Глава 1. Ника Солнцева в Елкино
Тридцатое декабря
Полдень, Елкино
– Лев Мефодьевич был просто замечательным человеком! Он умер… на пике!
– Блин…
Усопший скончался в семьдесят лет, занимаясь сексом. Реально ведь на пике… Лучше и не скажешь.
Зажав рот платком, еще пытаюсь сдержаться, а седовласый мужчина, до этого так театрально размахивавший руками, делает скорбную паузу и с чувством произносит:
– Спи спокойно, Лев Мефодьевич! Отстрелялся!..
Зал небольшого сельского Дома Культуры поражает затравленный, неясный смех. И всего бы ничего, только он мой и единственный!.. А раздается на прощании с троюродным дядей, которого я ни разу в жизни не видела.
– Простите, – не сразу прихожу в себя. – Скорблю вместе с вами.
– Стыдно должно быть, милочка. – Пожилая соседка раздраженно пихает меня локтем в бок.
– Мне стыдно. Правда…
Она недовольно осматривает мой фривольный вид: голубое пальто Снегурочки, такую же шапку и темные блестящие кудри, из-за которых пришлось приехать на траурное прощание в таком виде. Слишком долго завивала.
– У меня вечером крайне важное мероприятие, – оправдываюсь, проверяя, застегнуты ли на пальто пуговицы. Не дай бог так опозориться! – Мне некогда было переодеваться, попросили срочно сюда приехать.
– А вы, вообще, кем ему приходитесь? – кивает соседка на сцену с «отстрелявшимся» навсегда Львом Мефодьевичем.
– Я? Племянница. Солнцева Ника…
– Солнцева? Дочь Галинки, что ли? – округляет глаза.
– Ага, – сразу меняю тему. – Меня тетя Феша сегодня утром попросила, так сказать, попрощаться от нашей семьи.
За разговорами толпа выносит нас на улицу, и все терпеливо ждут, пока сотрудники ритуальной службы закончат церемонию, а близкие родственники справятся с утратой.
Так как свирепствует снегопад, на убитом пазике вместе со всеми зачем-то еду на сельское кладбище, где, переминаясь с ноги на ногу, выслушиваю очередные, славящие покойного речи. Спустя час нас привозят обратно к ДК и кормят горячим обедом в местной пельменной.
Наконец-то я свободна!.. Семейный долг выполнен!
Попрощавшись с новой знакомой, бегу к своей припаркованной у тротуара праворульной красной «Мазде». Снега сантиметров двадцать навалило, но по дороге ветер вполне с ним справится.
Запрыгнув в салон, отряхиваюсь и сразу же врубаю печку.
– Неужели можно ехать? – выдыхаю с нетерпением.
Завожу двигатель и, вспомнив, что прогрев автоматической коробки передач занудливые мужчины сильно переоценивают, сразу срываюсь с места. Старенькие шипованные шины натужно скрипят, им вторят дворники, расчищающие лобовое стекло от снега.
– Ой, – вздрагиваю от громкого сигнала клаксона мимо проезжающей машины и дергаю рычаг поворотника. – Забыла!.. Нервные все такие. Вроде тридцатое декабря.
У меня так вообще лучший день в году.
Сегодня будет такое! Такое!!! Даже описать не могу, потому что ни разу еще похожего не чувствовала. Ерзаю от предвкушения. Тут же жалею, что не купила специальную подогреваемую сидушку, провод от которой вставляется в прикуриватель.
Холодно!
Нет.
Пипец как холодно!
Ближе к выезду из Елкино образуется небольшая пробка, а на трассе затор. Сначала мы двигаемся медленно, потом и вовсе стоим на одном месте.
Спустя полчаса, выскакиваю на дорогу и наблюдаю, как все машины разворачиваются.
– А что случилось? – стучу в окно водителю впереди стоящего «Ларгуса».
– Фура там дорогу перегородила. Не чищено! До Нового года теперь на наших легковушках отсюда никак не вырваться.
– Что значит не вырваться? – пугаюсь.
Поправив шапку Снегурки, шмыгаю носом. Этого еще не хватало.
– Дорожники уже наработались! – орет мужик и тоже разворачивается, а я остаюсь посреди леса. Одна.
– Ну нет, – запрыгиваю в машину. – Они мне все почистят. Значит, на нас, медсестер, можно жаловаться, а на дорожников нет?
