Благое дело. Вариант Б
- -
- 100%
- +
Нина Фёдоровна охнула и прикрыла рот ладошкой – поняла, наконец…
Павлов удовлетворённо вздохнул и повернулся к парням.
– Теперь с вами… С военкомом перетёр, про Хилкевича он наслышан. Сказал, проблем не будет, поспособствует – позвонит дружку своему. Тем более, что прошу я не о тёпленьком местечке, а о любом – лишь бы вместе. Я ведь правильно утром тебя понял, Андрей?
– Абсолютно. Хоть в спецназ, хоть в стройбат, хоть в столицы, хоть на границы.
Сказал, но в голосе была неуверенность, и мент это почуял.
– Передумал? Ещё можно отыграть.
– Давай, утром созвонимся.
– Давай.
Вышли, и Хилый спросил:
– Ты знал?
– Нет.
– Передумал?
– Нет. Но поступлю так, как Прокоп скажет.
Как видно, Прокоп возражать не стал – они принялись готовиться к предстоящей службе. Андрей улаживал свои институтские дела, а Вован просто наслаждался свободой. Вечером собирались у Лизаветы и шли гулять по улицам засыпающего города… Уже и проводы приближались – неделя оставалась… Пришла беда! Инну Марковну сбил грузовик. Насмерть. Переехал, как сноп сена и скрылся…
Лиза одеревенела, на враз исхудавшем лице остались лишь глаза – большие и… неживые: будто смотрела вглубь себя и не могла отвести взор. Все ритуальные хлопоты взял на себя Андрей, сказав Вовану, чтобы ни на шаг от Лизаветы не отходил. Мотался с утра до вечера, взяв у Лизы документы. Ночевали у Андрея в квартире – на кухне, бросив на пол походные спальные мешки. А в комнате на Андрюхиной кровати сидела Лиза – молча, с ночи до утра… и глаз не закрывала.
Тело не выдавали – в рамках уголовного дела, все экспертизу какую-то не могли совершить. И Труба снова обратился к отчиму, сказал:
– Нужно похоронить, я уже все подготовил. Сделать нужно сейчас, одна Лиза с этим не справится.
На похоронах Лизавета была молчалива, лишь кивала головой, принимая соболезнования, на поминках ходила по квартире из угла в угол, как тень. Соседки шептались: «как теперь жить-то будет» … и качали головами. Когда все разошлись, оставив в квартире гулкую тишину – как-то сразу ошеломляюще быстро заявившую свои права на жилплощадь, Лиза замерла. Груда перемытой сердобольными соседками посуды, слепила фарфоровыми бликами глаза, а руки не могли сделать и движения, чтобы скрыть этот блеск от глаз. Казалось, спрячешь в шкаф, закроешь створки… и останется только засыпать комками влажной земли…
Вовка, не выдержав, сказал другу:
– Её нужно врачам показать.
– Точно! – вспылил Андрей. – Пусть и врач ей душу вынет. – И тут же остановил себя, продолжил сдержанно, – Просто, нужно время.
– У нас нет времени, – напомнил Вован – и в этом был прав! – Как она теперь жить будет? – Вопрос дня прозвучал.
Лизавета подошла к ним неслышно, заставив вздрогнуть от неожиданности, и сказала сухими губами (первый раз за три дня сказала!):
– Я – совершеннолетняя… и жить буду, теперь как…
Из глаз её покатились слёзы крупными горошинами, будто жили отдельно от тела и выполняли свою собственную волю, независимо от Лизы. Андрей сделал шаг и обнял, прижимая к своему телу, и сказал тепло, надёжно:
– Ты – совершенно летняя, и совершенно зимней я тебе стать не позволю… – помолчал, – … мы не позволим.
А Лиза уже спала (первый раз за три дня!), обмякнув в его объятьях.
Устроив девушку на диван, прикрыв пледом, Андрей сказал:
– Сейчас всё уберём здесь и соберём её вещи.
