Благое дело. Вариант Б

– Стволы где?

От оружия он избавился еще в воде: не просто вытряс из-за пазухи, а откинул, как можно дальше от места утопления байка.

– Я с оружием не хожу… – откликнулся спокойно.

– Два мента ранены, один – холодный. Стволы где? – напирал Прокопов.

– У своей шантрапы спроси, они – герои… А я просто прогуливался в тёмном месте. Да что там! Мы с Андрюхой вместе прогуливались… А тут хай, вой, пальба… вот и попали под замес.

– Если придётся, так и скажешь, – одобрил Иван Иванович. – А мы сейчас сделаем все, чтобы не пришлось. – Он повернулся к Лизе. – Ты ведь неплохо поёшь?

И они поехали – в ресторан «Пёстрый мир», место известное своим пафосным престижем. Перед тем, как войти, Прокоп хлебнул из горла водки, плеснул в ладонь изрядную порцию напитка и растер по лицу Андрея. Остаток протянул Хилому.

– Ему врач запретила, – попыталась возразить Лиза.

– Пусть рот пополощет, – отмахнулся Прокопов, тихонько похлопывая Андрея по щеке.

– Плеваться водкой – грех, – буркнул Вован.

Лиза дернула бутылку из его рук и плесканула ему на грудь.

– Только в сухенькое переоделся, – улыбнулся он вслед её манипуляциям, а увидев, что подруга тоже приложилась к горлышку, приказал, – Быстро! – согрешила!

Лиза дёрнулась, закашлялась, и выплюнула бОльшую часть заглощенного алкоголя.

– Заканчивайте этот цирк – слушайте, – прервал их Прокоп. – И ты, Труба – врубайся.

Вован увидел, что глаза друга приоткрылись и, хотя плавала в них сонная одурь, происходящее он воспринял.

– Чугуй здесь со своей бабой – День ангела у неё, я букет посылал – знаю. Счас идём – поздравляем лично. Типа, бухие мы – изобразить несложно, и так ногами заплетаетесь. Андрюха долго не продержится, поэтому Лиза будешь петь, чтобы внимание на себя переключить. Посветим с полчаса, чтоб запомнили…

– Чугуй за нас не впишется… – прошептал Андрей, – на хрена ему…

– Не в нём дело, Карий букет отвозил, сказал: в другом углу прокурорские гудят. Если что – они нас видели. Поэтому, Лиза, петь будешь… громко!

Охрана Чугуя преградила дорогу их живописной группе – хмельной, весёлой! – но, углядев Прокопа, пропустила.

Чугуй – в миру Чугунов Аркадий, на предложение принять поздравления «вживую», состроил рожу, демонстрируя, что удивить его нечем. И Лиза «завелась»! Набросив на плечи шаль, позаимствованную у докторши предусмотрительным Прокоповым, завела «ай, нане-нане-нане», затрясла плечами, метнула по воздуху кудрями. Взлетела на подиум к музыкантам и, приникнув к микрофону, прошептала «Володя…» так, что все Володи, находящиеся в зале ресторана, невольно повернули головы…

А Хилый уже был рядом, отобрал гитару у музыканта.

– Володя, «Маменьку»! – прокричала Лиза, озарив лицо бедовой, бесшабашной улыбкой.

Пальцы раненой руки подводили Вована – он фальшивил. Благо, что музыканты оказались парни ушлые – подхватили мелодию, и его аккомпанемент затерялся в инструментальном сопровождении.

Закончив свою искромётную «цыганочку», Лиза подошла к Вовану провела пальцем по его щеке и прошептала в микрофон, будто ласку дарила:

– Мой импрессарио сегодня пьян…

И Вовка не подвёл: пригнулся, ловя губами шероховатость микрофона, который Лиза подвела к его лицу. Запел то, что сложилось в голове тут же, безо всяких усилий: «Пьян, милая, пьян…твоей любовью, твоей горячей кровью… пьян тобой всегда, и это на года…» И Лиза тут же приняла подачу: резко отвернулась от парня, отгораживаясь, сметая с лица прежнюю весёлость.

– «Люблю тебя сейчас, не тайно – напоказ…» – запела чисто и сильно.

Полчаса чистой импровизации они провели достойно. Вован понимал – пора заканчивать и видел, что Прокоп таращит глаза, кивая в сторону Чугуя. Мол, уважить надо!

– Хорошего настроения и наши поздравления, – сказал он, развернувшись в сторону Чугунова и склоняя в поклоне голову.

И Лизавета поддержала – присела, оперлась коленом и, подметая шалью пол, склонила голову тоже. Дама Чугуя засияла и захлопала в ладоши. Многие её поддержали… И Хилый подумал – слишком много чести! – поднес микрофон к губам:

– Елизавета – дочь Петра… – и, когда Лиза выпрямилась, гордо вскидывая голову, закончил, – Императрица!

Вот так – за одну секунду, он разработал пиар-компанию для продвижения Лизиной певческой карьеры. И в дальнейшем её придерживался.

А тогда они поехали домой на такси, (потому что Лизину машину Карий по указанию Прокопа отогнал на мойку… на правильную мойку!) Лизка назвала свой адрес, и никто из них не возразил. Андрей был слаб, и Прокоп, прощаясь сказал:

– С утра Мария Пахомовна заскочит.

Чем несказанно порадовал Лизавету, она начала чирикать всякую ерунду, обращаясь преимущественно к водиле. А может быть, отвлекала мужика, чтобы не заинтересовался их бледными рожами? Потому что, и Вован тоже устал. И под этот оживленный диалог, Андрей прошептал:

– Удивил… своей изобретательностью…

– Очень не хочется на нары, – ответил Вован так же тихо.

К Лизавете в квартиру поднимались, обнявшись, как три танкиста и радовались, что этаж назначения – третий… Лиза завозилась с ключами, и Вован, шатаясь втащил друга единолично. До кровати доволоклись – будто на Пик Коммунизма взлезли. Рухнули, и Лиза принялась их дергать за руки, за ноги, стараясь выровнить сложившуюся инсталляцию в соответствии с правилами комфорта и удобства. Не сильно преуспела и, запыхавшись, уселась на угол кровать, им в ноги. Помолчала, а потом сказала громко:

– Не хватает картошки и бидона с молоком…

Всё вернулось на круги своя…

Утром в сени первым вышел Матвей и, взглянув на матрас раскладушки, измятый, изжеванный ночными с боку на бок передвижениями, спросил хмурого Хилкевича:

– Не заснул?

Тот вяло отмахнулся:

– Ненавижу плэнер (он использовал дословный перевод французского термина – «свежий воздух», опустив его утвердившееся в жизни значение), делает меня сентиментальным… всю жизнь пересмотрел – впору мемуары писать.

Матвей подумал и мысленно согласился: плотное общение с природой для него тоже закончилось нестандартно… или стоит сказать плачевно? Нахмурился… Смотри: ты – хрен знает где – раз! хрен – знает, зачем? – два! хрен знает, как из этого выпутаться – три! И самое главное: ты – хрен знает кто в этом мире…

В таком мрачном настроении постоял на крыльце, взирая на сонную тишь дремлющего посёлка. Усмехнулся: кругом стереотипы – думал, что жизнь сельской глубинки расцветает с первым пением петуха? Уже почти семь утра, а народ благостно бездействует… Впрочем, из глубины избы раздался бодрый призыв бабани:

– Робяты! Собирайтесь, через полчаса Сашка Бурый до Разъезду поедет – у него смена. Подбросит вас. Я вещички чистые принесла!