Глава 1
– Нет, я туда не поеду, – прежде вежливый таксист резко изменился в лице. – Всего доброго.
– Вам так сложно довезти меня до монастыря?
– Да. С вас пятьдесят евро.
Минуту мы смотрели друг на друга – я на него, старого водителя с тёмным от загара лицом, жадного и ленивого, готов был опрокинуть ведро с лавой, и он на меня глядел недовольным взглядом.
Чайка взмахнула крылом, и красный пакетик чипсов из переполненной мусорки взлетел, повертелся в воздухе и шлепнулся на лобовое стекло. Спор затянулся.
– Услуга не завершена, – сказал я. – Вы должны были отвезти меня от аэропорта до монастыря.
– Я не знал, в какой именно монастырь ты едешь, рус. Мне пора, давай деньги.
Купюра случайно выпала, уронилась прямо куда-то под кресло. Желаю долгого ковыряния в салоне. Быстро взяв портфель и рюкзак, я выбрался из машины и хлопнул дверью. Машина таксиста тут же рванула назад, бросив песчаную пыль в небо, повернула и уехала обратно по дороге в город.
Наевшаяся с помойки белая птица довольно крикнула, взяв курс на море. Мне предстояло пройти ещё пятьсот метров – по жаре и каменной тропе, под шум цикад. Всё шло замечательно, пока водитель не догадался, куда везёт руса.
– Откуда приехал? – спросил он меня прямо у здания аэропорта. – Из России?
За окном – горная гряда, опоясывающая побережье. Небо цвета чистой лазури, ни одного облака на горизонте, пышные зелёные кустарники тянулись вдоль обочины. Машину таксист резво гнал, но даже так удалось изучить окружение. Он выжидающе смотрел на меня через зеркало и тогда я ответил:
– Да, только что прилетел. С пересадкой в Белграде.
– Ты знаешь язык? Откуда?
– Были курсы.
– Dobrodošli u Crnu goru!* – заулыбался от радости таксист. – Надолго тут?
– Кажется, не очень.
– Обычно русские тут на год-два останавливаются, потом уезжают либо в Сербию, либо в Европу, либо обратно домой.
– Нет-нет, это точно не про меня. Как разберусь с делами, так сразу в Москву. За месяц управлюсь, надеюсь.
– Что будешь делать в нашей стране? – таксист всё не унимался.
– Я представляю интересы одной очень богатой семьи.
– О как сказал! Кто же они?
– А вы скоро узнаете сами, как довезете до Будвы.
Мужчина потыкал в навигатор. Мычание, прежде неопределенное, вдруг превратилось в утробное бурчание.
– Подмайне? Монастырь Подмайне, что ли?
– Всё именно так.
– Кажется, я догадываюсь, на кого вы работаете, – голос таксиста поубавился в радости.
– Правда?
– Этот адрес знаю слишком хорошо… Станковичи, значит.
– Вы правы. Я официальный представитель её корпорации.
Таксист хмыкнул. Спустя минуту он добавил:
– Грустно.
Следующие полчаса мы ехали молча. Чем ближе машина была к монастырю, тем злее становился черногорец. Видимо, чтобы задушить поток мыслей, он включил радио на полную громкость. Сквозь хриплый динамик заиграла мужская лирика:
Ka i nekad gledam nebo
Tražim gradove u noći
Di smo podno zvizda zori krali rumen sjaj…**
И в самом конце, когда осталось всего ничего, таксист тормозит и наотрез отказывается ехать дальше.
В тени дерева я набрал номер связного. В ответ только гудки.
– Какая гостеприимная Черногория всё-таки, – сказал я вслух и побрел к крепости, где находился заветный монастырь.
С собой в командировку – если её можно так назвать, – взял немного личных вещей. Основной и самый важный груз заключался в портфеле: бумаги в оригинале, с мокрой синей печатью, с чернильными подписями, некоторые с апостилем. Все документы подтверждают мой высокий статус представителя Семьи. Работодатель сделал всё, чтобы у автономной организации, базирующейся в прибрежном городке тихой деревенской страны, не было никаких серьезных возможностей воспрепятствовать моей деятельности.
