Руководство королевы красоты по убийствам

Kristen Bird

A BEAUTY QUEEN’S GUIDE TO MURDER AND MAYHEM

© Буянова К., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Моей Мэйси.

Понедельник

Письмо мамы, месяц одиннадцатый

Дакота.

Прошло 11 месяцев с тех пор, как ты меня похоронила. Возьми полкило пеканового мороженого и устройся на диване со Жмуриком. Включи «Маму» Долли и держи коробку салфеток под рукой. Давай, дорогая.

Я серьезно.

Я жду.

А теперь, когда ты готова, давай начнем.

Когда я узнала, что в сорок лет буду матерью-одиночкой, пообещала себе две вещи. Первое: я по-прежнему буду держать голову высоко поднятой во время воскресной службы в церкви. Второе: ты никогда не усомнишься в том, что я с тобой во всем. Я и твоя тетя. Мы втроем – Девочки Грин. Я никогда не хотела, чтобы тебе пришлось обо мне заботиться, и – Бог свидетель! – точно не планировала вот так тебя оставлять. Практически лысой, изношенной и потрепанной даже в дни, когда хорошо себя чувствую.

Уверена, что ты выполнила десять указаний из моих предыдущих писем. Звездный лагерь с Лэйси, шикарный ужин с тетей ДиДи, поездка в горы с Беллой – хороший способ напомнить тебе о корнях. Вспомни эти хорошие моменты, насладись ими, потому что просьба этого месяца тебе не понравится. Но не вздумай прийти ко мне на могилу и проклинать меня из-за этого, слышишь?

Слушай, я знаю, что сейчас с финансами все не очень хорошо. Мне нравится думать, что ты вернулась в школу, но даже в этом случае ты не сможешь погасить студенческую ссуду или те долги по кредитным картам, которые от меня скрыла. Если коллекторы еще не начали тебе названивать – скоро начнут.

И на этом месте сделаем глубокий вдох. Конечно, ты сделаешь, не я – тут я тебе не компания, прости. Так вот, через несколько дней ты должна принять участие в конкурсе красоты Дворца Роз.

Знаю, знаю, что ты скажешь. Но это самый простой и быстрый способ получить деньги, которые тебе нужны. Всего неделя усилий – и у тебя достаточно средств, чтобы оплачивать жилье и погасить все эти противные долги и гору счетов. Ты сможешь начать новую жизнь, чего я тебе желаю всем сердцем.

Знаю, ты не это хотела от меня услышать. Знаю и то, что ты слышала все эти байки об исчезновении королевы красоты.

Догадываюсь, что ты никогда не была в восторге от этого огромного дома на окраине – меня эти башни тоже пугали. Но когда я поделилась своей идеей с тетей ДиДи, она согласилась, что это лучший способ для тебя разжиться деньгами. Если, конечно, ты не хочешь ограбить банк в центре города. Тетя ДиДи также пообещала – поклялась на моей могиле! – что сделает тебя победительницей.

В этом конверте ты найдешь заполненную на свое имя форму регистрации и оплаченную пошлину для участия в Столетии конкурса красоты Дворца Роз.

Так что я не шучу. Знаю, год и так был сложным, но обещаю: все будет хорошо. Особенно если ты послушаешься маму. Помни, семья превыше всего.

С любовью,

Мама

Один

Лучшее в работе с животными то, что они не люди. Мне плевать, кто вы, в глубине души вы знаете, что люди переоценены и не стоят эмоций. Готова поклясться, что если бы мать Терезу – лучшую женщину, когда-либо жившую на свете, – кто-нибудь спросил, предпочла бы она провести день с кобылой или с одной из этих дамочек из «Настоящих домохозяек»[1], она бы выбрала лошадь.

Вот, что я сказала Белле, коричнево-белой кобыле породы американский пейнтхорс, перед тем как практически развернуть ее обратно, чтобы снова прокатиться верхом. И тут я заметила пару рук на стене загона – эти коричневые руки и кудрявая темноволосая голова были так же знакомы мне, как собственное отражение. Не то чтобы мне хотелось с кем-то разговаривать, но Лэйси всегда была исключением.

Мы подружились еще в детском саду, когда у меня появился первый питомец – кот, принадлежавший одному из маминых пациентов в хосписе.