– Зачем?
– Разве она сможет здесь жить? Одна?
– А где будет жить?
Они принялись шустро складывать посуду в шкаф.
– Расклад такой. Лиза сдает свою квартиру. Я сдаю свою квартиру. На эти деньги будет жить. Жить будет у моих, в моей комнате, за это будет платить, как за съём комнаты. Но об этом всем в округе знать не нужно. По ребятам пущу слух, что Лиза – моя невеста; вернусь из армии – женюсь. Тогда её никто не обидит. – Андрей остановил крепкой рукой суетящегося с веником друга. – Чтобы ты не думал: эти слова ничего не значат – наш с тобой уговор в силе: решать будет Лизавета.
Вован не стал возражать, что идея покоробила его, но и не воспротивился, сразу поняв, что лучшего никто бы не сумел придумать. Лишь засомневался:
– Чтобы сдать квартиры нужно время, не быстро это делается.
– Хилый, я всё уже сделал. Думаешь я зря мотался днями? Сделал доверенность от Лизы, сделал доверенность для Лизы – все по закону: комар носа не подточит. Прокоп помог связаться с нужными людьми. Уже завтра сюда, – он воткнул указательный палец в стенку комнаты, – въедут квартиранты. И в мою квартиру тоже уже завтра въедут! Поэтому, берём Лизу и транспортируем к месту проживания.
– А мать твоя в курсе? – подозрительно сощурился Вован. – Скандал сейчас не нужен.
– Да. Я с ней обо всем договорился. Не поверишь, она торговалась за каждый рубль – не думал, что на такое способна.
– Лизка ей никогда не нравилась, если ты не заметил. Не будет её обижать?
– Мы подписали с ней договор в присутствии адвоката, где оговорили права и обязанности обеих сторон.
Вовка задумался, а потом заключил:
– С тобой опасно не только ссориться, но и дела совместные вести…
– Дурак ты, – отмахнулся Труба. – Только со мной дела и нужно вести.
Они улыбнулись друг другу и присели на пол рядом с диваном, прислушались к тихому дыханию девушки. И Андрюха сказал серьёзно:
– Клянись, Хилый: мы никогда не заставим Лизу плакать! – и руку протянул для заключения договора.
Вовка руку принял.
Через три дня они покинули город, блестя бритыми затылками, глядя в будущее без страха. Лиза при расставании была если и не весела, то спокойна. Сказала: «год пролетит быстро», и они не знали, что остаток дня Лиза просидела в бывшей комнате Андрея, на его подростковой кровати, не вытирая слез, катившихся по щекам…
В город Хилый вернулся лишь спустя три года. И то лишь потому, что полугодом раньше Андрей словил пулю и был комиссован. Оставшись один, Вован неожиданно понял, что ставшая привычной жизнь – на острие ножа, без привычного рядом друга, совсем не интересна…
Глава 9
Хилкевич поднялся и прошел к лавке у противоположной стены, на которой стояло ведро и плавал деревянный ковшик – уточкой, с резным орнаментом по краям. Испил тёплую воду и, прихватив еще порцию, вернулся к лежбищу…
Когда до окончания службы оставалось три месяца, Нина Фёдоровна в разговоре по телефону сообщила, что Лиза перебралась жить на свою квартиру. Уверяла, что вины своей в том не видит, по той причине, что девушка завела себе парня и, возможно, скоро выйдет замуж. После этого они решили не торопиться с возвращением на гражданку: подписали контракт и начали новую жизнь, полную динамики, адреналина и полного презрения к страху. Где только их не помотало, чем только не пришлось заниматься… – Вован вспоминать не стал! Поддерживало их на плаву только обещание, что Лиза не будет лить слезы об их преждевременной кончине. «Лиза не заплачет!» – стало их оберегом, заклинанием перед Судьбой, о даровании успешного исхода задач, поставленных командованием. А потом Андрея ранили… сколь веревочки не виться… И теперь уже при телефонном разговоре с Трубой, отбывшем к родным пенатам, Вован принял решение: не дать своей «веревочке» размотаться до того самого пресловутого «кончика».