Потуги таксиста сбросить меня, необычного гостя Черногории, были просто смешны, но внезапно я заметил радикальную перемену в обстановке: стоило мне пройти сто метров до конечного пункта, как городская жизнь, прежде шумная, хоть и неспешная, вдруг замерла. Исчезло человеческое присутствие. Возле монастыря не ездили машины, не ходили люди и не возводились новые здания; более того, казалось, что природа сама хочет упрятать это тихое место в невидимую завесу.
Даже деревья были рассажены так, чтобы не было видно подъезд к храму. Только каменные стены, крыша монастыря и часовая башня – всё, чем можно довольствоваться в обозрении со стороны улицы.
Ворота были закрыты. Люди из ведомственной охраны взглянули на нежданного посетителя бычьим взглядом. У этих двух охранников вообще всё было бычье: шея, руки, лоб, грудь колесом – всё было такое широкое и крупное, чтобы сломить врага грубейшей силой.
– Добар дан, – сказал я по-сербски, а затем перешел на смесь английского с русским: – Меня зовут Слава Фомичев, – протянул пластиковую карту корпорации и письмо-сопровождение. – Я должен встретиться с настоятелем Симеоном.
Охранник покрутил карту в руках: всем своим видом он демонстрировал полное нежелание контактировать с незванцем. Рядом стоявший охранник вальяжно заявил, не зная о моем уровне владения сербским:
– Что надо этой кудрявой кокошке***?
– Тут написано, что это представитель Семьи, – первый бык с лысой головой всматривался в документы. – А вот в этой бумаге сказано, что он прибыл с должностным поручением.
– Чушь. Нас бы предупредили о его приезде, – отмахнулся второй бык с короткой стрижкой.
– Надо позвонить Милораду.
– Да зачем? Это журналист вроде того Виктора, разнюхивать пришел. Пусть катится на все четыре стороны.
– Но документы похоже подлинные.
– Сейчас столько уловок: нейросети, принтеры, да что угодно может быть! Кончай с ним.
– Мой связной почему-то недоступен, – я показал ему номер. – Звонил несколько раз, в ответ только гудки. Может, вам знакомы цифры?
– Какой ещё связной? – Коротко стриженный заиграл мышцами. – Нет у нас никаких связных. Только прикажи, и я его…
Бык с лысой головой отрицательно кивнул, подошел к КПП и вызвал кого-то. Недолго поговорив, он вернулся ко мне, чтобы сказать:
– Настоятеля сегодня нет в монастыре. Он в больнице, и вряд ли вернется к вечеру. Советую прийти завтра.
– Тогда мне нужен его заместитель, – я забрал документы обратно. – Это срочно.
Установилась тишина. Тогда мне пришлось добавить к своей речи упоминание Елены Станкевич.
– Ну, ладно. Драго, обыщи его.
Бык облапал меня всего самым похабным образом, вытряхнул на стол весь рюкзак – трусы, зарядка, несессер и бритва полетели на землю. Я возмутился:
– Аккуратней!
– Пардон. Проверка есть проверка, – бык неаккуратно побросал всё обратно. – Он чист.
– Я провожу вас, Слава.
Ворота оказались двойными – сначала открылись древние, деревянные, выполненные ещё столетиями назад, затем раскрылись металлические, уже современные. С безопасностью у них тут серьезный перебор, подумал я.
Меня повели вверх по каменной лестнице, мимо монашеской кельи, и всюду послушники смотрели на меня недоверчивым, жутким взглядом. Внутренняя охрана стояла как почетная гвардия и не шевелилась на своих постах, но и их глаза пристально следили за каждым моим шагом.
Солнце накалило камень до предела, и с тела потек градом пот. В тени высоких пальм не насытишься прохладой. Дождавшись отмашки, нас пустили в один из корпусов монастыря. Хотя время близилось к вечеру, солнечные лучи всё так же сильно слепили меня – как назло я забыл взять с собой очки.