Когда я рассказала одноклассникам о его смертельном происхождении, половина скривилась, а другая перестала со мной разговаривать. Все, кроме Лэйси. Она спросила, как выглядит котик, сколько ему лет и как я его назвала.

– Жмурик, – ответила я с усмешкой.

С тех пор мы с Лэйси стали лучшими подругами. И сейчас у нее явно было кое-что для меня.

– Я принесла тебе следующее письмо, – сказала Лэйси, как только я спрыгнула и закрыла ворота. Пыль и грязь закружилась облаком, грозя накрыть нас обеих, как это всегда бывает в солнечный день с легким ветерком.

Я коротко кивнула, делая вид что вовсе не жду слов из конверта в ее руке с замиранием сердца. «У меня есть еще час, давай».

Лэйси попыталась топнуть ножкой в «Джимми Чу» – единственная причина, по которой мне был известен этот бренд, в том, что Лэйси заботилась о туфлях так, будто они люди. Мы с ней очень разные.

– Да уж можно как-нибудь выделить пять минут, – протянула Лэйси, осматривая каблуки. – Едва ли тебе платят хотя бы прожиточный минимум.

Обойдя загон, я начала остужать Беллу и проигнорировала комментарий.

– Ну и что в этом письме? – крикнула я через плечо.

Лэйси открыла рот в притворном ужасе:

– Как ты смеешь намекать, что я бы открыла нечто, адресованное тебе!

Я вернулась, и подруга передала мне послание. Характерный мамин почерк поднял новую волну горя. Я моргнула, чтобы не расплакаться, и попыталась пошутить.

– Я и не намекаю. Я знаю, что ты их читаешь.

В глазах Лэйси плясали смешинки.

– То, что письма от твоей умершей матери уже были открыты и переписаны, когда ты их получила, совершенно не значит, что я сую нос в чужие дела.

– Ну-ну, – я прислонилась к оцинкованным прутьям загона. Белла ткнулась носом мне в плечо, словно тоже хотела прочитать письмо.

Это было одиннадцатое письмо, которое я получила за все это время. Мама знала, что если отдаст мне все двенадцать – по письму за каждый месяц после ее смерти – разом, я прочитаю их одно за другим, неделями не вставая с кровати. А так я смогу хотя бы отвыкнуть от ее голоса.

– Ты же знаешь, я читаю эти письма, потому что твоя мама меня попросила, – сказала Лэйси, глядя, как я просовываю свой загорелый палец под край конверта. – Она сказала, что кто-то должен знать, о чем она тебя просит, – и чтобы быть уверенной, что ты не замкнешься окончательно. Кстати, это письмо лучше прочесть сидя.

Так я и сделала – плюхнулась задницей на землю, а Белла выдохнула, раздувая хвост моих каштановых волос.

– Я не это имела в виду, – сказала Лэйси, присаживаясь рядом.

Мои глаза впились в содержимое письма – так, наверно, смотрит на оазис человек, умирающий от жажды после дня на кромешной жаре.

Дакота.

Хм. Мама обычно звала меня Пчелкой, чтобы я преодолела страх перед ними. А еще потому, что с тех пор, как начала ходить, я обожала помогать ей в саду с овощами, персиковыми деревьями, кустиками черники и дикими цветами. Дакота – это серьезно.

Прошло одиннадцать месяцев с тех пор, как ты меня похоронила. Возьми полкило пеканового мороженого и устройся на диване со Жмуриком.

Уголок моего рта пополз вверх. Я практически видела выражение маминого лица, когда она писала эти слова. Ее курносый нос, ямочку на левой щеке, которую я унаследовала, тонкие губы, застывшие в почти постоянной улыбке…

Закончив читать, я вернула письмо обратно Лэйси и протянула руку, чтобы погладить белую переносицу Беллы. Как будто мама только что не попросила меня сделать кое-что абсолютно нелепое.

Лэйси пристально смотрела на меня. Как и большинство людей в нашей маленькой деревушке, она считала конкурс Дворца Роз безобидным времяпрепровождением. Она никогда не участвовала в этом шоу, отказавшись быть чернокожей девушкой ради пиара, но в этом году ее наняли координатором мероприятия. Так что она внезапно заинтересовалась шоу, потому что теперь была в некоторым смысле ответственной за него.

