- -
- 100%
- +
– Почему не кровати? – вполголоса поинтересовался Гилфрид у Арно. Блок был рассчитан на шестьдесят человек, и хотя сейчас наличествовало едва ли больше половины, галдёж стоял невероятный. Новобранцы выбирали места, знакомились и делились первыми впечатлениями от Академии.
– Потому что это три в одном, – пояснил Леон. – Спальное место, встроенная система контроля за состоянием здоровья кадета и модуль медицинского обслуживания. Конечно, не для серьёзных случаев, но всякие мозоли, порезы и прочие мелочи, которые постоянно появляются в процессе обучения, эти машинки прекрасно залечивают, пока ты спишь.
– Ты говорил, взводных назначают только после присяги, – Гилфрид нажал кнопку, и матовая панель на левой капсуле второго яруса бесшумно скользнула вверх, открывая что-то вроде комнатки-пенала размером чуть больше односпальной кровати. В глубине виднелась ещё одна панель.
– Багажный отсек, – кивнул на неё Арно. – Ну да, говорил.
– А кто будет следить за порядком до того?
– Сержант, конечно. Тот же, что и после. Один сержант на блок, а после присяги ему помогают четверо взводных, – Леон, вытянув шею, огляделся по сторонам. – Будем надеяться, что нам достался адекватный.
– Не возражаете, если я устроюсь тут? – к ним приблизился пухлый светловолосый парень, нерешительно указывая на левую капсулу в нижнем ряду.
– Пожалуйста, – пожал плечами француз, закидывая рюкзак в соседнюю с О'Тулом капсулу второго яруса.
– Я Юхан, – представился толстячок, открывая выбранный отсек и заталкивая в него большую дорожную сумку. – Юхан Линдхольм.
– Уппсала-Юг? – оглянулся через плечо Арно, вытаскивавший из рюкзака какие-то свёртки.
Светловолосый смущённо улыбнулся:
– Точно. А вы двое…
Закончить Юхан не успел: рослый парень с глубоко посаженными глазами и массивной нижней челюстью отпихнул шведа с дороги и, стукнув кулаком по кнопке, открыл капсулу третьего ряда, над капсулой Арно. Ещё один, тоже высокий, но щуплый, с сутулыми плечами и длинным носом, потянулся к капсуле над той, что занял Гилфрид.
– Занято, – спокойно заявил француз.
– Кем это? – угрюмый взгляд исподлобья упёрся в пронзительно-синие глаза крепыша.
– Да кем угодно, кроме тебя.
– О-о… – протянул здоровяк, будто размышляя над услышанным. Его тощий приятель скривился, продемонстрировав желтоватые зубы. Юхан переводил взгляд с Леона на пришельцев. Гилфрид, оставив свою сумку, настороженно замер.
– Ну-ну, – наконец выдал рослый и, ещё раз стукнув по кнопке, заставил панель опуститься. Потом кивнул приятелю, и оба отвернулись, вроде бы собираясь уходить. Арно снова потянулся к своему рюкзаку.
Удар был быстрым – и Юхан, и Гилфрид успели заметить лишь мелькнувший кулак здоровяка, но времени вскрикнуть и предупредить француза у них уже не было. Леон, впрочем, в предупреждениях не нуждался: он присел, и нацеленный в затылок уроженцу Нуво-Памплоны удар пришёлся по краю капсулы. В ту же секунду сам Арно, развернувшись на пятках, крепко приложил противника в солнечное сплетение.
Выпрямиться Леону не позволил тощий: он с ходу ударил коленом в нос француза, и Арно, отброшенный назад, приложился затылком о ещё не занятую правую капсулу нижнего ряда. Гилфрид бросился на помощь, но худой приятель здоровяка оказался проворным. Он рывком сдёрнул с плеча рюкзак и швырнул его в ирландца, а следом ударил раз, и ещё, справа и слева. Правый хук пришёлся вскользь по скуле О'Тула, зато левый попал прямо в ухо, отозвавшись неприятным звоном.
