Индуктор Вольштейна

Часть I

Однажды трое резались в преферанс в гараже. Вереница железных боксов, окрашенных в угрюмый зеленый цвет, протянулась вдоль железной дороги до самой кольцевой. Уже стемнело. От оврагов потянуло прохладой, духота чуть отпустила. В воздухе запахло прелой травой и торфяным дымком. Далеко в небе вспыхнули необычные оранжево-фиолетовые молнии. Погремел мчавшийся на восток поезд.

Хозяин гаража, прораб Эфраим, щёлкнул выключателем – на потолке загорелась тусклая лампочка. Дешевое «плодово-ягодное» вино потекло в мутные стаканы, пустая бутылка отправились в ящик в углу. Эфраим бросил озабоченный взгляд на старенький, изъеденный ржавчиной, «Москвич» – тот стоял у ворот, без колеса, поднятый на домкрат.

– Экзамены у тебя скоро, Лёшка. Не завалишь? – спросил он.

– Авось пронесёт, дядя Эфраим, – ответил Лёшка, худой белобрысый парень, который зашёл сюда на ночь глядя, пил со взрослыми наравне, сидел с затуманенным взглядом.

– Напрогуливал, небось? – Эфраим говорил строго, словно подменял юноше погибшего на производстве отца.

– Было дело.

– Не пойму я тебя, Лёшка. Парень ты башковитый, а живешь бестолково. Что с тобой? Вон – ходишь бледный, рассеянный. Влюбился, что ли? Говорят, ты за училкой ухлестываешь. Правда?

Алексей промолчал. Только нахмурился, склонил голову, носком ботинка пытался отковырять кусок рубероида, застрявший в утрамбованной земле.

Игра продолжилась. Раздавал Рыбоглаз, отставной подполковник, служивший теперь школьным военруком. Он проигрывал, потому злился. Пришёл сюда уже навеселе, а сейчас совсем расклеился. Потел в тяжелом брезентовом плаще. Дряблый двойной подбородок на мучнистом лице пропойцы трясся от досады.

Проиграв очередной кон, Рыбоглаз проблеял фальцетом:

– Лёшка, выручи, одолжи рубль.

– Всё равно ж просадите, Иван Альбертович.

– Не хочешь одолжить – купи у меня сигареты.

– Смысл? Проще самому к ларьку сбегать.

– Эти особые. – Рыбоглаз вытянул картонную пачку «Космоса». – Если пачку по швам раскрыть – на склейке коды. Буквы с цифрами.

– Знаю, – усмехнулся Лёшка. – Мы в детстве такие собирали. Верили, как дураки, что можно мотоцикл выиграть в секретной лотерее.

– А ты знаешь, что это за коды на самом деле?

– Понятия не имею.

– Гони рубль – расскажу. Не пожалеешь.

– Сейчас наврёте с три короба, – Лёшка с сомнением посмотрел на Эфраима.

– Наврёт – рубль обратно заберём, – отрезал Эфраим.

Прораб проходил в эту минуту на актера кино – густая шевелюра, орлиный нос, выразительное лицо, пламенный взгляд.

– Зять у меня, Вовка Нурин, работает в НПО «Бозон», в отделе транспортировки, – начал Рыбоглаз, сунув мятый рубль в карман плаща. – Видели небось чёрную башню у кольцевой?

– Видели, – кивнул Лёшка.

– Про работу им трепаться не положено – секретность, как на военной базе. Но как-то после получки нажрались мы вусмерть, поперлись догоняться к продмагу у церкви… И вдруг зять достаёт пачку фоток, суёт мне. Я глянул – чуть штаны не обмочил. Морды на снимках – увидишь, кондрашка хватит. У одного ухо – как опухоль, вниз хоботом свисает, у другого лицо будто из двух половинок склеено, глаза разные… И у всех затылки бритые, провода на присосках из башки торчат. Зять говорит, мол, на них опыты ставят. Выбирают по медкарточкам – слабоумных или психов. Потом облучают аппаратурой.