Мама воспитывала меня так, чтобы я относилась к конкурсу красоты как к неизбежному злу ради экономики нашего маленького городка. Она каждый год отмахивалась по поводу участия в этом тети ДиДи, говоря, что это всего лишь ее работа. Мы обе знали, что это неправда. Моя тетя жила и дышала всем, что связано с конкурсом.

– Ты в порядке? – спросила Лэйси.

– Да, – ответила я, хотя мое сердце колотилось о грудную клетку со скоростью взмаха крыльев колибри. Думаю, я уже тогда предчувствовала, чем все это закончится. И что мне придется сделать то, что перевернет все мое существование.

– Ну да, как же, – возразила Лэйси, изучающе глядя на меня и скрестив руки на груди.

– Я в порядке, – повторила я, ведя Беллу в конюшню. – Я не собираюсь этого делать. Я никогда не стану участвовать в этом отвратительном шоу!

Лэйси знала, что я уже подчинялась маминой воле на четвертый месяц, когда она попросила устроить пикник возле ее могилы за Первой баптистской церковью. А еще я еле согласилась, когда она заставила меня попробовать пару свиданий вслепую в «Спунфул Диннер», которые Лэйси организовала на девятый месяц. Но это?! Участвовать в конкурсе Роз?! Похоже, я ошибалась, когда думала, что химиотерапия не повредила мамины мозговые клетки… В любом случае она могла преследовать меня сколько угодно – я только за. Потому что в таком случае могла бы высказать ее призраку все, что думаю об этой абсурдной просьбе.

– Ни за что! Я не собираюсь наряжаться и рассекать на высоких каблуках ради денег, – заявила я, заводя Беллу в стойло и надеясь, что мама слышит меня оттуда.

– Даже за третье место дают приличную сумму, – сказала Лэйси. – Мы обе знаем, что тебе нужны деньги.

Я отстегнула седло и подняла бровь.

– Я не собираюсь занимать никаких мест, потому что не буду участвовать. Дворец Роз, – я попыталась подобрать правильные слова, – смертельно опасен для женщин с мозгами.

– Эй, это конкурс красоты, а не «Голодные игры»! – ответила Лэйси, вытаращившись на меня.

– Да что ты говоришь! А как же победительница, которая пропала, когда мы были детьми? – Я ненавидела говорить уничижительным тоном, но ничего не могла с собой сделать.

Лэйси скривилась.

– Помнишь, когда мы были в старшей школе и делали тот огромный проект по истории города для урока миссис Эмбер? – задумчиво спросила она.

Я нахмурилась из-за смены темы, но все равно ответила:

– Конечно. Я писала о самой первой больнице.

– Точно. А я пыталась написать о пропавшей победительнице конкурса красоты. О настоящем преступлении до того, как это стало модным.

Я внимательно слушала, толком не припоминая ничего об этом.

– Я была вынуждена сменить тему, – сказала Лэйси. – Мне не удалось найти даже имя той женщины в архивах новостных газет. Как будто всю информацию об этом стерли напрочь.

– Знаешь ли, это не особенно мотивирует участвовать…

– Я всего лишь хочу сказать, что мы не можем руководствоваться событиями, произошедшими более двух десятилетий назад. Если бы мы так делали, никто бы не ездил по Хикори-лейн после той ужасной автокатастрофы. Или не ходил бы на Фестиваль персиков из-за приезжих, которые бросали фрукты в мэра несколько лет назад, – пожала плечами Лэйси и расслабленно улыбнулась. – В любом случае конкурс красоты сейчас не такой, как тогда, – в основном всем управляют женщины, включая твою тетю. Нужно оставить прошлое в прошлом.

Прекрасные последние слова, так и хотелось мне сказать. Но вместо этого я сняла с Беллы седло, повесила его на стену и попробовала применить другую тактику.

– Ты слышала, что тетя ДиДи рассказывала о конкурсе? О той мадам, которая переспала с каждым судьей Калифорнии, чтобы обеспечить себе победу? Или о мамаше, которая угрожала зарезать координатора в детском конкурсе красоты во Флориде, если ее дочь не победит? Этот мир прогнил насквозь.

– За деньги, которые они обещают в этом году, я бы и сама поучаствовала. Если бы не устроилась координатором, конечно, – Лэйси посмотрела на пушистые белые облака и переформулировала свои аргументы, пока я расчесывала Беллу.