Встречу назначили с неким Пименом, о котором известно было совсем ничего. Стены его кабинета были забиты церковным. Священник сидел за большим дубовым столом, глядел в книгу и, кажется, по чуть-чуть дремал.
– Этот человек заявил, что является представителем семьи Станковичей, – сказал бык и передал бумаги. – Я побуду за дверью.
– Сердечно вас приветствую, – священник протянул сухую руку. – Я – Пимен. Главный помощник настоятеля монастыря Подмайне. Вы говорите по-сербски?
– Немного. Полагаю, мы поймем друг друга. Меня зовут Вячеслав Фомичев.
– Хм, раз так… – священник скрестил пальцы в замок. – В довольно щекотливое положение вы меня поставили. Настоятель отсутствует, а гостиница давно закрыта за ненадобностью. В штате монастыря отсутствует должность гостиника – вас просто некому было встретить. О, что за номер? Так-так… Да это же как раз последний телефон нашего гостиника. Простите за этот грех. Чем могу служить?
Пимен, мужчина-щепа, с густой седоватой бородой и крепким загаром, пристально смотрел на меня сквозь очки в золотой оправе. Вся окружающая обстановка давила на меня: взгляд надзирающего наставника, эта позолоченная утварь, кресты – множество крестов! – и бесконечные лики с икон топили меня в необычную атмосферу страха, словно грех найден ещё до сотворения. Мне было что скрывать, но ничего преступного я не делал – пока что.
– Я уполномочен Семьей для проведений ревизии частного Института Подмайне, а также для нескольких других поручений, речь о которых зайдет уже с самим настоятелем, руководством организации. Вот эти документы, – я кивнул на портфель. – Подтверждают мою миссию. Поверьте, она очень важна.
– Но почему нас никто не предупредил? – священник повернулся к ноутбуку. – Так, никакой почты из Москвы не приходило. Сейчас проверю спам… нет, ничего нет. Пусто! Как странно.
– Моя миссия уполномочена самой Еленой Станкович, – пояснил я. – Лично и конфиденциально.
Священник резко напрягся. Он попросил подтверждения, и в ответ получил лист.
– Мне всё равно нужно сообщить о вашем визите госпоже Станкович, – неловко пробормотал он. – Простите великодушно.
– Да, конечно. Без проблем.
Пока священник писал письмо на e-mail, я как бы мимолетом, отвернув взгляд в сторону и засмотревшись на свои идеально ровные ногти, тихим и уверенным голосом добавил:
– И ещё мою госпожу интересует состояние пациентки.
Священник молниеносно взорвался.
– Никогда не называйте эту несчастную пациенткой! Никогда! В этих священных стенах монастыря мы ни при каких обстоятельствах не зовем девушку больной. Её порок ужасен, он настолько тяжел, что из средств остается лишь смирение к великому испытанию. Душу девушки нужно спасти – но не лечить! Это не лечение, понимаете? Убедительно вас прошу никогда больше не называть девушку пациенткой.
В монастыре официально была только одна «затворница». Спутать её Пимен с кем-нибудь никак не мог. О «трепетном отношении» монашеской братии к пациентке меня заранее предупредила нанимательница.
Я был впечатлен реакцией священника: к чему такая эмоциональная защита генетического урода? Словно сказать правду для него равносильно преступлению.
– Хорошо, отец Пимен, я не буду называть её… Как вы её зовете?
– Мы зовем её затворницей Марией. И вы так же называйте, и тогда будет всё замечательно. Просто помните, что монастырь требует справедливого отношения к каждому, в том числе и к тем, кого поразила метка дьявола. А справедливость в нашем деле заключается в истине. Только скажите мне, почему она вас интересует?
– Не меня. Госпожа Станкович требует выяснить, в каком состоянии затворница, нужны ли дополнительные финансовые средства, материалы, оборудование. Возможно, для терапии… вернее, для её статуса затворницы необходимы дополнительные усилия. Именно для этого я и прибыл в Будву, – намеренно взглянул на часы, дабы показать свое легкое раздражение. – И желательно поговорить всё-таки с настоятелем монастыря.
