- -
- 100%
- +
На этом разговор закончился. Гости, понурив головы, направились к переправе. Женщины провожали их взглядом, пока те не сели в стоявшую у обочины «Волгу». Трезвый занял место водителя, а его спутник, пошатываясь, рухнул на заднее сиденье.
– Непростые эти «учёные», – тихо заметила Анюта. Вдруг её взгляд уловил движение – с сумкой на плече к мосту подходила Серова. Спасение вызвало всеобщий восторг: «Ура!»
– Всего два часа потребовалось, чтобы избавить нас от позора, – ликовала Жанна, накидывая долгожданный халат. – Эпоха амазонок оказалась короткой и не удовлетворила похоть малолетних хулиганов.
ГЛАВА 5
Понедельник обрушился на сознание Володи оглушительно. Но тень зловещего пророчества Серовой, словно клубы ядовитого дыма, заползла в душу, отравляя предвкушение нового дня. Спешно проглотив завтрак, он выскользнул на улицу, стиснув в руке ручку и тетрадь – свой верный щит от нежелательного внимания.
«Моё присутствие в классе – железное алиби, – пронеслось в голове. – Отсутствие же вызовет шторм подозрений. Подожду Луку, хоть на плаху, хоть в школу, вместе веселее».
Но дружка, неизменно поджидавшего у подъезда, и след простыл. Вместо него к Володе, за глаза прозванному Плутоном, подошёл младший брат Шутова, девятилетний Вадим, похожий на воробья-переростка.
– Где твой брат? – нетерпеливо бросил Вовка.
Вадим, щурясь от солнца, ткнул пальцем в зияющую черноту подъезда и пробурчал:
– Не видел. Только что здесь стоял. Может, в преисподнюю сиганул? Велел сказать, чтоб ты подождал.
– Время – песок, утекает сквозь пальцы, – проворчал Вовка. – Вообще, всю охоту учиться как рукой сняло. Сидел бы сейчас в парке до первого снега, а потом уж грыз гранит науки.
– А я вообще балду пинаю: читать, писать и два плюс два сложить могу, а дальше хоть трава не расти, – надулся Вадим. – Вон цыгане книжек не читают, а живут – песни поют!
– Дурак ты, – отрезал Владимир. – Талант – от Бога, а знания – от людей. Жить по понятиям – сгинешь в канаве.
– Сам-то хорош! – фыркнул мальчишка. – Ты тоже в школу не рвёшься.
– Ты с кого пример берёшь? – возмутился Плут. – На цыган равняться – себя не уважать.
– А я вот в пятый класс перейду и как начну мозгами шевелить!
– С чего это вдруг?
– Брат говорит, там учителя – другие. Со своими прибабахами, но хоть мозги выкручивают.
– Правильно он говорит, а ты – олух царя небесного.
– А я билетёром в кино хочу – сидишь, фильмы смотришь, и деньги платят!
– Тебя вообще не поймёшь, – вздохнул Вовка. – То в табор рвёшься, то в кинотеатр. Чего ты вообще хочешь?
– Вареников с творогом и клюквенный кисель! – раздался за спиной бархатный голос Луки. Он легонько подтолкнул брата в спину. – А ты марш в школу, взрослые разговоры – не твой калибр.
Вадик, сплюнув под ноги, побрёл к школьным воротам.
– Знаешь, я учительские тряпки в подвале заныкал, – прошептал Лука, понизив голос до заговорщицкого. – Вдруг они в ментовку побегут? Я чую, этот субботний номер нам припомнят. Мы для них – заноза в заднице после истории с бюстами.
– Не кипишуй, – отмахнулся Вовка. – Даже если предъявят, скажем: «Нашли тряпки у костра, решили, что забытые, и хотели в полицию отнести». Мы ничего не ломали – значит, и вины нет.
Лука хмыкнул. – Ага, конечно. Я от такой ахинеи ржать начну – и нас сразу вычислят.
