У той скамейки, которой нет

Скользкая встреча

12 января

Меня поразила погода. Я выглянула в окно – и не поверила глазам: только с завтрака возвращалась и небо никаких неприятностей не предвещало, а теперь белым-бело. Сомнения некоторые были: дожди обрушивались внезапно, но чтобы снег… Собираясь на грязелечение, задумалась, какую обувь предпочесть – кроссовки или зимние ботиночки (я же из морозного региона выезжала!)? Остановилась на кроссовках, посчитав, что они достаточно теплые и что с рифленой подошвой пройду по запорошенному серпантину без проблем.

Вышла на крыльцо, а тут… бац – идущий впереди мужчина распластался прямо передо мной. Хорошо, что я не отпустила ручку двери – мои ноги тоже разъехались. Поверхность крыльца и тротуаров была усыпана ледяной крупой. Хотела вернуться, сменить обувь, но тогда опоздаю на процедуру. Оглянулась вокруг – народ скользит в ритме вальса. Кажется, такое со мной где-то когда-то уже было.

Было в первый визит в санаторий, когда в один из выходных я отправилась на экскурсию на Розу Хутор. Хотела насладиться величественной панорамой с горной вершины Роза Пик. К подъему хорошо подготовилась – утеплилась, надела свитер, берет, шарф. Хотя внизу, в Роза Долине, и плюсовая температура, но на высоте больше двух тысяч трехсот метров – точно минус. А ботинки с рифленой подошвой не предусмотрела, поехала в другой обуви. И мысли не мелькнуло, что после мелкого дождика морозная ночь превратит смотровую площадку в каток.

Вышли с приятельницей из кабины фуникулера и давай па выделывать, еле-еле удержались на ногах. Чуть прошли – караул! Перед глазами подвесной мост над пропастью: вход закрыт, только один человек в центре его – скалывает лед с поперечных дощечек. И даже заметный страховочный трос, прикрепленный к ремню, нас не успокоил. Триллер «Чистильщик над пропастью»! Страшно, жутко, но глаз было на оторвать. Оторваться помогли замерзшие руки на ограждении – про перчатки мы тоже забыли.

– Во-о-от что мне нужно, – сказала я сама себе, стоя на крыльце и железной хваткой цепляясь за ручку, – ограждение!

По ровному дорожному серпантину можно было спускаться только на пятой точке. Зато от самого крыльца вдоль всей лестницы к лечебному корпусу тянулись перила – по ним можно было попробовать дойти. Двинулась гусиным шагом. Мокрые железные перила перебирала голыми руками – перчатки тоже забыла. «Только бы не упасть, только бы без травм, только бы дойти», – как мантру повторяла всю дорогу. Дошла, вымокнув от души: перила накрывала листва растущих рядом деревьев, и перехват приходилось делать, отодвигая ветки, с которых стекала вода.

Отряхнулась, разделась, направилась к процедурному кабинету.

– Привет, – окликнул выходящий из-за лифта Вадим в «олимпийском» костюме, который его прилично молодил. – Я уже отстрелялся.

– А мне только предстоит. – Засунув руки в карманы клетчатых брюк, я застыла на месте в надежде, что он тоже оценит мой залихватский внешний вид. Однако минуту на размышление не дала – пришла идея: – Слушай, сюда еле дошла, чуть не кувыркнулась, дорога покрыта ледяной коркой, очень скользко. Может, подождешь меня и вместе домой вернемся?

– Пятнадцать минут подожду.

– Нет, не пятнадцать. У меня же, кроме грязевой аппликации, еще две процедуры по десять минут. А между ними немалые перерывы. Через полтора часа освобожусь. Да, долго ждать. Не стоит – после процедуры иди отдыхай. Если сама сюда дошла, то и вернуться смогу.

– За полтора часа все растает, не волнуйся, – похлопал он меня по плечу, что означало «договорились, не буду ждать».

В перерывах между сеансами я получила от Вадима фото парка под белым покрывалом. Художественная картина. Отправила снимок тюменской подруге Алене. «Не одним нам страдать, – прилетел ответ. – У нас январь с мартом сутки через двое работают! А кому сейчас легко? Но есть надежда на светлое будущее. Всего сорок семь дней – и весна! Хотя это не точно, график может продлиться до июня».