Юхан не остался в стороне, но то ли драться шведу доводилось редко, то ли действовал он сгоряча: вместо того, чтобы пустить в ход кулаки, Линдхольм, словно бык, нагнул голову, и с короткого разбега ударил тощего в живот. Внимание желтозубого было сосредоточено на О'Туле, так что манёвр удался. Хрюкнув, тощий отшатнулся, потерял равновесие и рухнул на пол. Однако тут же швед получил в глаз от снова включившегося в драку здоровяка, и в свою очередь оказался на полу.
Гилфрид попытался повторить удар Арно, но рослый противник с лёгкостью блокировал его, а потом сам насел на ирландца, молотя кулаками куда ни попадя. Зазвенело теперь уже в левом ухе, клацнули зубы после хорошего апперкота. О'Тул попытался было сцепиться с противником вплотную, но тот не дал ему такой возможности, тут же увеличив дистанцию между ними.
И поплатился.
Арно, залитый кровью из разбитого носа, уже стоял на ногах. Едва здоровяк отскочил от Гилфрида, как француз налетел на него сбоку, и когда парень с удивлением обернулся к этой неожиданной проблеме, Леон коротко и зло приложил его лбом в лицо. Рослый взвыл. Не дожидаясь, пока тот снова начнёт действовать, Арно с довольной ухмылкой добавил коленом в пах. Потом перешагнул через упавшего здоровяка, оказался рядом с поднимающимся на ноги тощим – и походя, словно танцор, ударил того пяткой в нос. Противник опрокинулся навзничь, а француз – ухмылка его теперь превратилась в оскал – ещё раз припечатал пяткой нос тощего.
– Квиты, – прокомментировал Арно.
– Браво, – кто-то нарочито медленно сделал несколько хлопков в ладоши. – А теперь все пятеро – за мной к капитану.
Гилфрид обернулся. Говоривший оказался парнем на два-три года старше их, в форменной футболке с выведенными белым «E1» на груди и спине.
– Этого, – Леон кивнул на тощего, не скрывая своего удовлетворения, – придётся нести.
– Вот ты его и понесёшь, – распорядился взводный.
Француз хмыкнул, потом примерился и потянул постанывающего противника за правую руку. Ирландец, подскочив, поддержал тощего под левую. Вдвоём они кое-как снова утвердили парня на ногах – здоровяк, морщась и кряхтя, уже поднялся сам – после чего процессия двинулась по проходу вслед за взводным, провожаемая любопытными взглядами.
* * *
Капитан, курировавший блоки с Eпо H, оказался мужчиной на вид чуть старше сорока, сухощавым и жилистым, с тонкой полоской усов над строго сжатыми губами и большими тёмными глазами с пушистыми, словно у девушки, ресницами. Его рабочий кабинет помещался в блоке E, и на стук взводного из-за двери донеслось отрывистое:
– Войдите!
Взводный шагнул в кабинет и вытянулся по струнке. Затем резким движением поднёс к козырьку кепи и тут же опустил правую руку с сомкнутыми указательным и средним пальцами.
– А, кадет Леон, – капитан покровительственно кивнул. – Что случилось?
Гилфрид, услышав фамилию взводного, покосился на приятеля. Арно демонстративно закатил глаза.
– Драка между новоприбывшими, капитан.
– Всего лишь? – офицер изобразил на лице недоумение.
– Одному досталось. Возможно, стоит отправить его в лазарет.
– Ну так отправьте.
– А как быть с остальными, капитан?
Офицер задумчиво провёл согнутым указательным пальцем по усам, сначала слева, затем справа.
– Имена, – приказал он.
Парни поочерёдно назвались. Здоровяк, всё ещё невольно сжимавший ноги, будто ему очень хотелось в туалет, представился как Эндрю Колбрейн, а своего приятеля, так и не пришедшего в сознание, отрекомендовал как Луиджи Ренци.