– Хватит пургу гнать! – оборвал его Плут. – Идём в школу, будем шёлковыми и примерными. Но если прижмут – ответим по полной.
Однако их планам не суждено было сбыться. Вместо уроков весь класс согнали на медосмотр. После укола от гепатита ребят распустили по домам.
За происходящим наблюдала классная руководительница Зинаида Сергеевна Яшина – когда-то она опекала Вовку в литературном кружке, но после «конфетного скандала» отдалилась, словно от прокажённого.
– Владимир, – окликнула она, – через месяц День учителя. Не порадуешь нас выступлением?
Он поморщился, словно от зубной боли.
– Слышал, Шутов? – толкнул Луку локтем. – Они нам оценки зарубили, а теперь хотят, чтобы я их развлекал.
– Ежу понятно!
– Спасибо, – с вызовом заявил Платов. – Три четверти мы блистали, а в конце вдруг стали троечниками? Вы сами знания в нас вложили – и сами же их украли! Мы уходим в другую школу – там хоть ум ценят. А вы свои старания – в мусорку. Пусть теперь ботаники вам стихи бубнят, а мы будем зарубежку читать!
Яшина едва заметно улыбнулась и тихо сказала:
– Вова, ты умница, но не дай обиде сломать тебя. Не мы оценки ставили – их «спустил» Гусев. Он хотел обменять бюсты на станок для Дома пионеров, но из-за вашего «вандализма» сделка сорвалась.
– Да сколько можно! – вспылил Вовка. – Мы их не трогали!
– Я верю тебе, – вздохнула учительница. – Молодец, что научился отстаивать правду. Она достала из сумочки шоколадку. – Подкрепитесь с Лукой.
ГЛАВА 6
Они шли молча, словно окутанные невидимой пеленой тайного сговора. Младший братишка, юркий и неугомонный, как тень, скользил у них под ногами, с остервенением пиная полусгнившее яблоко – безмолвный символ увядания и тоски по заброшенному саду детства.
– Слушай, что придумаешь – твоё дело, но с мамой я вопрос решил. Она мой переход в другую школу поддержала, – выпалил Плутон, резко останавливаясь перед дверью класса, будто перед неприступными вратами. – Ночь – сплошная бессонница, мысли вились, как змеи в растревоженном гнезде. Если директор по-хорошему не отпустит, пойду в РОНО, выверну им всю подноготную. Поднимется буря, Гусеву с его липовыми оценками мало не покажется. Скорее всего, струхнет и отпустит с миром. Меня там знают по самодеятельности и олимпиадам. Вопросы будут, конечно, но я готов к любому допросу. И весь этот балаган из-за лживой Тычинки, чтоб ей пусто было.
Лука, внимательно ловя каждое слово, широко распахнул глаза:
– Да ты даёшь! А я-то во тьме блуждал, мучился, и мысли – один в один твои. За завтраком всё отцу выложил. А он мне и говорит: «Ты уже почти взрослый, рассуждаешь здраво. Действуй сам. Если что не получится – я одним звонком всё улажу за вас обоих».
– Понимающий у тебя отец, – одобрительно кивнул Владимир. – Бывший артиллерист, а теперь парторг на заводе. Если понадобится, он разберется с этим Гусевым. Раз – и нет школьного диктатора. Он же сам хвастался, что его там все уважают.
– Да, но там производство, а здесь – школьное царство, где учатся его дети. Он прежде всего за Вадика переживает, ну и за меня, конечно. Поэтому тогда, с Шевченко и Гоголем, он от меня отмахнулся: «Сами выпутывайтесь, мы вам не наставники. Были бы вы нашими подопечными, Гусев бы на вас и дышать не посмел, но мы детский дом опекаем». – Лука тяжело вздохнул и добавил: – Я же ему про годовые оценки молчал до последнего, а утром пришлось во всём признаться. Он, конечно, рассердился, но помочь нам готов.