– Зачем? – удивился Лёшка.

– Точно не сказал. Типа мозги просвечивают, эти… как их, внутренние перегородки вскрывают… После продмага зять портвешка дёрнул и вдруг заявил: «Хочешь из совка постылого свалить?» Я сперва подумал – в загранку зовёт. Оказалось – не то. Типа у них в отделе можно человеку личность подчистить, биографию сменить. Раз – и ты уже другой человек.

– Ну а коды-то тут при чём?

– Так это типа пароля. Только пачка должна быть правильная – две буквы красные, одна синяя и одна чёрная. Набираешь спецномер в телефонной будке, диктуешь код – и за тобой машину высылают.

– Брехня! – вынес резолюцию Эфраим.

– Сказки, – протянул Лёшка, разочарованно.

– Хотите проверить? – Рыбоглаз завёлся. – Будка телефонная тут рядом, на пустыре. На табличке внутри, зуб даю, найдете номер диспетчерской «Бозона». Вот вам пачка. Гляньте.

– В другой раз, – твёрдо сказал Эфраим. – Поздно уже. Мне ещё колесо ставить. Лёшка, подбей счёт.

Пока Эфраим возился с «Москвичом», Алексей сосредоточенно считал очки. Рыбоглаз от нечего делать покрутил ручку старого приёмника. Посыпались хрипы, заиграла лёгкая музыка, потом прозвенели позывные «Маяка». Монотонный голос сообщил:

– Московское время – двадцать два часа. В эфире информационный выпуск. «Советские люди уже сегодня куют своё будущее, крепнет уверенность в завтрашнем дне – под таким лозунгом открывается очередной пленум…»

Рыбоглаз убавил звук. На улице сгущалась темнота, стаканы давно опустели. Подсчёт закончился – военрук остался должен трёшку. Попрощавшись с Эфраимом, Алексей зашагал по утоптанной тропинке сквозь высокий бурьян в сторону метро.

***

Директор школы, Инесса Павловна Грязноконь, сидела в своём кабинете и поправляла прическу перед карманным зеркалом в перламутровой оправе. Собственное отражение навевало грусть: вытянутое, осунувшееся лицо казалось грубым до неприличия. Хоть просись сниматься в кино про Гражданскую войну, в роли боевой лошади. И что с этим поделаешь? Разве только следовать моде – не превращаться же в старую деву, одинокую и озлобленную на весь свет.

Мода, впрочем, уже давно убежала вперёд – теперь в ходу взбитые, закреплённые лаком в художественном беспорядке волосы. Девочек она за такое распекала: молодёжь должна блюсти приличия. Но женщине с положением дозволено быть чуть элегантнее.

Дверь распахнулась, и в кабинет, неуклюже передвигая короткие толстые ноги, осторожно вошёл военрук Иван Альбертович Рыбоглаз. Сквозняк распахнул створку окна, зашевелил тяжёлую штору, и та задела портрет Михаила Сергеевича. Рамка сорвалась с гвоздя и с грохотом рухнула на пол – стекло разлетелось во все стороны.

– Ах, прошу прощения, – пискнул военрук фальцетом. – Сейчас всё приберу.

Он бросил на Инессу Павловну преданный взгляд, чуть высунул язык – будто собирался по-собачьи лизнуть хозяйку. Затем схватил веник с совком и засуетился, разнося по кабинету резкий запах перегара. Вся школа переживала, когда военрук ходил с похмелья. Инесса Павловна терпела Ивана Альбертовича за выправку, аккуратность и готовность услужить. Вот и сейчас, между делом, он решил донести кое-что интересное.

– Эта новая историчка, – начал он с важным видом, – ни в какие ворота. Уроки пропускает. Раза два пришлось её заменять. Говорят, у неё роман.

– Роман? С кем-то из наших? – насторожилась Инесса Павловна.

