Предисловие
Любите ли вы себя так, как люблю себя я? Уверена, что нет. И не переубеждайте в обратном. Не помню, когда это случилось, но думаю, уже с первым глотком воздуха поняла, что этот мир создан исключительно для меня. Я была поздним и единственным ребенком в семье. Долгожданным и выстраданным. Родители души во мне не чаяли и с пеленок внушали, что я лучше, умнее и красивее многих. И у них это отлично получалось. Я четко знала, чего хочу и как этого добиться. Имя Виктория говорило само за себя. Я привыкла побеждать и быть первой.
Когда моих сверстников водили в сад, я под присмотром двух нянь рассекала на электромобиле по набережной, щедро швыряя пригоршни королевских креветок галдящим у воды чайкам. Стоило мне указать на что-то маленьким пальчиком, и желания исполнялись в ту же секунду. Из уст родителей я не слышала слова «нет». Они жили для меня и ради меня.
– «Любуясь тобой, я забываю дышать», – говорил перед сном папа.
– «Ты моя душа», – вторила ему мама.
Не задумываясь, чем заслужила столь великое признание, я позволяла себя любить, баловать и возносить до небес.
Начальная школа едва не подорвала веру в себя. Отдельные личности пытались доказать, что я глубоко заблуждаюсь в своей феноменальности. Но я была бы не я, если не сумела адаптироваться в чужеродной среде и не доказать глупым завистливым детям, чего стою на самом деле.
К концу третьего класса мальчики дрались за право нести мой портфель, а девочки завистливо кусали губы, тихо ненавидели, но предпочитали молча переживать свое фиаско.
К восьмому классу я слыла первой красавицей школы и любимицей учителей. Не беря в расчет Веру Даниловну, преподавателя технологии, которая упорно пыталась доказать, что руки у меня растут не из нужного места.
– «Ты, Виктория, красивая, бездушная кукла, которая даже носки мужу заштопать не сможет».
Слово штопать показалось столь обидным, что я не упустила случая обсудить его значение за воскресным семейным ужином. Папочка отчего-то сильно разволновался, долго измерял шагами гостиную, целовал меня в макушку и хлестал коньяк.
– «Да как она посмела нагрубить дочке мэра? Я ей покажу!»
Что он собирался показать учительнице, я так и не поняла. Но Веру Даниловну в ближайший же понедельник отправили на пенсию, а пришедшая ей на смену Лилия Эльдаровна, закатывая глаза к потолку, довольно реалистично расхваливала мою ленточную вышивку с безобразно торчащими нитками.
До выпускного класса отец лично привозил меня к школьному порогу ровно за две минут до звонка. Распахнув дверцу, помогал выйти из белоснежного Мерседеса и, поцеловав в лоб, неизменно повторял коронную фразу: – «Виктория ты моя гордость».
А его гордость, взмахнув каштановой гривой, швыряла портфель в толпу встречающих, и гордо дефилировала по школьным коридорам, ведя за собой свиту поклонников.
Переживания относительно друзей я тщательно прятала глубоко в себе. Друзей у меня попросту не было. Меня обожали, ненавидели, завидовали, но не дружили. А мне хотелось запросто, как Ирка Иванова, треснуть Митьке учебником алгебры по голове и, роняя стулья, с визгом пуститься наутек между рядами. Один раз все же попробовала. Так Митька, потеряв дар речи от такого внимания, тут же подставил голову для повторного удара.
А как весело и воодушевленно обсуждали девчонки пошив вечерних платьев для выпускного вечера. Но что могла рассказать им я? Нет, я, конечно, попыталась поведать о том, что мамочка с ног сбилась, выбирая между Лизой Донетти и Валентино, но одноклассницы лишь ошалело вращали глазами, не зная, как реагировать на столь неожиданные откровения.
Единственный, кто отказался возводить меня в ранг богинь был Димка Лихачёв. Завоевав внимание девушек нашего и в придачу параллельного класса, он запросто обходился без меня. Только я, поддавшись стадному рефлексу, грустно вздыхала, глядя на его красивый профиль, писала глупые стишки и пару раз думала о нем по ночам. Но, как вы помните, я была бы не я, если бы не заставила упрямого мальчишку ответить на мои чувства.