– Рад, что он тебя понял, – обрадовался Вовка. – Чувствую, вовремя он в твою проблему вник. У меня какое-то предчувствие нехорошее.
– Почему? – с тревогой спросил Шутов.
– Атмосфера вокруг какая-то странная, давящая, словно перед грозой, – прошептал Платов. – Затишье перед бурей. Сам посуди: неделя прошла со дня нашего «подвига», а камыши даже не шелохнулись. Улик против нас нет. Но женщины – не мужчины. У них любопытство, как огонь в печи, пока до истины не докопаются. Так что готовься, тебя ждёт допрос, возможно, даже с пристрастием, – он скорчил гримасу и рассмеялся.
– Жаль, что моя мама не библиотекарь, я бы тебе нашёл что ответить, – обиженно надул губы друг. – У меня и так настроения никакого, а ты последние капли бодрости выжимаешь своим «юмором».
Он оттолкнул друга и решительно шагнул в кабинет химии. Половина класса приветственно замахала им руками, а Люда Корнева скомандовала:
– Встречаем, детишки, вставанием наших древних небожителей! – после чего поднялась и захлопала в ладоши.
К счастью, её призыв остался почти без ответа. В классе воцарилась напряжённая тишина, все взгляды были прикованы к двум неординарным одноклассникам.
– Люсьен, ты что, манной каши переела? – язвительно поинтересовался Лука.
– Нет, я её с детства терпеть не могу, – отрезала она. – А вот то, что Платон был греческим философом, а Лука – евангелистом, покровителем врачей и писателей, я недавно в энциклопедии прочла.
– Была бы у тебя пятёрка по истории, это бы для тебя новостью не стало, – парировал он.
Он хотел продолжить, но прозвенел звонок, словно обрывая нить разговора. Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Зинаида Сергеевна. Все дружно поднялись. Поздоровавшись, она внимательно осмотрела класс, улыбнулась и жестом пригласила сесть.
– Отдохнули, теперь поработаем. Пишем сочинение на вольную тему, – объявила она. – Описывайте, как провели лето, где отдыхали, как помогали родителям. Времени у нас достаточно, полтора часа. Успеете. Кто закончит до звонка – сможет посидеть во дворе на солнышке.
– А какой смысл в этом сочинении? – недовольно протянула Корнева, по прозвищу Килька. – Всё равно лучшим будет Платонов. Его сочинения вы хвалите, а наши в мусорку отправляете.
– Напрасно ты так говоришь, Людочка, – с укоризной произнесла учительница. – Получается, другим и учиться не стоит? Напротив, надо равняться на таких, как Володя, а не завидовать. Тогда и вами будем гордиться. Ему всего пятнадцать, а он уже хорошо владеет литературными приёмами. Не удивлюсь, если станет известным писателем. Но об этом он сам расскажет позже.
– Да никто ему не завидует, – не унималась Люси. – Да он мне и не нужен, не собираюсь по его стопам идти, моя ниша – искусство. Буду великой пианисткой. А вот кондитером мне точно не быть.
– А я в следующем году в театральное поступаю, – равнодушно бросил Плутон.
Учительница села и снова обратилась к классу:
– Вот, теперь мы знаем ваши интересы, будем следить за вашей жизнью. А сейчас раздам листы – приступайте к работе.
Как и ожидалось, Платонов сдал работу первым и помог исправить ошибки другу. Они вышли в школьный двор и сели на скамейку под раскидистыми клёнами, чья листва шелестела тихой мелодией.
– Чувствуешь, никто нас не трогает? – оживился Лука. – Значит, улик нет. Сразу легче стало. Я вообще не люблю грустить, – засмеялся он, не заметив, как к ним подкралась Тычинка, словно змея в траве.
– А вот вы где, голубки, воркуете, – она положила им руки на плечи. Они вздрогнули и резко встали, как от удара током.