Четыре джи здесь не ловит, поэтому приходится вернуться в Елкино.
Поселок этот небольшой, но уютный, что ли. Узкие улочки с одноэтажными домами привлекают, только вот не настолько, чтобы остаться здесь на Новый год.
– Сейчас я вам устрою, – шепчу, разыскивая адрес администрации и вбивая его в навигатор. – Ленина, один. Поехали, Ничка!..
Быстро добравшись, даже взвизгиваю от удачи – прямо передо входом огромный желтый снегоуборщик. Глазам своим не верю!
Бегу к кабине, придерживая пуговицы на груди. Под пальто забираются противные мурашки.
– Вы-то мне и нужны, – часто дышу ледяным воздухом.
– Ого! – Парень лет двадцати выбирается из кабины и оказывается рядом со мной. – И на моей улице, значит, праздник. Я нужен такой Снегурочке!
– Там на трассе, – говорю запыхавшись, – фура застряла. Надо дорогу почистить. Срочно.
– Если срочно, то почистим, конечно. Аккурат третьего числа…
– Третьего? – в ужасе смотрю на него. Прикалывается? – А если кто-то рожать будет?
Парень хмурится и недоверчиво пялится на мой живот.
– Ты, что ли, собралась? Че-то незаметно.
– Нет, не я.
– А у нас тут больница есть, все там свои неотложные дела делают.
– А продукты? Как сюда доставляют?
– Так уж привезли все. Людей у нас немного. Заранее закупаются.
– Ну, по-жа-луй-ста, – складываю руки в умоляющем жесте. – Мне в город надо. Срочно. Это ведь ваша работа – чистить дорогу!
– Дорога не волк, в лес не убежит, – хохочет он громко. – А рабочие дни в этом году уже закончились! Взяли моду без выходных пахать. Дорожник тоже человек.
– Вы издеваетесь? – злюсь. – Я на вас… главному пожалуюсь.
– А-а-а, – обижается. – Ну, иди… жалуйся. Вот и он, кстати.
– Кто? – Обернувшись, замечаю зеленый трактор. Хотя нет. Это, наверное, джип. Просто колеса у него огромные.
– Морозко.
– Морозко?..
– Ага. Мэр наш типа. Глава администрации. Мороз Константин Олегович.
Тщательно сканирую водителя джипа снизу вверх: бойцовские черные ботинки, защитного цвета штаны и светлый пуховик с воротником из какой-то животинки. Выглядит впечатляюще. В смысле не животинка. Мэр!..
На улице достаточно светло, чтобы рассмотреть мужское лицо. Скорее симпатичное. Даже очень. И фигура классная. Высокий, подтянутый, большой.
Весь сексуальный флер здоровенного, красивого мужика улетучивается, когда «типа мэр» достает из машины обычную кожаную барсетку и зажимает ее локтем.
Ясно. Старпер, значит.
Откинув разметавшиеся кудри за спину, проверяю пуговицы. Держитесь, мои хорошие!
– Ну сейчас я вашему Морозко устрою…
Стиснув кулаки, отправляюсь за ним.
В сельскую администрацию!
*
Доброго времени суток, уважаемый читатель! Приглашаю вас в свою новинку – волшебную, легкую историю в стиле ромкома.
Все визуалы есть на моем канале в Телеграм. Лина Коваль. Автор.
Глава 2. И правда, недурно!..
Открываю тяжелую деревянную дверь и иду по неровному светлому линолеуму. Окрашенные наполовину зеленой краской стены, уставшая штукатурка на потолке и запах непроветриваемого чулана.
М-да.
Антисанитария полная.
Вокруг ни души. Свет неприятно мигает. Никакого Нового года не чувствуется!
Учитывая довольно… м-м… летний наряд под пальто, мне пришлось предусмотрительно надеть длинные сапоги из белой кожи, именуемые подругой Катькой не иначе как «шлюшьи». Устойчивые каблуки глухо отстукивают мои шаги.
Сначала они частые и уверенные, а затем редкие и несмелые.
В кабинете с металлической табличкой «Приемная Главы Администрации» тихо. Замираю у приоткрытой двери и… подглядываю.
Ш-ш-ш…
Морозко ставит на край дубового стола коричневую барсетку. Видимо, она у него вместо посоха? Настоящее сокровище!..
Прыскаю со смеху, зажимая холодной ладонью обветренные губы. Тело мгновенно бросает в жар. Как бы не заболеть, бегая в самый мороз налегке. Чего только не сделаешь ради первого оргазма!..
