- -
- 100%
- +
К счастью, ложное известие о его гибели не дошло до Евы – Джереми постарался оградить дочь от тяжелых переживаний, поэтому настрого запретил в присутствии «драгоценной Евы» упоминать о воспитаннике.
Пока Майкл лечился в госпитале, а Барнет и миссис Томсон безутешно оплакивали его, Ева успела накропать несколько писем, а в одно из них от полноты чувств добавила небольшое стихотворение.
Возвращение Майкла, его страдания, связанные с замужеством Берты, его переезд на другую квартиру – все это никак не повлияло на ее эпистолярный жанр: поклонник продолжал «забрасывать» ее письмами.
Существует восточная пословица: сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Наверное, это справедливо, но не во всех случаях, потому что Ева, загипнотизированная мнимыми признаниями, ею же и составленными, вдруг поняла, что она незаметно начинает влюбляться в Майкла.
Странно, но с этого момента письма перестали получаться – переполненная новыми для нее чувствами, Ева оказалась неспособна выдавить из себя ни строчки. Она вдруг затосковала по дому, с нетерпением ожидая каникул, где появлялась призрачная возможность встретиться с предметом любви.
Она недоумевала, почему раньше ей не пришло в голову обратить внимание на воспитанника папочки, а теперь она исхитрялась изобретать предлоги, по которым Уиллоуби непременно должен был навестить их. Если бы не юный возраст Евы, Майкл, возможно, и заподозрил бы что- нибудь, однако он продолжал относиться к ней со снисходительностью взрослого человека.
А дальше последовало его примирение с Бертой, их побег из Лондона и подготовка к отплытию на край света, гибель Берты, арест Майкла и его освобождение. На этот раз Ева была в курсе всех событий и тяжело переживала из-за ареста и несправедливого обвинения Уиллоуби.
Она винила во всем Берту: эта изменница испортила жизнь любимому человеку. Девочке не удалось увидеть соперницу при жизни последней – она искренне сожалела о ее преждевременной смерти, но не настолько, чтобы обливаться слезами.
В том, что сердце Майкла разбито, не было ничего особенного: придет время, и он оценит красоту и чудный характер Евы Барнет.
Она испытала разочарование, узнав об его отплытии в Южную Америку – он даже не нашел времени попрощаться. Ей надоело сочинять письма и пичкать ими подруг, а посему она объявила, что ее возлюбленный навсегда покинул Великобританию, и ее необыкновенный роман угас.
Девчата, с трудом выносившие похвальбу Евы на протяжении многих лет, немного позлорадствовали, а потом дружно бросились утешать подругу. Найдя себя в центре внимания, Ева восприняла слова сочувствия, как бальзам, пролитый на израненную душу, и выкинула Майкла из головы.
И вот он вернулся – такой же, каким она помнила его до отъезда, и забытые переживания моментально ожили. Она растерялась, и в первый момент, кажется, нахамила, а за столом посчитала за лучшее помалкивать, чтобы не проговориться и не выдать себя.
И сейчас, когда он ушел в свою комнату, ее словно магнитом потянуло туда – она хотела ни больше, ни меньше понаблюдать за ним через замочную скважину. Это, конечно, не comme il fout, да и вообще, любопытство наказуемо, но что же делать, если она умирает от этого самого любопытства?
– Если очень хочется, то можно, – успокоила себя девочка и подошла к двери комнаты Майкла.
Глава 9
А Уиллоуби занимался тем, что разбирал чемодан – что в этом особенного? Одежда уже висела в шкафу, на очереди был кофр, в котором лежали упакованные подарки для близких. Сегодня – вечер Рождества, он приглашен на первый концерт Пилар, а затем они отпразднуют праздник вместе в ресторане отеля, где остановилась мексиканка, и закончат в ее номере.
Барнет и миссис Томсон опечалились, узнав, что он не останется дома – только приехал, и уже убегает, неизвестно куда. Ева никак не прореагировала на его сообщение, она вообще дулась на него за завтраком. Причина этой неприязни была непонятна – он не сделал этой девочке ничего плохого, так в чем же дело?
Он подумал, что разбираться в настроении избалованного подростка – это просто потеря времени, пусть с нею разбирается Джереми. И Майкл продолжил заниматься подарками.