– Слушай, я понимаю, правда. Очень непредусмотрительно со стороны твоей мамы, да. Шутка ли – вписать тебя на мероприятие, которое могло бы помочь заработать деньги, ведь ты в них так отчаянно нуждаешься! А главное, она заставляет тебя покинуть дом ради чего-то большего, чем… – Лэйси посмотрела под ноги и сморщила нос, – лошадиное дерьмо.

– Я могу зарабатывать другими способами.

– Да неужели? – ее брови взлетели вверх. – Ты что, теперь сама выполняешь трюки, которым учишь Беллу?!

– Очень смешно. – Я положила руку на круп лошади, чтобы та знала, что я здесь. Прежде чем перейти на другую сторону, я посмотрела на свою самую близкую подругу и сказала:

– Дорогая, в отличие от тебя, я не шлюшка.

– Да уж, скорее монашка в келье, – Лэйси с жалостью посмотрела на мою грудь. – Сколько времени ты здесь, старушка?

– Я берегу себя для брака, – мягко улыбнулась я.

– А, ну да, да. Главное, не дай ей высохнуть. Этим летом легко обгореть, кроме шуток. – Она наклонила голову и улыбнулась, показывая на горы вдалеке. – Ты болталась по этим хребтам от рассвета до заката. Ты был тем, кто изучал и собирал все это дерьмо. К тридцати годам ты собиралась открыть собственную практику и лечить всех животных в радиусе ста миль, помнишь?

О да, когда-то давно я была отличницей в школе, старостой на бакалавриате и абсолютным фаворитом ветеринарной программы в Корнелле. Но теперь я уже не та.

– Для тебя это реальный шанс вернуться, возобновить общение с… ну, знаешь, с живыми людьми… снова стать похожей на себя. Ты практически год скорбишь, это долго. Можешь ты хотя бы попытаться?..

Лэйси определенно знала, что у меня на душе. Я не стала отвечать, сосредоточившись на подготовке Беллы к вечеру.

Может, я и не была королевой красоты, но конюх из меня потрясающий. Стойло Беллы было настолько чистым, что там могли бы ночевать люди, хоть каждую ночь. Слава богу, мне еще не приходилось падать так низко, но, с учетом ежемесячных уведомлений от ипотечной компании, не за горами пора, когда дойдет и до этого. Часики тикали.

– Я заеду за тобой в среду, – сказала Лэйси тоном, как будто все уже было решено. – А, да, и твоя тетя сегодня заглянет к тебе домой, чтобы начать приготовления.

– Приготовления? – Прозвучало так, будто тетя ДиДи планирует привести меня в надлежащий вид для жертвоприношения.

Лэйси повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо:

– Наконец-то и ты узнаешь, сколько усилий требуется, чтобы хорошо выглядеть.

Два

Оберджин – да, дословно баклажан – в Вирджинии оказался столицей старейшего конкурса красоты в истории США.

Мы поселились в «Голубом хребте», названном так буквально из-за голубоватой дымки вокруг горной гряды – такой эффект возникал из-за хвойных, рассеивающих свет.

Поскольку мы находимся в самом сердце Вирджинии, всего в четырех часах езды на поезде от Манхэттена, у нас репутация города, где больше, скажем так, всякой всячины, чем в других заурядных городишках. Речь именно о тех восхитительных странностях, которые ждешь от деревушки на Юге с населением менее трех тысяч жителей, чье благополучие процветает за счет женщин в «безумных платьях». Если вы прогуляетесь мимо зданий из красного кирпича на Мейн-стрит, то увидите не только кофейню «Морнинг Брю», где, помимо латте, продают зелья, помогающие участницам одержать победу, но и «Фиксин» – автомастерскую, где есть… швейная машинка, а также целый склад на случай экстренной переделки одежды в гардеробе для конкурса красоты.

Конкурс Дворца Роз поставляет участников Восточного побережья и становится хорошим стартом для «Мисс Вселенной», «мисс Америки» и Мисс Что Угодно Еще. Плюс ко всему, как я быстро обнаружила, именно наш город предлагает один из самых больших денежных призов за конкурсы красоты в мире.