– Да, мам, – слышу низкий мужской голос. – Привет… Как вы?
– Кость, во сколько тебя ждать? – Включает звонок на громкую связь.
Он скидывает куртку с мохнатым воротником и активно разминает крепкую шею. Когда шапка отправляется в шкаф, вижу светлые взъерошенные волосы. На удивление ровно подстриженные.
Значит, он хоть и Морозко, но такой… С приставкой «new». На современный лад. Цивилизация ему не чужда. Парикмахерскую какую-никакую посещает.
– Я не приеду, – шмыгает носом Мороз. – Заболел. Отмечайте без меня…
Тут же злюсь. Какой деловой, однако! У него вон какие колеса на тракторе, отовсюду выберется. Захотел – поехал, захотел – нет.
А мне что делать?
– Паулина к тебе приедет? – слышен чуть высокомерный женский голос.
– Нет. Мам… Я же говорил. Перестань все время про нее спрашивать!
– Я еще надеюсь, что тебя переведут в Нижний Новгород, как и обещали. И вы будете вместе. Где же это видано? Ты столько лет работал, Костик! А тебя в ссылку! В какое-то Палкино!
– В Елкино, – бурчит.
– Да хоть в Елки-Палкино! Такой руководитель пропадает в самой настоящей дыре.
– Здесь не дыра. Здесь… – он подходит к большому окну, – недурно.
Я медленно осматриваю широкие, будто у первоклассного пловца, плечи, широкую спину. Вот же ж! Все у него широкое. А… нет. Бедра узкие.
И правда, недурно!
– Ты бы съездил к главному-то… на поклон, Кость.
– «Каждому кланяться – голова отвалится».
– Надо съездить!.. – настаивает мамаша.
– Закрыли тему, – злится. – Счастливого Нового года!.. Анька с пацанами у тебя будет? Или нашла кого поинтереснее?
– Да кого она найдет! «У нашей дуры – ни лица, ни фигуры… Вся в папеньку». Ты же знаешь.
– Зря ты так. Не обижай сестру!.. – недовольно ворчит Морозко. – Ладно, давай…
Спрятав руки в карманах брюк, он направляется к столу, заставленному блестящими алюминиевыми ведрами и, пододвинув на пару миллиметров свое сокровище – барсетку, садится.
Я решаюсь.
Стучусь кулачком о шершавый дверной косяк и заглядываю в кабинет.
– Константин Олегович, к вам можно?
– Вы от кого?..
Дойдя до середины кабинета, замираю на месте.
Первое, что вижу, – не такой уж он и старый. Лет тридцать с хвостиком.
Мы оба друг друга рассматриваем.
Взгляд холодных голубых глаз слишком надолго задерживается на моей груди, и я ужасно пугаюсь. Тут же пуговицы родненькие проверяю.
Выдыхаю.
Ложная тревога!..
Морозко, как по географической карте, едет дальше. Без пробуксовок осматривает мою шею, кудри, шапку Снегурки и лицо. Хмурится. Будто бы понимает, что свернул где-то не туда, и отправляется в обратный путь: лицо, шапка Снегурки, кудри, шея, грудь. Буксует.
Я краснею.
…Далее – талия, бедра.
Наконец-то сапоги.
Снова подвисает и почесывает двумя пальцами подбородок.
– Просил же Виолетту: только без ее путан, – ворчит и сразу тянется к телефону.
Меня будто в колодец с холодной водой бросают.
Это я путана?!
– Что? – пищу, вытягиваясь струной и расставляя руки на поясе. – Никакая я не путана. Вы о чем? Это вы, вообще, про меня?
– Можешь быть свободна, – поднимается он со стула и отворачивается. – Я свяжусь с Виолеттой и отменю заказ.
– Заказ? – как попугай повторяю.
Я от такой наглости в шоке. Про дорогу, пуговицы, оргазм – про все забываю.
Осматриваю мощную спину и затылок, а потом не выдерживаю такого оскорбления. Хватаю со стола пустое алюминиевое ведро и одеваю мэру на голову!
Глава 3. Снегурочки нет! На зачатии!
– Я не путана!
Вообще, я очень воспитанная. Даже слишком.
Поэтому сама дурею от своей выходки.
Пугаюсь страшно!..