Целый месяц мы ходили, держась за руки, по прибрежной гальке старого безлюдного пляжа, болтали ни о чем, смеялись и даже… Но здесь я остановлюсь подробнее, потому что именно в тот день и началась моя история.
Глава 1
Наш семейный водитель Егор по моему приказанию припарковал серебристый внедорожник у заброшенной пристани. Постучав ногтем указательного пальца по циферблату, напомнил, что через два часа я должна вернуться к машине.
– Сергей Федорович уже интересовался, почему ты стала позже возвращаться с занятий.
– А ты что? – Я смерила водителя вопросительным взглядом, заранее зная его ответ.
– Как и договаривались, сказал, что факультативы добавили.
– Все верно, – я одобряюще похлопала его по плечу и отблагодарила вытащенной из кармана купюрой.
***
В тот день все было по-другому. И воздух был необыкновенно прозрачен, и море плескалось по-особенному. И Димка смотрел на меня не так, как всегда.
– Виктория, а ты вовсе не заносчивая гордячка, какой пытаешься казаться, – он сказал и как бы невзначай коснулся моих губ сухими обветренными губами.
Искренне недоумевая, как меня можно было обозвать гордячкой, я привстала на носочки и, отдавая долг, громко чмокнула его в ответ.
– Еще! – попросил он. И я снова ткнулась в его потрескавшиеся губы.
– Еще! – не на шутку разошелся парень, но я показала ему комбинацию из трех пальцев, заявив, что теперь его очередь меня целовать.
Вместо поцелуя Димка потащил меня к нависшей над морем скале и, взяв на руки, прямо в кроссовках ступил в холодное апрельское море.
– Не урони! – я смеялась, уткнувшись носом в его теплую шею. А он, утопая в воде по колено, нес меня вдоль отвесной каменной стены.
– Скоро уже? – Я волновалась, чувствуя, как он с каждым шагом все больше выбивается из сил.
– Пришли! – торжественно объявил Димка, когда мы оказались на каменистом пятачке перед глубокой расщелиной в скале. – Это моя пещера, я прошлым летом на нее случайно наткнулся. Ну же, проходи! – он поставил меня на влажные камни и подтолкнул в спину. – Лихачёвская пещера, как тебе такое название?
Я одобряюще улыбнулась, пробираясь по узкому проходу к гроту, размером с небольшую комнату.
– Кварц! Видела такое? – Димка восхищенно развел по сторонам руки перед белой искрящейся стеной.
– Не-а, – честно призналась я. – Если только в метро?
– В метро? Шутишь? Там крошка, а здесь монолит! Цельный, живой! Приложи ухо. Слышишь, как гудит?
В монотонном гудении слышался протяжный шум, плеск волн и вой штормового ветра.
– Кварц разговаривает с тобой, – пояснил Димка. – А утром, когда просыпается солнце, пещера бывает залита розовым светом. Жаль, ты сегодня, не увидишь этого. Но мне так хотелось об этом кому ни будь рассказать, но боялся, что пещера перестанет быть моей тайной.
– А мне, значит, доверяешь?
– Тебе доверяю! – Димка покрыл мое лицо поцелуями и признался в любви. – Заработаю денег, – оторвавшись от губ, он мечтательно закатил глаза, – куплю инструмент и выбью на камне твой рельеф. Я уже даже набросок сделал. Хочешь посмотреть? Обернись.
Пачкая пальцы в угольной пыли, я повторила контур акулы с моим лицом.
– Рыбой меня еще никто не называл! – притворно обиделась я.
– Акула – царица морей! Красивая, холодная, опасная! – заглядывая в глаза, оправдался Димка.
– Я не такая!
– Такая! Сильная, напористая, опасная, – он хитро ощерился, – Палец в рот не клади, – в его глазах плескался задорный огонек.
– Ну, раз так… – я с рычанием набросилась на парня, кусая его щеки и подбородок, покрытые первой щетиной. Я чувствовала себя настолько счастливой, что потеряла счет времени.
Мы решили прервать свидание, когда пещера погрузилась в темноту, а губы нестерпимо болели от поцелуев.
– Замерзла? – Димка заботливо поднял воротник моего легкого кашемирового пальто. Взвалил на спину и побрел в обратный путь по разыгравшимся от ветра волнам.