Андрей сказал:
– Лизка врала, что всё у неё хорошо. Парню её Шнурок в первый же день сломал руку и пообещал, что сломает нос. Тот и свалил, с перепугу. Больше никем она в районе не «светила». Если сейчас у неё и есть кто – не узнать. Стала самостоятельная – не подойти.
Хилый тогда рассердился:
– Что значит, не подойти? Это – наша Лиза.
– Вот возвращайся и напомни ей об этом. – Ответил со смехом, а через секунду стал серьёзен. – Я честно – заканчивай!., не то пристрелят тебя, без моего присмотра… – а потом хмыкнул и добавил тихо, – … или меня, без твоего.
С того дня Вован жить торопился – едва дождался окончания контракта. И возвращался домой с уверенностью, что все сделает правильно: «верёвочку» свою сохранит, да и Андрюхину – подправит. Оказалось, льстил себе: веревочка его жизни превратилась в змеиный клубок и ощетинилась хвостами, которые готовы были свиться в петлю на шее в любой момент. Но он не жалеет – ни о чем! Даже благодарен – ведь вернулся он вовремя! Задержись, хоть на день – и не стало бы на свете лучшего друга на земле – Андрея, сына Ромки Трубача…
Вован хлебнул из ковшика и продолжил «смотреть» сериал под названием «Моя жизнь»…
Встретил его Андрей радостно, но сдержанно. Даже в уже сгустившихся сумерках была заметна напряженность его взгляда. Голова занята чем-то другим, понял Хилый. Машина, на которой друг подъехал к зданию вокзала, была новой, блестела первозданной краской и хвастала своей принадлежностью к европейскому бомонду. Вован промолчал, хотя мысли, прежде смутно витавшие в мозгу, стали приобретать конкретную форму.
Труба по-своему расценил это молчание: улыбнулся и хлопнул по плечу:
– И тебе такую купим, дай срок.
Тут уже Хилый не стерпел.
– «Лишь дайте срок, но не давайте срок!» – процитировал из известной песни Высоцкого.
Андрей откликнулся быстрой скользящей улыбкой и свернул с темы:
– Заедем в гаражи, там для тебя подарок.
Подарком оказался байк – гоночный… Вован присмотрелся: тот самый, который они пытались восстановить собственными силами еще до службы.
– Собрал всё-таки.
– Врать не буду: ребята помогали. Но будь уверен, такой единственный в мире и по конструкции, и по техническим параметрам… да и по характеру тоже. – Протянул ключи. – Твой! Правда покататься пока не можешь, не успел его легализовать. Завтра этим с тобой займёмся. Сейчас до дома, наверное, хочешь?
– Нет. С эхом разговаривать – стремно. Родители в рейсе: всё не бросают свои глупости – трудятся! Хотя и могли бы, на пенсию себе уже натрудились.
– На пенсию особо не разживёшься – сам знаешь. – Справедливости ради заметил Андрей.
Вовка это понимал, но в груди свербела обида: не каждый день единственный сын возвращается после трёхлетнего отсутствия.
– Тогда, давай по старинке – здесь посидим, – предложил Труба. – Только я отъеду с ребятами ненадолго, а потом заскочу в магаз – всё привезу…
Тут и «ребята» нарисовались, на черном внедорожнике… в количестве четырёх человек. Андрей махнул Вовке рукой и полез в салон подъехавшей машины, оставив свою у распахнутых дверей гаража. Хилый походил вокруг иномарки… походил вокруг мотоцикла… походил-подумал… и пожал небрежно плечами: «должен же он опробовать подарок в движении?» И больше ни в чем не сомневался! А уж куда ехать и спрашивать не надо – только в одном месте на районе братки забивают «стрелки» – долгострой на набережной, уходящий своими тылами в лесной массив. Знать-то он, знал – не учёл, что дорожная ситуация за три года отсутствия претерпела несколько изменений: неожиданно на привычной некогда дороге выросли блоки возводимого нового жилого дома. Вот тут он потерял время, объезжая, как оказалось, целый возводимый квартал, и приехал на точку едва не к «шапочному» разбору – канителиться в таких обстоятельствах у братвы не принято!