С ужасом наблюдаю, как Константин Олегович обхватывает широкими ладонями ведро и снимает. Поворачивается ко мне. Густые брови съезжают к переносице, а полные губы кривятся.
– Вы всегда так на отказы клиентов реагируете? – спрашивает он, приглаживая густые светлые волосы. – Зачем вы это сделали?
Сжимаюсь в комок и облизываю пересохшие губы. Единственный мужчина, с которым я общалась близко и долго, – мой отец. Он обычно орет так, что у меня уши от страха закладывает.
– Это… прием такой. Сурдологический… – тут же придумываю.
– Что?
– Ну… Я же вам русским языком сказала: никакая я не путана! А вы будто не слышите. Вот я и решила перекрыть вам зрительный канал, чтобы острота слуха усилилась. И вы наконец-то услышали – не путана я!
Мэр осторожно возвращает ведро на стол, с силой потирает покрасневшую щеку. Садится на скрипучий стул и смотрит на меня как на душевнобольную. Чуть с опаской. Если бы у него красная кнопка под столом была – лупанул бы по ней от души, уверена.
Потом морщится и задевает пальцами висок.
– Боже. Вам больно? – тут же вспоминаю о своем профессиональном призвании.
Я шла в медицину осознанно. Закончила училище, а вот в Медакадемию по определенным причинам в этом году не поступила, но обязательно буду пробовать в следующем.
Сейчас работаю процедурной медсестрой в больнице и уверена, что это даже больше, чем просто призвание. Ведь первое, что человек слышит, когда рождается, – это наш голос. Голос медицинской сестры.
– Я думал, ты от Виолетты, – поправляет он снова барсетку.
Подзарядка у него там, что ли?.. Трогает постоянно.
Я одергиваю пальто. Встряхиваю кудри ладонью, чтобы придать им объем, и набираю в легкие воздух, решив высказать о сотрудниках мэра все, что вот уже десять минут грузом лежит на сердце.
– Я так понимаю, с ней вы не знакомы? – опережает он. – Это совпадение?..
Я сникаю и кисло отвечаю:
– Ну смотрите. Последняя Виолетта, которую я знала, была из моей начальной школы. Как-то она крупно меня подставила перед учительницей с поделкой из шишек, поэтому, если вы говорите именно про ту Виолетту, я даже рада, что она в итоге пошла не по той дорожке.
– Да вы сама опасность.
Константин Олегович усмехается и, опустив голову набок, смотрит на меня с промелькнувшим в глазах интересом. Что примечательно – вообще не злится. Будто все равно, что ему ведро на голову одели.
– Почему вы сказали про совпадение? – откашливаюсь.
Он смотрит на экран телефон и сухо отвечает:
– Я попросил отправить ко мне актрису. Можно студентку, для роли Снегурочки сегодня вечером. А тут вы заявляетесь, да еще в сапогах…
– Можно подумать, в сапогах только путаны ходят!
– У Виолетты разный контингент девочек. Поэтому я и ошибся. Простите.
– И вы простите, – улыбаюсь. – Ну… За ведро.
– Ерунда. Я административный работник, со мной чего только не делали…
Я тихо посмеиваюсь и еще раз рассматриваю его по-мужски симпатичное лицо.
– Ладно, – в его глазах пропадает всякий интерес. Они становятся пустыми. – Кто вы и зачем вы здесь?
Наконец-то!..
– Я приехала сюда из города и сейчас не могу уехать. А ваш… – киваю на окно, – дорожник… отказывается чистить трассу.
– Что? Опять замело? – равнодушно спрашивает, поглядывая на улицу.
– А вы как думаете? Такой снегопад. Прикажите своему работнику, чтобы срочно поехал туда… Немедленно!
– С чего вдруг? Рабочий день окончен. У нас тут не город. Бывает заметает.
Смотрит на часы, чем безумно меня раздражает. Я, словно в кресле у зубного, издаю какие-то нечленораздельные звуки. Слова вымолвить от такой халатности не могу.
– Завтра с утра все почистят. Раз уж экстренная ситуация…
– Экстренная? Вы все издеваетесь?
Все-таки у медицины и административных работников абсолютно разное понятие экстренности. Так и вижу, как наш врач, Олег Палыч, философски произносит: «У пациента кровотечение? Хорошо… завтра утром экстренно прооперируем».
– Вы же к кому-то приехали? – спрашивает мэр.
