Дело№666

– Понимаете? – Синтия слегка наклонила голову. – Тогда объясните, почему за год по делу Вондрка нет значительного прогресса? Почему связь между двумя убийствами установлена только сейчас, *после* второй жертвы? Почему не было публичного предупреждения после первой метки, если ваша интуиция, как я понимаю, говорила вам о риске?

Вопросы сыпались как удары кинжалом. Точно в цель.

– Дело Вондрка не давало однозначных указаний на серийность, – начал защищаться Бекман, чувствуя, как закипает гнев. – Зацепки были тупиковые. Публичное предупреждение без доказательств серийности вызвало бы панику и…

– А теперь паника будет в десять раз сильнее! – перебила Синтия. Ее глаза сверкнули. – И на нас обоих! На прокуратуру и на полицию! Мы выглядим беспомощными. Этого допустить нельзя. – Она повернулась к Шмитцу. – Томас, нам нужен оперативный штаб. Ежедневные брифинги. Максимальная координация. И – публичная стратегия. Мы должны показать городу, что контролируем ситуацию.

– Джон как раз… – начал Шмитц.

– Инспектор Бекман остается ведущим следователем, – четко сказала Синтия, снова глядя на Джона. – Но расследование должно идти по новым рельсам. Быстрее. Жестче. Я буду требовать отчеты каждый вечер. Каждую зацепку – в разработку немедленно. Никаких долгих, тихих размышлений. Мы в осаде. Понимаете?

Бекман смотрел на нее. Молодая, амбициозная, уверенная в своей правоте и методах. Она видела в убийце угрозу своему карьерному росту, вызов, который нужно сокрушить силой воли и административного ресурса. Она не чувствовала тени. Она не видела лица Катержины Новаковой в предрассветном сумраке мастерской, не слышала звенящей тишины вокруг сломанной куклы. Она видела цифры, отчеты, заголовки газет.

– Понимаю, фрау прокурор, – сказал он глухо. – Но гнать лошадей – не значит найти правильную дорогу. Этот… он хитер. Он оставляет следы, но они ведут в никуда. Он играет.

– Тогда мы должны играть лучше! – парировала Синтия. – И быстрее. Следственный комитет собирается через час. Я жду вас с полным пакетом данных по обоим делам. И с планом действий. Конкретным планом. – Она встала, давая понять, что разговор окончен. – У нас нет времени на интуицию, инспектор. У нас есть маньяк, который только что подписался второй раз. И город, который ждет ответов. Ответов, которых у нас пока нет.

Она вышла из кабинета, оставив за собой шлейф дорогих духов и ощущение ледяного душа. Шмитц тяжело вздохнул, потирая виски.

– Она… энергичная, Джон. И права. Город сойдет с ума к обеду. «Пражский Дозор» уже звонил. Йепсен рвется в бой.

Бекман молчал. Он смотрел в окно, на серое небо над Прагой. Где-то там, в этом каменном лабиринте, ходил человек, который за год превратился из тени в режиссера смерти. Он уложил Катержину, как куклу. Поставил рядом сломанную игрушку. Провел ножом по ее горлу с хирургической точностью. И оставил свой след. Свой автограф.

Он вспомнил слова Сэма: «Он творит. Он создает картины смерти. И подписывает их».

И теперь этот «художник» знал, что его «работу» увидели. Что за ней началась охота. Охота, которой теперь рулила Синтия Рус с ее «новыми рельсами» и ежевечерними отчетами.

Бекман встал. Его спина болела от усталости и напряжения.

– Собирай комитет, Томас, – сказал он хрипло. – Я принесу то, что есть. И план. – Он двинулся к двери, потом остановился. – И скажи Йепсен… Скажи, что никаких комментариев. Пока.

Но он знал – это бесполезно. Тень убийцы вышла на свет. И теперь она будет расти не только от его ножей, но и от кричащих заголовков, спекуляций и страха, который, как чума, начнет расползаться по улицам Праги. Дело Вондрака было закрыто как «нераскрытое». Теперь у них было Дело Новаковой. И Бекман знал, что это только второй акт. И что у этого маньяка уже есть название, которое скоро узнает весь город. Название, рожденное в кошмаре и подпитанное страхом: «Пражский Палач». А цифра «666» пока оставалась скрытой в тени, лишь намеком промелькнул в сломанной кукле и странном порезе на шее. Но она ждала своего часа.

Глава 4: Шепот Страха и Книга Пыток

Новость о Екатерине Новиковой взорвала Прагу, как граната, брошенная в толпу. Заголовки газет кричали: «ПАРИЖСКИЙ ПАЛАЧ УБИВАЕТ СНОВА!», «ЗНАК СМЕРТИ НА ШЕЕ ХУДОЖНИЦЫ!», «СЛОМАННАЯ КУКЛА КОШМАРА!». Телевизионные эфиры были заполнены «экспертами», мрачно рассуждающих о психологии маньяков, и перепуганными обывателями, требующими немедленной поимки убийцы. Город, еще недавно дремлющий под серым зимним небом, проснулся в холодном поту страха.

В главном управлении полиции царил хаос, близкий к осадному положению. Телефоны звонили без перерыва. Репортеры осаждали вход. Начальник Томас Шмитц метался между кабинетами, его обычно спокойное лицо было покрыто испариной. А в центре этого урагана, в переполненном конференц-зале, стояла

Синтия Рус.

Она была безупречна. Темно-синий костюм, собранные волосы, макияж, скрывающий следы бессонной ночи. Ее голос, усиленный микрофоном, звучал четко, властно, излучая сложное, но необходимое спокойствие.

– …и мы призываем граждан сохранять бдительность, – говорила она, глядя в море камер и диктофонов. – Избегать прогулок в одиночестве в темное время суток, особенно в малолюдных районах. Сообщать в полицию о любых подозрительных личностях или обстоятельствах. Но подчеркиваю – паника наш худший враг. Прага сильна, а полиция и прокуратура работают в теснейшей координации, используя все доступные ресурсы для поимки этого опасного преступника.

Бекман стоял чуть позади и в стороне, рядом с угрюмо молчавшим Шмитцем. Он чувствовал на себе взгляды репортеров – оценивающие, скептические. Он был лицом провала по делу Вондрка. Теперь он был лицом новой, растущей трагедии. Слова Синтии о «теснейшей координации» резали слух. Их «координация» пока заключалась в том, что она требовала отчетов, а он пытался хоть что-то найти среди пепла двух ритуальных убийств.

– Фрау прокурор! – раздался звонкий женский голос из первого ряда. Джессика Йепсен. Ее рыжие волосы, как знамя, выделялись среди темных костюмов коллег. Глаза горели азартом охотника, нашедшего самый лакомый кусок. – Джессика Йепсен, «Пражский Дозор». Вы упомянули «знак смерти». Наши источники подтверждают, что на шее Катержины Новаковой был обнаружен ножевой порез, похожий на тот, что был у Иржи Вондрака год назад. Означает ли это, что полиция целый год игнорировала явный признак серийного убийцы? И почему публичность была придана этому знаку только сейчас, после второй жертвы?