Пальцы капитана пробежали по клавиатуре, вбивая имена. Экран позади рабочего стола осветился и на нём появились досье всех пятерых новобранцев. Офицер мельком взглянул на фото и на самих парней, удостоверился, что никто не попытался назваться чужим именем, а затем развернулся к экрану и принялся изучать данные каждого. Взводный посмотрел на Арно и покачал головой, выражая разочарование. Француз безо всякого почтения скорчил свирепую гримасу и принялся демонстративно рассматривать потолок кабинета.
Наконец, капитан погасил экран и снова повернулся к новобранцам.
– Кто затеял драку? – голос его был совершенно спокоен.
– Я, – чуть помедлив, отозвался Колбрейн.
– Это так? – офицер оглядел остальных. Те вразнобой кивнули, и даже Луиджи пробормотал что-то похожее на подтверждение.
– Кадет Колбрейн.
Парень вздрогнул: голос капитана теперь лязгнул сталью.
– Три дня нарядов и карцерного пайка, – распорядился офицер.
– Кадета Ренци – в лазарет на осмотр. После восстановления – день нарядов. Кто ответственен за его состояние?
– Я, – мрачно подал голос Арно.
– Кадет Леон – два дня нарядов и карцерного пайка. Кадеты О'Тул и Линдхольм – по одному дню нарядов. Свободны.
Глава 3. «Так точно, сержант!»
У меня остались самые тёплые воспоминания об учёбе в Академии – как во время первого этапа, так и во время последующих переподготовок. Эта отработанная столетиями, отточенная до совершенства система максимально эффективна, и неизменно обеспечивает достойные результаты.
Добавлю ещё, что мне посчастливилось начинать свой путь в армии со многими поистине выдающимися людьми. Их имена сегодня прославлены победами, а заслуги отмечены наградами. Те же, кто сложил головы на полях сражений, остаются жить в нашей памяти – и, я уверен, не будут забыты теми, кто придёт после.
Г. О'Тул «Полвека в строю: воспоминания звёздного маршала»
Доктор Андерс был сухощавым коротышкой и к тому же природным альбиносом. Красные глаза медика внимательно смотрели из-за диагностического визора, с которым он, казалось, не расставался даже во время сна. Доктор тщательно брился, сохраняя лишь короткую бородку, похожую на пух одуванчика, и неизменно называл кадетов «господа».
– Ну-с, господа, – мягким вкрадчивым голосом обратился он к появившейся на пороге смотровой пятёрке. – Что тут у нас? Так-так…
Действовал доктор быстро и аккуратно. На ходу открыл один из совершенно одинаковых металлических шкафов, расставленных вдоль стен, извлёк оттуда два охлаждающих пакета и бросил один Эндрю, а другой Арно. Затем указал на кресло:
– Сюда, господа.
Гилфрид и Арно опустили на сиденье Луиджи. Доктор, мурлыча под нос какую-то мелодию, нажал несколько клавиш. Загорелись лампы дополнительной подсветки, кресло чуть изменило положение – теперь Ренци полулежал, а медик уже склонялся над ним.
– Свободны, господа.
Четверо парней неуверенно переглянулись. Доктор посмотрел на них:
– Свободны. Ваш приятель вернётся в казарму утром. Кто его наградил сотрясением мозга?
– Там трястись было нечему, – проворчал Арно. Доктор Андерс смерил француза спокойным взглядом:
– Ясно. Значит, вы мой новый поставщик мяса?
Опешивший Леон растерянно заморгал, но медик уже снова занялся Ренци. Четвёрка вышла из кабинета, а затем и из медицинского блока. Арно прижимал охлаждающий пакет к носу, Эндрю засунул свой в штаны и ковылял теперь в раскоряку. Едва они добрались до перекрёстка, Колбрейн свернул в сторону, будто не желая продолжать путь вместе.