– Нет. Поговаривают, с каким-то работягой из депо…

– Докатились. А ведь она замужем, если не ошибаюсь?

– Так точно, замужем. Я её мужа встречал – приличный человек, инженер. Только, скажу откровенно, соображает туговато…

– Ясно как божий день, – хмыкнула Инесса Павловна. – Если жена в открытую рога наставляет, значит, совсем болван.

– Между прочим, она и с учениками заигрывает.

– Серьёзно? Есть конкретные факты?

– Фактов пока нет… Но один мальчишка по ней иссох весь. Представьте, чуть в петлю не полез.

– Откуда вы это знаете?

– Застал его, можно сказать, на месте преступления: на школьном дворе, под деревом. Подтяжечки, бедняжка, стянул, стоит бледный, молитву шепчет… Провёл беседу, как положено – думаю, больше не повторится.

– Что же они в ней находят? – с досадой произнесла Инесса Павловна.

– Фигура, черт бы ее побрал, – с нажимом ответил военрук. – Платья носит обтягивающие. А у мальчиков, сами понимаете, возраст, гормоны.

– Фигура? Кожа да кости, – скривилась Инесса Павловна.

– В наше время, конечно, никто бы не позарился. Но сейчас – другие ориентиры. Они же зарубежные плёнки смотрят… аэробику и, э-э, эротику.

– Составьте список, – твёрдо сказала директор.

– Список?

– Всех кто смотрит, пофамильно. Перевоспитывать будем. Родителей вызовем на собрание, поставим перед фактом. По месту работы письма направим. А историчку – ко мне. Срочно.

***

Маргарита Львовна вела урок истории. Тонкая рука ее выводила на доске программу последнего съезда партии. Мел скрипел, крошки сыпались на пол. Доска уже была заполнена снизу доверху, но учительница продолжала писать, не решаясь повернуться лицом к классу. В черных глазах ее стояли слезы. Нервы в последнее время расшатались до предела. Муж, этот добрый, но, увы, стукнутый пыльным мешком по голове человек, наполнился обидами и подозрениями. Его понять можно: звонки по вечерам – якобы с работы, поздние возвращения супруги под нелепыми предлогами…

Но не муж ее волновал сейчас, а непутевый Игорек. Будь он трижды проклят. Она пожертвовала ради него благополучием семьи, репутацией. Таскалась по подвалам и стройкам, даже вино плодовое из горла за компанию пила. А он воспользовался ее слабостью, а теперь… Его видели с другой, сметчицей Нюрой из депо. Подумать только! Она, выпускница МГУ, дочь профессора, и какая-то Нюра соперничают за благосклонность электрика третьего разряда. Впору сейчас подойти к окну, распахнуть его и броситься вниз…

Нет, третий этаж, внизу мягкая клумба, она расшибется, но не насмерть, будет лежать в новом импортном платье в грязи, с переломанными костями, трястись от боли.

Тезисы съезда не помещались. Маргарита Львовна встала на цыпочки и попыталась использовать пространство на самом верху доски. Платье предательски задралось сильно выше колен. Спину ее буквально прожигали взгляды мальчишек. Даже не поворачиваясь, она могла представить себе выражения на их лицах, каждого в отдельности. Да, она нравилась многим в классе, хотя девочки из зависти дразнили ее шваброй.

Нездоровая популярность не радовала ее, скорее бесила. Вдобавок один влюбленный ученик завел привычку дежурить у ее подъезда по вечерам. Он, конечно, мог запросто проследить и увидеть, к кому она так радостно мчится. Рано или поздно донесут директрисе, а та сожрет ее с потрохами. Виной всему ее внешность – она выглядит ровесницей этих мальчишек. Горящий от возбуждения взгляд и новые наряды, – все это приманивает дебиловатых подростков, которым наплевать на историю.