– Ты, знаешь, кто?
– Акула, – я прикрыла Димкины губы ладошкой, – ты уже говорил.
– Ты очень красивая акула, – Димка поцеловал мои замерзшие пальцы. – Я больше не буду тебя звать Викторией. Теперь ты для меня Вика, Викуша, Викуля…
– Нельзя коверкать имена, это пошло, – я безжалостно прервала поток его нежности.
– Почему?
– Папа так говорит.
– Как же тебя родители дома называют?
– Викторией.
– Скучно, официально и совсем не ласково.
– Нормально. Ненавижу сюсюканья.
– Ты уже решила, чем собираешься после школы заняться? – Димка резко сменил тему и обиженно засопел.
– Во-он, в тот особняк перееду, – я указала пальцем на скалу, на вершине которой громоздилось залитая электрическим светом громада. – Буду просыпаться по утрам, выходить на балкон и любоваться восходом. Хотел бы там жить?
– С тобой? Хотел бы. Только попробуй такой купи, никаких денег не хватит.
– А зачем деньги? Скажу маме, она накопает что ни будь на хозяина особняка и прогонит его.
– Как это?
– Моя мама раньше работала в управлении Федеральной налоговой службы и уверена, что было бы желание, любого можно по миру пустить.
– Ты это серьезно? Я имею ввиду про «накопает» и «прогонит»?
– Нет, конечно. Шучу я. Тем более в особняке на скале живет друг нашей семьи Демьян Гужинский. А вот я никак не могу уговорить папу построить дом у моря. Он до ужаса боится цунами и думает, что меня может смыть волной. Вот уж смешно. Откуда в закрытой бухте цунами взяться? Да и плаваю я как акула.
Димка рассмеялся. Поставил меня на берег и потянулся к губам.
– Закончу институт гостиничного бизнеса и туризма, – отстранившись, я продолжила делиться своими мечтами, – построю отель так близко от воды, что бы прямо из окон на лодки садиться. Вот уж где красота!
– Фантазерка!
– Ничуть! Вот увидишь, так и будет. А у тебя какая мечта?
– Поступлю в художественный колледж на скульптурное отделение, а там посмотрим.
Мы с Димкой одновременно замолчали, вглядываясь в густеющий сумрак.
– Что там, на берегу? Откуда столько людей?
– Может, туристы? – предположил Димка.
– Рановато для отдыхающих. Да и с тех пор как угол скалы обрушился, на этот пляж редко кто захаживает.
– Смотри, машины с мигалками подъехали! Видимо, ищут кого-то. Нужно скорее уходить, а то как пить дать сейчас утопленника достанут. На прошлой неделе двоих выловили. Сам видел.
Рассмотрев среди снующих по берегу людей высокую и статную фигуру отца, все поняла.
– Дим, а ведь это меня ищут.
– Сейчас тебе влетит, – посочувствовал он.
– Вот еще! Не родился тот человек, который посмеет меня наказать! А вот тебе лучше не встречаться сейчас с моим папочкой.
Подмигнув на прощание, я побежала по мелкой, гремящей под ногами гальке, горланя во всю силу голоса:
– Папа, я здесь! Папочка!
Отец бросился ко мне, а добежав, с размаху влепил звонкую пощечину. Пораженная случившимся, я покачнулась на ногах, обезумев от обиды и злости.
– Этого я тебе никогда не прощу, – процедила сквозь зубы и стала продираться сквозь толпу обступивших нас людей.
– Виктория, доченька, – отец бежал за мной и, судя по плаксивым ноткам в голосе, сто раз уже пожалел о содеянном.
Я упала в салон припаркованного у пирса автомобиля и ткнула в спину водителя.
– Поехали.
– Ты подвела меня, – упрекнул Егор.
– Поехали! – с нажимом в голосе повторила я.
– А как же Сергей Федорович? – возразил водитель, указывая рукой на спешащего к машине хозяина.
– Трогай! Кому сказала?
Краснея, как светская барышня на первом балу, Егор готов был грохнуться в обморок. Ослушаться меня он не мог, потому что в течении всего времени, сколько он работал на нашу семью, его мозг зомбировали: «Слово Виктории – закон». Но и кинуть того, кто щедро оплачивал ему сидение за баранкой, казалось невозможным.