– Жёстко ты его, – заметил Юхан, имея в виду Луиджи.
– Нечего было связываться, если не готов получить, – проворчал Арно, выглядывая из-под пакета одним глазом.
– Ну, если так посмотреть – это ведь ты первым их почти послал, – заметил Гилфрид и, поймав сердитый взгляд француза, примирительно улыбнулся. Леон хмыкнул:
– Ты что, не понял, кто это? Они же альтернативщики.
О'Тул недоверчиво оглянулся на медицинский блок, потом посмотрел на Арно:
– С чего ты взял?
– Да ясное дело!
– А почему они тогда с нами?
– А куда их, по-твоему? – искренне удивился француз.
– Ну… Они же преступники, разве нет?
– Натурально.
– И будут вот так, запросто, учиться с завербовавшимися добровольцами?
Арно остановился и страдальчески посмотрел на ирландца:
– Ты что, вообще нихрена не знаешь о том, что такое звёздный десант?
– Примерно каждый шестой кадет попадает сюда по альтернативному набору, – тихо заметил молча слушавший их Юхан. Леон одобрительно кивнул шведу. Тот смущённо улыбнулся и пояснил:
– Мой папа журналист.
– Каждый шестой, рыжий! – Арно помахал перед глазами О'Тула свободной рукой с растопыренными пальцами. – Следи сюда! Вот столько добровольцев – и один мелкий уголовник. В прямом и переносном смысле.
– Но почему сюда?!
– Ну, их же надо готовить к службе? Хотя какая там у них служба… – Леон покосился на аллею, по которой ушёл Колбрейн. – Почти гарантированный билет в один конец, на передовую. Что там говорит статистика про выживание на передовой, а, Уппсала?
– Ничего хорошего, – вздохнул Юхан.
– Именно. Так что я им не завидую. Но послал этих двоих вовсе не из-за их проблем с законом.
– А из-за чего? – полюбопытствовал Гилфрид.
– Терпеть не могу показную наглость.
* * *
В казарме их уже ждал всё тот же взводный. Он стоял, скрестив руки на груди, у капсулы Арно, и спокойно смотрел, как тот подходит к своему спальному месту, открывает капсулу и вытаскивает оттуда рюкзак.
– В первый же день, – спокойно заметил взводный.
– Ой, да иди ты! – огрызнулся Арно.
Вместо ответа взводный ткнул себя большим пальцем в грудь. Леон поморщился и нехотя выдал:
– Извините. Сэр.
– Не паясничай.
– Клод, вот надо было тебе влезать? – прошипел Арно, плюхая рюкзак на пол и усаживаясь рядом с ним на корточках. – Вечно самый правильный.
– Дисциплина, – спокойно отозвался тот.
– Да-да.
– Может, мне написать отцу?
– Пиши.
– И деду заодно?
Синие глаза со страхом метнулись вверх и впились в лицо Клода.
– Будь любезен, веди себя достойно, – попросил тот.
– Не вздумай писать деду! Да и отцу ни к чему, – Арно, расстегнув рюкзак, уже вытаскивал из него вакуумированные пакеты. – Лучше маме напиши. Она расстаралась, чтобы послать твою любимую, – француз бросил собеседнику один из пакетов, в котором виднелась скрученная в спираль копчёная колбаса.
– Настоящая? На дыму? – взводный вдруг растерял всю серьёзность, став разом похож на живого и порывистого младшего брата.
– А то! – Арно довольно ухмылялся. – И бабушкин сыр!
– Спасибо, – расплылся в улыбке старший Леон. Потом снова посуровел:
– И всё равно. Чтобы без драк.
– Это же альтернативщики! – почти просительно отозвался всё ещё сидящий на корточках Арно.
– Да хоть лунные чёртики. Держи себя в руках!
– Ага, кто бы говорил, – проворчал Леон, провожая взглядом спину старшего брата. Потом повернулся к Юхану и Гилфриду, во все глаза наблюдавшими за этой сценой:
– Если кто хочет перекусить – налетай.