Он вытащил шкатулку с безделушками для миссис Томсон – правда, безделушки недешевые: черепаховый гребень, зеркальце в серебряной оправе; коробочка для нюхательной соли, инкрустированная бериллами; золотые колечки-держатели салфеток. Майкл улыбнулся: ему ничего не жалко, и он всегда готов порадовать тетушку Томсон. Она же, подобно Джереми, ничего себе не купит.
Для Джереми он приготовил набор пенковых трубок – тоже достаточно дорогой подарок.
А с подарком, предназначенным Еве, вышла неувязка – не станет же он дарить юной девушке набор индейских сувенирных кукол! Можно представить себе, какую гримасу состроит юное дарование! И как же он упустил из виду, что дети растут, а девочки взрослеют быстрее мальчиков. Но, кажется, есть выход…
Майкл достал из глубин кофра деревянную шкатулку и высыпал на стол ее содержимое – украшения, купленные в Гвиане и предназначенные его пассиям – прошлым, настоящим и будущим. Придется что-нибудь выбрать из этой россыпи…
Он задумался: как воспримет Ева его подарок? К тому же ему неизвестны ее вкусы, а он уже убедился, что она – девочка непростая.
Взгляд Майкла остановился на серебряном браслете, усыпанном южноамериканскими изумрудами. Он представил, что камни подойдут к глазам Евы, похожими на светлые родники, и решительно отложил украшение в сторону.
Не успел он сложить оставшуюся бижутерию в шкатулку, как вдруг дверь за его спиной заскрипела, и любопытная мордашка Евы всунулась в комнату. Ее глаза -щелочки так и бегали, обозревая все вокруг, и, наконец, уставились на лежащие на столе украшения.
– Испортила сюрприз, – обреченно подумал Уиллоуби, а вслух сказал, утрируя недовольство:
– Стучать надо.
Ева удивленно повела бровями и возмущенно фыркнула.
– Подумаешь, я только хотела посмотреть, чем ты тут занимаешься, – произнесла она тоном капризного ребенка.
– А вас в частной школе не учили стучать в дверь? – заметил он с некоторой издевкой.
И юное дарование возразило с неменьшей издевкой:
– Нас учат важным вещам, а не таким частностям.
Ева уже полностью протиснулась в комнату и продолжала косить глазами в сторону стола: блестящие побрякушки так и притягивали ее взор – она уже мысленно перебирала их одну за другой. Перехватив ее горящий взгляд, Майкл насмешливо спросил, кивнув в сторону ювелирного соблазна:
– Нравится?
– Очень, – выдохнула Ева: этот выдох у нее, вероятно, означал восхищение. Она подошла ближе и осторожно спросила:
– Можно мне потрогать?
– Изволь, – разрешил Майкл, жестом приглашая ее к столу.
Ева водила рукой, не зная, что выбрать, и ее движения походили на пассы фокусника в цирке, но вот беда – украшения не увеличивались ни в стоимости, ни в размерах, и можно было прийти к выводу, что фокус не удался, но тут ее взор остановился на перстне с гранатом, и она торопливо схватила его и зажала в кулаке.
Лицо девочки приобрело умоляющее выражение.
– Можно мне померить? – снова спросила она и снова получила согласие от Уиллоуби.
Не мешкая ни одной секунды, она надела на себя и гранатовый перстень, и такой же аметистовый, а потом еще и еще. Она с удовольствием вертелась перед зеркалом, демонстрируя Майклу и воображаемым зрителям пальцы, унизанные кольцами, шею под грудой цепочек с подвесками и браслеты на запястьях.
– А ты, оказывается, сорочьего племени, – удивился Майкл.
Впрочем, ее неподдельная радость захватила и его, и он смеялся и аплодировал ее кривлянью.
– Какая красота! – восклицала она, вздернув подбородок и приняв неприступную позу.
– Какая красота! – повторил Майкл, словно эхо, но его замечание относилось к самой Еве. – Что бы ты хотела выбрать себе в подарок из этих безделушек?
Она задумалась, глядя в зеркало, а потом произнесла с легкой грустью:
– Жаль, что нельзя забрать все, что ты привез. Я понимаю, в таком случае твои подружки останутся без подарков.
Она неторопливо снимала одно украшение за другим и раскладывала их, как на витрине. Уиллоуби почувствовал в ее словах намек на мелочность. В нем заговорила обида: мелочным или жадным он никогда не был.
– Если тебе так хочется, можешь забрать все, – заявил он и добавил с неожиданной теплотой в голосе. – Тебе идут эти вещи.
– Правда? – обрадовалась Ева.