Хилый остановил байк у знакомого внедорожника, стоящего чуть в стороне – в зарослях вездесущего клёна ясенелистного. Прислушался. Пальба стояла, как во время войсковой операции – даже автоматные очереди громыхали.
– «Зарница» … вашу мать… – пробормотал Вован, прикидывая направление своего движения.
Тут они и выскочили из зарослей – трое из четверых … а Андрея с ними не было.
– Вы его бросили там, что ли? – спросил без удивления и даже без угрозы: просто прояснял оперативную обстановку.
– Трубе по любому – труба, – ответил один из них, придерживая ладонью кровоточащую скулу. – Там ещё и мусора налетели…
Хилый стиснул челюсти – «Лиза не заплачет!»
– Ствол давай сюда! И ты тоже! – Проверил магазины. – Да вы, суки, и не стреляли…
– Мусоров гасить – себе дороже.
Вован не слушал. Дернул байк с места, как на старте Кубка Наций, и устремился по дороге накатанной Судьбой.
Орал «Лиза не заплачет» и палил во все, что видел. На его крик из-за угла постройки выпал Андрей. Буквально – выпал! – двигаться уже не мог. Хилый, вдарив по тормозам, подхватил его – как нечего делать! – одним сильным рывком и затянул перед собой на мотоцикл. В пиковых ситуациях силы у него удесятерялись, правда, и Андрюха, почувствовав привычную поддержку, поднапрягся – помог, как сумел… Впереди полыхнул свет, и в этом слепящем свете Вован увидел фигуру с автоматом…
– Руль держи, – сказал Андрею и спокойно, как на полигоне, выстрелил, зная, что попадет точно – в лоб.
Потом засунул ствол за пазуху и, потеснив руки друга на руле, снова приказал:
– Крепче держись.
Свернул прямо в заросли и запетлял среди деревьев, слыша, как пули, выпущенные во след, свистят в спину.
– Левее держи, – прохрипел Труба, – выскочишь к Причалу. – Закашлялся и из последних сил вытолкнул из кровоточащего рта. – Прокопу звони…
И Вован позвонил, но не Прокопу. Телефона Прокопова у него не было, а шарить по Андрюхиным карманам, в поисках мобилы тоже не было времени – полицейские сирены завывали и, судя по звукам, район своей дальнейшей деятельности они выбрали правильно. Он позвонил Лизавете.
– Где ты? – спросил коротко и просто, будто они только вчера расстались.
– Домой еду.
– За рулём?
– Да.
– Мы у Причала, на нижней дороге. Андрей ранен. Встань после съезда, огни выключи. И… поторопись, Лиза.
Конечно, она слышала полицейские трели… Ответила тоже коротко и просто.
– Я недалеко, скоро буду.
А Хилый обхватил талию друга левой рукой крепко-накрепко, пробормотал: «Сейчас будет, копец, как интересно…». Газанул, направляя байк по взгорку, разогнался и на полной скорости, петляя рулем, (будто пытаясь вырулить!) рухнул в блестевшую под горой рябь реки. Местечко выбрал для целей подходящее, именно в этом месте была глубь – без водолазов байк не вытащить.
Удар о воду и бодрящая её прохлада Андрея встряхнули, едва голова показалась над водой, он принялся шевелить руками, помогая другу в транспортировке своего тела. И даже тихонько засмеялся:
– … дежавю…
Чем порадовал Вована и разозлил одновременно: в точку – опять стреляют и кругом враги!