– А тут разве нет ужина? – удивился швед.
– Ужин тут есть. Только тебе, может статься, совсем не понравится то, чем тут кормят. К тому же на довольствие нас поставят только завтра, а лично я завтра на карцерном пайке. Две галеты на весь день, и фляжка воды, – Арно достал из бокового кармана перочинный нож и уже вспарывал упаковку одной из колбас. – Так что лучше уж наемся заранее.
– Ты же можешь и завтра того… этого… – неуверенно предположил ирландец.
– Чтобы меня натурально посадили в карцер на месяц? Ты спятил?
– Нет, ну я же про твои собственные запасы.
– Дисциплина, – тоном Клода заявил Арно. – К слову, – он впился зубами в колбасу. По казарме уже расползался острый чесночный аромат, – до присяги новобранцам запрещено получать посылки, так что в следующий раз это добро можно будет вскрыть только через месяц.
Юхан и Гилфрид немедленно присоединились к перекусу, а затем их примеру последовали и остальные. Вскоре по всей казарме сосредоточенно жевали почти четыре десятка молодых парней. В ход пошли захваченные из дома бутерброды, купленные в Юнионе готовые блюда и вообще всё съестное, что только нашлось у новоприбывших. Спонтанный пир продолжался уже примерно с четверть часа, когда динамики на стенах вдруг пропищали девять раз и тут же взорвались бравурным маршем, отмечая время закрытия ворот. Едва услышав первый писк, Арно торопливо принялся закидывать в рюкзак не вскрытые упаковки с едой, одновременно пытаясь дожевать внушительный кусок сыра.
– Что такое? – невнятно, старательно работая челюстями над домашним пирогом, поинтересовался Гилфрид. Леон сделал героическое усилие, проглотив разом всё, чем успел набить рот, и выдал хрипло:
– Построение!
Последние отзвуки марша ещё таяли в воздухе, когда дверь казармы распахнулась и на пороге появился сержант блока G. Это был настоящий великан, ростом в два с лишним метра – входя, он почти коснулся головой притолоки. Мощные плечи, казалось, вот-вот порвут форменную куртку с тремя серебряными шнурами. Из-под козырька кепи кадетов обежали внимательные неулыбчивые глаза.
– Блок! Становись! – прокатился по казарме низкий хрипловатый рык.
Сам сержант замер у дверей, расставив ноги и заложив руки за спину. Новобранцы торопливо выстраивались с двух сторон главного прохода, вдоль прочерченных белой краской широких линий.
– Смирно! – рявкнул великан тридцать секунд спустя и медленно двинулся вдоль замерших шеренг. – Я сержант первой ступени Ольгерд Чесюнас. Этот блок находится в моём ведении, и здесь будут порядок и дисциплина. Всем ясно? – он резко обернулся, будто хотел разом охватить взглядом каждого из кадетов. Те молчали.
– Я спросил – всем ясно? – повторил Чесюнас.
– Так точно, сержант! – отчеканил в ответ Арно. Тёмные глаза из-под козырька кепи впились в застывшее, ничего не выражающее лицо француза.
– Очень хорошо. А если что-то не ясно? Как нужно отвечать?
– Никак нет, сержант!
– Правильно, – одобрительно кивнул тот, поводя нижней челюстью, будто пережёвывал жвачку. – Все усвоили? – снова повысил он голос.
– Так точно, сержант! – отозвались разом сорок глоток.
– Может быть, из вас и выйдет толк, – заметил Чесюнас, направляясь дальше вдоль прохода. – А может, нихрена кроме строчки в списке потерь, – он дошёл до конца шеренг, развернулся на каблуках и заговорил быстро, но чётко:
– Подъём в шесть. Зарядка. Умывание. Завтрак в половине седьмого, тридцать минут. Теоретические занятия, два часа. Физическая подготовка, четыре часа. Обед, тридцать минут. Личное время один час – для тех, кто не нарвался на наряды. Физическая подготовка, четыре часа. Душ. Ужин, тридцать минут. Личное время два часа – либо отработка нарядов. Отбой в девять. Всё ясно?