Не дожидаясь повторного приглашения, она сгребла в кучу побрякушки и стала рассовывать их по карманам.
– «Достойная дочь своего отца, – подумал Майкл. – Знает цену деньгам и украшениям.»
– Майкл, это же целое состояние! – воскликнула Ева.
Ее глаза загорелись, и вдруг она вспомнила о подарке для Майкла. Зная о его скором приезде, она заранее приобрела дорогой письменный набор. Деньги ей дала миссис Томсон, и это был первый «взрослый» подарок, предназначенный Майклу – ранее она отделывалась дешевыми безделушками.
Ева собрала украшения и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Уиллоуби разочарованно посмотрел ей вслед: хоть бы «спасибо» сказала.
А через минуту она вернулась, чтобы вручить ему подарок.
– Благодарю, не ожидал, – сказал он, разворачивая упаковку. – Такая красивая упаковка!
– Смеешься, – разочарованно протянула она. Кажется, она была готова надуть губы и расплакаться, как маленькая.
Но тут Майкл вытащил бювар и прищелкнул языком.
– О, мисс Ева, Вы превзошли сами себя.
– Всего лишь спасибо? – разочарованно протянула Ева. – Но этого мало.
Настала очередь Уиллоуби удивиться.
– А что бы ты хотела?
Жеманница выпрямилась, сделала «светское» лицо и с достоинством протянула ему руку для поцелуя. Несомненно, это являлось дерзостью с ее стороны, но о чем тогда она сможет рассказать подругам? Почти все уже целовались, по крайней мере рассказывают об этом, и только Еве нечем было хвастаться.
Неизвестно, разгадал ли Уиллоуби ее маневр, но его лицо за несколько секунд менялось до неузнаваемости: от спокойствия к суровости, а затем в его глазах появились насмешливые искорки.
Растягивая рот в улыбке, он осторожно взял в свою руку ее хрупкую ладошку, но вместо того, чтобы прикоснуться к ней губами, затряс в рукопожатии.
Ева растерялась – это было совсем не то, на что она рассчитывала. Как! Этот тип не захотел поцеловать ей руку и превратил ожидание чего-то необыкновенного в пшик! Впрочем, подругам она и без поцелуя расскажет, каким он якобы был, но унижение от невнимания она не забудет никогда и отомстит при случае.
Она попыталась выдернуть руку, но Майкл продолжал ее трясти, словно ветку яблони. Наконец, ей удалось вырваться: она отступила на некоторое расстояние и, встав в позу оскорбленной герцогини, тоном, полным презрения, произнесла:
– Ваши манеры, сэр, отдают простонародьем.
– А на что Вы рассчитывали, мисс Ева? Вы думали, что я поцелую Вам руку? – снисходительно произнес он. – Разве это согласуется с правилами хорошего тона, которым Вас обучают в частной школе?
– Да! – воскликнула Ева так громко, что у Майкла зазвенело в ушах.
– «Если бы она не была дочерью Джереми…» – промелькнула у него мысль.
– Ну, с правилами хорошего тона я спорить не буду, – заявил Майкл, – Но и руку не буду целовать. Подрасти сначала.
Не надо было ему это говорить, потому что Ева рассердилась так, что с трудом сдерживалась, чтобы не поколотить Уиллоуби.
– Дурак, идиот, хам! – воскликнула она, вытянувшись в струнку и подняв подбородок.
Майкл решил подшутить над юной леди и поспешил изобразить умственно отсталого недотепу. Он округлил глаза и часто- часто заморгал, а затем спросил:
– А при чем тут я? Может, Вы руки и не моете, так что ж я…
Град кулачков посыпался на его голову, и он поймал ее ладошки и стиснул так, что она не могла вырваться, несмотря на сопротивление. Вскоре она затихла и замолчала, раздумывая, а что же она чувствует в чужих объятиях, но кроме покалывания в кончиках пальцев не замечала в себе ничего нового.
Внезапно Майкл убрал руки и спокойно сказал:
– Иди к себе, девочка.
И снова Ева рассердилась.
– Не смейте так меня называть, – светским тоном промолвила она. – И не приближайтесь ко мне ближе, чем на два метра, мистер Уиллоуби.
– Как Вам будет угодно, мисс Ева, – улыбнулся Майкл.
– Подобным образом Вы можете вести себя с другими девицами, менее взыскательными.
– Благодарю Вас за разрешение, мисс Ева.
– А меня Вы никогда не поцелуете.