До въезда на нижнюю дорогу, подходящую краем к самой кромке берега, было с километр. Дорогой этот участок назывался по старой памяти, по сути сейчас это был отрезок, засыпанный щебёнкой, на который заезжали лишь энтузиасты рыбной ловли, поскольку участок был единственным пологим местом на крутом берегу. Когда глубь кончилась, Хилкевич взвалил Андрея на плечи и максимально ускорился, хотя брести в темноте, сначала по пояс, потом по колено, в воде было непросто. Но он постарался!
Лизина машина стояла в темноте, а сама девушка сидела на корточках сбоку от приоткрытой дверцы. Завидев Хилого со своей ношей, суету не устроила – лишь приоткрыла дверцу шире, придерживая. Вован затолкал друга на заднее сидение уже неаккуратно, внезапно почувствовал, что устал. Адреналину в крови стало меньше? И, как только подумал об этом, организм оповестил, что источником усталости является не только упавший в крови уровень адреналина… Он завалился практически на Андрюху, и «поплыл». Услышал, как Лиза сказала сквозь зубы: «Ни хрена себе, пивка попили…» и завела мотор.
– Прокопу звони… – попытался сказать Вовка, но и не понял, успел сказать, или нет.
Глава 10
Очнулся он, наверное, быстро – они всё еще ехали. А Лиза, придерживая руль одной рукой (небрежно так, совершенно артистическим, показным жестом), говорила по телефону. Лицо было улыбчивым, а произносимые слова отличались от созданного облика коренным образом.
– У меня только два пути в навигаторе: или в ментовку, или в больницу. Вот как? Тогда найдите третий путь! И не затягивайте!
– Куда едем? – подал голос и удивился, что звучит он, как у котёнка – слабо и придушенно.
– В центр.
«Соображает… в область сейчас не пробьёшься», – подумал Вован и крутанул шеей, и чуть не запутался. Оказалось, на них было навалено какого-то непонятного тряпья… принюхался, – с ароматом какой-то пудры?
– Порвёшь костюмы, я тебя сама добью, – пообещала Лиза весело. – Везу для детишек сценические костюмы, подруге обещала. Ты там не вертись, Андрюха вот – молодец, уже ласты, наверное, склеил – не шевелится…
И Хилый понял, что ей до жути страшно.
– Я его за руку держу… пока он ещё тёплый, – произнёс небрежно, будто разговор шел об остывающем чае.
– Дурак! – взвизгнула Лизавета и даже голову повернула в его сторону, забывая, что следить за дорожной ситуацией – прямая обязанность водителя.
К счастью, зазвонил телефон, и Лиза разом осознала свою значимость в конкретный момент, в конкретной точке мироздания.
– Знаю, где это, у бывшего цирка, – сказала она в трубку, и отбросив телефон на соседнее сидение, посунулась к навигатору. – Минут через пятнадцать буду, – объявила громко, чтобы абонент расслышал.
Хилый уже «отбодал» головой скользящий по щекам шёлк, и наблюдал все Лизкины пассажи с неодобрением.
– Кто тебя водить только учил?! Голову оторвать – мало будет.
– Чего я тут упираюсь?! – удивилась Лиза и гаркнула, – Оторви тогда ему голову – рядом лежит, и сразу домой поедем!
– Прав был Андрюша, – стервозная из тебя баба выросла, Лизок.
И примолк – снова устал!
– Ты, Хилый, не смей молчать, – тихо и твёрдо сказала Лиза. – Просто – не смей!
– Боюсь, силы на болтовню уйдут, как мы с тобой тогда обниматься за встречу будем? – угасающим шепотом откликнулся Вован, и снова «поплыл».
Следующее «включение» случилось уже по доставке груза – почувствовал, как потянуло прохладой в распахнутые дверцы машины. Мужской голос поинтересовался озадаченно:
– Как мы их вверх-то притараним?