Вот сейчас ей придется присесть на корточки и десяток глаз вопьется ей в поясницу, выглядывая, как сквозь ткань просвечивает нижнее белье. Тонкая рука Маргариты Львовны задрожала. Мел упал на пол. Она резко обернулась к классу.

– Ну что ты на меня уставился, идиот? – гнев ее обрушился на первого попавшегося ученика. – Ты мне дырку прожжешь в спине. Лучше бы на доску смотрел!

Близорукие глаза ученика, его звали Дима Колюшев, виновато забегали. Он смешно опустил голову вниз, точно несмышленый бычок. Некоторые девочки злорадно заулыбались.

– Что вы все на меня уставились, недоумки? Что вы там хотите увидеть под платьем? Впрочем, погодите, если вы так настаиваете, я вам сейчас все покажу!

Маргарита Львовна слегка наклонилась, взяла в руки подол платья и резким движением рванула его вверх. Она так застыла с задранным подолом. По крайней мере, эти мерзавцы теперь не видят ее лицо.

– Не надо! – послышался тоненький визг с задней парты.

Голосок принадлежал Вике Петровской, тихой девочке из культурной семьи. Остальные ученики словно воды в рот набрали. У Маргариты Львовны закружилась голова, пропало ощущение времени. Вспомнилось почему-то лицо Игорька: скошенный лоб, пухлые губы, трогательные кудряшки, торчащие из-под детской лыжной шапочки, которую он носил на работу из шутовства. «Верблюдик мой любимый, не отдам тебя подлой разлучнице Нюрке», – успела подумать учительница.

– Что тут у вас происходит? – Писклявый голос военрука подействовал как оплеуха.

Несчастная историчка с такой силой дернула подол платья вниз, что на поясе затрещал шов. Щеки обдало жаром, по позвоночнику пробежал холодок, язык присох к гортани. Слезы покатились ручьем по щекам. Она прижала ладони к лицу от стыда, невольно вспоминая, как некрасиво смотрится, когда плачет.

– Вас срочно вызывает Инесса Павловна, – сказал военрук, не скрывая злорадства, грудь его выгнулась колесом от гордости, будто у его ног распростерся пленный вражеский генерал.

***

Алексей склонился над учебником: выпускной год – время надежд и страха. Ночью почти не спал, теперь его мутило от бессонницы. В промозглой квартире не получалось расслабиться. Хотелось полежать в ванне, но горячую воду уже отключили. Оставив тщетные попытки сосредоточиться, он вышел на балкон, закурил и отрешённо посмотрел вниз.

На улице стояла удушающая жара. Двор, знакомый до последнего камушка, сегодня казался чужим – будто мутный отпечаток с пленки фотографа-неумехи. В памяти всплыло дурацкое понятие из школьной химии – метиленовая синька. Почему-то оно ассоциировалось с обманом зрения.

Пыльные деревья застыли. Над улицей висела желтовато-серая хмарь – за кольцевой горел торф. Толстый мальчик с гримасой злобы накручивал педали ржавого велосипеда, нарезая круги по двору. Четверо аборигенов резались в домино под липами. Рыжая собака пыталась прокусить резиновый мяч. На скрипящих качелях самозабвенно раскачивалась девочка в коротком платьице.

Вдоль дома, сопровождаемый ватагой мальчишек, задом наперёд бесшумно пронёсся грузовик – с распахнутыми дверьми, без водителя.

На соседний балкон вышел щуплый мужичок в выцветшей трикотажной майке. В одной руке – портативный приёмник, в другой – уже початая бутылка водки. Витёк, сорокалетний сантехник. Кажется, именно он в прошлом месяце менял им сильфон под раковиной и взял трёшник.

– Эй, Лёшка, закурить не найдётся? – спросил Витёк.

Алексей повертел в пальцах пачку «Космоса», ту самую, что получил от военрука, прикинул расстояние. Балконы были далеко друг от друга.

– Бросай, я поймаю! – крикнул Витёк, ставя приёмник на табуретку. Он сунул бутылку в карман треников, перегнулся через перила и протянул руки.

