу: устала, не могу. Задолбалась, блин!

Насухо вытираюсь прямо там, натягиваю спортивный топ, майку и шорты. Ненавижу переодеваться при ком-то постороннем. А ещё очень надеюсь, что они все утопали домой, з плотно прилегающей дверью в душевые не слышно ничего.

И надежды мои разбиваются о скалы, потому что никто не ушёл, их даже больше стало. Это можно было бы вытерпеть, но писклявый голосок Даши скручивает узлом.

– Да о чём с ним говорить? – хохочет. – Если у него даже не такой?

Скашиваю взгляд на телефон с ублюдским чехлом из страз, который она крутит в руках.

– Да какая разница, какой? – вставляет три копейки Катя.

– Ты не понимаешь, – выдыхает Даша. – это же целая культура. Это эстетика, особенное мировоззрение.

– Это маркетинг, – смеётся Женя, с усилием пропихивая в сумку кроссовки. – Так, ладно, эстеты. Я убежала, меня там Генка ждёт, щаз все мозги накрутит за то, что я тут с вами ля-ля.

– Ой, ф-ф-фсё! – передразнивает Даша, поднимаясь со скамейки и чмокая Женю в щёку.

Кривлюсь. Мне вот эти поцелуйчики и вовсе противны.

– Не надо мне тут. Так говорят только те, у кого денег на него нет. А у кого есть, просто всё понимают. Ты сама спроси?

Женя смеётся, следом за ней качает головой Милана, а я чувствую, как пенит мозг. Сдержаться уже не получится. Разворачиваюсь к болтающим лицом и смотря прямо в глаза местной «циркачки», говорю:

– То есть, если у человека нет такой трубки, как у тебя, то он отстой? А ты, типа, вся такая исключительная?

Даша округляет глаза, но спустя секунду, удивление быстро сменяется оценивающим прищуром, в котором я вижу грёбаный ответ и её сраную оценку.

И всё…

– Если какая-то тупая курица купила себе телефончик за сотню, это не значит, что она не курица.

– Чего?

Делаю шаг ближе, чувствуя, как по коже ползёт горячая ярость.

– Глухая?

– Я вообще не с тобой разговаривала. Тебе чё надо?

И ладно бы просто сказала, нет… и подбородок вздёрнула, и руки под грудью сложила.

Хмыкаю, теряя самообладание.

Я уже наслушалась, как она исключительно по мужикам скачет. Исключительно, часто и радостно.

– А я с тобой говорю.

– Пошла ты. Не адекватная что-ли?

Разворачивается ко мне спиной и именно в этот момент происходит взрыв. Я просто не могу уже отпустить – разнесло на атомы. Хватаю за локоть, разворачиваю обратно.

– Повтори.

Глаза Даши расширяются. Она дёргает локоть из захвата и отшатывается.

– Епанутая что-ли? Чё тебе ещё повторить?!

Вокруг голоса смешиваются с безумно колотящимся сердцем. Не слышу их, просто не могу на это отвлечься. Смотрю в глаза, которые полны высокомерием до самых краёв, а подкаченные губы дрожат от усмешки.

Смешно блять, тебе? Да? Сейчас вместе посмеёмся.

Один порывистый шаг – рука мгновенно хватает за волосы и тянет голову вниз. Секунда, и все мои демоны сорвались с цепи. Перед глазами – красное марево, сжигающее все здравые мысли, перемалывая их в труху. Грудь раздирает вспышками ярости, и я наношу первый удар раскрытой ладонью.