– Какое кощунство, – покачал головой священник. – В сущности, она же её сестра.
О как. Интересный поворот.
– А что же кощунственного вы услышали в моих словах, отец Пимен?
– Ну как же мне не воспринять ваши слова таким образом? Сестра требует опеки, заботы, внимания наконец. Где это всё? Ваша госпожа Станкович словно откупается от несчастной. Мы, конечно, взяли на себя высочайшую ответственность – работать с таким духовным внутриличностным кризисом нам ещё не приходилось, – но и ожидалось, во всяком случае мной, что она хотя бы один раз посетит монастырь… – священник с неприятием отодвинулся от меня, облокотившись о спинку кресла. – И посмотрит, как несчастна её сестра.
«До чего же он боится назвать её пациенткой или больной», вновь удивился я.
– Понятно. Скажите, могу ли расположиться в монастыре?
– Ох, видите ли, вопрос постоянного нахождения или проживания решает начальник безопасности, причем решающее слово остается за настоятелем. Частный институт Подмайне лишь подчиненная монастырю организация: ученые здесь гости, а не полноправные обитатели, как например мы – монахи и послушники, поэтому главной целью является поддержание здравого порядка и создание условий для монашеского пути. Вы, Вячеслав, судя по выписанным документам совсем далеки от монастырской братии, к трудничеству примкнуть вряд ли хотите. Завтра вы можете запросить доступ у отца Симеона лично, а также обсудите все интересующие вас и вашу госпожу вопросы. Сегодня, к великому сожалению, вы должны покинуть стены монастыря, – теперь священник посмотрел на свои часы, словно наслаждаясь моментом. – Какая досада! Время уже клонится к шести вечера – скоро мы закроем ворота. Прошу вас поспешить.
Я быстро засобирался. Перед тем, как выйти из кабинета, старик в очках сказал:
– Пожалуйста, присмотритесь ко всем нам, оцените свои силы и подтвердите поступками, что пришли с миром. Вы ступили на священную землю монастыря, где хранятся очень важные тайны. Семья Станковичей надеется сохранить их в секрете. Уж не знаю, в каких деловых отношениях вы находитесь с Еленой, но она всегда и везде требовала соблюдения тишины в стенах монастыря. И я с ней полностью согласен.
– Всего доброго, отец Пимен.
Охранник молча проводил меня за ворота. Я спустился вниз, под взоры камер со стен и охранников, поглядывавших из бойниц. Не к такой холодной и потной встрече меня готовили. Теперь придется импровизировать.
Но от Лены был четкий приказ – соблюдать правила игры. Что угодно, любая свобода действий, даже игнорирование местного законодательства и при необходимости нанесение человеческого ущерба, однако в пределах того, чтобы корпоративные интересы были учтены, сохранены и, если на то есть возможность, распространены. В такой противоречивой логике должен появиться баланс действий: выполни миссию так, будто всё случилось как случайное совпадение обстоятельств.
Согласно инструктажу, в случае отказа заселить меня сразу в монастыре следует отправиться в отель Sea Splendor и просто получить свой номер-люкс. Такси быстро перенесло меня в пригород, где расположилось заведение. Ключ-карту выдали вместе с пожеланиями «наилучшего отдыха и процветания в нашем краю», пообещав через один час принести ужин в номер.
После горячего душа и правда в дверь постучались:
– Господин Фомичев? – горничная вместе с администратором вкатили столик на колесиках. – Приятного аппетита. В бронировании было указано, что вы любите азиатскую еду. К сожалению, в Черногории с этим сложно, поэтому наш шеф-повар самолично скрутил роллы. Отель благодарит за выбор остановиться у нас.
– Убедительно просим передать госпоже Станкевич наилучшие пожелания, – администратор облизывался рядом с только что приготовленной в ресторане едой. – Надеюсь, что вам здесь понравится. Мы освободили этот люкс-апарт специально: клининговая служба отчиталась об уборке час тому назад. Бар заполнен. Любое желание исполним, только попросите. Как и было указано вашим руководством, служебный автомобиль будет ждать у главного входа – он в вашем распоряжении столько, сколько нужно. Расходы уже оплачены.