– Вообще-то, к дяде на…
– Вот у него и переночуйте, – перебивает.
– Я не могу у него, – растерянно произношу, вспоминая кладбище.
А потом в памяти всплывают вечерние планы. Щеки стыдливо потираю и руки на груди складываю.
– Мне сегодня надо в город, – настаиваю. – Пожалуйста!
Константин Олегович еще раз на меня смотрит. Глаза снова едут не по маршруту – грудь, плечи, лицо. Задерживаются на шапке.
– Я могу вам помочь, если вы поможете мне, – сухо предлагает, деловито потирая запястье.
– Помочь? Вам? И чем же?
Желваки у него на скулах играют. Видимо, просить Его Величество Елкино не привык.
– Мне надо съездить в дом престарелых. Поздравить стариков с Новым годом и вручить подарки от администрации, – показывает на алюминиевые ведра. – Снегурочкой должна была быть моя помощница, но она именно сегодня отпросилась на зачатие…
– Что? – прикрываю рот ладонью. – Куда?
Он недовольно кивает.
– Отпросилась на зачатие. Ребенка они, видите ли, планируют, и не получается, а сегодня нужный день.
– Капец. Вы бы дороги-то почаще чистили, Константин Олегович…
– В смысле?
– За полтора часа, что нахожусь в Елкино, я, можно сказать, лично встретила человека, который умер от секса. Теперь вот еще одна с зачатием. Люди у вас от скуки с ума сходят!..
– У нас с досугом все в порядке. Но спасибо за сигнал. Так по рукам или нет? – уточняет.
– По рукам, – вздыхаю удрученно. – Только отправьте своего сотрудника трассу чистить. Поздравим – и сразу рвану в город.
Не на зачатие, конечно, но тоже важно.
– Хорошо, сейчас я оденусь, и едем.
Он поднимается и идет к шкафу, а я кошусь на барсетку. Прошлый век какой-то. Умру, но на улицу не выйду с человеком, который ТАКОЕ носит.
Мэр надевает костюм Деда Мороза голубого цвета, по оттенку практически совпадающий с моим пальто. Крепит бороду.
Пока натягивает шапку, я решаюсь.
Оп – и вуаля!
Отхожу от стола и изображаю скучающий вид, разглядывая маникюр и перекатываясь с пяток на носки.
– Поехали, – ворчит Морозко, оборачиваясь ко мне.
С подозрением на меня смотрит.
– А где моя сумка?
– Я откуда знаю? С ума сошли? – с возмущением закатываю глаза. – У меня ее нет, – развожу руки в стороны и делаю оборот.
– Странно…
Лезет в ящик стола – пусто.
Смотрит на шкафы.
На кулер.
На ведра…
Дышит тяжело в своем обмундировании и психует, кажется.
– У меня там документы и ключи…
– Ничего страшного, Константин Олегович. Можем поехать на моей, – мило улыбаюсь и, прихватив два ведра со стола, круто разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к выходу.
Глава 4. Гарант удовольствия, если цензурно!..
– Привет, – машу рукой парню-дорожнику. Открыв дверь, аккуратно ставлю одно ведро в другое и убираю на заднее сиденье. – Вот щас тебе твой Морозко все и скажет.
Победоносно смотрю, но тут же оборачиваюсь и краснею от строгого взгляда.
– Простите, Константин Олегович. Он сам вас так назвал, я тут ни при чем.
Мэр в костюме Деда Мороза и в окружении пролетающих снежинок смотрится довольно экзотично. Особенно его плечи. Будто была пандемия и дедушка перезанимался в качалке. Он из-под белых искусственных бровей, прикрепленных к шапке, без энтузиазма осматривает мою ярко-красную малышку, купленную на свои кровно заработанные деньги.
– Праворульная?.. – вздыхает недовольно.
– Ага.
– И… красная…
– Ага.
– И маленькая вдобавок.
– И легковая, если вам нужны еще какие-то прилагательные, – закатываю глаза. – У вас, кажется, выбора нет, – припоминаю.
Сама себя одергиваю. Ну и тучка же ты, Солнцева.
– И откуда ты на мою голову свалилась? – ворчит мэр, открывая заднюю дверь с другой стороны и закидывая ведра.
– Из города, Константин Олегович. Из города. Говорила же, – мягко напоминаю и киваю на парня. – Скажите ему, чтобы дорогу почистил!