– Так точно, сержант!
– С завтрашнего дня вы живёте только по этому расписанию. Сегодня – отбой в десять. Если вы собрались оставшийся час лениво чесать яйца или названивать подружкам – я вас огорчу, – Чесюнас криво усмехнулся. – Сейчас строем в хозблок. Сдать флэтфоны, деньги и документы. Получить форменные комплекты. Потом медосмотр, душ – и спать. Блок! – снова взревел сержант. – Поворот на дверь! Вперёд – бегом!
* * *
Если южная часть Каструма была «фасадом» Академии, а её ворота де-факто считались главными, то северная целиком отводилась под технические блоки и склады, и с севера в городок обычно въезжали только мобили снабжения. Гилфрид, топая вслед за Юханом и слыша за собой сопение Арно, только теперь начал понимать, насколько большой была территория звёздного десанта в Юнионе.
Конечно, расставленные на каждом перекрёстке указатели помогали легко сориентироваться в этом городе внутри города – но само осознание его размеров ошеломило О'Тула. Он вдруг сообразил, что одновременно в Академии может учиться около полутора тысяч кадетов, и это только набор первого этапа. А ведь были ещё прибывшие на переподготовку и младшие офицеры, блоки которых, пронумерованные уже не буквами, но римскими цифрами, помещались севернее плаца и окружавших его зданий.
Едва ирландец успел хоть немного осмыслить всё это, как оклик сержанта Чесюнаса: «Блок! Стой! На месте бегом!» вывел парня из задумчивости. Справа появилась колонна кадетов, и новобранцы затоптались на месте, пропуская бегущих. Что-то в их силуэтах заставило Гилфрида всмотреться повнимательнее – а, всмотревшись, он понял, что пересёкший их путь взвод целиком состоит из девушек. Волосы у них были убраны под форменные кепи, но убрать бюст, кое у кого изрядно натягивавший футболку, было нереально.
Сообразительным оказался не только О'Тул: по шеренгам пробежал шепоток, послышались один-два сдавленных смешка. Замыкающей в женском взводе была женщина-сержант, как и Ольгерд, с тремя серебряными шнурами на рукаве куртки. То ли она услышала смешки и переговоры, то ли просто знала, какое впечатление её подразделение производит на новоприбывших, но дама на бегу смерила одетых в гражданское новобранцев презрительным взглядом. Взгляд перехватил и Чесюнас.
– Блок! Стой!
Шеренги прекратили топотать. Сержант сделал два шага в сторону, повернулся и рявкнул:
– Блок! Лицом ко мне!
Парни развернулись.
– Кто тут решил, что он в цирке, вашу мать?
Лица в шеренгах немедленно посерьёзнели. Неулыбчивые глаза литовца медленно переходили с одного кадета на другого.
– Позвольте вас просветить, мои дорогие недоумки, – процедил он. – Кадет не имеет пола. Разумеется, женский и мужской организмы самой природой созданы по разным меркам и с разными задачами. Поэтому у них своя программа подготовки. Но если кто-то из вас решил, что будет отличной идеей прогуляться в один из женских блоков ночью, – Чесюнас ещё раз оглядел своих новобранцев, – пусть заранее попрощается со своим хозяйством. Эти дамы отрежут его вам так ловко, что даже доктор Андерс не пришьёт. Всё ясно?
– Так точно, сержант!
– Никак нет, сержант! – раздался откуда-то из заднего ряда одинокий голос.
– Вопросы? – прищурился литовец.
– Так точно, сержант. А если… ну, если всё добровольно?