– Спасибо, – я стал подталкивать прислугу на выход.
– О, совсем забыл! – администратор вытащил из внутреннего кармана пиджака белый конверт. – Это вам.
Увесистый и опечатанный, с надписью «Тебе, дорогой», предмет имел явный аромат моей медведицы.
– Что это?
Администратор пожал плечами и исчез в лифте. Постояв с минуту в нерешительности, брать или же оставить конверт, я медленно закрыл дверь.
–
* серб. Добро пожаловать в Черногорию.
** Смотрю на небо, как тогда,
Вижу в звёздах свет ночной,
Там, где под огнём зари крали мы зарю с тобой…
*** курица
Глава 2
Захотелось налить себе чего-нибудь покрепче, прежде чем ознакомлюсь с содержимым конверта. Немного льда, немного виски, и бокал мгновенно покрылся холодной испариной. Я громко вздохнул с облегчением, когда с ног слетели туфли и носки.
Окна выходили на открытое море, где в отдалении уже зарнился горизонт; на песчаном пляже в форме тонкой линии работники неторопливо чистили и складывали шезлонги. Я сидел в кресле, цедил виски и предавался мыслям о будущем, которое мне уготовано после Черногории. Нервы щекотало от чувства ответственности.
Вечернее солнце зашло за гору, наступил долгожданный отдых от зноя. Снова поймал себя на желании бросить всё и окунуться в тёплые морские воды Адриатики. Если бы не любовь, даже не раздумывая отказался бы от предложения.
Хотя… Деньги, что мне уже прислали на крипту – заранее и в качестве мотивирующего аванса, – были слишком большими, чтобы отказаться от сделки. В моральном отношении я был готов на всё и даже больше, но смущение вызывало другое: что на чаше весов всё-таки перевешивает? Любовь к Елене, моей медведице, с которой я два года строю полные конспирации отношения, или капитал, полученный после успешного выполнения её задания? Денег правда хватит на правнуков, а может и на праправнуков, если разумно инвестироваться.
Жизнь за последние три года круто перевернулась. Я только поспевал лавировать между потоками, чтобы удержаться на плаву и не утонуть в мрачных водах сегодняшних дней.
Две тысячи двадцать второй год. Модельное агентство с хорошей репутацией разорвало контракт: «Извините, но… вы сами всё понимаете. Дальше сотрудничество просто невозможно. Наше сотрудничество было на самом высоком уровне и в ваших взглядах нет ни процента плохого – но политика есть политика. Быть может, в будущем, когда стихнет шторм, мы пригласим вас войти в нашу дружную итальянскую семью – вновь, как и прежде, наши выставки будут разрывать подиум» Миланские эйчары своим чародейским разговором сумели парализовать жертву. Я не смог ни угукнуть, ни опротестовать, ни банально нахамить им. Мат разразился на ресепшене, под удивление охраны, которая знала меня как постоянную модель из России.
Мне выплатили отступные. С помощью золотого парашюта я приземлился ненадолго в Белграде: в этот период день был незаметен из-за сна, а ночь ярка техно-драйвом и бесконечными вечеринками с сомнительными личностями. Где тень, там и нечистоты. Люди Елены заприметили в Salon 1905, сначала молча наблюдали, а после решили познакомиться ближе:
– Подумай очень хорошо, Слава, я тебе как русский русскому советую, – сказал Армен, протягивая бокал шампанского. – Нельзя отказываться от такого предложения.
У него было ужасное дыхание и тяжелые руки, но наседал он так хорошо, что слететь с разговора едва бы удалось.
– Я всегда сторонился работы в эскорте, – постарался как можно мужественнее заявить на языке нравственности и духовности.
– А кто сказал, что ты будешь эскортником? Ты что, подумал, что я подкладываю тебя под бабу? Что за глупости. Слава, не говори глупости, они отнимают наше время. Время должно быть продуктивным.