– Попались! Рассказывайте, куда дели пляжные вещи учителей? И не врите – вас Игорь Наумович с водителем в субботу в лугах видел.
У Луки началась икота, как от испуга, но, получив тычок в бок, он прикрыл рот ладонью, а Плутон шагнул вперёд, ощетинившись, как раненый зверь:
– Вы нас уже оклеветали весной, а теперь про какого-то Наумыча заладили. Я вообще таких имён не слышал. Если у вас мания преследования, обратитесь к врачу. Или нам к директору на вас пожаловаться? А мы с сегодняшнего дня бойкотируем ваши уроки, а скорее, вообще уйдём из этой школы со странными учителями.
– Эрудированный наглец, – прошипела она, погрозив пальцем, словно клюкой. – Сейчас же пойду к Гусеву, пусть выгонит вас, хулиганов! Ваше место в спецшколе!
Она плюнула им под ноги, словно выплюнула всю свою злобу, и, резко развернувшись, ушла, оставив после себя лишь горький привкус обиды.
После этого дня ребята тихо покинули эту «пристань», словно корабли, уходящие в ночь. Уже со среды они стали ходить в другую школу, куда перешли при помощи старшего Шутова. Классная руководительница узнала первой – вечером ей позвонила мама Владимира и объяснила ситуацию, попросив не разглашать, словно храня страшную тайну.
ГЛАВА 7
Ушедшее лето растаяло, словно акварель на мокром холсте, оставив лишь призрачные воспоминания. Дороги их юных жизней разошлись, как две реки, устремлённые к разным, неизведанным морям. Лука, с головой погрузившись в мир чертежей и строек, ушёл в строительный техникум. Платов пропустил вступительные экзамены в театральный, сраженный коварной пневмонией, что приковала его к больничной койке, обрекая на томительное безделье по старому адресу. С тех пор их встречи стали редкими, словно случайные проблески солнца сквозь густую пелену осенних туч, хотя и жили они под одной крышей. Луке, чтобы добраться до техникума, приходилось сорок долгих минут трястись в переполненном автобусе, и это только в одну сторону. А Платов до школы добирался пешком, его путь был короток и легок.
И вот, сама судьба, столкнула их накануне праздника Октября в кафе «Луч». Небольшой светлый домик, манящий ароматом свежей выпечки и сладостей, обычно гудел, как пчелиный улей, особенно в обеденный час. Но в этот раз зал встретил их почти безлюдной, умиротворяющей тишиной, нарушаемой лишь тихим шёпотом кофейного аппарата. Лука восседал за одним из столиков, словно боярин на пиру, окружённый тарелками с аппетитными пирожными, от которых исходил дразнящий сладкий аромат. Когда Платов подошёл, они тепло поздоровались, слегка обнявшись, и Володя присел рядом. Окрылённый долгожданной встречей, он произнёс:
– Шёл мимо, и сквозь запотевшее стекло приметил знакомый профиль. Два месяца не виделись, целая вечность!
Лука откусил сочный эклер, запив его терпким томатным соком, и ответил:
– Думал, в технаре освоюсь, немного передохну от школьной суеты. А вот и нет! Почти месяц в колхозе спины гнули, собирали картошку да свёклу. Сейчас, конечно, всё вошло в колею, и я от учёбы просто кайфую.
– Ну а как вообще жизнь? – с неподдельным интересом поинтересовался Вовка. – Новых друзей обрёл или, может, паспорт получил и уже в загс заглядывал? – пошутил он, лукаво прищурившись.
Подбородок Луки непроизвольно дёрнулся, и он тихо рассмеялся:
– Такой вопрос скорее тебе задавать, кто у нас тут был объектом всеобщего девичьего обожания? А я так, рядом с тобой, как верный оруженосец. Кроме стрекоз с бантиками, тобой и учителя интересовались, не просто так они тебя сладостями угощали. Наверняка их пленил твой дивный голос.
– Какой ты проницательный, а почему раньше молчал? – мыслитель покачал головой, изображая удивление.