За веселым общением не заметила, как пролетели процедуры – лазер, магниты, грязь. Двинулась в раздевалку, а там… Вадим. Но мы же договорились, что сама дойду? Тем более, как уже успела узнать от пришедших позже клиентов, ледяная крупа растаяла – на дороге стало не скользко, а мокро. Закрыла глаза. Открыла – он в кресле сидит, в телефоне что-то разглядывает. Я аж заикаться стала:

– Т-ты… М-меня… З-за м-мной… Ж-ждал…

– Да только подошел. Надоело в номере сидеть, – бросил он небрежно.

Чуть не кинулась при всех к нему на шею! Дорогой мой человек: переживал, позаботился. А небрежность – так, покрасоваться. Мы возвращались по дороге-серпантину, вода с нее стекала быстрее, чем со ступеней. Вадим крепко держал меня за руку. Скучал. Конечно, скучал. Ведь до сегодняшнего дня мне пришлось на двое суток выпасть из лечебного графика и его жизни.

Одинокий бродяга

11 и 10 января

Прервала лечение и провела два дня в номере из-за… голоса. Сначала даже шептать не могла, потом чуть заговорила. Ни горло не болело, ни температуры не было. Сходила к врачу, думала таблетки пропишут, но он сказал, что горло чистое, а я просто «передышала морем» и надо лишь отлежаться. Как звучит – передышала морем!

Утром, обеспечив меня бутербродами из столовой, лимонами из санаторного павильона и чаем, мой спортивный друг в терракотовой футболке, оттеняющей карий цвет его глаз, в который раз сокрушался:

– Как тебя угораздило? Ты же говорила, что спортом раньше занималась, большим теннисом? Нагрузки приличные – значит, закалка должна быть.

– Ты откуда про нагрузки знаешь? – поинтересовалась с хрипотцой, осознав, что нарядился он не случайно, а чтобы меня поддержать.

– Так сам спортсменом был. Волейболистом. Со школы тренировался, центровым у сетки, после выпуска пошел в техникум, где формировалась областная команда: тренер поговорил, и меня без экзаменов приняли. Но через год оставил техникум, ушел в армию, затем ГАИ и заочно юридический институт. Когда попал в команду, начались травмы – то пальцы выбью, то голеностоп полетит. Так что спортивная подготовка на непрофессиональном уровне осталась… Ого! На массаж пора.

Вадим убежал на процедуры, а позже отправился гулять. Думала, что кого-то из мужчин позовет на послеобеденный морской променад, но он сохранил мне верность. Записал видео: как один сидит за нашим столиком, какое красивое почти фиолетовое море и какой теплый денек. В горах интернет ловил плохо, и файл дошел до меня через пять минут после того, как Вадим вернулся.

– Почему так рано? – удивилась я, ведь до последнего рейса санаторного автобуса оставался еще час.

– Мне скучно стало!

– А на записи ты довольный, как кот.

– В первые десять минут довольный. Море все-таки…

На ужин пошел тоже один. Хотя выказал желание побыть со мной, но я воспротивилась: в моем холодильнике было немало запасов, только что за удовольствие – говорить с «немой»? Позже отправила его на литературно-музыкальный концерт по творчеству Сергея Есенина. Не сразу согласился, не любитель поэзии, но убедила – пошел. Смотрела вслед: пятьдесят с хвостиком лет, а походка пружинистая, как у юноши. Чтобы отвлечься, решила дочитать роман Сомерсета Моэма «Узорный покров» – с такими психологическими нюансами, что сердце замирало. Если не наяву, так хоть в книге ощутить страсть.

После концерта проходила дискотека, но Вадим ее проигнорировал в мою пользу. Прислал сообщение: «Без тебя скучно. Иду к тебе».

– Какая дискотека после Есенина? – зашел с восторгом на лице. – И стихи читали, и песни в клипах крутили: про рябину, тальянку, письмо к матери… А еще Сабир тихонько добавил информации: про жену, американскую танцовщицу Айседору Дункан, которая умерла в Ницце – поехала в открытой машине, а длинный шарф на шее накрутился на колесо!

Про великого поэта я, конечно, многое знала, была на его родине в селе Константиново под Рязанью, но Вадима не перебивала: он был так воодушевлен, как будто выиграл Всероссийский юношеский турнир по волейболу, и очень эмоционально рассказывал. Мне нравилось его слушать, нравилась его восприимчивость к поэзии. Для многих мужчин рифмы остаются пустым звуком. А ведь Вадим уже второй раз проявил интерес к словесному творчеству. Первый был, когда мы вместе смотрели на сцене санатория моноспектакль сочинской актрисы. Изящная девушка декламировала текст о взаимоотношениях мужчины и женщины – дважды, с разных позиций, показывая, как воспринимают одинаковые моменты «он» и «она», и окрашивая акценты соло на саксофоне.