– Кем же мне быть, если предлагаешь познакомиться с олигархом? Как её зовут, напомни?
– Просто знакомство, – успокаивал Армен, катя по столу второй бокал. Под ним оказалась визитка: – Зовут мою начальницу Елена. Ты же красивый парень, да? Брат, давай работать? Позвони вот сюда. Всё устрою, в один миг и совершенно бесплатно, дорогой. Другие бы ради организации такой встречи попросили бы хорошее вознаграждение, но ты особенный, ты красивый, да.
Резкий порыв ветра оборвал воспоминание. Сильно дернуло занавес, пришлось его сложить и уйти обратно в гостиную.
А я и правда особенный? Возможно. Подавляющее большинство моделей, окажись в эскорте, либо гибнут во тьме безвестности, либо травятся токсичными отношениями со своими покровителями. К счастью, меня трагедия миновала. Моя покровительница, как настоящая медведица, дорожила моей независимостью, защищала от порчи репутации, при любых наскоках со стороны прессы – атаковала беспощадно. Лена не раз говорила, что ей нужен цельный человек, личность, а не жалкая марионетка с ярлыком дорогого проститута.
Это сильно подкупало…
Из порванного конверта выпал телефон неизвестного бренда, карта с симкой и мини-инструкция: «Если не беру трубку – жди звонка. Целую и дьявольски жду следующей встречи, мой медвежонок». Нетрудно было догадаться, что это подарок от Лены.
Время было девять, в Москве сейчас десять, значит она сейчас только освободилась. Первая попытка дозвониться ни к чему не привела, и только на третий – ближе к московской полуночи – я услышал знакомый ласковый голос:
– Медвежонок мой, ты добрался!
– И тебе привет из Черногории.
– Ты не в духе? В отеле плохо обошлись? – Лена растерялась в догадках.
– Просто устал. День был тяжелый. К тому же закрепиться в монастыре пока не удалось.
– Подожди пять минут, – в трубке послышался какой-то шум, а затем наступила продолжительная тишина. – Всё, уединилась. Могу расслабиться и поговорить с тобой пятнадцать минут.
Послышалось чиркание зажигалки. Лена затянулась. Я возмутился:
– Мы же договаривались, что моя медведица не будет курить…
– Ну прости! Так получилось.
– Мы договаривались, что любая сложная ситуация не будет провоцировать тебя на курение.
– Это легче сказать, чем сделать. Сегодня совет директоров плохо себя вёл. Дивиденды отказался выплачивать. Якобы состояние рынка из-за санкций требует коррекции планов. Ну, точнее, совет дал рекомендацию на двух вонючих бумажных листках.
– Мама-медведица справится с ними? – я знал, что подчеркивание силы вызывает у Лены большое возбуждение.
– О да! Просто порву когтями. Эти толстые, упитанные подушки разлетятся на куски – покрою перьями весь зал совещаний. Они же думают, что евро монетами падают к нам с небес, зарабатывать их мои дражайшие акционеры разучились ещё в году двухтысячном. Но пока обошлась тем, что холодно ответила: «Дорогие коллеги, приму к сведению ваши рекомендации»
– Прекрасно. Я по тебе скучаю.
– Милый, тоже сильно-сильно скучаю, – затем голос Лены выдал нервозность, которую обычно она всегда прятала. – А теперь расскажи, что получилось сделать.
Лену сильно угнетало обсуждение любой темы, хоть как-то связанной с пациенткой: в последние полгода разговоры то и дело скатывались в необходимость «урегулировать черногорские процессы». Поначалу казалось, что речь идёт про зарубежные активы, от которых следует избавиться из-за санкций или которые попали под блокировку. Станковичи, как и остальные российские олигархи, любили прятать деньги в недвижимость и фонды под сомнительными биографиями.
Она поделилась со мной секретом недавно, и только после того, как я потребовал от неё объяснений, от чего её самочувствие стало так сильно меняться. Было всё: и слёзы, и раскаяние, даже истерики с бросанием айфона в стену.