…Опустошив стакан и расправившись с пирожным, Лука вытер губы салфеткой и, резко метнув взгляд в большие окна, произнёс:
– Смотри, ливень разразился! Может, посидим здесь ещё немного?
– Предлагаю в кино сходить, оно тут рядом. По дороге и поболтаем. А дождь утихнет, у меня лимонада попьём. Я ведь не просто так здесь, маме билет на вечерний сеанс «Зимней вишни» покупал.
– Сегодня же предпраздничный день, – напомнил Лука. – У нас график, включая субботу, не менялся. А это значит, мы с семьёй идём к отцу на работу, в сауну. Я не зря здесь сижу, за брусничным морсом пришёл. В бане для меня напитка лучше нет, – и он кивнул под стол на трёхлитровую банку, стоявшую в авоське. – Да, думаю, не потеряемся, живя на одной параллели, – заключил он. – Лучше расскажи, как прижился на новом месте?
– Память отшибло? – удивился Владимир. – Мы же с тобой год за одной партой просидели. Потом ты сбежал от меня в МГУ, тягу к знаниям утолять, – улыбнулся он своей шутке. – Впрочем, как и половина учащихся: кто в ПТУ, кто в техникум. И сделали из нас сборную солянку, уплотнив наш кабинет другими учениками. А вообще, настроение у меня отличное, – он одарил друга широкой улыбкой. – Не поверишь, но я первую четверть на одни пятёрки закончил. Контингент в классе замечательный, особенно девчата, так и вьются вокруг меня, словно мотыльки вокруг пламени. Вроде и приятно внимание, но иногда смешно становится. Я только улыбаюсь им и веду себя тактично, без всякой гнили. Циничный юмор не применяю, только изысканный.
– Везунчик ты насчёт девчонок. Как повзрослеешь, представляю, как тёти с аппетитными формами к тебе на приём будут записываться, как к узкому специалисту, создавая нехилую очередь по поводу яркой любви. Поэтому тебе надо рано жениться, чтобы не испортиться. Всё равно по здоровью тебя в армию не призовут.
– У меня, дружок, планы резко изменились, – решил он признаться. – Я отодвинул от себя театральную сцену. Буду обучать детей грамоте и прививать любовь к книгам. Анфиса Никитична, мой новый преподаватель, очень лестно обо мне отзывалась. Я случайно услышал её слова через распахнутое окно учительской. Она убеждённо кому-то доказывала: «У Платова уже достаточно знаний, чтобы преподавать. Но ему не хватает серьёзности, солидности и диплома». Со временем всё это у меня будет. Я и без неё знаю, что буду похож на министра обороны, – хихикнул он, представляя себя в этой роли.
– Блестящая карьера и веская причина удивить наше поколение, – торжественно произнёс Лука. – Из декламаторов русской классики сразу в маршалы! Такой скачок достоин Книги рекордов Гиннесса.
– Знаешь, дружище, мы с тобой с детского сада не разлей вода, – напомнил ему Платов. – Зачем меня в карьеристы записываешь? Это нехорошее слово, мама всегда говорит, что от него пахнет чем-то нечистым. А ведь благодаря ей я обладаю широким кругозором, который когда-нибудь откроет мне дверь в любую науку. Мне шестнадцать лет уже стукнуло – почти взрослый, и я понимаю, что моим одноклассникам до меня в учёбе далеко. С одной стороны, приятно осознавать масштаб своих знаний, а с другой – горько, что они стоят на ступень ниже. Я не должен от них сильно отличаться. Такая разница в способностях убивает их морально, и они, вместо того чтобы равняться на меня, опускают руки. Это неправильно, я им об этом постоянно говорю. Они не хотят понять, что я не уникум, а просто человек, любящий литературу и другие предметы, которые дают мне дорогу в жизнь.