– Ни за какие коврижки, мисс Ева.
– Нахал! – взвизгнула Ева, почувствовав издевку в его словах. Задрав нос и фыркнув, словно кошка Милли, Ева выскочила из комнаты.
Оставшись один, Майкл подумал, что первое, чем ему следует заняться, это поиски квартиры.
Глава 10
Зажаренный гусь томился в духовке; пудинг, украшенный цукатами и шоколадом, остывал на подносе, а Джереми, кряхтя, доставал из шкафчика бутылочку домашнего вина. В гостиной стояла рождественская елка, под ней стояли фигурки в вертепе – Мария, Иосиф, младенец в корзинке и ангел в длинном хитоне с молитвенно сложенными на груди руками.
В камине потрескивали дрова, и кошка Милли устроилась поближе к теплу в любимом кресле Барнета.
Майкл пожалел, что отказался от уютного семейного ужина, но, заметив Еву, спускающуюся по лестнице, поспешил откланяться.
– А разве мистер Уиллоуби не останется с нами? – лениво произнесла Ева.
Она покосилась в сторону зеркала, чтобы убедиться в том, что выражение ее лица спокойно до полного равнодушия.
Барнет выбрал, наконец, вино и отдал бутылку миссис Томсон.
– Ты о чем, доченька? – переспросил он. – Майкл? Так он еще утром предупредил, что празднует не с нами.
– Ну вот, стараешься, готовишь, а он вечно куда-то убегает, – проворчала стоящая рядом с подносом домоправительница.
– Да не куда-то, а к кому-то, – уточнил Барнет. – Знали бы вы, с какой красавицей я встретил его на перроне. Королева, да и только! Майкл сказал, что она певица, гастролирует в Лондоне. Она пригласила его на концерт. А что это ты так вырядилась, дочка?
Любящий папочка наконец-то обратил внимание на наряд дочери – белое муслиновое платье, чересчур открытое, по его мнению, но не это привлекло его внимание – Ева с ног до головы была обвешана неизвестно откуда взявшимися украшениями.
– Где ты взяла эти вещи? – строго спросил Барнет и потрогал браслет на руке Евы.
Девочка сняла браслет и протянула отцу: так, серебро, а вот камни, похоже настоящие изумруды.
– Подарок Майкла на Рождество, – объявила довольная Ева.
– Как, все это он тебе подарил? Ненормальный, – воскликнул Барнет. – Дочка, это дорого, с чего бы ему тебя так одаривать?
– Мне он почему-то украшения не подарил, – встряла в разговор миссис Томсон.
Это вовсе не означало, что домоправительница недовольна подарком Майкла, скорее она ругала мальчика за расточительность. А в случае с Евой он явно преувеличил.
– Дочка, скажи, а он случайно не… – Барнет не знал, как выразиться, – … не пытался, не дай Бог, обнять тебя или взять за руку?
– Папа! – возмутилась Ева, не дав ему закончить фразу, – Как ты можешь так думать обо мне? Ты же не напрасно платишь за мое обучение и воспитание. Поверь, ты не выбрасываешь деньги на ветер, и я веду себя с мистером Уиллоуби, как истинная леди.
Сказав это, «истинная леди» покраснела, припомнив сцену в комнате Майкла.
– Впрочем, если ты хочешь, папа, я верну Майклу его подарок, – скромно потупившись, произнесла Ева, на что Барнет возразил с излишней поспешностью. А что? Нравится Майклу сорить деньгами, это его дело! Кто бы ни был против, но только не он, Джереми.
– Лучше уж я буду носить эти вещи, чем его красотки, – презрительно бросила Ева.
Барнет с гордостью посмотрел на свое дитя – кажется, дочь обещала со временем стать такой же экономной, как и он сам. Умом и образованием она его уже превзошла.
Миссис Томсон была настроена к девочке более критично.
– Если бы Майкл знал, какие ты номера откалываешь в школе и какие оценки получаешь, он тебе ничего бы не подарил. Вспомни, какое письмо мы получили от твоей директрисы.
– А что директриса? Папа, она меня не любит и придирается по пустякам. И потом, по математике, литературе и французскому я занимаюсь лучше всех.
– А по географии?
– А что по географии?
– А кто заявил на уроке географии, что Египет находится в Европе? Даже я знаю, что он расположен в Америке, – гордо заявила домоправительница
– И не в Америке, а в Африке, – возмутился Барнет. – Это наша колония, мы там построили канал, об этом все газеты писали.