Я стерпел женские капризы, потому что боялся конкуренции в постели. Не каждому везёт с олигархом, а после потери карьеры в модельном бизнесе, на которую возлагал так много надежд, оставалось переждать бурю в объятиях. Истина оказалась намного сложнее.
– Насколько безопасен этот канал связи? – задал вопрос вполне открыто. – Мне требуется повышенная защита на случай, если всё раскроется.
– Защищенный. Милорад обо всём позаботился. У меня с ним более комфортные отношения, чем с Гришиным. И поменьше тревожься, медвежонок, всё под контролем.
– А кто он, этот Гришин?
– Весьма ценный кадр. Корпоративный слуга Её Величества. Своевольный, но слишком полезный, чтобы отправить его в отставку. Мы держим его поодаль от России, на случай важных переговоров или задач. Сейчас он в Черногории. Рассказывай дальше.
– Странно, почему ему нельзя тогда было поручить эту миссию?
Звук затяжки сигаретой.
– Потому что есть нюансы, Слава. Рассказывай.
– Честно, в происходящем слабовато разобираюсь. Всё же я не шпион.
– Армен, наш белградский друг должен был тебя подготовить.
– Подготовить-то подготовил, но… Тут довольно необычно с конспирацией. В монастыре слишком сильно озабочены ею, а попасть в него крайне сложно. Это контрастирует в моей голове: солнце, пляжи, море, горы, Черногория и туристы, и прямо на краю городка – учреждение, похожее на тюрьму. Скажи, ты бывала когда-нибудь в Подмайне?
– Только один раз, – вздохнула Лена. – И начиная с того дня, я ни на секунду не могла оторваться от тяжкого морального груза.
– Хм, а когда этот случился первый раз? Быть может, всё изменилось.
– Это было в 2020-м.
– Пять лет прошло. Ясно. На самом деле твои ребята классно поработали.
– Опиши всё как есть.
– Ну, внешний контур – сама крепость с монастырем. Лесопосадка сделана так, чтобы обзор строений был затруднительным. На стенах охрана. Камеры просматривают с разных ракурсов, правда большая часть их направлена не на окружающее пространство, а на внутренний двор. Ворота усилены двойными дверьми. Охрана ходит парами. Монахов не так много, они чураются меня. Твои ребята классно поработали.
Я остановился, чтобы подумать, как правильнее задать вопрос:
– Есть вопрос. Зачем маме-медведице такие пересказы? У неё состояние в двадцать миллиардов. Шпионаж вообще ни к чему, на мой взгляд.
– Мой способ выживания в бизнесе заключается в принятии неожиданных, возможно глупых решений. Чем меньше разбираются во мне конкуренты, тем лучших результатов удается достичь. Кроме того, я предполагаю, что в Черногории мои работники говорят… не всегда правду. Это полуправда либо откровенная ложь.
– А мне ты доверяешь на все сто процентов?
– На двести, – усмехнулась Лена. – Ты себя зря недооцениваешь, медвежонок. Говори дальше.
– К сожалению, это всё. Охрана свое дело знает. Перекаченные тестостероновые быки. Настоятель отсутствует, а вместо него дали поговорить с его помощником Пименом – у старика позиция короля без короны. Однако он отказал от проживания в монастыре.
– Хм. Слава, первым делом тебе нужно поселиться в Подмайне, – Лена перешла в режим наставлений. – Или ладно, добейся хотя бы постоянного нахождения. Сейчас нет более важной задачи, чем закрепиться там и выведать, нет ли следов измены. Все документы, все разрешения у тебя есть, никогда не стесняйся их использовать. Ты же артистичная модель? Так сыграй свою роль. Я всегда ценила твои таланты, поэтому не робей, когда будешь прибегать к ним.
– Ну а что потом? Пациентку, судя по всему, стерегут днем и ночью, показывать её мне не собираются.
– Это уже вторая задача, не беспокойся сейчас об этом, – Лена будто попыталась успокоить меня. – Вживись в роль. Сделай и правда проверку института! Благотворительный фонд, погрязший в коррупции… – она засмеялась в трубку. – Внутреннее расследование показало, что всех пора валить. Рано или поздно они сдадутся и откроют дверь к… – на той стороне резко прервалась мысль, затем послушалось зажигание второй сигареты. – Ох. Ладно, что-то устала. Люблю и целую. Помни, что ты дал мне клятву. Сделай это ради меня.
Звонок сбросили. Чудесно, просто чудесно. Она сейчас будет плакать, сжавшись на огромной кровати, а я вдали от неё и не смогу её поддержать. Страх, что кто-то другой, такой же красивый и идеальный, приблизится к Лене в момент её слабости, уничтожал меня.
Наступила полночь. Сон родился быстро и был он ярок.
Настоятель монастыря не появился ни сегодня, ни на следующий день; до конца недели мне приходилось ездить и целоваться с закрытыми воротами, общаться с быками и втайне надеяться, что всё само умрет. Конечно, приходило в голову обидное предположение, что меня водят за нос, втайне насмехаясь, но я решил играть по правилам: честно ходить в монастырь, изымать документы для проверки, вести подсчеты и опрашивать монахов при должностях.
Жара в Будве обострялась повышенной влажностью, а мои страдания силились от категоричного протеста таксистов везти к стенам монастыря. Пожалуйста, в сотню-другую метров от входа, но ни на шаг ближе. Каждая поездка требовала от меня мужества – сгореть под балканским солнцем или рухнуть от духоты под кустами мелкой красной розы, усаженными вдоль пыльной дороги.
Одного таксиста, худенького паренька по имени Александар, я развел на разговор:
– Почему вы так боитесь монастырь?
– Я никого не боюсь, черногорцы – православные люди, – нервно ответил он. – Мои предки турок били.
– А это что тогда? Православный монастырь. Может, я плохо говорю по-сербски, чего-то не понимаю.
– По-черногорски говоришь неплохо, мне нравится, – приободрительно мигнул мне водитель. – Ты, рус, совсем недавно приехал. Те русы, что живут пару лет в Черногории, знают о монастыре правду.
– Что за правда?
– Ваша богатая женщина из России крайне жестокая, – Александар почему-то ткнул в меня пальцем, словно я и есть Елена Станкович. – Она отобрала нашу святыню ради своей сестры… или тёти. Или даже мамы! Господи, пощади нас. Как мы только терпим такое отношение к себе? Монастырь отдали под услуги олигарха, чтобы затворница вымаливала грехи на черногорской земле. Поглядите-ка, удобное местечко себе подобрала!
Разговор застопорился. Худенький парень докурил сигарету и посмотрел мне в глаза.
– Ну?
– Ладно. Спасибо, что сбросил недалеко.
Без отца Симеона, следившего за затворницей и отвечавшего за её безопасность, в монастыре оставалось только докучать монахам. В один день я нагло сел во время обеда: столовая наполнилась людьми, а Пимен прочитал речь:
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь… Помилуй нас, Господи, пощади рабов своих. Помните, помните и держите обет. Берегите тайну, как зеницу ока.
Монахи неодобрительно взглянули на меня, но промолчали.
– Помните и берегите. На нас возложен священный долг: молитвой, кротостью, опекой и заботой выпросить прощение у Бога за грехи затворницы. Час её утешения наступит. Монастырь исполнит свои обязательства перед невинной жертвой.
– Аминь! – хором произнесла братия.
И так всё время. Никаких чётких объяснений, что происходит за толстыми стенами монастыря. Охрана стояла на постах, мимика лицевых мышц околонулевая. Монахи, видя мою фигуру, уходили в сторону. Поняв, что нужно усилить давление, я застучал в кабинет Пимена. В пятницу он наконец-то меня принял.
Я предъявил свою претензию – проверка откладывается, а с ней и мой отъезд, что вызовет у них же неприятности. К тому же монахи были абсолютно несговорчивы и делали вид, будто бы не ведают, чем занимаются в монастыре.
Старик раздражал своей нерасторопностью и неуважением к моей личности: за завесой красивых, усиленно снабженных набожностью слов видилось явное презрение чужака.