– Давай обсудим, – предложил Вадим, как только мы вышли из зала. – Не всегда понимал, зачем она повторяется, но показалось интересным.

Я от радости сжала его руку, за которую держалась: какие дорогие слова для моего сердца.

А этим вечером Вадим еще минут десять выдавал восторги, потом пошел к себе за коньяком – душа требовала. Вернулся – опять о нем, о Есенине! Выговорился и собрался идти спать.

– Не хочу с тобой расставаться, – потянулась я к нему.

Прижал к себе так, что обо всем забыла, про болезнь – тоже. А он, польщенный, подтянул одеяло мне до самого подбородка, все-таки поднялся и ушел – ведь я должна отсыпаться-поправляться.

У дверей он вдруг поинтересовался, не голодная ли я? Потом шлепнул себя по лбу: вспомнил, что накануне сам привез мне из гостей пакет с шашлыками.

На шашлычный пикник, я знала, его позвал друг Виктор из Кудепсты – бывший сослуживец из Екатеринбурга, переехавший сюда после отставки два года назад. Они договаривались при мне по телефону, когда Вадим зашел проведать. А сразу после приглашения последовал звонок уже из самой столицы Урала – от коллеги по работе аварийным комиссаром: куда же еще Вадиму с почти тридцатилетним гаишным стажем было устраиваться на пенсии. И он ринулся разбираться в ситуации:

– Сколько фото с привязкой к местности сделал? Авто и разметка есть в кадре? Думаешь, ущерб может превысить потолок? Тогда сделай схему аварии для инспектора. Что еще? Спрашивай, не стесняйся. Говоришь, что один участник ДТП из другого региона…

Они решали вопросы, я любовалась тем, как Вадим изменился – мягкий и неспешный на курорте, вдруг стал собранным, строгим, резким и деловым. Представила, как в свое время он работал в дежурной части автоинспекции и выезжал на тяжелые ДТП – да, там слабакам делать было бы нечего.

Завершив дела, Вадим стал звать меня с собой в Кудепсту. Я успела познакомиться с тем другом-мачо (мы с ним не сразу почувствовали взаимную симпатию) и его семьей, но ехать отказалась – голос было важнее. Из гостей Вадим засыпал меня сообщениями: как жалко, что я не смогла поехать, как меня там не хватает, как вкусно все получилось. И фото застолья со всех ракурсов. Конечно, возмутилась в ответ: «Нельзя так издеваться над безголосыми». И добавила: «Я убью тебя, лодочник». Потом отключила телефон и уснула – с мечтой о шашлыках. А вечером мой взор усладил большой пакет: Виктор передал мясной презент! Он очень расстроился, что я не приехала. И его сын тоже.

– По-моему, они тебя больше ждали, чем меня, – произнес Вадим с недовольством. – Витя то и дело повторял, что надо было Жене приехать – полечили бы здесь. Я не выдержал: «У тебя жена под боком, забудь о Евгении».

Рассказывая, Вадим незаметно накрыл мне стол в номере. Похвалила: такой хозяйственный и заботливый!

– Я вообще домашний человек, – ответил горделиво. – Люблю готовить. И себе, и Моте-Матильде. Она у меня собачка маленькая, но гурманка, любит блюда из кускуса! Нет, ну, какой же Витек! Как тобой проникся с первой встречи. Без конца переспрашивал, как же так ты могла заболеть? Как?

Под дубом

9 января

Во всем виноват дождь.

С утра капало и хмурилось. Но к обеду осадки прекратились, и мы с Вадимом быстренько собрались в Хосту. Понимали, что ветер сегодня не располагает к морским прогулкам – температура плюс пять градусов, а на побережье ощущалась бы еще меньше. Потому решили побродить по неприбрежным хостинским улочкам, а то все время один маршрут к морю по центральной Платановой. Спустившись с гор, мы перешли подвесной мост, свернули на улицу Октября.

Прошли минут десять-пятнадцать – и обрушился ливень. Я скорее за зонтиком в сумку-шоппер. Увы, пока доставала, успела намокнуть. Вадим натянул на голову капюшон куртки, но тоже вымок прилично. Вот особенность хостинских дождей – они начинаются не постепенно, а сразу и сильно словно из ведра. И рядом с нами не оказалось никаких укрытий, кроме… дуба! Или, может, иное дерево стояло, но разглядывать не было времени. Рванули к нему: сухой пятачок под раскидистыми ветками показался чудом! Постояли, помолчали, переглянулись и согласились, что долго мы тут не выдержим.