Миссис Томсон и Ева переглянулись: ни та, ни другая газет не читали. Барнет продолжал ворчать, но Ева прервала его резонным замечанием, что, если ей понадобится плыть в Египет, она обратится в пароходную компанию.
А тетушка недоверчиво заметила:
– Надо спросить у Майкла, он был в Америке, и лучше нас знает, где Египет.
Она зажгла свечи и пригласила отца и дочь за стол.
Еще не успели попробовать гуся, как зазвонил дверной колокольчик. Пришел Стив Хэнстед, прикормленный адвокат и ближайший помощник Барнета. Он выполнял деликатное поручение – принес чемодан с деньгами – рождественский подарок от банды. Надо сказать, что Джереми предпочитал наличные, по своей простонародной привычке он не слишком доверял чекам, векселям и другим банковским бумагам. Хэнстед объявил, что идет праздновать в отель, а «ребята» встали на трудовую вахту – праздничная публика более невнимательна, поэтому обчистить карманы в такие дни намного проще.
Барнет отпустил помощника и занялся любимым делом – он пересчитывал деньги.
Ужин подошел к концу, когда миссис Томсон заметила, что Ева украдкой спрятала в угол кусочек восхитительного пудинга.
– И что ты делаешь? – спросила тетушка. – Зачем ты крошишь пирог по углам? Мышей приваживаешь?
Застигнутая врасплох Ева вздрогнула.
– Тетя, не сердитесь. Такой вкуснятиной соблазнятся даже мыши.
– Только мышей нам не хватает, – вздохнула миссис Томсон.
Ева решила, что самое время подлизнуться к тетушке. Она обняла ее и пророкотала нежно:
– Не сердитесь, дорогая тетушка. Это для Милли. Она ведь домашний хищник, поэтому хотя бы раз в неделю должна питаться свежим мясом.
– Как будто я у мясника беру несвежее, – обиделась домоправительница.
– Ну конечно же свежее, – перебила ее девочка, – Но Милли для полного здоровья должна иногда помышковать.
– Что? – не поняла тетя.
– Ну. Поохотиться за мышами. Вот я их и приманиваю на рождественский пудинг.
Миссис Томсон засмеялась:
– Дорогая, я боюсь, что ты сама будешь мышковать, вместо Милли. Посуди, какая из нее охотница, ей и так все подано на тарелочке. Да еще и норовит стянуть что-нибудь с кухни.
Вскоре Ева ушла в свою комнату, унося на руках негодницу Милли. Праздник закончился, пора ложиться спать.
Ева переоделась и, сидя перед зеркалом, долго расчесывала спутанные волосы. Невольно она вернулась мыслями к Майклу и вдруг поняла, что ревнует его к незнакомке с поезда. Чувство было новым для нее, и она опешила. Если она ревнует Майкла, значит, она в него влюблена? В этого грубияна? Не может быть.
Это открытие выбило ее из колеи и заставило задуматься… Нет, нет, Майкл – это просто так, хвастовство перед подругами, но придет время, и за Евой явится красивый молодой аристократ – вот кто станет ее избранником!
Ладно, аристократ аристократом, но где в рождественскую ночь бродит скотина по имени Майкл? Пусть только явится, Ева всласть попилит его за все прошлые, настоящие и будущие прегрешения.
Глава 11
Никогда еще Пилар Каварубия так не волновалась, как сейчас, перед премьерой в Лондоне. Ее била мелкая дрожь, она гоняла новенькую горничную то за шалью, то за нюхательной солью, то за водой, и та с непроницаемым выражением лица исполняла любой ее каприз.
Импресарио Энрике Маркос тоже волновался, но уже успел подлечиться универсальным средством – рюмочкой хорошего коньяка.
Пилар знала, что Майкл здесь, в зале среди публики: он прислал ей цветы и рождественский подарок – красивое жемчужное ожерелье. Что ж, Пилар постарается не ударить в грязь лицом и покорить не только взыскательную лондонскую публику, но и самого дорогого лондонца – Майкла Уиллоуби.
Напрасно волновалась мексиканка – ее зажигательное пение пробудило в чопорных англичанах такие страсти, что они вскакивали с мест и чуть ли не порывались пуститься в пляс, а в конце выступления забросали певицу цветами.