– До истечения первого четырёхлетнего контракта рядовой не имеет права обзаводиться семьёй. Если из-за вашего «добровольно» родится ребёнок, его ждёт приют. Он или она будут принадлежать армии и никогда не узнают своих родителей. Родителям дадут выбор – позор или пуля.
Над шеренгами повисла такая тишина, что было слышно, как где-то вдалеке ритмично, с одинаковыми интервалами, раздаётся трель свистка.
– Ещё вопросы? – поинтересовался Чесюнас.
– Так точно, сержант, – осмелился всё тот же голос. – Почему девушки занимаются физической подготовкой сейчас? Ведь отбой был в девять.
– Потому что после присяги ваше расписание меняется, в зависимости от распределения, – литовец повёл плечами, словно разминая их. – Закончили? Хорошо. Блок!
Новобранцы напряглись, ожидая команды.
– Направо! Бегом!
* * *
Гилфрид смотрел, как его карта, флэтфон и остатки накоплений исчезают в белом полимерном боксе. Рядовой, принявший от ирландца вещи, опустил крышку маленького хранилища, установил бокс на подставке, быстро пробежал по клавишам, вбивая данные – и подставка, запищав, глухо щёлкнула. Хранилище, на котором ещё дымились вплавленные в полимер имя, фамилия и название родного поселения О'Тула, на мгновение оказалось в руках дежурного, перекочевало в пусковой отсек пневмопочты – и, мелькнув в прозрачных трубках, исчезло где-то под потолком.
– Свободен, – равнодушно бросил рядовой.
В соседнем помещении такой же молчаливый и скупой на движения боец отстучал на клавиатуре данные ирландца, пока тот стоял в раскрытой пасти трёхмерного сканера. Через пять минут Гилфриду уже выдали две футболки, двое штанов, две кепи и две пары кед. Все вещи были подписаны его именем, фамилией и литерой блока. Отдельно в вакуумном пакете были запаяны семь комплектов нижнего белья и носков; и бельё, и носки тоже были оранжевыми, только светлого, почти апельсинового, оттенка.
– Нифига себе… – поделился О'Тул с Арно. – Как они так быстро синтезировали?
– Балда, – отозвался француз. – Это готовые запасы. Подбирается твой размер на складе и остаётся всего лишь нанести монограмму.
– А её зачем?
– А это если ты вздумаешь всё-таки не поверить нашему сержанту, и полезешь ночью в какой-нибудь женский блок, – подмигнул Леон. – Ну или решишь поучаствовать в одной из традиционных кадетских забав.
– Что ещё за забавы? – насторожился Гилфрид.
– Да так, – неопределённо махнул рукой Арно. – Потом расскажу. В общем, не забывай теперь: оставишь где-нибудь свои шмотки – и весь Каструм будет знать, где ты побывал и когда.
– Не вижу проблемы.
– Ну и хорошо, что не видишь. А всё-таки присматривай за вещами. И мой тебе совет: поставь открытие капсулы по отпечатку ладони.
– Я думал, в звёздном десанте воров нет?
– Ты удивишься, кто тут есть. Но не в ворах дело, а в том, что первый этап – это сборная солянка и сумасшедший дом в одном флаконе. Здесь хватает всякого народа, и если будешь щёлкать клювом – запросто наживёшь себе неприятностей. У тебя, я так понимаю, несколько романтизированное представление об армии?
Арно успел уже сменить свои джинсы на форменные штаны и натянуть коричневато-оранжевую футболку. Гилфрид, замешкавшийся, пока слушал его, тоже торопливо стал переодеваться.
– Ну да, так и есть, – констатировал Леон, наблюдая за возившимся с футболкой ирландцем. – Забудь об этом, рыжий. И побыстрее.
Глава 4. Нойшванштайн
Даже сейчас, спустя годы, я помню свой первый день в Академии, словно это было вчера. Новизна впечатлений, смена привычной обстановки, необходимость строгого следования заведённому распорядку – всё это способствовало тому, чтобы в памяти запечатлелась каждая прожитая минута.