– Поехали, идиот, или выметайся! – я врезала ни в чем не повинному водителю по затылку и нажала кнопку зажигания.
Машина, тихо заурчав, тронулась с места. А отец, не сделав попытки нас остановить, так и остался стоять, виновато понурив голову.
Едва мы въехали во двор особняка, как на крыльцо выбежала заплаканная мама. Увидев меня, схватилась за сердце.
– Виктория, что случилось? Твоя щека, губы… Кто посмел тебя ударить? А где папа? Я немедленно звоню в полицию.
Наткнувшись на мой тяжелый взгляд, испуганно отступила в сторону.
Сбрасывая на ходу пальто, я пронеслась через холл к лестнице на второй этаж. Уединившись в своей комнате, никак не могла прийти в себя. Закрывая глаза, видела отца с занесенной надо мной рукой. Не в силах справиться с бурлящим гневом, разбросала по комнате подушки и разбила о стену торшер.
Засыпая, я слышала, как родители, не решаясь переступить порог, горячо спорили у приоткрытых дверей моей спальни.
– Кажется, спит, – горько вздохнул отец. – А мне не уснуть, пока она не простит меня.
– Подождем до утра, – предложила мама.
– Я упал в ее глазах, – не успокаивался он. – Мне этого не пережить.
– Ты чудовищно поступил, – согласилась с ним мама, – но Виктория – благоразумная девочка и должна понять, что ты не отдавал отчета в своих действиях.
– Я думал, что потерял ее, а когда увидел с мальчишкой…
– Ты узнал его?
– Нет. Он так быстро испарился, что даже рассмотреть его не успел. И от Егора слова не добился. Вероятно, врет, покрывая его. Уволю к черту мерзавца.
***
Разбудил меня телефонный звонок. Я потянулась и, жмурясь от солнечного света, приняла вызов.
– Ты почему не в школе? – прошелестел в ухо ласковый Димкин голос. – Решила прогулять?
– Кажется, меня забыли разбудить, – я громко зевнула, переводя взгляд на настенные часы.
– Сильно ругали вчера?
– Ни грамма! – уверила я, пытаясь понять по его тону, стал ли он свидетелем моего позора? Но то ли Димка был очень тактичным, то ли действительно не видел отцовской пощечины, но за время нашего разговора даже намеком не указал на это.
Закончив разговор, я облизнула горячие, как кипяток губы, плотнее закуталась в одеяло и позвала маму.
Она появилась в комнате так быстро, словно все это время стояла под дверями.
– Проснулась? – обрадовалась она. – А мы с папой…
– Почему отопление отключили? – я не дала ей договорить. – Зуб на зуб не попадает.
Мама коснулась губами моего лба и, выбежав из комнаты, закричала:
– Срочно врача! Виктория заболела!
– Не надо врача! – я выскочила следом в одной пижаме, но остановить процесс суеты уже не смогла.
– Немедленно в кровать! Не спорь! – рыдала мама, запихивая меня под ворох невесть откуда взявшихся одеял и пледов.
Через двадцать минут меня уже осматривал наш семейный доктор. Успокоив родителей, что у меня отнюдь не смертельное заболевание, а самая обычная простуда, рассмеялся:
– Виктория, детка, поправляйся скорее, мне не хотелось бы провести свой отпуск у твоей постели.
– Вот, видишь, Виктория, к чему приводит твое непослушание? – завела разговор мама, когда доктор покинул мою комнату. – Если ты решила погулять у моря, нужно было одеться теплее, взять с собой термос с чаем и не отходить далеко от машины.
– И грелку к заднице привязать, – съязвила я.
– Виктория, что за тон? – возмутился было отец, но тут же осекся. Выдержав небольшую паузу, продолжил говорить: – То, что произошло вчера – досадное недоразумение. Я боялся, что уже никогда не увижу свою маленькую девочку…
– …а девочка взяла и вернулась, – договорила я за него.
– Хвала небесам. Я так обрадовался!
– И на радостях избил меня? Это же нормально! Все так делают! Обрадовала – получай по морде!
– Милая, не язви, прошу тебя! Скажи, что нужно сделать, чтобы ты скорее забыла об этом чудовищном проступке?