– Позовите ветеринара своего, пусть поможет, – ответила Лиза, перебрасывая сценические костюмы на передние сидения.
– Нет. С ним был уговор, что он внутренний подъезд откроет и кабинет предоставит в пользование.
– А кто же пользовать будет? – спросила девушка вздрагивающим, готовым пролиться слезами, голосом.
И Хилый решительно принялся выкарабкиваться из салона. Оглядел место уже ставшим привычным оценочным взглядом, будто сканировал территорию на предмет предстоящих военных действий. Узнал и вспомнил: ветеринарные боксы при цирке, сюда прежде и коров с области привозили для лечения … давно было, в пору босоногого детства…
Перевел взгляд на мужика, оказавшегося Прокоповым, и пробурчал:
– И сам дойду, и Трубу дотащу…
– Дойдёт он… – огрызнулся Прокоп, – до ручки, до ножки – потом до поварёшки. – И, потащил Андрюху сам: сначала из машины, следом – по крутым ступеням из подвального помещения на первый этаж.
Умаялся: кряхтел и ругался сквозь зубы; на пластиковую поверхность хирургического стола завалил ношу уже кое-как. Голова Трубы качнулась и весьма звучно припечаталась затылком…
– Чего мелочиться, – процедил сквозь зубы Вован, ковыляющий следом. – Добейте уже!
Прокоп оглядел свой костюм, сразу впитавший следы всех вечерних перипетий своего подопечного, хотел ответить на ворчание сопровождающего, но зазвонил телефон в кармане. Он послушал чьё-то торопливое кудахтанье и выругался. Потом снова посунулся носом в телефон, позвонил:
– Карий, доктор где? Поднимается? Хорошо… Смотри, мотай до хаты, тащи мне костюм, пару джинсов и рубахи… нет, лучше полувер, водолазку – чтоб без пуговиц. Тоже пару! Всем переодеться нужно. Да, и пару бутылок водки. Карий – «мухой»! – понял?
Лиза принялась было снимать с Андрея куртку, но Прокоп её отогнал, сказал:
– Не пачкайся, тебя мне точно не во что переодеть.
Прозвучало для неё не понятно, но прояснить не удалось – пришел доктор. Вернее, докторша – в кашемировом белом пальто с небрежно накинутой на правое плечо павловопосадской шалью. Золоченые кисти платка и яркие цветы на темно синем, практически черном поле – Лиза невольно залюбовалась, даже про парней позабыла…
Завидев поле своей предстоящей деятельности, женщина сразу перестала выглядеть женщиной, превращаясь в хирурга, и стало видно, что она не так молода, как показалось в начале.
– Иван Иванович, – сказала она просто и даже строго, – без ассистента мне не справиться.
Прокопов кивнул ободряюще:
– Готов следовать вашим инструкциям, Мария Пахомовна.
Она поняла и пожала плечами – своя рука – владыка.
– С кого начнём обследование?
– С Андрея, – вклинился Вовка, – я сам обследуюсь, – и, присев на стул, потянул куртку с плеч.
Так и думал: левый бок – по касательной. Пропорола, зараза, вот и кровоточит… от того и мутИт. Края неровные, шить нужно.
– Вы… пациент, – одёрнула докторша, копошась над совершенно голым уже Андреем, – пальцы грязные в рану не толкайте.
Хилкевич ухом не повёл, правда рану исследовать закончил. Подвигал рукой вверх-вниз… а-а, вот эта в плече застряла. Ковырять нужно…
Снова прислушался к себе, любимому. Вроде, и всё! Улыбнулся – легко отделался, с учетом, что шмаляли много и бестолково. И снова улыбнулся, пуля – дура, да не про него!
– Жизнерадостный какой, – докторша вновь бросила на него быстрый косой взгляд. – Девушка, – обратилась к Лизе, – вы приглядывайте, такие экземпляры быстро вырубаются.
– Лиза, грохнется – и пускай! На месте стой, – внёс свою коррективу и Прокоп.
Мария Пахомовна закончила ковыряться пальцами в Андрюхином теле:
– В первый раз вижу такого везунчика – пять пуль и все на вылет, ни один значимый орган не задет.
– Чего ж он на труп похож? – промекала Лиза несмело.
– Ты лучше смотри, – не выдержал и Вован. – Он кровью плевался. Можть, чего не видишь?
Докторша хмыкнула и полезла перчаткой, которой только что исследовала ступни пациента, прямиком ему в рот.
– А мне говорила, пальцы не совать куда не след… – буркнул Хилый.
– Зуб у него сломан, острый край щёку режет – вот и кровит. А в несознанке – головой приложился – и зуб заодно сломал, ну и крови потерял достаточно. А то, что вырубился – хорошо, на обезболивающих сэкономим. Сейчас все вычистим, на ноге пару швов наложим. А зуб подпилим… – говоря это докторша копалась в принесённом саквояже все теми же перчатками, выкладывая на металлический поднос всё, что считала необходимым.
– У тебя еще перчатки есть? – тихо спросил Прокоп.
– А как же! – восхитилась Мария Пахомовна. – Столько, что на весь город хватит… в больнице, в отделении…
Она посмотрела на обалдевших окружающих и весело заржала. «Как лошадь, чес слов!» – подумал Вован.
Как бы там ни было, а перчатки у докторши обнаружились в достаточном количестве таком, что и на Прокопа их натянула. И работала она быстро и спорно, и все чаще с тревогой поглядывала на Хилкевича, который всё чаще смыкал веки. Но дошла очередь и до него! Увидев, что Мария Пахомовна заправила шприц, Вован воспротивился:
– Так шей и так ковыряйся, без иглоукалываний. Мне голова ясная нужна.
– Это простой ледокоин… ну, его аналог, если быть точными. Не заснёшь, не бойся, и будет не так больно.
Было больно… но не так! Больнее было бы, если бы он тогда не успел… Хилкевич резко поднялся со своего ложа и прошелся по сеням туда-обратно. «Всё! Заканчивай в мозгах копаться!» – приказал себе решительно. – Подумай о том, что дальше делать». И, вопреки приказу, снова вернулся к прошлому…
Глава 11
Докторша засобиралась, и не воздержалась от рекомендаций.
– Этому, – кивнула на Андрея, – полный покой, хотя бы дня на три, полноценное питание и исключительно позитивные эмоции.
Прокоп кивнул, но не смолчал:
– Здесь я его оставить не могу, сама понимаешь.
– Тогда вези его… нежно! – железно припечатала женщина и перевела взгляд на Вована.
Он взгляда не отвел и улыбнулся лениво, даже с намёком. Мария Пахомовна хмыкнула и закончила наставления весьма нестандартно:
– Этому – бабу на всю ночь и никакого алкоголя. И обоим! – курс антибиотиков, здесь написала. – Протянула исписанный листок.
– Судя по убористому почерку – сожрать нам целый аптечный киоск, – пробурчал Хилый себе под нос.
– Незачем было гулять по тёмным местам в тёмное время, – четко разделяя слова ответила докторша.
Прокоп подал ей пальто, а шаль придержал в руке.
– Себе оставлю, нужно.
– Вот ещё! – возмутилась докторша.
– Маруся, завтра тебе десяток таких куплю, – пообещал Прокопов, – а сейчас очень нужно.
Карий притащил узел с одеждой, и все переоделись. Лиза хотела было выйти за дверь, Иван Иванович остановил.
– Если смущаешься, глаза закрой.
Андрея одевали осторожно, памятуя наставления медицинского работника. Из грязной одежды Карий свертел новый баул, а Прокоп, вперившись глазами в Вовку, как сыч – угрюмо и настороженно, спросил: