# Партия

© Юлия Ковалькова, 2023

ISBN 978-5-4483-7279-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Имена, характеры, места действия, как и все аналогии с действительными событиями вымышлены или творчески переработаны. Все совпадения с реальными людьми остаются исключительно на совести автора.

Глава 1

Случай – всегда чей-то слуга! Вопрос в том – чей?

5 сентября 2016 года.

1.

« – Всё, Олег, разговор закончен. – Устало произнеся эту высокомерную фразу я тоскливо перевожу взгляд на зеркало и начинаю с показной тщательностью наносить на губы вишнёвую помаду. Из серебристой глади на меня смотрит двадцативосьмилетняя шатенка с бледно-голубыми глазами и белой кожей (поверьте, в жизни это выглядит не очень красиво), с худощавой фигурой, тонкими ногами и полной грудью (что, на мой взгляд, смотрится ещё хуже), зато в хорошо сидящем на ней офисном тёмно-синем костюме.

– Наташа, ну не надо, – скулит Олег, мой бывший муж, неловко переминаясь с ноги на ногу в квадратной, отделанной испанской плиткой, прихожей. Рядом с моим «бывшим» стоит пухлый кожаный чемодан, набитый механическими клавиатурами, разнообразными джойстиками, «мышиным» зоопарком от «Cougar» и прочими геймеровскими «девайсами», из-за которых я два последних года ощущала себя ничем иным, как игровой приставкой к компьютерным играм моего мужа.

Вы уже поняли, что мой «бывший» – геймер, игроман? А знаете, в чём наша проблема? Если нет, то представьте себе двадцатисемилетнего здорового молодого мужчину, который каждую ночь проводит за ноутбуком и с сумасшедшими, красными, как у кролика, глазами, до одури режется в «Overwatch», «The Witcher» и прочие ИТ-продукты нашей компьютеризированной эпохи.

Ну подумаешь, переболеет и утихомирится, пожмёте плечами вы. Не переболеет. И не успокоится, потому что игромания – это болезнь, перерабатывающая кору головного мозга быстрей любой мясорубки. За то время, что я жила вместе с Олегом, я успела выучить, что игромания имеет затяжной характер и вылечить игромана невозможно до тех пор, пока он сам не захочет избавиться от своей зависимости. А Олег не хочет. Именно поэтому два года назад он уволился из «Микрософт» («достал этот график!»), перешёл на аутсорсинг («буду программировать дома»), и наши отношения в конце концов вылетели в трубу.

– Олег, я всё сказала. Уходи, – прошу я, старательно игнорируя укоризненный взгляд моей мамы.

– Наташа, – помедлив, мама делает шаг ко мне, – ну может, не надо вот так, сразу?

Олег оживляется и бросает на мою маму кроткий взгляд, который можно перевести как «премного благодарен вам за поддержку, Тамара Васильевна».

– Сразу? – Я резко разворачиваюсь к этой парочке. – А как тогда надо, мам? Нужно, чтобы он, – небрежный кивок в сторону Олега, – продолжал и дальше катиться по наклонной прямой и при этом кататься на моей шее? Надо снова сделать так, чтобы я была вынуждена уволиться с респектабельной работы только потому, что над моим мужем гоготал весь офис?.. Знаешь, что, мама? – Я грозно упираюсь кулаками в бока. – А ты забери Олега к себе. И живи с ним вместе. Корми его, пои. Воспитывай. И слушай по ночам идиотские выкрики: «Да, да, ещё одна жизнь, йес! ПиЭс-три рулит!» – и жди, когда у Олега наступит просветление в его заср… прости, напрочь выжженных компьютерными играми мозгах.

Олег испуганно сглатывает. Мама ошарашенно глядит на меня.

– Да что ты такое говоришь, Наташа? – наконец, подаёт голос она.

– А мне надоело молчать, понятно? – Я срываюсь на крик и, сбросив маску Снежной королевы, которую носила последние полчаса, обречённо опускаюсь на крохотный пуф в прихожей. – Мам, напоминаю, что мы с Олегом были вместе последние пять лет. Три первых года я с радостью возвращалась к себе домой, потому что я шла к нему. Я помню, как мы засыпали вместе, как просыпались. Как он произносил моё имя, когда… – Я безнадежно машу рукой. – Впрочем, уже неважно. А два года назад наш мир рухнул. Только я всё не верила, что это – болезнь. Я, как всегда, пыталась всё починить… Напомнить тебе, как я с ним, – ещё один кивок в сторону Олега, – прошла все возможные клиники и лечебницы? Как мы расходились и снова сходились, потому что я верила, что у нас всё получится? А потом выяснилось, что он, – новый кивок в сторону Олега, замершего в углу прихожей, как мышь, – что он перешёл на «домашний» график только затем, чтобы никто не мешал ему играть?.. Играть, играть, играть! – От безысходности я снова повышаю голос и отчаянно бью кулаком о серебряную поверхность зеркального столика.