– Уйти с моих глаз!
– Не будь такой жестокой! Папа столько делает для тебя! – заступилась за отца мама.
– Я его ни о чем не прошу! – я забиралась под одеяло с головой.
– Виктория, разговор не окончен! – рассердилась мама.
– Я болею и хочу отдыхать.
– Расскажи, где ты вчера была, и назови имя парня, по чьей вине вынуждена пропускать учебу. Где он тебя удерживал столько времени?
– Никто меня не удерживал. Я сама захотела с ним гулять. Не маленькая! Мне скоро семнадцать! Забыли? Мои одноклассницы уже давно, и встречаются, и целуются и…
– Замолчи, Виктория! Немедленно замолчи! – расплакалась мама. – Ты не такая, как они, и не можешь встречаться с кем попало, тем более не поставив нас в известность!
– Так вот, я ставлю вас в известность. У меня теперь есть парень.
– Тебе рано встречаться с парнями, – мама сказала как отрезала.
– А когда будет нормально? Или ты хочешь, чтобы я, так же, как и ты, мамочка, потеряла девственность в тридцать пять и родила в сорок?
– Не смей, Виктория! – не удержался молчавший до сих пор отец.
– Ну, ударь меня! Чего ты растерялся? У тебя же это уже вошло в норму, бить дочь.
– Мы ее потеряли, – горько вздохнул отец и немедленно покинул комнату.
– И ты иди за ним, чего стоишь? – прикрикнула я на маму. – Все равно все будет, по-моему. Я буду встречаться, с кем хочу и когда захочу. Я в нашей семье главная! Я!
Обиженная на весь мир, я провалялась в постели до самого обеда. Раз в полчаса ко мне наведывалась тихая и безмолвная помощница Нюша. Она ставила на прикроватный столик свежезаваренный чай, меняла пиалу с медом и, не проронив не слова, исчезала за дверью.
В один из ее приходов я не выдержала.
– Тошнит уже от тебя! Хватит бегать туда-сюда!
– Но, Сергей Федорович…
– Вот к нему и бегай, а меня оставь в покое! Еще раз заглянешь, запущу в тебя первым что под руку попадется.
Мама вошла в комнату, когда я ворковал с Димкой по телефону. Заметив, с каким интересом она прислушивается к разговору, я наигранно рассмеялась и горячо зашептала в трубку:
– Скучаю… люблю… целую, вот только у меня от твоих поцелуев губы распухли.
Услышав про поцелуи, мама, чтобы не свалиться, оперлась спиной о стену.
– Ты теперь всегда будешь врываться и подслушивать чужие разговоры? – я возмутилась, пряча смартфон под подушкой.
– Виктория…
– Фу, как грубо звучит! Неужели нельзя называть свою единственную и любимую дочь менее официально? Я даже в детстве никогда не была Викой, Викулечкой… или как там еще можно ребенка обозвать?
– Но тебе всегда нравилось быть Викторией, и ты соответствовала своему имени. Красивая, сильная…
– … холодная, опасная, – продолжила я, – Акула!
– Какая акула? Что ты выдумываешь?
– Мама, говори, зачем пришла? Нюша нажаловалась?
– Сдалась мне эта Нюша, – отмахнулась мама. – К шести вечера приведи себя в порядок, Антон Михайлович приедет.
– Нет! Не хочу! – я застонала, но мама, чтобы не ввязываться в спор, поспешила уйти.
Каждый раз одно и тоже. Малейшая проблема, нет, чтобы самим поговорить и разобраться, родители звали нудного въедливого психолога. Только я больше не девочка пубертатного возраста, у которой он так запросто копался в мозгах и выманивал все тайны.
Пунктуальность была одной из главных черт характера Антона Михайловича, и ровно в шесть вечера, он уже входил в мою комнату.
– Виктория, ты…
– … ужасно выглядишь, – продолжила я за него фразу.
– Я вовсе не это хотел сказать.
– Вы постоянно говорите, что я прекрасно выгляжу, но сегодня это будет ложью, поэтому давайте оставим комплименты для другого раза и начнем сеанс.
– Что за настрой? Ты никогда не была такой агрессивной и жесткой.
– Была. Только притворялась, чтобы не встречаться с вами чаще положенного.
– Ты пытаешься обвести меня вокруг пальца, а ведь я твой друг и пришел помочь.
– А если мне не нужна помощь?
– В этом мы сейчас и разберемся.
– Тогда я первая начну задавать вопросы.
– Буду рад. Ты даже не представляешь, Виктория, как облегчишь мне задачу.
– Сомневаюсь, – я хитро улыбнулась, строя в голове коварный план по внесению диссонанса в скучную беседу.
Антон Михайлович вальяжно развалился в кресле и тычком пальца вернул на место сползшие с переносицы очки.
– Ну-с, я слушаю.
– Во сколько лет у вас появилась девушка?
– Э-э-э… – первый же невинный вопрос заставил светилу психологии напрячься.
– Ответьте честно! – потребовала я.
– Не помню точно. В шестнадцать или семнадцать.
Я даже взвизгнула от радости, что наша беседа задалась с самого начала.
– А теперь, уважаемый Антон Михайлович, попробуйте доказать, что мне встречаться с парнем еще рано. Вас же за этим мои родители прислали?
– Виктория, но ты девушка…
– А позвольте узнать, сколько лет было вашей девушке на тот момент?
– Она была моей… к-ха… одноклассницей.
– Больше вопросов у меня нет. Пока нет. Так в чем вы там хотели разобраться?
– Расскажи, что вчера с тобой приключилось?
– Ничего необычного, если не считать того, что меня избил отец.
– Давай сначала обсудим твой проступок, который вызвал гнев Сергея Федоровича.
– Я гуляла со своим одноклассником.
– Где?
– На старом пляже.
– На пляже вас не было. Вы исчезли и были наедине целых четыре часа!
– А вы со своей девушкой тоже под присмотром родителей гуляли? У меня такое чувство, что вы сейчас резко переквалифицировались из психолога в следователя. Или мне показалось?
– Я хочу помочь тебе, но для этого должен быть в курсе того, что между вами произошло.
– А с чего вы взяли, что могло что-то произойти? Ну, кроме того, конечно, что меня обидел отец. Вот это меня и волнует. Вот об этом я и хочу поговорить.
– Мы обязательно поговорим, но сначала… Виктория, твои родители переживают, что парень мог позволить себе лишнего.
– Вам интересно, был ли между нами секс? А почему мама меня об этом сама не спросила, а прислала допытываться чужого мужика?
– Я не мужик!
– Удивлена, мне казалось…
– Виктория, прекрати разговаривать со мной в таком тоне! Я в первую очередь доктор, и между нами до сегодняшнего дня были доверительные отношения. Что случилось?
– Доверительные отношения? Тогда еще один вопрос. А у вас с вашей шестнадцатилетней подружкой был секс?
Доктор закатил глаза, а затем нервно закашлял в кулак.
– Значит, вам я должна доверится, а вы мне нет? Так не пойдет! Откровенность за откровенность! Но, судя по тому, как покраснели ваши уши, смею предположить, что вы с ней не просто за ручку держались.
– Пожалуй, мы прервем нашу беседу, – Антон Михайлович суетливо принялся протирать очки. – Как смотришь на то, чтобы встретиться на следующей неделе, скажем, в субботу?
– Отлично. У вас как раз будет время освежить воспоминания о юных годах. Но может, вы все же задержитесь и поможете мне справиться с тем, что меня действительно волнует? Научите, как мне вести себя с отцом?
– Сергей Федорович любит тебя и будет хорошо, если ты постараешься понять, почему он так поступил. Его эмоциональное состояние в тот момент не поддавалось контролю. Действия человека при аффектах подобны взрыву. Всему виной скопившееся волнение, переживание и разочарование.
– Разочарование? Вы хотите сказать, что он разочаровался во мне?
– Он ожидал от тебя послушания, покорности, а ты…
– Можете не продолжать. Я поинтересуюсь у папочки, действительно ли он разочаровался в своей единственной и любимой дочери?
– Я неверно выразился.
– Зато я услышала, что хотела! Да не волнуйтесь вы так, Антон Михайлович. Все хорошо. Пойдемте ужинать. Вы же всегда остаетесь на ужин? Папочка уже и коньячок охладил, и лимончик порезал. Все как вы любите. И я, пожалуй, спущусь вместе с вами.