Пачка пролетела слишком низко. В попытке поймать её Витёк потерял равновесие, инстинктивно схватился за гибкие ветви молодой берёзы. Лёгкое и жилистое тело перевернулось в воздухе, прошелестело в листве и со зловещим хрустом ударилось о толстую нижнюю ветку.

Алексей зажмурился. Но потом заставил себя взглянуть вниз. Витёк судорожно дёргался на земле, будто сопротивляясь невидимой силе. Юноша рванул из квартиры. Перепрыгивая через ступеньки, цепляясь за перила, слетел по лестнице. На первом этаже, у почтовых ящиков, опрокинул коляску, выбежал во двор – и застыл.

Витёк беспомощно дрыгал ногами. Одна тапка слетела. Через дырку в носке другой торчал палец с почерневшим от грибка ногтем.

Невесть откуда появился человек в мятом пиджаке. Он почесал щетинистую щеку, опасливо глянул по сторонам желтушными глазками, наклонился к пострадавшему, ловко вытащил бутылку из чужого кармана и, не оборачиваясь, зашагал прочь.

Преодолевая тошноту, Алексей подошёл ближе, присел. Витёк открыл глаза. Взгляд был осмысленным.

– Поймал, – прохрипел он, протягивая руку с мятой пачкой. – Лёшка… Возьми. Пригодится. Там номерок счастливый…

Алексей растерянно взял расплющенную пачку. Слова соседа прозвучали как полный бред. Он перевернул пачку – и правда, на месте склейки виднелся номер – разноцветные буквы и цифры.

Жалость, перемешанная с омерзением, пронзила Алексея. Он понесся вперед, не разбирая дороги. Лицо жгло от едких слёз. Он тер щеки рукавом, но слёзы всё лились.

***

В конце недели Алексей остался один в квартире – мать уехала на дачу. От формул по физике и математике гудела голова. Проигрыватель лениво крутил зарубежную пластинку, тоскливая психоделическая музыка наполнила сырую квартиру. Хотелось выйти во двор, но каждый раз возникал суеверный страх – третий день у подъезда дежурила мерзкая старуха в черном зимнем пальто с каракулевым воротником.

Кажется, ее звали Авдотьей, она жила на первом этаже и страдала астмой. Словно уловив любопытный взгляд Алексея, старуха достала из-за пазухи резиновую трубочку и принялась остервенело, с покашливанием и хрипом, дуть в мундштук. С каждым выдохом под пальто раздувалась резиновая подушка, вскоре на асфальт посыпались отскочившие пуговицы. Встревоженная моль полетела во все стороны из рыхлой ткани. Раздутая как утопленник, пошатываясь, Авдотья зашагала по направлению к продмагу. Низенькую ограду детской площадки она преодолела, почти паря по воздуху.

Алексея затошнило, волной нахлынула тревога. Не выдержав, он выбежал за дверь, пролетел стремглав по лестнице и бросился к метро. У самой станции, на улице Хлобыстова, стоял заветный дом, за окнами которого влюбленный ученик следил еще с мая. На третьем этаже жила Маргарита Львовна.

Прислонившись плечом к стволу тополя, Алексей закурил, с легким головокружением осмотрелся. За занавесками шевелились тени. Духота заставляла жильцов открывать окна нараспашку. Будто на сцене театра, в клетках хрущевок чужая жизнь охотно выставляла себя напоказ.

На первом этаже мелькал экран черно-белого телевизора. При желании можно было разглядеть картинку, только звук доносился не совсем четко. Показывали «Очевидное – невероятное». Сергей Капица гнусавым голосом вещал что-то про научные открытия. Алексей вслушался.