Я так хорошо знаю вековую историю, потому что, вне зависимости от того, как лично ты относишься к конкурсу, если живешь в Оберджине, это шоу у тебя в крови. Ты или родственник того, кто ранее в нем участвовал, или сам участвовал, или участник конкурса тебя буллил. Моя бабушка – женщина, которую я никогда не встречала, – победила в этом чертовом конкурсе в 1928 году. Все это к тому, что на одну неделю в году наш город существует с единственной целью – демонстрировать сверкающие тиары, поставленные танцы и женщин, рассекающих на высоких каблуках. Все остальное время года мы живем в ожидании этой самой недели.

Чего поклонники ежегодного конкурса красоты, стягивающиеся в Оберджин в своем паломничестве, в упор не замечают, так это того, что все секреты этого конкурса нам известны. Или же мы распространяем сплетни и догадки, что, по сути, то же самое. Даже мама держала меня подальше от этого всего, когда ребенком я слышала о пропавшей победительнице, Мисс 2001. Ее исчезновение стало местным преданием, о котором перешептывались из года в год, хотя никакой новой информации по этому поводу не появлялось.

Впервые мама взяла меня на конкурс в том самом году, и ничего хорошего из этого не получилось. Мне было четыре, я носилась по гримерке, пока не врезалась в участницу, которая как раз наносила макияж. Дамочка упала, задев целую цепочку других полураздетых участниц. В конце концов они поднялись на ноги – с размазавшейся помадой, вывалившейся из переклеенных скотчем пушап-лифчиков грудью и с убийственным взглядом глаз, сверкавших яростью.

Надо сказать, на бэкстейдже мы после этого не бывали, но каждый год я оказывалась втянутой в составление программы конкурса или в организацию заявок на участие для тети ДиДи – и, конечно же, я присутствовала на каждом финале. Я до сих пор помню мое любимое: Мисс 2007 боксирует с мужчиной в униформе. Это воспоминание заставляло думать, что, возможно, я смогу победить, – или, по крайней мере, занять призовое место.

Пожелав Белле и другим семерым лошадям спокойной ночи, я села в раздолбанную 99-ю «Хонду» и помчала к двухэтажному дому с четырьмя эркерами в центре города. Туда, где я выросла с двумя лучшими женщинами на свете: с мамой и тетей ДиДи. Обе никогда не были замужем, и обе были частью каждого хорошего воспоминания, что у меня было.

Не то чтобы тетя ДиДи жила с нами – у нее был свой маленький пентхаус над магазином на Мейн-стрит, так что она могла развлекаться, если хотелось, – но пока я росла, она была у нас каждый день после обеда с тарелкой печенья в руках. Даже когда я стала уже достаточно большой, чтобы оставаться одна, пока мама закончит работу в госпитале, тетя забегала на тортик, или похозяйничать в саду, или дать мне какой-нибудь важный совет. Тем не менее тетя ДиДи даже со всей ее стряпней и добрыми намерениями не могла заменить маму.

Когда я выехала, солнце садилось за горами, оранжево-розовый свет падал на голубовато-желтую обшивку, сделанную вручную.

С первого взгляда едва ли можно заметить домик на дереве, который построила для меня мама, или гвозди, на которые мы повесили разноцветные рождественские гирлянды на следующий день после Дня благодарения. И точно так же вы бы наверняка упустили из виду сгнившие доски у основания дома, засоренные водостоки и опасно устаревшую электропроводку, из-за которой дом мог в любой момент сгореть.

Несколько лет назад мы с мамой обошли территорию и составили список всего, что нужно исправить в этом столетнем доме, – как только я окончу школу и начну работать. А потом она заболела, и все мечты о ремонте, деньгах и настоящей жизни испарились.

Последнее совместное счастливое воспоминание – день накануне ее смерти, когда выдалось несколько часов осознанности. Мама попросила меня открыть шторы в комнате, чтобы она могла посчитать лазурных птичек и пеночек у кормушки, которую я сделала в шестом классе. Ее бледные-бледные щеки порозовели, когда мы вдвоем в последний раз общались с природой, и я вдруг поняла, почему так люблю мир вокруг и животных. Это произошло благодаря маме – она поощряла меня наблюдать и исследовать, рисковать и отправляться навстречу приключениям.