Приятно удивившись моему появлению, отец подскочил с места, галантно отодвинул свободный стул в сторону.
– Счастье мое, как я рад тебя видеть! – ворковал он, набрасывая на мои плечи мамину пуховую шаль. – Укройся, родная. Ты должна себя беречь, – и, повысив голос, прокричал: – Нюша, можно подавать ужин!
Заметив, что Антон Михайлович мнется у порога, окликнул его:
– Куда же ты спешишь, друг мой? Прошу к столу! По стопочке опрокинем, голубчиками заедим. Нюша из-за тебя расстаралась, вспоминая, как ты в прошлый раз ее голубцы нахваливал.
Пока накрывали на стол, мама нервно теребила в руках льняную салфетку, не сводя вопрошающих глаз с Антона Михайловича.
– Как поговорили? – начала она издалека.
– В субботу решили еще разок встретиться, – уклончиво ответил психолог и, мягкой улыбкой, призвал меня к солидарности.
– Все замечательно, – подтвердила я, – мы даже посекретничали.
– Вот даже как? – обрадовалась мама.
– Радость моя, значит, ты больше не злишься на меня? – отец заискивающе заглянул в глаза.
– Конечно, нет, папочка. Спасибо Антону Михайловичу, он так доходчиво объяснил мне про состояние аффекта.
– Так и было, милая. Так и было! Захлестнуло… Сам не ведал, что творил.
– Это потому что ты во мне разочаровался, папочка? И как мне теперь с этим жить?
– Нет-нет! – отец соскочил со стула, опрокидывая соусницу на скатерть. – С чего ты взяла?
– Он сказал, – я перевела взгляд на психолога.
Антон Михайлович поперхнулся только что проглоченным коньяком и уронил на светлые брюки жирный голубец.
– Ты неверно истолковала мои слова, Виктория!
– Я всегда записываю наши разговоры. Могу дать прослушать, – злорадно ухмыльнулась, и дав никому опомнится, продолжила: – Ой, мамочка, а Антон Михайлович начал встречаться с девочкой тоже в шестнадцать лет и между ними кое что случилось, – я многозначительно закатила глаза и мелко захихикала.
– Антон, как ты мог? – завопил отец. – Или на старости лет совсем разума лишился? Я за этим тебя позвал? Ты чему девочку учил? Убирайся вон из моего дома! Немедленно!
Пока оклеветанный психолог бежал к дверям, с пеной у рта защищая свою честь, отец, забыв о каких-либо приличиях, жадно глотал коньяк прямо из горлышка хрустального графина.
Все дальнейшие попытки родителей завести со мной разговор я пресекала недовольным хмыканьем. Попросив не беспокоить меня до утра, театрально швырнула салфетку в недоеденный ужин и походкой свергнутой царицы покинула столовую.
Засыпала я с улыбкой на губах, вспоминая Димкины поцелуи. Мне было так хорошо, как никогда до этого. Я даже допустила мысль, что влюбилась, но быстро ее отмела. Это меня должны все любить, и точка!
Глава 2
Проснулась я от легкого дуновения в ухо. Так, меня мог будить только отец.
– Виктория, вставай, – ликующим голосом потребовал он.
– Что за спешка? Я планировала до обеда поваляться.
– Уже обед. Поднимайся, соня. Да посмотри в окно, какой чудесный сегодня день.
Зная по своему опыту, что если отец на чем-то настаивает, то небеспричинно. Я нащупала на прикроватном столике пульт и развела по сторонам тяжелые шторы.
– Ой, а что это такое на лужайке? – отец, в восторженном нетерпении, приплясывая у подоконника.
Поддавшись его шутливому настроению, я выкатилась из-под одеяла прямо на пол и предвкушая сюрприз, подбежала к окну. Разинув рот и потеряв дар речи, я не могла отвести взгляда от приплюснутой ярко-красной Ламборджини.
– Моя девочка больше не злится? – умилялся отец моей неприкрытой радости.
– Уже чуть меньше, – заверила я его и бросилась в ванну приводить себя в порядок. – Позавтракаю, и поедем с Егором кататься.
– Нет, Виктория! Стоп! Доктора мы ослушаться не можем, у тебя еще два дня постельного режима.