– Хватит скромничать, – осадил его Лука. – Не надо прикидываться передо мной святошей, я-то тебя насквозь вижу. Будь рядом со мной таким, какой ты есть: умным, искренним, но не лицемерным.
С этими словами он встрепенулся и произнёс: «С кем поведёшься, от того и наберёшься».
Он опасливо огляделся и, испуганно посмотрев на мыслителя, изрёк:
– Я, кажется, заговорил твоим языком, и мне это ужасно нравится!
– Мы же не чужие люди, перенимаем лучшие черты, привычки и выражения друг друга, – заявил Вовка. – Ничего плохого в этом нет. Пойдём на улицу, дождь вроде кончился.
Они покинули кафе, и Лука, забрав из-под стола свою покупку, последовал за другом. Они шли не спеша, наслаждаясь возможностью наговориться вдоволь.
– То, что ты с фейерверком закончил первую четверть, ничего удивительного, – без зависти пробурчал Лука. – Помнишь, как Жанна Васильевна всему классу заявила, что она ниже пятёрки не имеет права оценивать твои знания?
– Такое не забывается, – Платов расплылся в улыбке. – Тогда она всех развеселила, сказав, что я природой запрограммирован только на отличные оценки.
– Точно, – подтвердил Лука. – Поэтому после её хвалебной речи кое-кто начал тебе вредить: то ручку сломают, то тетрадь с домашней работой порвут. А она, несмотря на пакости, открыто заявила Корнеевой: «Люда, мне известно, что твоё противодействие исходит от таланта Платова. Ты незаслуженно критикуешь его и всячески стараешься навредить. Подозреваю, что у тебя, девочка, не всё в порядке с головой. Даже гадости ты ему делаешь до смешного бездарно».
– Этот случай я никогда не забуду, – улыбнулся Владимир. – Это было три года назад, и мне было приятно, что взрослая женщина отчитала Люсю, дочку работника горкома партии. Я тогда нос не задрал, а наоборот, стал учиться ещё лучше.
– Где же интересно сейчас эта дура? – спросил Лука.
– Ты о ком?
– Ну конечно, о партийной дочке, а не о твоей же красотке Жанне.
– Её отец определил в музыкальное училище, – сообщил Платов. – Лет через несколько будет в детском саду пение преподавать.
– Она же и в музыке ни бум-бум, – хихикнул Лука. – Её даже на школьные концерты ни разу не приглашали. Наверное, этой кильке аккордеон тяжело держать?
– Не будем загадывать о её будущем, – остановил Вовка. – Лично она меня не интересует, но я знаю одно: пока её папа у власти, он найдёт, куда пристроить своё чадо.
– Скорее всего, чудо, – засмеялся Лука.
Около кинотеатра друзья расстались. Встречи их станут редкими, так как отцу Луки дадут четырёхкомнатную квартиру в другом районе, и к Новому году они переедут. Платов помогал им грузить и разгружать вещи во время переезда. А перед последним рейсом Лука вручил ему солидный пакет.
– На, вдруг пригодится.
– Что это?
– А это дамский текстиль, за который нас клевали красивые тёти.
ГЛАВА 8
Советский Союз рухнул, словно карточный домик, рассыпавшись на пятнадцать осколков независимых государств, но эта геополитическая катастрофа не помешала двум друзьям завершить учебу. Платов, упрямец с горящими глазами, одиннадцатый класс закончил с золотой медалью, вопреки уговорам учителей и родственников, твердо решив воплотить свою мечту – поступить в педагогический университет. Свою сияющую награду он явил приятелю лишь на закате лета, вызвав у того бурный восторг.
– Здорово! – выдохнул Лука. – Вот бы этой цацкой Гусеву с Тычинкой перед носом потрясти, чтобы их от зависти кондратий хватил!
– Да отдел народного образования их уже наверняка известил, – усмехнулся Платов. – К тому же в местной газете о всех медалистах города статья была. Я, кстати, единственный из нашей школы удостоился такой чести. Но инфаркта им не желаю. Тем более они еще молодые. Пусть живут. Да и вычеркнул я их из своей памяти, кроме Жаннет.
– А мне еще год в техникуме пыхтеть, и это меня радует до безумия, – вздохнул Лука. – Но потом ведь в армию загребут. Отцу толкую: «Отмажь меня от воинской повинности, у тебя же связи в военкомате!» А он как начал про долг Родине вещать, про мораль… Я в туалете на час заперся и вылез, только когда он захрапел. О каком долге он твердил? До меня так и не дошло. Может, унитаз просветился? Он же с этим переворотом должности лишился. Теперь начальник охраны на заводе, воин без знамени и меча. И все равно гордится, приравнивает себя к офицерскому чину. А я его нынешние взгляды к жизненному отчаянию отношу.
– Не бери в голову, – успокоил его Владимир. – У взрослых, особенно у бывших коммунистов, свои тараканы в голове. Нам их не понять. Мы же тоже комсомольцами были, пока нас тихонько из рядов не исключили. Но это не значит, что теперь нужно голову в песок прятать. Мы еще с тобой такие вершины покорим, что альпинисты обзавидуются!
– Это не про меня, – понуро опустил голову Шутов. – Мне сосед, афганец Валера Савельев, советует от армии бежать всеми правдами и неправдами. Говорит, неспокойно сейчас, а жизнь одна.
И это оказалось трагическим предчувствием. После защиты диплома он год проработал на стройке мастером, а в 1994 году его забрали в Чечню, откуда через год привезли в цинковом гробу. На похоронах было много одноклассников, а также Жанна Васильевна, ставшая директором вместо Гусева. Она встретилась с Вовкой взглядом и кивнула. Он ответил тем же, и на этом их общение завершилось. А Владимир в это время заканчивал третий курс института и собирался в июле поехать к братьям и сестрам в Иваново, но, перекупавшись в реке в жару, подорвал здоровье. Болезнь легких обострилась, и он месяц пролежал в больнице. Через два месяца он отправился в Крым, в санаторий «Алушта», лечить дыхательные пути. Это был шикарный курорт на берегу Черного моря, со своим пляжем и рестораном, в котором Платов из-за безденежья побывал лишь однажды. Время было такое, когда зарплату не платили по году. Но мать все-таки нашла деньги на путевку, и он славно отдохнул и укрепил легкие.
Но главным событием его отдыха стал роман с красавицей из Воронежа, Лизой Мининой, после которого он почувствовал себя настоящим мужчиной. Она плакала, прощаясь с ним на платформе, клялась в вечной любви. И он, наивный, верил в искренность ее чувств, но жестоко ошибся. Ни писем, ни звонков на домашний телефон не последовало. Позже его соседка по столовой призналась, что его курортная принцесса замужем. Разочаровавшись в вероломстве женского пола, он решил никогда не доверять женщинам. Но в глубине души он все еще надеялся встретить верную и страстную жену, которую будет любить до безумия. И такая, к его счастью, встретилась у матери на работе. Она была прекрасна, как роза. Ее волосы, словно морские волны, ниспадали на спину. Жгучие глаза излучали изумрудный свет, а мелодичный голос притягивал даже незнакомцев, что и произошло с Платовым. Ему было приятно, что она первая заговорила с ним в библиотеке. – Молодой человек, вы читали Ремарка? – спросила она.
– Мой сын здесь все стеллажи перечитал, смелее спрашивайте его, и вы убедитесь, насколько он начитан, – с гордостью пояснила мать.
Вову не смутила мамина похвала, и он равнодушно произнес: – Не преувеличивай, мамуля. Я, к примеру, даже «Капитал» Маркса не листал, а к фантастике у меня нет ни малейшего интереса, так как она дарит читателю лишь неосуществимые мечты. И вам не советую увлекаться ею, а вот «Эриха-Марию» почитайте, уверяю вас, он вам понравится.