– …поэтому мы старались глубже посмотреть на происходящее на стыке биологии и физики, – бубнил Капица. – Пожалуй, нейроиндукция находится в числе феноменов, интерес к которым не угасает. В духе эпохи звучит лозунг ученых – аппаратная перестройка уровней мышления. Научно-производственное объединение «Бозон» одно из первых в стране приступило к экспериментам…

На экране замелькали кадры кинохроники. Лаборатория, заставленные аппаратурой стеллажи, осциллографы с круглыми экранами, по которым ползли синусоиды, клубки проводов, лучи лазера, большие вогнутые зеркала. Люди с проводами на голове в медицинских креслах с высокими спинками…

Алексей едва не упустил момент, когда Маргарита Львовна в домашнем халате стремительно выбежала из подъезда. Лицо женщины выражало решимость, каблучки отбивали веселую дробь на асфальте. Из окна третьего этажа прозвучал сдавленный мужской голос: «Маргарита, вернись, нам надо все обсудить!»

Юноша неотлучной тенью последовал за своей учительницей к метро. Еще издали он заметил у автоматов с газировкой хорошо знакомую сутулую фигуру электрика. Ревность обожгла сердце с новой силой. Сжав кулаки до хруста, Алексей пробирался за любовниками по тропинке вдоль железной дороги.

Слева показались те самые гаражи, где сиживали они с Эфраимом. Впереди простирался пустырь, заросший ивняком, изрезанный оврагами с вонючей водой. По ту сторону железнодорожных путей раскинулись полукруглые крыши ангаров депо. С другой стороны на фоне зарева огней города черной глыбой проступало мрачное высотное здание НПО «Бозон».

Посреди пустыря в бурьяне проглядывали бетонные плиты незаконченной стройки. Неподалеку торчала одинокая, никому не нужная здесь, телефонная будка.

Алексей немного отстал. Когда он увидел, как Маргарита спускается вслед за электриком в люк в бетонном полу фундамента, ему стало дурно. Он присел на ствол упавшего дерева, сдерживая вопль отчаяния. Воображение услужливо нарисовало любовную сцену в темном и сыром подвале.

Духота усилилась, собиралась гроза. По железной дороге пробежал скорый поезд. Мелькнули светлыми пятнами окна вагонов. Потом все стихло. Затравленным взглядом юноша глянул еще раз на тропинку и увидел черный силуэт громадного пса. За псом в отдалении следовал хозяин в плотном брезентовом плаще. Алексей узнал Ивана Альбертовича.

***

Добродушная беспородная псина военрука подбежала и обнюхала Алексея. Вслед за собакой вразвалочку подошёл и сам хозяин. Как обычно, пьяный в стельку.

– Что, сохнешь по своей училке? – ехидно спросил военрук. – Между прочим, этот подвальчик пользуется дурной репутацией. Всякая приблатнённая шпана сюда девок водит – с известными целями.

Алексей, содрогаясь от гнева, до крови прокусил запястье. Ему хотелось броситься к люку, набить морду этому жлобу электрику. Но не хватало духу. Обругав себя рохлей и тряпкой, он остался на месте и жалобно посмотрел на военрука.

– Портвейна хочешь глотнуть? – Рфбоглаз протянул бутылку.

Алексей жадно приложился к горлышку. Вино немного успокоило взвинченные нервы.

– Помнишь про коды, что я тебе говорил? – вдруг спросил Иван Альбертович. – Пачку не потерял?

– Да нет, вот она, – раздражённо буркнул Алексей, протягивая расплющенную пачку «Космоса».

– А хочешь, вместе попробуем позвонить? Заодно и парочку эту шуганём – весело будет.

– Как шуганём? – с недоумением спросил Алексей.

– А вот увидишь. Шуму, небось, будет много.

Плохо понимая, что происходит, Алексей поплёлся за военруком к телефонной будке. Под ногами хрустело битое стекло – хулиганы высадили в будке все стёкла. Но аппарат, вопреки ожиданиям, работал.

Внутреннюю стенку будки покрывали надписи и неприличные рисунки. Неизвестный доброжелатель высказался о природной ветрености неведомой Ольги, а ниже игривый художник изобразил половые органы мужского и женского тел с выразительными подписями.

На металлической табличке действительно был выбит номер диспетчерской НПО «Бозон».

Рыбоглаз сунул монету в приёмник, дождался гудка, начал крутить диск. На том конце провода откликнулся механический женский голос. Военрук протянул трубку Алексею.

– Назовите код транспортировки, – настойчиво повторял голос.

– Ну давай, смелее! – подбодрил военрук. – Поменяешь траекторию жизни до неузнаваемости!

Алексея охватила злая решимость. Пусть всё летит к чертям. Если эта дурацкая теория сработает… Он расправил мятую пачку, в лихорадочном возбуждении продиктовал код: КХ5-М8Б. Повесил трубку, огляделся.

Минут пять на пустыре не происходило ровным счётом ничего. Только дворняга носилась, высунув язык. Потом, со стороны высоковольтной линии, донёсся странный треск. Он нарастал и перешёл в неприятное гудение. Собака поджала хвост, заскулила.

Вспышка фиолетового света ударила в глаза внезапно – будто вырвалась прямо из-под земли. Когда зрение вернулось, Алексей увидел, как из люка вынырнула хрупкая женская фигурка. Пошатываясь и спотыкаясь на каблуках, Маргарита Львовна направилась к метро. Алексей догнал её, схватил за плечи, развернул.

Глаза учительницы пугали безумным выражением, взгляд пустой – она не узнавала ученика. Волосы намокли и торчали клочьями. Халат распахнулся, бледная кожа на груди просвечивала, у ключицы пульсировали вздувшиеся вены. С губ сорвался стон.

– Помогите… Игорёк… там лежит… – выдохнула она и указала на фундамент.

– Надо взглянуть, – сказал подоспевший военрук. – У меня вот и фонарик есть.

Они подошли к бетонному основанию. В одной из плит зиял открытый железный люк. Рыбоглаз посветил вниз. Лестница была ржавая и шаткая.

– Полезай первым, – приказал он. – Меня эта рухлядь не выдержит.

Алексей стал осторожно спускаться. Вдоль стен тянулись обледенелые трубы – от них веяло морозом. Шумела вода. Фонарик выхватывал из тьмы бетон и пучки кабеля. Алексей посветил вниз – и замер. Всё дно подвала покрывал лёд. Толстый, чистый, с пузырьками и трещинками – как на замёрзшем озере.

– Чёрт… когда тут успел лёд намерзнуть? – пробормотал Алексей, спускаясь дальше.

Он ступил на гладкую поверхность, сделал несколько шагов, водя фонариком по сторонам. В дальнем углу показался релейный шкаф, наполовину затопленный. Зеленый, блестящий, с жёлтой треугольной наклейкой на боку. В треугольнике – черный пропеллер.

В центре зала стояла металлическая клетка, похожая на кабину лифта из старого дома. Алексей поскользнулся, едва удержался. Луч фонаря прыгнул по потолку, потом упал на лед…

Под слоем льда показалось бледное лицо мертвеца. Это был электрик. Стеклянные глаза уставились вверх. Изо рта торчала папироса. К голове примёрзла нелепая лыжная шапочка. Из кармана комбинезона торчало горлышко бутылки. Рядом во льду сверкала серебром неизвестно откуда взявшаяся рыбка.

С диким воплем Алексей бросился к лестнице. Обдирая колени и ладони о шершавые ступеньки, то и дело срываясь, он наконец выскочил наружу.

– Надо вызывать милицию… – пробормотал он. – Там… там труп…

Однако Рыбоглаз не реагировал. Он стоял, как в гипнозе, широко раскрыв мутные глаза и бессмысленно улыбаясь.

***

Алексей подбежал к дрожащей от страха Маргарите Львовне, обнял её за плечи, словно защищая от невидимой угрозы. Осторожно, стараясь не споткнуться в темноте о камень или корягу, он повёл женщину в сторону метро.