Видя, как в голубых глазах вырастает протест, проверяю, застегнуто ли пальто, и продолжаю уже не так уверенно:
– Будьте так добры. Мне в город надо!..
– Сейчас договорюсь, – деловито произносит «дедуля».
Я сажусь в машину и завожу двигатель. Тут же врубаю печку на полную мощность. Ну и что, что так нельзя? Машина дана, чтобы ею пользоваться! Живем один раз!
Молча наблюдаю, как Морозко разговаривает с парнем, который затем прячется в кабине снегоуборочной машины и тут же уезжает.
– Он почистит? – спрашиваю, когда отворяется дверь, а салон снова заполняется морозным воздухом.
– Почистит… – ворчит. – И как я должен сюда втиснуться?
Не понимая проблемы, осматриваю узкое сиденье.
– А, точно…
Наклонившись, отодвигаю кресло на максимум.
– Лучше не стало, – ворчит мэр, придерживает подол костюма и падает рядом.
Ощущение, будто заполняет собой всю «Мазду».
Смешно обхватив колени, глядит на меня зло. И, вообще-то, это несправедливо! В такой позе он должен смотреться ничтожно, но я отчего-то стыдливо опускаю глаза. Как-то быстро произошло наше знакомство для такой близости.
– М-да… Попрошу, чтобы из дома престарелых вывезли инвалидную коляску по приезду.
– Чувствуйте себя как дома, Константин Олегович, – смеюсь и срываюсь с места.
– Эй, – он пытается держаться за переднюю панель, – ты куда так несешься, ненормальная?
– Я тороплюсь! У меня сегодня важное мероприятие, – отвечаю, натягивая солнечные очки для пущей важности.
– Похороны?
– Нет. Похороны уже были, – киваю.
Он снимает шапку и бурчит:
– Направо поверни…
– Сейчас.
Забыв включить поворотник, резко сворачиваю с основной дороги. Машина, двигающаяся за нами, взрывается звуком орущего клаксона.
– Поворотники тебе на что?
– Забыла, – пожимаю плечами.
– До конца улицы езжай. Никуда не сворачивай. А дворники? Когда в последний раз меняла? – тихо спрашивает, замечая разводы на лобовом стекле.
– Вообще не меняла. А что, их надо менять? – удивляюсь.
Он, удерживая ноги, поворачивается ко мне.
– Если хочешь жить, то желательно.
– Уточню этот вопрос…
В отличие от своей подруги Катьки, я не склонна доверять всем мужчинам подряд.
Они у меня проходят жесткий трехуровневый кастинг.
Сначала знакомство. Здесь вроде как все понятно. Он должен быть приятным в общении молодым человеком.
Далее этап, который я прозвала «проверкой на вшивость». Я не пишу первая и часто игнорирую его звонки. Таким образом отсеиваются нерешительные экземпляры и те, кому отношения со мной не особо нужны.
Ну и третий этап – «полюбовный». Конфетно-букетный период, по классике. Несколько встреч в кафе, поход в кино или на выставку и так далее… Не знаю, что еще, до этого этапа дожил только Слава.
Не в смысле, что все умирали.
Нет.
Статистика по выживаемости у меня хорошая. А вот по выносливости не очень. Все на втором этапе почему-то сливаются.
– Как хоть зовут тебя, Снегурка? – спрашивает Константин Олегович.
– Ника… Солнцева.
– Ну и откуда ты, Ника Солнцева?
– Из города, сказала же, – улыбаюсь лучезарно.
– Ты больше на москвичку похожа, – прищуривается.
– Скажете тоже, – смотрю на него, продолжая улыбаться.
Заезжаю на охраняемую территорию и паркуюсь в ближайшем сугробе. Услышав характерный треск переднего бампера, делаю вид, что ничего не произошло, а мэр произносит под нос что-то ругательное.
– Ведра заберу, – обращается ко мне, выходя из машины на своих двоих.
Больше жаловался.
– Я со своей стороны сама заберу, не переживайте.
Глянув на себя в зеркало, проезжаюсь пальцами под глазами, чтобы убрать осыпавшуюся тушь, и выхожу из машины.
– Бампер под замену, – доносится, когда открываю заднюю дверь.
Убрав верхнее ведро, прячу кое-что важное под водительским сиденьем.
Так вернее будет.
Мэр мне обещал, что дорогу почистят, и я уеду!..
Его любимая барсетка – гарант моего сегодняшнего оргазма.