Стекло жалобно дребезжит. Мама ахает. Олег прячет от меня униженный взгляд, а я неимоверным усилием беру себя в руки.

– Два года назад во мне умерла женская суть, – уже своим нормальным голосом заканчиваю фразу я. – У меня пропало всякое стремление к близости. К любви. К элементарному сексу… Мама, я больше не хочу продолжать. Я устала. А теперь, – бросаю взгляд на красные наручные часы с забавной мордочкой Микки-Мауса, украшающей циферблат, – а сейчас у меня вообще осталось ровно пять минут на то, чтобы привести себя в порядок, отправиться на собеседование и постараться не провалить его из-за утренних разборок со своим – уже бывшим! – гражданским мужем. И – прости меня, мама! – из-за твоего незапланированного визита ко мне во имя спасения Олега.

– Павлова, – тихо, интимно шепчет мой «бывший».

«Как странно, – проносится в моей голове, – раньше то, как Олег произносил мою фамилию, вызывало у меня мурашки по коже. А сейчас это не вызывает ничего, кроме злобы и раздражения».

– Уходи, Олег. – Впервые за всё время нашего разговора я смотрю в его простодушные серые глаза, опушенные по-детски густыми ресницами. – Если у тебя осталась ко мне хотя бы малейшая капля уважения, хотя бы квант элементарной благодарности, то просто уходи. Возвращайся к своим родителям, к своим друзьям-геймерам, отправляйся, куда ты хочешь, только оставь меня в покое. Навсегда.

В квартире повисает звенящая, неприятная тишина. Я заполняю пустоту, встав с пуфа, и судорожно продеваю руки в рукава тёмно-синего жакета.

– Уходи, – непреклонно повторяю я.

– Прости, Павлова, – шепчет Олег. Ломаным, измученным, покорным движением подхватывает собранный чемодан и отпирает задвижку входной двери. Помедлив, кладёт свою связку ключей от моей квартиры на столик в прихожей и поворачивается к моей маме: – Простите, Тамара Васильевна. Я так не хотел.

Мама грустно кивает. Олег распахивает дверь и исчезает за порогом. Я слышу, как на лестнице в темноте подъезда глохнут его шаги.

«Вот и всё, – думаю я. – Всё. Кончено».

– Ну что, теперь ты довольна, Наташа? – вырывает меня из пустоты усталый голос мамы. – И что сейчас, позволь спросить, ты собираешься делать? Одна, в свои почти тридцать. Без брака и без ребёнка?

– Зато я свободна, мама, – вздыхаю я. – Не знаю, как насчёт первого и второго, но я нашла работу. И сегодня постараюсь обязательно устроиться на неё.

– Ну-ну, – усмехается мама. – Карьера, это всё, что тебе остаётся. Да, Павлова?

Я молчу: мне нечего ей ответить.

Мама и я выходим из квартиры. Я запираю дверь. Мама бросает на меня быстрые, задумчивые взгляды бледно-голубых глаз, цветом похожих на топаз. Точно такие же глаза и у меня – они точно выцвели от обрушившегося на нас одиночества. В своё время мама упустила моего отца. А я только что отпустила Олега. Ёжась от холода (и образовавшейся внутри меня пустоты), я застёгиваю жакет на все пуговицы. Мама вызывает лифт. Мы молча доезжаем до первого этажа, я сбегаю по ступеням, толкаю тяжёлую дверь подъезда и выпускаю маму на улицу.

– Тебя подвезти? – предлагаю я и бросаю взгляд на часы с Микки-Маусом. До собеседования у меня есть ещё час с хвостиком, а мама живёт всего в трёх остановках от улицы Кржижановского.

– Не надо, я просто пройдусь до метро. Мне есть, о чём подумать. – Мама вздыхает и всё-таки подставляет мне свою гладкую, пахнущую изысканными духами щёку. Она такая красивая, моя мама. И всегда переживает за меня больше, чем я заслуживаю. – Удачи, – холодно прощается мама, когда я предлагаю ей свой виноватый дочерний поцелуй.

– Спасибо. – Я трогаю маму за локоть. Это – моё извинение за утреннюю сцену, за всё, что мама вытерпела от меня, своей единственной и очень упрямой дочери, которая так и не оправдала её надежд: не создала собственной семьи, не подарила ей внуков. Сажусь за руль, давя в себе клубок отчаянной, солёной горечи. Пристёгиваю ремень. Мама вяло машет мне, заглядывая в окно со стороны левой дверцы моего «Мини Купера».

– Удачи, – шепчут её губы.

«Удачи, мама? – горько улыбаюсь я. – Удача не любит серьёзных и целеустремлённых людей. Бесшабашные головы, безумцы и игроки – вот её короли и принцы. А я – не такая. Мне не нужна удача, потому что я знаю, кто я, что я могу и почему на собеседование вызвали именно меня».

С этой мыслью киваю маме, жму на педаль газа и выезжаю со двора. Через час и тридцать минут меня ждут в офисе фирмы, которую я, повторяя за человеком, выбравшим меня из десятка соискателей, называю так же просто и ёмко, как он: Контора».

2.

« – Лизон, вставай, – Вытирая взъерошенную мокрую голову полотенцем, я выхожу из душа и произношу имя своей юной сожительницы на французский лад. – Лизон, вставай, я кому говорю?

– Отстань, Сашка, – вяло отбивается Лиза.

– Ах, так? – Наклоняюсь и тяну свою принцессу за пятку, игриво выглядывающую из-под одеяла. «Лизон» немедленно приоткрывает правый глаз, хлопает ресницами, её взгляд становится осмысленным и фокусируется на нижней части моего тела.

– Ого, – плотоядно тянет она и переворачивается на спину, – а ты ещё ничего, Васильев.

– Чего? – усмехаюсь я и направляюсь к шкафу, отлично сознавая, что женские глаза сейчас впиваются в мою голую задницу. – Да я ещё ого-го!

– Ну, тогда иди сюда. – «Лизон» приглашающе распахивает одеяло.

– Нет уж, – хмыкаю я, выдёргивая из шкафа вешалку, на которой висит мой сегодняшний костюм. – Кстати, ты кофе будешь?

– А если да, то что? – прищуривается «Лизон».

– А если что, то я оставил тебе полпорции робусты1. Только сама подогреешь, – отзываюсь я и вытягиваю нижнюю полку в шкафу.

«Так, туфли у меня сегодня тёмно-синие, замша. Стало быть, и носки должны быть в тон…»

– Гад ты, Саша, – жалобно отзывается Лиза. – Сто лет живу с тобой и вечно одно и тоже: утром ласки вообще никакой.

– Тебе вчера ласки не хватило? – насмешливо отзываюсь я, застёгивая на запястье тёмно-коричневый браслет дорогих наручных часов. – Кстати, где я запонки оставил, не помнишь?

– В прихожей, – ухмыляется Лиза и игриво вскидывает вверх тонкую бровь. – Не забыл, как мы вчера домой из гостей возвращались?

Я смеюсь:

– И как пришли, тоже помню.

Надеваю брюки, рубашку, просовываю голову в ворот темно-синего свитера. Вставляю запонки в узкие петли манжет, аккуратно застёгиваю серебряные крючки. Продвигаюсь к прихожей и ищу взглядом куртку.

– А поцеловать? – догоняет меня голос Лизы.

Покорно возвращаюсь и чмокаю её в тёплые розовые губки, призывно и совершенно по-детски сложенные буквой «о».

«Она такая красивая. И вся моя», – думаю я, разглядывая поддёрнутые влагой желания карие глаза, приподнятые к вискам, как у кошки.

– До вечера и удачи на работе, Васильев, – шепчет Лиза и нежно гладит меня по аккуратно выбритому подбородку. – Я буду держать за тебя кулачки. Ты их всех сделаешь, правда?

– Как всегда. – Я на секунду прижимаю Лизу к себе и, прихватив сумку, исчезаю за дверью.

Пятнадцатисекундная пробежка вниз по лестнице, и я оказываюсь рядом со стеклянной «коробкой» нашей новой консьержки.

– Александр Владимирович, доброе утро! – смущённо кивает из-за окошка молоденькая татарка Гуля, старательно, буквально по слогам выдыхая моё имя и отчество.

– Привет, – улыбаюсь я. – Ну, как твои дела? Женихом ещё не обзавелась? Не говори «да», а то я очень расстроюсь.