После концерта Майкл поспешил за кулисы. Дверь в гримерную сеньориты Каварубия то и дело открывалась и закрывалась, впуская и выпуская посетителей. Певица принимала букеты и поздравления и раздавала автографы. Она улыбалась, купаясь в лучах славы, но верный импресарио хмурился и оттеснял наиболее надоедливых посетителей. Энрике видел, что Пилар устала, что она выложилась за время выступления. Лучше всего для нее было бы поехать в отель и поспать несколько часов в номере, несмотря на Рождество, однако он помнил, что красивый англичанин с корабля заказал столик в ресторане и скоро придет за сеньоритой.
То, что произошло дальше, явилось полной неожиданностью и для Пилар, и для импресарио: Уиллоуби столкнулся в дверях с другим, не менее страстным поклонником – сеньором Антонио Гарсиа. Южноамериканец был одет в той же манере, что и на корабле – дорогой строгий костюм и огромное сомбреро, похожее на блюдо для свадебного торта. Шею мачо украшала массивная золотая цепь; на указательном пальце сверкала бриллиантами громадная печатка в виде черепа. Гарсиа пыхтел вонючей сигарой и казался вполне довольным жизнью. За спиной мачо топтались телохранители, что также придавало значительность нуворишу.
Неизвестно, кто начал первым: в мгновение ока оба поклонника схватились между собой. Телохранители Гарсиа переглянулись и тоже влезли в драку. И снова приемы японской борьбы выручили Уиллоуби – он полностью контролировал ситуацию.
Один из телохранителей вынул нож, однако воспользоваться им не успел – Майкл выбил клинок из рук нападавшего, а его попутно вырубил ударом в сонную артерию.
Гарсиа подскочил сзади и вцепился в плечи противника, и вскоре оба покатились по полу – силы были примерно равны, но если Майкл брал ловкостью, то за Гарсиа была масса тела и медвежья хватка. Наконец, Майкл изловчился и ударил мачо в солнечное сплетение, тот застонал и скорчился от боли.
Кажется, драка подходила к концу, главный соперник был не в состоянии ответить наглому англичанину на удар, а телохранители стонали и изображали тяжело раненных. Майкл тяжело дышал: продолжать сражение не хотелось, тем более он считал себя победителем. Ничего, скоро мачо придет в себя и уберется из гримерной – уползет, как побитый пес.
Внезапно он заметил, что из-под разорванной в драке рубашки Гарсиа выпал замшевый мешочек и упал прямо под ноги Майклу. Тот молниеносно спрятал добычу в карман, чтобы исследовать ее на досуге, и посмотрел на Пилар.
Кажется, мексиканке не понравилось происходящее в ее гримерной. Вместо того, чтобы поздравить Майкла с победой, красавица залепила ему короткую увесистую пощечину.
– Это за то, что вы с Гарсиа испортили мой дебют в Лондоне, – заявила она, бросая на обоих поклонников уничтожающие взгляды.
Майкл догадался, что вечер в ресторане отеля и продолжение в номере отменяются, но не стал сожалеть по этому поводу – драка с Гарсиа и пощечина Пилар вывели его из равновесия.
– Но я же не нарочно, Пилар, ты же видела, что этот тип спровоцировал меня, – попробовал он оправдаться. – Я не хотел причинять тебе неудобства.
Все доводы были напрасны: обиженная девушка потребовала, чтобы оба поклонника немедленно удалились.
– Иначе я позову полицию, – пригрозила она.
Очнувшийся Гарсиа тоже лепетал что-то, но гордая красавица и к этому поклоннику отнеслась столь же неблагосклонно.
Энрике Маркосу стало жаль драчунов, и он попросил их удалиться по-хорошему.
– Ни мне, ни сеньорите Каварубия не нужны скандалы в самом начале гастролей – не дай Бог, пронюхают газетчики, понапишут, неизвестно, что, и гастроли не принесут ожидаемых сборов, – твердил он, толкая плечом одного и другого, пока не вытолкал в коридор.
Куда уехал Гарсиа со своими побитыми телохранителями, неизвестно, да и не имеет значения для нашего повествования. Уиллоуби, недолго думая, отправился в «Веселую лошадь» – паб, где собирались кутить громилы Барнета. Он снова пожалел, что не остался в семье, но что сделано – то сделано.
Постепенно за кулисами все стихло; разошлись зеваки, наблюдавшие за дракой, а сеньорита Каварубия сняла грим и переоделась – она намеревалась последовать совету импресарио, то есть вернуться в номер и лечь спать. В этот момент в дверь постучали.