Дядя самых честных правил. Книга 8

Глава 6 – Покровка

Утром я навестил Бестужева в его покоях. Старик лежал в постели и лечился своими каплями, употребляя их с горячими закусками. Судя по румянцу, блестящим глазам и бодрому виду, средство ему отлично помогало.

Вокруг кровати суетился седой слуга, ровесник хозяина, подавая мисочки с едой, наполняя рюмку и поправляя одеяло.

– Вижу, вы уже приходите в себя, Алексей Петрович. – Я сел в кресло у окна. – Рад, что с вами всё хорошо.

– А уж я как рад, – Бестужев осклабился. – Будешь?

Он поднял рюмку с каплями.

– Не откажусь.

– Прошка!

Слуга тут же принёс вторую рюмку, куда Бестужев сам налил из зелёной бутылочки, не доверяя никому столь важный процесс. Прошка осторожно подал мне колдовской напиток двумя руками и спросил:

– Икоркой желаете закусить? Красная особенно хорошо сочетается.

Я кивнул и отсалютовал Бестужеву рюмкой.

– Ваше здоровье, Алексей Петрович!

Ох и ядрёное пойло он гонит! В чистом виде катится по горлу будто жидкий огонь. Действительно, закуска не помешает.

Бестужев тоже выпил, заел куском осетрины и махнул вилкой:

– Выйди, Прошка, у меня деликатный разговор будет.

Слуга тут же исчез, плотно закрыв дверь.

– Спасибо, Константин Платонович, что вытащил. Я уж думал помру там, так прихватило.

– Пустое, Алексей Петрович. Не мог же я в самом деле вас там бросить.

– Другие бы могли, – он горько вздохнул. – Так что прими от меня сердечное спасибо. Ну и подарок тебе сделаю, только чуть позже.

– Благодарю, ваше сиятельство.

– Не сиятькай, не на приёме, – он рассмеялся. – Ты сам теперь светлость, так что, считай, оба светимся, аки ангелы.

Под незамысловатую шутку он накапал себе ещё и, крякнув, выпил.

– А ты хитрец, Константин Платонович, – он уставился на меня с прищуром. – Я ведь там, внизу, тайное слово так и не сказал. Только не говори, что догадался, всё равно не поверю. Признавайся, каким родством ты с императорской семьёй связан? Не будь в тебе их крови, Камень тебя бы ни за что не признал!

Я вздохнул и развёл руками.

– Алексей Петрович, и сам бы рад узнать эту тайну. Да рассказать некому – родители мертвы, Василий Фёдорович тоже. А по родословной у меня из именитых только князья Урусовы да Голицыны в предках.

Бестужев пожевал губами и недовольно цыкнул.

– Плохо. Кровь свою надо знать, что явную, что тайную. Ладно, попробую сам выяснить, кто там у тебя в родне. Поспрашиваю таких же старых пердунов, может, помнят времена твоего рождения.

Поставив рюмку, старик занялся очередным блюдом. Стучал вилкой по тарелке, жевал с тщанием, прежде чем положить в рот очередной кусок, разглядывал его так, будто подозревал в государственной измене. А я допил капли и ждал, не торопя его.

– В общем, – Бестужев вытер рот салфеткой, – Екатерина и правда тебе должность собирается предложить, чтобы ты вместо Сашки Шувалова над тайной службой был. А ты, стало быть, не хочешь дворянчиков дыбой пугать?

Я отрицательно покачал головой.

– Ну и правильно. Я бы тоже кнутобойничать не пошёл. Не дворянское это дело, если по чести. Так что понимаю, зачем ты меня просишь помочь. Но мог бы Катьку попросить, чтобы другой чин дала. Хоть посланником в Европу, хоть сенатором. А?

– Увы, – я развёл руками, – не испытываю желания служить. Придворная жизнь меня тяготит, дела в имении пришли в упадок и требуют моего участия. Да и, останься я в Петербурге, не избежать череды дуэлей с недоброжелателями. А стреляю я очень хорошо и могу порядочно уменьшить российское дворянство.

– Проредить его бы не мешало, – пробурчал Бестужев, – но воля твоя, помогу, раз так. Екатерина тебе должность предложит на Совете, чтобы всё чинно выглядело. Ты ничего не отвечай, дай прежде мне слово сказать. Я возражать стану, а кое-кто из твоих недоброжелателей меня поддержит. Так ты не кипятись, ничего не говори, пока мы спорить с Катькой будем. Понял?

– Угу.

– А в конце, когда она к тебе обратится, скажи: мол, так и так, Ваше Величество, здоровье у меня ослабело, пока бунтовщиков гонял. Да попросись в отпуск со службы для поправки. Руку вон свою покажи, чтобы все увидели.

– Может, мне ещё перед Советом лицо припудрить, чтобы бледнее выглядеть? – бросил я в шутку.

– Хорошая идея, – Бестужев кивнул, – придворные интриги – это, дружок, тот ещё театр, не грех и гримом воспользоваться. Пусть все думают, что ты действительно обессилел и даже за чины бороться не можешь. А сейчас, как договорим, тоже сценку разыграешь: выйдешь от меня, развернёшься и крикнешь что-нибудь обидное. Старый дурак, например. И дверью хлопни посильней.

– Зачем?

– Чтобы все думали, будто мы в ссоре. И не удивлялись, почему я тебя валить буду.

– Весь двор – театр, и вельможи в нём – актёры, – усмехнулся я.

– Императрица же – и режиссёр, и прима, – Бестужев рассмеялся, – а вместо пьесы – пьяный каламбур.

– Да вы поэт, Алексей Петрович.

– Стихи каждый дурак написать может, – отмахнулся Бестужев, – а вот интриги крутить, тут ум нужен. Ну, давай, иди да кричи громче, чтобы все услышали. Да дверью, дверью посильней!

Так я и сделал, разыграв ссору с бывшим канцлером. Не знаю, слышали ли, как я назвал его дураком, а от хлопка дверью стёкла звенели во всём здании.

Оставаться в Кремле нужды больше не было, и я начал подыскивать жильё в городе. Слушать дальше непрерывный гул охранных Знаков было выше моих сил! Да придворные, сующие везде свои носы, страшно раздражали.

Таня была в курсе моих планов и обмолвилась об этом императрице. Буквально на следующий день ко мне явился Орлов и вручил купчую на дом.

– Держи, дружище! Мы с Катей решили, что тебе необходим собственный особняк в Москве.

– Гриша, зачем?

– Пусть будет, – он рассмеялся, – захочешь – сам жить будешь, не захочешь – продашь. Катя очень хотела тебе приятное сделать.

– Лучше бы она меня отпустила домой, а не сватала в Тайную канцелярию.

Орлов помрачнел и похлопал меня по плечу.

– Прости, ничего не могу с этим сделать. Я пытался ей намекнуть, но она и слышать не хочет. Уж больно ты на эту должность подходишь!

– Угу, прямо мечтаю работать пугалом и вешать людей на дыбу.

– Да тебе и вешать никого не надо! Ты едва посмотришь на человека своим взглядом, он сам во всём признаётся.

Мне оставалось только досадливо поморщиться. Ладно, не выходит через Орлова, будем действовать по плану Бестужева.

Купчую на особняк я всё-таки взял. Подарок есть подарок, буду пользоваться расположением императрицы, пока оно есть. Да и резиденция в Москве вовсе не помешает – останавливаться по знакомым и постоялым дворам мне до крайности надоело.

Взяв Таню, я поехал смотреть своё новое жилище. Из Кремля, через Китай-город, по Маросейке до Покровки.

– Костя! – Таня схватила меня за руку. – Красота-то какая!

По левой стороне улицы возносился к голубому летнему небу высоченный храм. Мне нет входа в церковь, и отношения с верой весьма сложные, но здесь даже меня проняло. Застывшее облако бело-красных кружев, невесомое и парящее. В окружении обыденных низких зданий, оно казалось воплощением неземной мечты, неслыханной и прекрасной. Зодчий, создавший это здание, без сомнения был гением.

– Церква Успения на Покровке, – прокомментировал возница, – на неё даже из Петербурха смотреть приезжают.

На другой стороне улицы высилась ограда со львами, держащими в пастях цепи. А точно напротив церкви начиналась аллея, ведущая через густой, немного запущенный парк. Туда-то мы и свернули к белому зданию, скрытому за деревьями.

Особняк оказался настоящей усадьбой с парком, парой флигелей и даже маленьким прудиком. Дальняя часть парка упиралась в лютеранскую церковь Петра и Павла, отгораживаясь от неё глухим каменным забором. А по бокам мои новые владения ограничивались Колпачным и Кисельным переулками. Немаленький такой кусок земли, однако!

Как сказала Таня, императрица выкупила эту городскую усадьбу у князя Долгорукова.

– Я его видела, – шепнула мне девушка, – он такой страшный! Ему при Анне Иоанновне вырвали ноздри, язык отрезали, на Камчатку сослали. Потом Елизавета его вернула, но он в обществе не появляется, а то молодые сударыни от его вида в обморок падают.

– Ужас какой. А за что его так?

Таня развела руками.

– Не знаю. Екатерина Алексеевна не рассказывала.

Наверняка заговор какой-нибудь. Ох и крута была Анна Иоанновна, не стеснялась жестоко карать виновных, не сдерживая «души прекрасные порывы». Хотя, могу её понять, дворяне тоже себя ничем не ограничивали, пытаясь оторвать кусок власти. Да и сейчас, как показала практика, они не изменились. Разве что ноздри таким сударям перестали рвать да языки.

Наш экипаж въехал в арку каретного проезда и остановился во внутреннем дворике особняка. Широкая лестница, украшенная мраморными девами и львами, приглашала войти нового хозяина.

– Идём же, – Таня потянула меня за руку, – очень хочется посмотреть, что там внутри!

Особняк только недавно перестроили. Комнаты левого крыла нуждались в отделке, а вот в правом уже можно было жить, там даже стояла мебель, оставшаяся от прошлого хозяина.

Вместе с домом ко мне перешёл десяток крепостных орков и управляющий, немолодой дядька с длинными вислыми усами и блестящей лысиной. Я провёл с ним беседу и пообещал оставить на должности с тем же жалованьем. Но предупредил: если вздумает хоть слово сказать посторонним о том, что происходит в доме, то пусть имеет в виду – я некромант. Убью, затем подниму и заставлю продолжать работать уже без жалования до скончания века. Дядька впечатлился и целовал крест, поклявшись в верности.

– Скажи, Таня, а когда я должен тебя вернуть императрице?

Девушка улыбнулась.

– Точно не сегодня. Я отпросилась у Екатерины Алексеевны ухаживать за раненым героем.

– Ухаживать? Интересно, и как ты будешь это делать?

– Сейчас увидишь. Обещаю – тебе понравится.

Мы слишком давно не оставались с Таней наедине. И когда накопившиеся страсть, нежность и желание нашли выход, мы едва не захлебнулись друг другом. Колыхались шторы на открытом окне, из ночного сада одуряюще пахло фиалками, дрожал огонёк свечи на комоде, огромная кровать под балдахином не издала ни единого скрипа, и только накрахмаленные простыни безжалостно мялись от наших движений. Нам всё было мало, и только далеко за полночь Таня устала и уснула на моём плече.

А вот ко мне сон и не думал приходить. Я лежал, смотрел, как ночь за окном начинает медленно превращаться в густые сумерки, и не думал ни о чём, просто наслаждаясь покоем и тишиной. И едва не пропустил момент, когда темнота в углу потекла густым киселём. Соткалась в высокую фигуру и шагнула ко мне.

Глаза призрака смотрели на меня с таким жаром, будто бы он был ещё жив, а губы язвительно улыбались. Он поднял руку, собираясь что-то сказать, но я не дал.

– Т-с-с-с! – приложил я палец к губам. Если этот мёртвый сударь разбудит Таню – развею на месте. Вон и Анубис с интересом принюхивался к привидению, облизывая пасть.

Призрак замер и промолчал, понимающе кивнув. Я осторожно переложил Таню со своего плеча на подушку, встал, накинул халат и вышел в соседнюю комнату. Призрак последовал за мной, паря над полом и буравя мою спину взглядом.

– С кем имею честь разговаривать?

– Александр Данилович, – он надменно задрал подбородок, – светлейший Римского и Российского государств князь и герцог Ижерский, наследный господин Аранибурха и иных, его царского величества всероссийского верховный командующий, генерал-фельдмаршал и генерал-губернатор губернии Санкт-Петербургской и многих провинций, его императорского величества кавалер Святого апостола Андрея и Слона, Белого и Чёрного Орлов, от флота российского шаутбенахт и прочая.

– А если коротко, то, – я улыбнулся, – князь Меншиков.

– Светлейший князь Меншиков! – оскорбился гость.

– Пусть будет светлейший, мне не жалко. И что же вы хотели от меня, ваша светлость?

Глава 7 – Совет

Призрак Меншикова сверкнул глазами, состроил недовольную рожу и указал на меня пальцем.

– Богатство моё, бесчестно отнятое злодеями, ты взял!

– Это вы про золото из Летнего дворца?

– Страшное проклятие моё на нём! – он патетически воздел руки. – Не поможет тебе что задумал! Построишь церковь, так всё равно проклятие на тебя падёт, коли хоть рубль потратишь!

– Ну и ладно, – я пожал плечами. – Значит, закопаю в лесу, и пусть себе лежит. Глядишь, через пару сотен лет выветрится, мне не к спеху.

Дух полудержавного властелина оскорблённо нахмурился и хотел было снова завыть, но я его перебил:

– Претензии только по поводу золота? Тогда прошу меня извинить, ваша светлость, я пойду спать. Устал, знаете ли.

– Стой.

Меншиков смерил меня взглядом, хмыкнул и отошёл к окну. Вздохнул, глядя на рассвет и, не оборачиваясь, буркнул:

– Ты меня освободил из тюрьмы, выпустил мой дух на волю.

– Я?!

– Я, – передразнил призрак, очень точно подражая моему голосу.

Говорят, Пётр Великий даже лупил своего любимца Меншикова за тягу наложить лапу на всё, что не приколочено к полу гвоздями. Но каждый раз тот возвращал расположение Петра, умея его рассмешить и обладая потрясающим обаянием. Теперь я видел – слухи не врали. Даже мёртвый, Меншиков лучился харизмой и природным актёрским талантом.

– Говорю – ты, значит, так и есть. Твою волю почуял, когда в моё узилище сила вернулась.

Ах вот оно что! Выходит, когда я с помощью Ключ-камня уничтожил «дырку» в эфирном поле, то стал невольным освободителем призрака. Так-так, значит, неприкаянным духам тоже нужен эфир для активных действий. Надо иметь в виду этот факт на будущее.

– Рад за вас, ваша светлость. И чего вы от меня хотите?

Меншиков печально улыбнулся.

– Отведёшь меня за грань, некромант? Устал я, сил больше нет маяться. Поговорить не с кем, а там хоть с Петрушей увижусь.

– Почту за честь, ваша светлость, – я поклонился призраку. – Если вы готовы – приступим немедленно.

– Только со всем почтением, – призрак снова напустил на себя надменный вид, – чай не мужика ведёшь, а самого Меншикова. Я Россией как император правил!

Кивнув, я призвал Анубиса. Провожу душу и сразу же обратно. Может, успею ещё хоть чуть-чуть выспаться.

Уже на самой границе перехода, почти уйдя за черту, Меншиков шепнул мне:

– Пожертвуй в семь церквей, чтобы семь лет в них меня поминали, и спадёт проклятие. Может, хоть ты моим богатством с умом распорядишься.

Правитель государства тоже человек. Он может заболеть, хочет отдыхать и развлекаться, у него бывают неудачные дни и дурное настроение. Но ничего из этого не должно оставлять страну без управления. Екатерина, при всех своих слабостях и недостатках, отлично понимала эту истину. До коронации оставался всего один день, а она собрала высшие чины на Императорский совет, куда пригласила и меня.

Собираясь на это «весёленькое» мероприятие, я поделился с Таней предложением Бестужева. Хотел посмеяться над наставлением загримироваться под больного, но Таня меня не поддержала.