– Да нет, выдержим, – произнес Вадим и достал из внутреннего кармана своей навороченной альпинистской куртки водку! А из другого кармана – два пластиковых стаканчика.

Мне не хотелось сегодня выпивать, и я оставила в номере свои фирменные бокалы. Он вроде тоже не собирался. А вот же, взял на всякий случай. Оказалось, самый нужный случай. Разлили и залпом. По второй, по третьей… На меня напал смех: как можно, чтобы взрослые люди занимались столь неприличным делом – распивали водку под дубом (не запомнилось дерево, пусть будет дуб)! Да это машина времени: в таком темпе я пила водку без закуски лишь в студенчестве. Не замедлила поделиться:

– Представляешь, в пединституте перед зачетом почти также выпила полстакана водки. А зачет был по физической подготовке, да-да, нас, педагогов, физкультурой мучили серьезно. Сдавали компонент на брусьях под названием «подтягивание с переворотом».

– К снаряду еле подошла? – усмехнулся Вадим.

– Не угадал. После полстакана, который мне налили однокурсники за пользование моей большой сковородой (за ней зашла), ужин для своих девчонок я готовить не стала – они нашли меня в виде бревна, то есть спящей, вытянувшись в струнку. Утром встала как зомби, сходила в спортзал и подтянулась-перевернулась – сумела сконцентрироваться на автопилоте! Вернувшись в общежитие, расслабилась – и упала столбиком на кровать, причем на ближайшую, чужую.

– За свои кровати! – выдал тост Вадим, разливая по новому глотку.

Выпили почти полбутылки, и… ливень кончился. Пошли на Платановую улицу, где много заведений, чтобы укрыться от возможного небесного потока. Вот же не собиралась выпивать, но погода вынудила, а так-то я совсем не слабохарактерная. Дошли до «Советской пивной» – нового дождя не последовало, но Вадим завернул туда: раз уже случилось «назад в прошлое», надо его продолжить.

В пивбаре было пусто и атмосферно. Как умный человек я не захотела мешать водку с пивом и нежным взглядом убедила Вадима отдать мне вторую половину бутылки. Как джентльмен он согласился, сам ударил по пиву.

– Ух ты, «Жигулевское» есть, – обрадовался он, подойдя к стойке.

– Не «Жигулевское», а «Жигули» – читайте название правильно, – «построила» нас, единственных на тот момент клиентов, хозяйка заведения. – Первая марка появилась в Самаре сто лет назад, а вторая – бренд московского завода, возникший пятнадцать лет назад.

Вадим разобрался с пивным разнообразием и вернулся с двумя кружками. Сев за стол, где я по студенческой привычке прикрывала бутылочку водки сумочкой (со своим же нельзя), он вдруг ударил меня в самое сердце:

– Ты начинаешь в меня влюбляться! Я вижу по твоим глазам.

Что было ответить? Четвертый глоток – и я с ним согласилась.

– А еще мне очень в тебе нравится, что ты не выпендриваешься, – продолжил он любовный спич.

С пятым глотком мне даже в голову не пришло спросить, что он имел в виду. Но по его взгляду поняла, что это классный комплимент, такое он говорит не каждой.

Вернулись к нему в номер, и я, как была в спортивном костюме, так и повалилась на заправленную кровать, даже задремала. Он сходил на ужин, принес мне какую-то закуску, но аппетита у меня не было. О чем-то стали беседовать, и вдруг я понимаю, что говорю с трудом: хочу сказать громче, а получается хрип. Еще попытка – и еле слышный шепот. Вадим приказал лежать и молчать. Уткнулась в подушку и опять задремала.

Открыла глаза – темно, я под одеялом и меня трясет. Вадим лежал рядом, подскочил от моего толчка, прикоснулся ко лбу и руку одернул – горячий. Достал из шкафа второе одеяло, сверху покрывало – закутал меня. Заснула. В очередной раз проснулась – еще темно, но уже не трясет, а я просто вся мокрая-мокрая. Поднялась, и он тут же: «Куда? Зачем? Что хочешь?» Сделал чай с лимоном. Отлегло, стало получше.