– Папочка! Пожалуйста-пожалуйста! Я себя отлично чувствую.
– Обождем до выходных, хорошо, милая?
– Все настроение испортил, – огрызнулась я.
– Умывайся и за стол, мама нас заждалась, – отец сделал вид, что не заметил раздражающих ноток в моем голосе.
Вдыхая аромат пены, я разлеглась в горячей ванне и набрала Димкин номер.
– Что нового в школе? – не тратя времени для приветствия, поинтересовалась я. – Почему не звонил?
Димка раскашлялся и хлюпнул носом.
– Я не в школе. У меня бронхит.
– Нечего было по холодному морю бродить, – укорила я.
– Зато пещеру показал. Тебе же понравилась, правда?
– Очень понравилось, – не слукавила я. – Но до лета я бы смогла потерпеть. Не вовремя ты разболелся. Хотела пригласить покататься на моей новенькой машине!
– Не знал, что у тебя есть машина, – искренне удивился Димка.
– Папочка только что подарил.
– Ты умеешь водить? А права? – забросал меня вопросами Димка.
– Права, мне еще полгода назад сделали, а вожу я с четырнадцати лет. Правда, под надзором Егора, но теперь-то я оторвусь. Как рванем с тобой. Ты же не побоишься со мной кататься?
– У моего отца автомастерская. Думаешь, я водить не умею? – с плохо скрываемой гордостью, похвастался Димка.
– Ты только поправляйся скорее, а то мне без тебя жуть, как скучно.
В гостиной, моего появления ожидали родители.
– Тебе понравился подарок? – мама поцеловала меня в макушку.
– Только на день рождения что-то подобное ожидала, – я устроилась за обеденным столом и благодарно подмигнула отцу.
– Мы так и планировали, – признался он, но решили порадовать нашу девочку пораньше.
– И правильно, – похвалила я. – Хороших эмоций мне как раз не доставало.
– Что касается эмоций… В эту субботу, сын Демьяна Гужинского, Денис, из Лондона возвращается. Мы приглашены на ужин. Пять лет мальчик не был дома, – восторженно объявил отец. – Помнишь, как вы в детстве хорошо дружили?
– Да уж, дружили. Постоянно меня норовил за косу дернуть или в кладовой запереть. Но если честно, кроме того, что он худой и прыщавый, я больше ничего не запомнила.
– Не мудрено. Когда он уезжал, тебе и двенадцати не было. Неужели не интересно посмотреть, как он изменился?
– Не очень. Если только про учебу в Лондоне расспросить?
– Нет, Виктория, про Лондон не может быть и речи! – взвился отец. – Я не готов тебя отпустить! И здесь образование можно получить. Для девушки это не суть важно. Мы уже все обсудили, для тебя Прохоров держит местечко в институте гостиничного бизнеса, ты же сама этого хотела?
– А отель построишь?
– Да, милая, все что захочешь.
– С выходом в море, что бы под окнами лодки плавали.
– Мы подумаем над этим. Но сначала учеба!
– Конечно, папочка.
– А я пообещаю забыть о твоем глупом проступке.
– Ты, о чем? – напряглась я.
– О твоей прогулке с парнем, которая нам с мамой лишних седин добавила. Надеюсь, подобного больше не повторится?
– Не повторится. Я больше не буду забывать телефон в машине и всегда буду предупреждать о том, где нахожусь.
– Стоп, Виктория. Мы же договорились, что учеба на первом месте и никаких встреч с парнями.
– А я с парнями и не встречаюсь. Я только с одним. Он хороший. Хотите, я приглашу его в гости, и вы все сами увидите?
– Очень хочу, – хищно осклабился отец.
– На следующей неделе только. К сожалению, он тоже заболел.
– Вот видишь, Виктория, – мама осуждающе покачала головой, – был бы он хорошим парнем, не держал столько времени девочку на холоде. Ладно, сам, но как он мог позволить заболеть тебе?
– Из мелочей складывается мнение о человеке. Жирный минус от меня этот парень уже заработал, – отец поддержал маму.
– Зато у меня к нему сплошные плюсы, и вам меня не переубедить. Я буду с ним встречаться и, точка! Кстати, его зовут Димка и он мой одноклассник. Теперь вы в курсе всего, и вам не о чем беспокоиться.