– Нет, не обзавелась… ещё, – тянет Гуля и мажет по мне глянцево-чёрными глазами. Но в её зрачках – то самое искательное выражение, которое моя «Лизон» называет не иначе, как исконно-женским томлением. Бросаю быстрый взгляд в зеркало, которое висит за спиной у консьержки. Пятерней зачёсываю назад упавшие мне на лоб волосы. Мне нравится, как я выгляжу. В меру высок (метр восемьдесят три), не «раскачан», но с хорошей фигурой, с широкими плечами, с висками, ещё не испорченными ранней сединой. Правда, губы чуть-чуть тонковаты, но, на мой взгляд, это придаёт моему лицу эдакую аристократичность. Но то, что всегда беспроигрышно привлекает ко мне внимание, это цвет моих глаз. Он синий. Он ярко и броско смотрится на моём смуглом лице. «Какой глупый, самовлюблённый павлин», – скривите губы вы.

Увы, сейчас я вас очень разочарую. Несмотря на мою внешность и любовь к хорошим шмоткам, мой IQ составляет ровно сто семьдесят баллов, что на десять пунктов выше показателей Билла Гейтса. Я – кандидат технических наук. За мной числятся сто двадцать пять изобретений. В свои почти тридцать пять я уже возглавляю ТОП 50 ИТ-директоров ведущих российских телекоммуникационных компаний.

И у меня хватает ума понять: в сегодняшнем мире внешность играет громадное значение. Нет, одежда не делает нас умней или добрей, щедрей или лучше, но в своих первых суждениях мы ориентируемся всё-таки на внешность. На то, как выглядит человек, на то, как он двигается, на то, как он на вас смотрит. И если красивая женщина просто привлекает внимание, то красивый мужчина находится в более выигрышной позиции: ему не надо прилагать особых усилий, чтобы начать разговор, удержать и развить интерес собеседника. Особенно, если твоя визави – женщина. Впрочем, последнее вовсе не означает, что я, очертя голову, готов во все тяжкие – или вообще просвещать «Лизон» относительно всех моих похождений. И если подобная забота называется словом «любовь», то да, я очень люблю Лизу. К тому же, положа руку на сердце, «Лизон» устраивает меня больше других: податлива, молода, красива. Но самое главное – она преданна мне.

«Кстати, о женщинах и об их преданности…»

Одарив Гулю дежурной улыбкой (от которой юная татарочка засветилась, как лампочка в тысячу мегаватт), толкаю дверь подъезда и выхожу на улицу. Оглядевшись по сторонам, достаю из кармана телефон, набираю знакомый номер. Пока моя собеседница ищет трубку, шагаю к машине. Через пять секунд гудки ожидания в моём сотовом обрываются под хрипловато-чувственное:

– Саша? Приве-ет! Ну что, заедешь за мной?

– Слушай, солнышко, я не успеваю, – прижав плечом телефон к уху, я хлопаю себя по карманам, чтобы найти ключи от машины. – Скажи лучше, у тебя получилось организовать то, что я просил?

– Свинтус ты. А у меня – да, у меня всё получилось, – вредным и одновременно кокетливым тоном отзывается женщина. – В общем, так: я поставила этой Павловой собеседование на девять утра. Она же не знает, что шефа в офисе в это время никогда не бывает? Так что обставим раннее время её визита, как мою ошибку. В итоге, Павлова сначала встретится с тобой, а потом уже с генеральным. Ну как, устроит такой расклад?

– М-м, супер. Ты просто супер, солнышко. – Снимаю машину с сигнализации, распахиваю дверцу «БМВ», зашвыриваю в салон сумку.

– С тебя причитается, Васильев, – немедленно намекает женщина.

– Хочешь, сегодня пообедаем вместе? – Я пытаюсь увернуться от ожидаемого с меня алаверды.

– Только обед? – Моя собеседница явно обиделась. – Но я думала, что ты… что мы… ко мне… или, на худой конец, в гостиницу.

– Моя вторая половина дома, – стараясь не раздражаться, напоминаю я. – Ты же знаешь, какая Лиза, – всё в миг учует! Вот через месяц Лизон к матери в Питер поедет, тогда и наверстаем.

– Ладно уж, – вздыхает женщина. – Ты как всегда верёвки из меня вьёшь.

– А ты не жалуйся: что хотела, то и получила. Ну всё, минут через сорок увидимся.

Не дожидаясь ответа, отбиваю звонок, сажусь в машину, вставляю ключ в замок зажигания.

«Зло ездит на «БМВ»», – скажете вы и, как ни странно, окажетесь правы. Улыбнувшись своим мыслям, выжимаю педаль газа и отправляюсь на улицу Кржижановского, где находится офис Конторы».

3.

«Улица Кржижановского представляет собой узкое, щербатое асфальтовое полотно, разделённое трамвайными путями, по которым раз в пятнадцать минут пробегают звенящие красные трамвайчики – уже редкость для Москвы. С обеих сторон улицу подпирают дома из красного кирпича, похожие на часовых. Основная проблема здесь – это найти место, где пристроить автомобиль, потому что парковочные «карманы» всегда забиты, а отыскать лазейку в каком-нибудь дворе практически невозможно. Но мне везёт: покружив, я нахожу свободное место в «мешке» рядом с домом под номером пять. Осторожно втискиваю свой «Мини Купер» между тёмным «Паджеро» и доисторической «Волгой». Выбрасываю на асфальт ноги, роюсь в сумке и выуживаю на свет приличные кожаные туфли. Ненавижу обувь на каблуках, но собеседование – это всегда корпоративный тон, где предпочтение отдаётся не удобству, а тому, что кандидат «должен соответствовать». Сунув ступни в «испанские сапожки» (то есть в изящные «лодочки»), осторожно встаю на ноги и желаю себе не упасть. Воровато оглядываюсь, подтягиваю вверх бежевый чулок на правой ноге и немедленно ловлю на себе чей-то заинтересованный взгляд.

«Так я и знала!»

Злобно прищуриваюсь и поднимаю голову. На втором этаже, в окне, в доме напротив пристроился курить какой-то дедок в майке-«алкоголичке», слегка ошарашенный моим легким стриптизом. Рывком опустив юбку, делаю невозмутимое лицо, запираю машину и, независимо помахивая сумкой, устремляюсь во двор, где находится офис Конторы.

Пройдя шлагбаум, толкаю стеклянную дверь бюро пропусков. Сейчас без пятнадцати девять, поэтому очередь из визитёров в Контору состоит всего из пяти человек. Отмечаю, что охрана на пропускном пункте работает слаженно и чётко: на «обработку» одного посетителя уходит ровно десять секунд. Пользуясь передышкой, выдвигаю правую ступню из жёсткой «лодочки». Разворачиваюсь к огромному, в пол, окну. Рассматриваю, как по выделенной для пешеходов дорожке проходит стайка девиц лет восемнадцати в белых рубашках и коротеньких чёрных юбках.

«Секретарши», – думаю я. За девчонками грозной поступью следует грузный, неуловимо похожий на школьного «трудовика» мужчина в плохо подогнанном костюме. «Кладовщик или, как сейчас говорят, ХОЗУшник, – соображаю я, – рядовой – из той породы „служак“, у которых на учёте не только каждый дырокол, но и любая скрепка». Между тем за моей спиной охранник выписывает пропуск уже третьему посетителю, а к шлагбауму подъезжает похожий на дорогую игрушку «БМВ» – это одна из тех моделей, при виде которых у женщин, по идее, должны подогнуться колени, а у мужчин развиться комплекс неполноценности. Но у меня только один вопрос: «И как такая игрушка по нашим ухабам ездит?» Предмет моих мыслей останавливается у шлагбаума, со стороны водителя плавно опускается окно, из которого доносится «Je suis malade» Лары Фабиан, и к датчику протягивается хоть и узкая, но явно мужская ладонь с зажатым между пальцами пропуском. В глаза бросаются смуглые пальцы, блестящий ободок часов, бледно-розовая манжета и звёздочка серебряной запонки. Мужчина небрежно машет пропуском, а мне почему-то очень хочется разглядеть его.

«Не бойся, он не привлекательный, – подаёт ехидный голос моё подсознание. – Но даже если наоборот, то это ничего не значит, потому что твой крест – это неудачники и ничтожества. Вспомни Олега, Павлова».

– О, смотри, смотри, Владимирович на новой «бэхе» приехал, – долетает до меня возбуждённый голос охранника. – Ай-восемь, видел такую? Следующий, пожалуйста. – Последнее сказано уже мне. Прихрамывая, подхожу к бюро пропусков.

– Где? – в это время второй охранник, забыв обо всём, бросается в прорезь окошка и практически утыкается носом в мою левую грудь. Судорожно сглатывает и поднимает вверх голову.

– Павлова, – с тихой угрозой произношу я, глядя ему в переносицу. Сую покрасневшему служащему свой паспорт.

– К-к кому? – Охранник пытается говорить связно и старательно отводит глаза от выреза моей блузки.

– К Тарасову. – Я называю фамилию всемогущего шефа Конторы. Кажется, это возымело должный эффект, потому что оба охранника немедленно сделали серьёзные и скорбные лица, которыми младшие по должности обычно приветствуют старших. Документ благосклонно принимается из моих рук, в компьютер молниеносно вносится соответствующая запись, а мне возвращают паспорт, аккуратно заложенный белой пластиковой карточкой с надписью «посетитель».

– Через турникет, главный вход, – произносит охранник и бросает последний взгляд то ли на мою выдающуюся грудь, то ли в окно, за которым мелькнула и скрылась серебристая «бэха».

Фыркнув, киваю и прохожу турникет. Оказавшись на улице, с неудовольствием отмечаю, что, во-первых, до входа в парадные раздвижные двери Конторы мне топать ещё метров тридцать. Во-вторых, путешествовать мне придётся по вымощенному плиткой двору. В-третьих, «бэха» уже преодолела это расстояние и паркуется на квадрате, обозначенном как «vip».

«Ну, а я для Конторы пока ещё не вип».

Тяжело вздыхаю и делаю первый осторожный шаг по серой узорной плитке. Никогда не ходили в жару по булыжной мостовой на каблуках, в узких, ещё не разношенных туфлях тридцать шестого размера? Ощущение сравнимо только с болью хрестоматийной Русалочки, которой злобная ведьма подарила две ножки. А голос, видимо, отобрала для того, чтобы бедная девочка на каждом шагу не орала от боли.

Морщась от упрямо впивающейся мне в пятку туфли, расправляю плечи и уговариваю себя не кривить лицо, не грызть губы и не морщить лоб. Чтобы отвлечься, рассматриваю высокое крыльцо Конторы, на котором сбились в стайку пятеро мужчин и две молодые женщины. Вся «семёрка» громко переговаривается, бурно жестикулирует и временами хохочет. Я же, страдая от немилосердно впившейся в мою плоть туфли, перевожу мученический взгляд в сторону. Сделав ещё десять шагов, замираю на месте, давая передохнуть измученной ноге. За это время серебристый «БМВ» вписывается в отведённый для него «карман», и дверца со стороны водителя распахивается. От меня до владельца машины – ровно десять шагов. Расстояния вполне достаточно, чтобы я смогла разглядеть хозяина этой «игрушки». К моему удивлению, это не чахлый и не рыхлый субъект метр пятьдесят в прыжке, а высокий хорошо сложенный темноволосый мужчина примерно моих лет.

«„Два“ тебе за аналитику, Павлова», – хмыкает моё подсознание. Между тем незнакомец, который стоит ко мне в пол-оборота, смахивает с лица «авиаторы» и жизнерадостно улыбается группе, оккупировавшей крыльцо.

– Привет, – доносится до меня его негромкий, довольно приятный голос.

– Саш, ну чего так долго? – Одна из женщин отбрасывает сигарету и сбегает вниз по ступеням, прикладывается поцелуем к его щеке.

– А я трамвайные пути объезжал, – смеётся «Саша».

«Саша?.. „Владимирович новую бэху купил…“ Так, стоп: а это не тот ли Александр Владимирович Васильев, из-за которого меня пригласил генеральный директор Конторы?»

Я замираю, пытаясь разглядеть мужчину, про которого много слышала, но вживую не видела никогда (если, конечно, не считать найденный мной в Сети снимок. Но электронная фотография была из той категории изображений, на которых толком не разглядишь ни носа, ни глаз человека).

Пока я раздумываю о превратностях судьбы и слабостях Интернета, звучит бодрый и нестройный хор голосов:

– Доброе утро, Александр Владимирович!

– Как выходные?

– А ваш день рождения когда будем отмечать?

– На этой неделе, – смеётся Васильев.

Собственно, этот его смех и заставляет меня опомниться и даже сделать пару шагов вперёд.

– А мы, кстати, как раз обсуждали, что тебе подарить, – произносит женщина, которая секундой ранее сбежала к Васильеву с крыльца.

– Всё, что ты ни придумаешь – всё будет прекрасно, Ленок… Ну ладно, тунеядцы-коллеги, подчиненные-алкоголики, давайте в темпе докуривайте, а мы пойдём. У нас ещё собеседование.

– Так у вас всё-таки будет второй зам? – оживляется невысокий плотный блондин.

– А это мы, Вадик, посмотрим, – загадочно отвечает Васильев.