Я вытерла слезы и уставилась в зеркало заднего вида, чтобы увидеть тетю ДиДи, покидающую свой «Кадиллак». Моим первым импульсом, стыдно сказать, было вжаться в сиденье и спрятаться от нее. Тетя ДиДи может быть… скажем так, чрезмерной, и мне совсем не хотелось говорить о том, о чем ей хотелось наверняка, – о моем участии в конкурсе красоты.

Прежде чем я успела ретироваться, она постучала в мое водительское окно.

В отличие от мамы, в основном носившей медицинскую форму или удобные джинсы, тетя ДиДи всегда одевалась сногсшибательно. Сегодня вечером на ней было сшитое на заказ платье цвета лаванды и прекрасно подходящие к нему туфли-лодочки, а в руках она держала форму для запекания.

– Привет, тетя ДиДи. – Я отскребла себя с переднего сиденья и, как положено хорошей племяннице, забрала у нее прихватки и горячее блюдо. Тетя, как оказалось, покрасила длинные ногти в цвет фуксии, на ее указательных пальцах сияли крошечные бриллианты.

– Привет, куколка, – ответила она, легко поцеловав меня в щеку и обращаясь своим фирменным полужалостливым-полуобеспокоенным тоном. Тоном, который очень мне нравился – и в той же степени выбешивал. – Как ты?

Я пожала плечами, игнорируя вопрос и надеясь, что она воздержится от комментариев по поводу моих грязных джинсов или соломинок в волосах.

– Куриная запеканка с рисом, – сказала тетя ДиДи, похлопав по моему плечу. – Я знаю, что ты наверняка подсчитываешь калории в связи с грядущим конкурсом, поэтому вместо масла я положила маргарин для булочек и использовала куриные грудки без кожи.

Мы обе знали, что я отродясь не считала калории. Видимо, из-за ее предположения, что я в любом случае буду участвовать в конкурсе, или же это был всплеск прежде не свойственного мне бунтарства, но я резко выпрямилась, вытягиваясь во все свои метр семьдесят сантиметров роста.

– Мне надо с тобой поговорить, тетя, – сказала я, наблюдая, как она ищет дверь от входной двери.

– Да, дорогая. Что такое?

– Я знаю, ты хочешь как лучше, а мама, уверена, не была в ясном уме, но… Я не могу поверить, что вы планировали, что я… – Кровь прилила к моим щекам, и я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. – Это… Я… Не могу поверить, что вы вписали меня в конкурс красоты, не обсудив это со мной!

– Дакота, это не то, что ты подумала…

– О нет, слишком поздно! – перебила я, переступая порог гостиной и ставя запеканку на кухонную стойку. – Конкурс начинается через два дня, и, даже если бы я хотела участвовать, я банально не готова! Я год не стриглась, и под моими ногтями грязь – и это не фигура речи! Не говоря о том, что это не моя среда и у меня нет времени учиться очаровывать и пробиваться в высшие круги участниц! Вы слишком долго тянули, прежде чем сказать мне, так что вот так.

– Прости, принцесса, – тетя ДиДи проследовала за мной, уперев руки в бока. – Но с этой минуты пора прекратить вести себя так, будто ты слишком хороша для этого конкурса.

Такого тона я не слышала с тех пор, как в шестнадцать лет пыталась убедить ее подписать мне пропуск школы на день ради одиночного родео.

– Ты знаешь, что у нас с тобой больше не будет ни шанса заработать столько денег, сколько этот конкурс выдает победителям из года в год, – продолжала тетя. Она была права. Работа конюхом по двадцать часов в неделю за двенадцать с половиной долларов к этому точно не приведет. – Если бы я могла украсть эту сумму для тебя, я бы это сделала, но в кражах никогда не была сильна. Так что этот вариант мимо – только если, конечно, ты не обладаешь навыками взлома и хищения, о которых я не в курсе.

Ее шутка меня совершенно не рассмешила. Тетя разочарованно на меня посмотрела и добавила:

– А ведь раньше ты была готова к любым приключениям, была бесстрашной и готовой бороться.

Она говорила как Лэйси. И точно так же опустила руки мне на плечи, уставившись в глаза, будто бы надеясь отыскать там мою веру в собственное всемогущество. Что ж, в таком случае искать ей придется долго и упорно. Мы обе знали, что, когда я провалилась в самом главном для себя, внутри словно окно захлопнулось. И с тех пор я так и не воспряла духом.