Собрала себя «в кучу» (мелькнула мысль, что зря ему про студенческое «бревно» рассказывала) и, как не останавливал, пошла в его одеяле к себе в номер. Переоделась в сухую ночную сорочку, залезла под три одеяла и заснула.

Утром к врачу – горло не красное, температуры нет. Просто передышала морем!

А как было не разболеться, если под ливнем промокли и одежда, и обувь? И если бы не Вадим, дело бы окончилось хуже, а так лишь голос потеряла. Вадим меня спас! Сначала – крепким алкоголем, затем – шоковой баней из одеял и горячим своим дыханием.

Такая у него была спасательная миссия. Говорил, благодаря жизненному опыту.

Спасатель

8 января

О жизненном опыте Вадима я слушала в разные дни. Но о спасении – своей души, дочери и жилья – он заговорил именно сегодня.

Черное море оказалось в этот день синим. На голубом небе облака рисовали фантастические картины – одуванчики, гривы лошадей, домики, поезда и многое другое, что собственная фантазия позволяла разглядеть.

Вадим увидел там машины и вдруг заговорил:

– В первые годы работал в дорожно-патрульной службе…

– Ага, брал взятки на трассах, – не удержалась я от шпильки.

– Да, брал, – подтвердил он спокойно. И продолжил: – Потом, окончив юридический институт, перешел в дежурную часть автоинспекции, стал выезжать на ДТП с последствиями. Уже никаких взяток. Но тогда и начался конфликт с начальством. Одно дело – пропускать фуры за «вознаграждение», другое – подделывать схему происшествия, которая идет в уголовное дело. Мне не хотелось, чтобы меня посадили, а это случилось бы точно. Моего начальника все-таки потом посадили – с кем-то он химичил по уголовным делам.

– И конфликт вылился в увольнение?

– Нет, в неполучение очередного звания – подполковника. Ну и черт с ним… Мне в то время не до карьеры было. С дочерью начались проблемы.

При воспоминании о дочери Вадим расплылся в улыбке – так ею гордился! С шести лет она занималась гимнастикой, в восемь лет попала на федеральный телеканал в передачу об одаренных детях – показывала удивительный номер воздушной гимнастики. Ее приглашали выступать в Париж. Окончила цирковое училище, гастролировала по России – выступала то в одиночных, то в парных номерах. В одном номере с ней работал парень, в которого она влюбилась. Была уже взрослой девочкой, и они с женой не стали возражать, когда она перебралась жить к партнеру в Санкт-Петербург. Даже думали, что свадьба скоро. Однако не сложилось и через год разбежались. И вроде не страшно – люди встречаются и расстаются, это жизнь. Но за год он, сторонник здорового образа жизни, угробил своим рационом дочери желудок.

– Она стала худеть день за днем. Аппетит вообще исчез. Все хуже себя чувствовала, однажды даже номер ее отменили в цирке, так плохо стало. – Вадим, вспоминая, сжимал-разжимал губы, отчего миловидное лицо становилось хмурым и даже злым. – Привезли ее из Питера в Екатеринбург, я поднял всех знакомых, не жалел денег, обследовали по полной программе. Выяснилось, что у нее безумно редкое заболевание – один случай на сотни тысяч. Теперь по двадцать тысяч рублей в месяц на лекарства уходит. И требуется особое питание.

После установки диагноза жена Вадима оставила работу детского тренера по гимнастике и устроилась в цирк – ассистентом дочери. Стала вместе с ней гастролировать: помогать не только в подготовке номеров (а создать один номер стоит не менее полумиллиона рублей), но и следить за специальной диетой. А Вадим когда-то где-то к ним присоединялся. Чаще – на гастролях в Сочи или на других курортах.

– В прошлом году в общежитии сочинского цирка долго жил. Встречал своих на лавочке и, пока ждал, выпил пятнадцать литров коньяка, – уже веселым голосом сообщил Вадим.

– Кажется, ты внук барона Мюнхгаузена?

– Это за месяц, – рассмеялся он. – Так-то я готовил ужины на всю семью.

Ужины, как выяснилось, он готовил теперь не часто – гастроли цирка продолжаются по три месяца, лишь в перерывах и переездах на новое место жена с дочкой на десять дней успевают заглянуть домой в Екатеринбург. Но последнее время жена все чаще заговаривает о переезде с Урала в Сочи.

– Она уговаривает меня продать квартиру, – в голосе Вадима зазвучали одновременно грустные и возмущенные нотки, – но мне от бабушки квартира досталась, однокомнатная, а потом я продал ее и, доплатив, купил двухкомнатную. Заработал, когда еще в ДПС был, где взятки давали. Сколько давали? По-разному. Не я придумал, так до меня было. Купил и иномарку себе.

Сейчас квартира была у него в полной собственности, а если ее продавать и покупать новую в другом регионе – в Сочи ли, в Ялте, – то регистрировать уже придется на двоих с женой. А вдруг она за долгие гастроли встретит другого мужчину? Случится – и выставит его, имея половину жилой собственности. Тогда что? Окажется он в пенсионном возрасте на берегу под лодкой? И ему, коренному свердловчанину (город переименовали, когда он был в армии), нравится Урал: есть леса, где он охотится, есть озера, где часто рыбачит. Да и сам город, с его историей и архитектурой, любит. Вопрос жилья серьезный, Вадим о нем думает, хотя привык жить один и, в принципе, особо по жене не скучает. Сомнения-сомнения…

– Так что, думаешь разводиться? – поинтересовалась я с обычным житейским сочувствием.

– Не знаю, что делать, – сказал он и уставился в точку на краю горизонта.

Я молчала, не мешала его думам. Но тут глянула на часы и охнула – до отъезда последнего санаторного автобуса оставалось семь минут. Вадим стряхнул с плеч печаль, взял меня за руку, и мы, улюлюкая, как подростки, помчались к остановке. Успели!

С ужина Вадим ушел первым – спешил в душ после вынужденной пробежки. Алсу и Сабир поинтересовались нашей прогулкой, и, находясь под впечатлением от услышанного, я рассказала им о проблеме дочери Вадима и желании жены переехать в Сочи.

– Ну, дурачок он, – заявила Алсу. – Зачем терпит жену-циркачку? Здоровый мужик, давно бы себе нормальную семью создал. Дочери двадцать шесть лет – у нее своя жизнь, сама может о себе позаботиться. Не понимаю таких мужчин. И вот мне кажется: жена как повод использовала сопровождение дочери – хотела просто уехать от Вадима. Что-то между ними другое.

Сабир согласно кивал. Я тоже.

Вернувшись в корпус, решила не задумываться о чужой семейной истории – мне за Вадима замуж не выходить. А отдыхать с ним душевно, интересно. Через час мы встретились за традиционным вечерним чаем и снова заговорили о Сочи – про наше вчерашнее рождественское путешествие в центр курорта в компании с другом Виктором и его тринадцатилетним сыном Игорем.

Вместе и одна

7 января

То, что рождественский променад по Сочи получится замечательным, было понятно – погода стояла прекрасная, плюс двадцать градусов. Но я не предполагала, что он пройдет под знаком фотосессии Вадима и повышенного внимания ко мне Виктора.

Мы отправились на остановку общественного транспорта сразу после завтрака и по договоренности сели в тот же автобус, в котором чуть ранее выехали обитатели Кудепсты. Только вошли в салон, как Виктор дал мне бутылочку минералки и предложил сесть на единственное место, оберегаемое его сыном, а мой кавалер вдруг встал в сторонке, словно мы не знакомы.

Вышли у цирка, и Вадим скорей за телефон – фотографироваться на память, ведь он был здесь в прошлом году. На набережной наша четверка растянулась – шли свободно, но друг друга не теряли из виду: Вадим с Виктором двигались впереди, в середине – юный Игорек, я замыкала процессию.

Меня одиночное плавание не смущало: в свой первый визит в Хосту также одна гуляла по этим местам. Сейчас оглядывалась по сторонам: что сохранилось, что изменилось. За месяц до нынешней прогулки случился сильный шторм, и удар пришелся на побережье – телевизионные кадры ужасали. Но набережная выглядела уже обустроенной, очищенной, лишь удручали некоторые закрытые щитами витрины зданий. Все было прежним до выхода на площадь с резиденцией Деда Мороза и скульптурным Чебурашкой на фоне апельсинов-шаров (здесь снимали фильм «Чебурашка»). Я сделала пару снимков и вновь обратила взгляд на море – каждый раз открывался новый кадр, непохожий по цвету, свету, оттенку и композиции. А Вадим фотографировал, в основном, себя – у каждого столба, дома, пальмы, на которые, обращаясь ко мне, показывал Виктор: «Вот отсюда вид живописный. И здесь, рядом с Нептуном, красивый фон». Улучив момент, тихо поинтересовалась у Вадима, что за мальчишество с селфи в его возрасте? Он же расплылся в улыбке: