Часики

Глава 1: Бриллиантовый мираж

Воздух в конференц-зале на двадцатом этаже офисного небоскреба звенел от напряжения, смешанного с дорогим парфюмом и ароматом свежесваренного эспрессо. На большом экране безупречно сменяли друг друга слайды – графики роста, логотипы брендов, вдохновляющие цитаты. И в центре этого вихря, у пульта, находилась она. Настя.

Ее голос, ровный и уверенный, заполнял пространство, завораживая аудиторию. Каждое слово было выверено, каждый жест отточен до автоматизма. В дорогом лаконичном костюме цвета морской волны, с идеальной укладкой и безупречным макияжем, она была воплощением успеха, живой иллюстрацией к презентации под названием «Как покорить мир».

– Интеграция данных в реальном времени позволит не просто реагировать на изменения рынка, а предвосхищать их, – говорила она, и ее взгляд скользил по лицам важных акционеров, ловя кивки одобрения. – Мы создаем не просто кампанию, мы создаем новый стандарт.

В глазах начальства читалось безоговорочное доверие. Коллеги-мужчины смотрели с подобострастным уважением, слегка разбавленным завистью. Проект, над которым она работала без выходных последние три месяца, был ее замыслом, ее детищем. И вот сейчас это детище делало первые уверенные шаги, и зал аплодировал ему. Аплодировал ей.

Казалось бы, вот он – момент триумфа. Тот самый, ради которого она жгла себя на работе годами, отказывалась от личной жизни в пользу карьерного роста, засиживалась допоздна, доказывая всем и вся, что она чего-то стоит. В ее горле должен был стоять сладкий комок счастья, а сердце – выпрыгивать из груди от гордости.

Но там была пустота.

Аплодисменты слились в ровный гул, похожий на шум прибоя где-то очень далеко. Улыбки, рукопожатия, похлопывания по плечу – все это происходило будто сквозь толстое стекло. Настя автоматически улыбалась, благодарила, принимала комплименты, но ее мысли были где-то еще. Вернее, нигде. Они просто уплывали, оставляя после себя странную, звенящую тишину.

– Настя, блестяще! – Сильный захват руки Вадима, директора по развитию. Его пальцы были прохладными и твердыми, как полированное дерево. – Я не сомневался. Этот контракт наш. Обязательно отметим сегодня.

– Спасибо, Вадим, – ее голос прозвучал чуждо даже для нее самой. – Команда постаралась.

– Команду я видел. А вот кто ею руководил – вот это я видел, – он многозначительно улыбнулся, и его взгляд на секунду задержался на ней дольше необходимого. Взгляд оценщика. Взгляд, в котором читался не только профессиональный интерес. Это был взгляд человека, который уже прикидывает, впишется ли эта деталь в его идеально выстроенную жизнь.

Настя вежливо отвела глаза.

Поздравления длились еще добрых полчаса. Наконец, зал опустел, оставив после себя запах кофе, бумаги и легкой усталости. Настя осталась одна перед огромной панорамным окном, за которым раскинулся вечерний мегаполис. Мириады огней, спешащие машины, крошечные люди внизу. Она стояла на вершине. Буквально. Смотрела на этот кипящий жизнью город и чувствовала себя абсолютно, тотально одинокой.

Это чувство накатывало все чаще в последнее время. Оно приходило ночью, в просторной тихой спальне, где единственным звуком был мерный гул кондиционера. Оно настигало ее в пятничный вечер, когда она заказывала суши на одного и смотрела сериал, следя за тем, чтобы крошки не просыпались на идеально чистый диван. Оно было с ней сейчас, на пике ее профессионального успеха.

Она потянулась за телефоном. Инстинктивно, машинально, как за спасательным кругом. Яркий экран ослепил в полумраке зала. Соцсети. Улыбающиеся лица. Десятки, сотни улыбающихся лиц.

Катя, институтская подруга. Фото с двумя детьми в яблоневом саду. Малыши, щурящиеся на солнце, в крошечных комбинезончиках. Подпись: «Мое самое большое счастье! Спасибо тебе, мой любимый мужчина, за этот день!» Хэштеги: #семья #дети #счастьеесть.

Маша, бывшая коллега. Фото со свадьбы. Белое платье, слезы радости в глазах, взгляд, полный обожания, на мужчине, который с гордостью смотрит на нее. Хэштеги: #любовь #моймуж #началоновойжизни.

Даже Ольга, которая всегда была ярой карьеристкой и смеялась над «куриными мозгами» тех, кто сидит в декрете, выложила снимок: ее рука с маникюром лежит на уже заметном округлившемся животе. Хэштег: #ожиданиечуда.

Каждое фото было как маленький укол тонкой, отточенной иглой. Где-то глубоко внутри, под слоем усталости и самоконтроля, что-то ноющее и щемящее просыпалось и требовало внимания. Что-то, что шептало: «А твое чудо? А твое счастье?»

Она резко погасила экран. Тишина снова оглушила ее. Огни города казались теперь не символом успеха, а миллионами чужих окон, за которыми кипят чужие жизни, готовят ужины, смеются дети, ссорятся и мирятся влюбленные. А за ее окном была только тишина.

Она собрала вещи, погасила свет в зале и вышла в безлюдный, сияющий холодным светом LED-ламп коридор. Ее каблуки отбивали четкий, одинокий ритм по отполированному граниту пола. Это был звук ее успеха. Звук ее одиночества.

Лифт плавно и бесшумно доставил ее на подземную парковку. Садясь в машину, она на мгновение задержала взгляд на своем отражении в темном стекле. Красивая женщина. Успешная женщина. Уставшая женщина с пустым взглядом.

Дорога домой слилась в одно пятно от света фонарей и фар. Она не включала музыку. Ехала в тишине, которую нарушал лишь шорох шин об асфальт.

Ее квартира встретила ее привычной стерильной прохладой. Дизайнерский ремонт, дорогая мебель, все оттенки бежевого и серого. Все было идеально, выверено, как в журнале. И абсолютно безжизненно. Ни одной лишней вещи, ни одной пылинки, ни одной случайной искры хаоса, из которого и рождается жизнь.

Она сбросила туфли, не поставив их аккуратно в шкаф, что было немыслимым нарушением ее же правил, и прошла на кухню. Механически налила себе бокал красного вина, даже не посмотрев на этикетку. Пригубила. Терпковатый вкус разлился по языку, но не принес ни расслабления, ни удовольствия.

И в этот момент зазвонил телефон. Мама. Настя на мгновение зажмурилась, собираясь с силами. Она знала, о чем будет этот разговор.

– Настенька, доченька! Ну как? Как твоя презентация? – голос матери звучал бодро и взволнованно.

– Все прошло хорошо, мам. Контракт наш.

– Ай, умничка! Я так и знала! Ну конечно, кто ж может мою дочку обойти! – в голосе прозвучала законная гордость. – Поздравляю тебя! Ты теперь совсем большая шишка!

Настя чувствовала «но». Оно висело в воздухе, тяжелое и невысказанное.

– Спасибо, мам.

– Ты, наверное, сейчас будешь праздновать? С коллективом? – в голосе матери прозвучала слабая, но вполне отчетливая надежда.

– Нет, мам. Я дома. Устала просто смертельно.

На другом конце провода повисло короткое, но красноречивое молчание. Разочарование.

– А одна-то чего? Ну вышли бы куда… Может, кто из мужчин пригласил? Отметить такой успех-то! – мать пыталась говорить легко, но фальшь была слышна за версту.

– Никто не приглашал, мам. Работать все пришли, а не знакомиться.

– Эх, Настюша… – голос матери смягчился, в нем послышалась тревога. – Все у тебя есть: и карьера, и красота, и квартира… Мужа бы хорошего да ребеночка. А то бегаешь вся в делах, а жизнь-то проходит. Вон, Катюша, помнишь, из соседнего подъезда, так та уже третьего родила… А тебе ведь тридцать пятый пошел…

Сердце Насти сжалось. Прямо в лоб. Как всегда.

– Мам, не начинай, пожалуйста. Я устала.

– Да я не начинаю! Я как мать просто беспокоюсь. Время-то, оно не ждет. Биологические часики-то тикают. Вот встретишь хорошего человека, а уже может быть и поздно… Ты подумай об этом.

«Биологические часики». Это словосочетание действовало на нее как красная тряпка на быка. Оно превращало ее из человека в ходячий репродуктивный орган с истекающим сроком годности.

– Мам, я подумаю. Мне нужно отдохнуть. Перезвоню завтра, ладно?

– Ладно, ладно, отдыхай, родная. Поздравляю еще раз с успехом. Целую.

Настя отключилась и отставила телефон в сторону, как нечто раскаленное. Она подошла к огромному, во всю стену, окну. Внизу бурлил город. Где-то там были Катя с детьми, Маша с мужем, Ольга с животом. А она стояла тут, одна, в своей идеальной, вымеренной, пустой клетке на двадцатом этаже.

Она приложила ладонь к холодному стеклу. Вино в бокале слегка подрагивало. Она поймала свое отражение в темном стекле – размытое, одинокое, застывшее между двумя мирами: ярким, шумным миром снаружи и тихим, безжизненным – внутри.

Триумф прошел, оставив после себя горьковато-сладкое послевкусие и щемящее чувство потери чего-то очень важного. Чего-то, что не купишь за деньги и не завоюешь контрактами. Одиночество обволакивало ее, плотное и тяжелое, как бархатный плащ.

Она отхлебнула вина. «Биологические часики тикают», – эхом отозвался в голове голос матери. И в тишине роскошной квартире ей вдруг почудился этот звук – тихий, навязчивый, неумолимый. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Он звучал в такт ее собственному сердцу, отсчитывающему секунды ее безупречной, успешной и такой одинокой жизни.

Глава 2: Звоночек

Утро началось с того, что сломался кофемашин. Не просто отказалась работать, а издала жалобный шипящий звук и выплюнула на столешницу из полированного бетона струйку мутной коричневой жидкости, больше похожей на грязь, чем на эспрессо. Для Насти это было не бытовой мелкой неурядицей, а зловещим знаком. Кофемашина – такой же отлаженный и предсказуемый элемент ее вселенной, как график встреч и ежевечерний уход за кожей. Ее поломка вносила хаос в идеальный порядок, и без того пошатнувшийся после вчерашнего вечера.

Она с раздражением ткнула кнопки, пытаясь перезагрузить аппарат, но тот лишь хрипел в ответ. «Тик-так», – вдруг прозвучало у нее в голове. Глупо. Нелепо. Но она отчетливо услышала этот навязчивый, мерный ход.

– Черт, – выругалась она тихо, отходя от предательски молчащей машины.

Головная боль, тупая и навязчивая, напоминала о вчерашнем бокале вина и бессонной ночи, проведенной в перемалывании одних и тех же мыслей. Сегодня был день рождения Марины, ее подруги со времен университета. Марина была из тех, кто выбрал «семью» сразу после диплома. И теперь, спустя десять лет, у нее было двое детей, муж-юрист и жизнь, которая в соцсетях напоминала идиллическую открытку: домашнее печенье, совместные поездки, уютный дом с камином.

Настя терпеть не могла эти походы в гости к обзаведшимся семьям подругам. Это было похоже на экскурсию в другой мир, параллельную вселенную, в которой она чувствовала себя чужой, белой вороной, существом с неправильно настроенными инстинктами. Но отказаться было нельзя. Марина обидится, а потом месяц будет ходить с обиженным видом мученицы, которому «бывшая подруга-карьеристка» плюнула в душу.

Она снова попыталась сварить кофе в турке, но сгоряча переперчила и чуть не пролила кипяток на руку. Все валилось из рук. Нервы. Проклятые нервы.

Час спустя, стоя перед зеркалом в просторной гардеробной, она ловила себя на мысли, что выбирает наряд для этого визита, как доспехи. Что надеть, чтобы не выглядеть слишком официально? Слишком богато? Слишком одиноко? Она в итоге остановилась на дорогих, но нарочито простых джинсах, кашемировом джемпере и кроссовках от модного дизайнера. Маска непринужденности, стоившая как ползарплаты ее ассистента.

Дорога до загородного дома Марины заняла больше часа. Чем дальше она отъезжала от центра, от стекла и бетона, тем сильнее сжималось неприятное чувство в груди. Ее «джип», идеальный для города, здесь казался чересчур выхоленным и неуместным среди практичных минивэнов и подержанных иномарок.

Дом Марины, как и полагается, был похож на пряничный домик: аккуратный газон, качели во дворе, игрушечный грузовик, забытый под крыльцом. Из открытого окна доносились визг детей и запах чего-то домашнего, сдобного. Настя на секунду замерла в машине, собираясь с духом, вдыхая аромат чужого, но такого правильного счастья. Ей снова показалось, что она слышит тиканье. Она тряхнула головой. Паранойя.

Ее встретил шквал звуков. Восторженные крики двух маленьких сорванцов, носящихся по коридору, лай какой-то небольшой лохматой собачки, голос Марины, кричащей с кухни: «Не бегайте! Поздоровайтесь с тетей Настей!»

Марина выбежала в прихожую, вся в муке, с румяными щеками и сияющими глазами. Она обняла Настю так сильно, что та на мгновение потеряла дыханье.

– Настюша! Приехала! Здорово! Ребята, идите сюда, смотрите, какая у меня красивая подруга приехала!

Дети, шести и четырех лет, остановились и уставились на нее как на инопланетянку. Старший, Егор, спросил:

– А ты нам что привезла?

– Егор! Как не стыдно! – всплеснула руками Марина, но в ее глазах читалось одобрение. Так и должно было быть. Тетя Настя – сказочная богатая фея, которая всегда привозит крутые подарки.

Настя протянула два ярких пакета. Она заехала в самый дорогой детский магазин в городе и с помощью консультанта купила конструктор последней модели и огромную интерактивную куклу. Дети с визгом выхватили подарки и умчались, даже не сказав «спасибо».

– Ой, Насть, не надо было так тратиться! – покачала головой Марина, но было видно, что она польщена. – Проходи в гостиную, сейчас чайку налью. Кирилл на диване футбол смотрит, составляй ему компанию.

Кирилл, муж Марины, лениво поднял руку в приветствии, не отрывая глаз от экрана. «Мужик в пещере», – подумала Настя. Он всегда был немногословен и все визиты Насти воспринимал как необходимое зло.

Настя присела на край дивана, чувствуя себя не в своей тарелке. Ее идеальные джинсы были будто специально созданы для другого контекста. Здесь, среди детских носочков, разбросанных журналов и пятен от сока на ковре, она выглядела как экспонат из музея современного искусства, случайно затесавшийся на блошиный рынок.

– Ну, как дела? – крикнула Марина с кухни. – Как вчерашний триумф? Все прошло хорошо?

– Да, спасибо, все отлично, – ответила Настя, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – Контракт наш.

– Молодец! – донесся одобрительный возглас. – А то сидишь тут с детьми, и кажется, что вся жизнь там, в большом городе, кипит без тебя!

В этом была легкая укоризна. Мол, мы тут, а ты там, в настоящей жизни. Настя хотела было возразить, что это и есть настоящая жизнь – этот хаос, эти крики, этот запах домашней выпечки, но язык не повернулся. Для нее это был как раз сюрреализм.

– Поможешь мне на кухне? Надо сок разлить по стаканам! – позвала Марина.

Настя с облегчением вскочила с дивана. Дело. Надо что-то делать. На кухне царил творческий беспорядок. Марина, не прекращая болтать, суетилась между духовкой и столом, заваленным продуктами.

– Вот, Насть, будь добра, возьми тот поднос со стаканами, донесешь до стола в гостиной. Только аккуратно, стаканы стеклянные.

Настя взяла поднос. Он был тяжелее, чем она ожидала. Шесть полных стаканов с апельсиновым соком. В этот момент младший ребенок, Лиза, решила пронестись через кухню на самокате, задев Настю за ногу. Та вздрогнула, поднос качнулся. Один стакан, самый крайний, пошатнулся, словно замедленно, опрокинулся и разбился с громким хрустом о кафельный пол. Липкая оранжевая лужа моментально растеклась по полу, осколки стекла блестели, как слезы.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая только голосом спортивного комментатора из гостиной.

– Ой! – испуганно пискнула Лиза и замерла.

Марина вздохнула. Вздох был не злым, а усталым, глубоким, полным того самого вселенского терпения, которого Насте так не хватало.

– Лизанька, я же говорила, не кататься на кухне! Ну ничего, ничего… Насть, ты не порезалась? Иди отсюда, я сама уберу.

– Нет, я… я сама, прости, я нечаянно, – залепетала Настя, чувствуя, как горит лицо. Она была снова той неуклюжей девочкой-подростком, которая вечно все ломала и роняла. Успешный PR-директор куда-то испарился, оставив после себя лишь смущение и стыд.

– Да ладно, ерунда! – Марина уже хватала тряпку. – У нас такое каждый день. Правда, каждый день? – она подмигнула дочери, и та, прощенная, улыбнулась.

Настя отошла в сторону, чувствуя себя абсолютно лишней. Ее попытка помочь привела к катастрофе. Она наблюдала, как Марина ловко и без лишних слов собрала осколки, вытерла пол, успокоила ребенка – и все это за две минуты. Это был навык, отточенный годами жизни в условиях перманентного хаоса. Настя же могла организовать мероприятие на тысячу человек, но разлитый сок повергал ее в ступор.

Остаток визита прошел в тщетных попытках Насти влиться в общую атмосферу. Она пыталась играть с детьми, но они сразу почувствовали ее скованность и неестественность и вскоре потеряли к ней интерес. Она пыталась говорить с Кириллом о футболе, но ее познания ограничивались парой громких имен. Она помогала накрывать на стол, но постоянно путалась, куда класть какие вилки, и в итоге Марина с легким раздражением все переставила как надо.

Она ловила на себе взгляды. Не осуждающие, нет. Скорее, любопытные. Смотрят на диковинное животное. «Вон, Настя, – казалось, говорили эти взгляды, – вся такая успешная, из себя крутая, а ребенка приласкать не может и стакан со стола нормально взять боится. А я вот могу пирог испечь и двоих вырастить».

Когда она наконец собралась уходить, чувствуя себя эмоционально опустошенной, Марина проводила ее до машины.

– Спасибо, что приехала, – обняла ее подруга. – Ты уж нас извини, тут у нас вечный бедлам. Не до гостей.

– Что ты, все было прекрасно, – соврала Настя.

– Слушай, а ты не думала?.. – Марина запиналась. – Ну, вообще… о семье. Ребенке. Тебе уже тридцать пять, время-то уходит. Нельзя же всю жизнь одной по встречам бегать.

Настя застыла с улыбкой на лице. Опять. Снова этот вопрос. Как заклинание. Как мантра всего этого мира, в который она не могла вписаться.

– Думаю, – коротко ответила она.

– Не задумывайся слишком долго, – посоветовала Марина. – А то так и останешься красивой, но одинокой тетенькой с куклой в дорогой квартире. Это же скучно, Насть. По-настоящему скучно.

Настя просто кивнула, села в машину и завела мотор. Она махнула рукой Марине, все еще стоявшей у ворот, и тронулась с места. В зеркале заднего вида ее подруга, ее дом, ее жизнь – все уменьшалось и превращалось в одну из тех самых картинок из соцсетей. Идеальную и недостижимую.

Она ехала обратно в город, и с каждой минутой тяжесть на душе лишь нарастала. Она была плохой. Плохой подругой, плохой гостьей, плохой потенциальной матерью. Она не справилась с элементарным – с детьми, с соком, с простым человеческим общением. Ее мир графиков, контрактов и презентаций рушился при столкновении с реальностью, пахнущей домашним печеньем и детскими слезами.

Чтобы отвлечься, она включила радио. Но и там пели о любви. Она выключила. В голове стучало: «Неудачница. Чужая. Не такая».

Она решила заехать в гипермаркет недалеко от дома. Надо было купить продуктов, чтобы заполнить пустоту своего холодильника и, возможно, своей жизни. Она механически толкала тележку по бесконечным ярко освещенным рядам, бросая в нее то, что считала нужным: органический йогурт, авокадо, лосось, зелень. Еда для одного. Еда для успешного и одинокого человека.

И тут она увидела их.

Они стояли в очереди на кассу прямо перед ней. Молодая пара. Ему лет двадцать восемь, ей, наверное, столько же. Он был в простой футболке и потертых джинсах, она – в свободном платье в цветочек. Но это было не самое главное. Главное было в том, как он к ней прикасался. Он не обнимал ее за плечи, нет. Он положил ладонь ей на живот. На ее округлившийся, явно уже заметный живот. И смотрел на этот живот с таким трепетным, таким безграничным обожанием, что у Насти перехватило дыхание. Она смотрела на его руку, большую, сильную, бережно лежащую на ее животе, как будто он уже сейчас обнимал и защищал своего еще не родившегося ребенка.

А она, будущая мать, смотрела на него и улыбалась. Это была не просто улыбка. Это было сияние. Абсолютное, безоговорочное счастье. В ее глазах не было ни тени сомнения, страха или усталости. Только любовь, доверие и спокойная, животная уверенность в правильности происходящего.

В этот миг они были не просто парой. Они были космосом. Целой вселенной, замкнутой на себя, на свое таинство. Они не замечали никого вокруг, ни толчеи, ни гомона, ни Насти, которая смотрела на них, завороженная, с комом в горле.

Их тележка была завалена не авокадо и лососем. Там были пачки печенья, паста с смешными фигурками, разноцветные йогурты, куча фруктов и огромная коробка шоколада. Еда для счастья. Еда для жизни.

Они рассчитались, он по-прежнему не отнимал руки от ее живота, и пошли к выходу, слившись в одно целое, в свой собственный мирок.

Настя стояла как вкопанная, пропуская вперед других покупателей. У нее вдруг задрожали руки. Она сглотнула слезы, которых сама испугалась. Почему? Почему это зрелище причинило ей такую физическую боль? Почему ее сердце сжалось от восторга за них и от жгучей, пронзительной зависти одновременно?

Она наскоро расплатилась, бросила пакеты на пассажирское сиденье и поехала домой. Вид ее идеальной квартиры, куда она вернулась, вызвал новый приступ тоски. Здесь было тихо, чисто, стерильно. И мертво.

Она поставила продукты в холодильник, заварила наконец чай и упала на диван. Ее руки сами потянулись к планшету. Она не заходила в соцсети. Нет. Она открыла браузер и с замиранием сердца, будто совершая нечто запретное, набрала в поисковой строке: «фертильность женщины после 35».

Ей вывалились сотни статей. Графики, кривые, проценты. Слова «резкое снижение», «возрастное бесплодие», «риск хромосомных аномалий», «сложности с зачатием», «ранний климакс». Цифры и факты обрушились на нее, холодные и безжалостные, как ушат ледяной воды.

«После 35 лет способность к зачатию у женщины начинает значительно снижаться…»

«Шансы забеременеть естественным путем в каждом цикле после 35 лет составляют менее 10%…»

«Риск выкидыша возрастает до 25%…»

«После 38 лет происходит резкое ухудшение качества яйцеклеток…»

Она читала, и ее бросало то в жар, то в холод. Это был не просто звонок. Это был набат. Сирена тревоги, оглушающая, неумолимая. Ее внутренние часы, которые до этого лишь тихо напоминали о себе, вдруг загромыхали, как колокол, заполняя собой все пространство.

Она отшвырнула планшет, вскочила и начала метаться по комнате, как загнанное животное. Руки тряслись. Дыхание сбилось. Перед глазами стояли то разлитый сок и испуганные глаза ребенка, то рука мужчины на беременном животе жены, то цифры и графики из статей.

Паника. Чистая, неконтролируемая, животная паника. Ее охватило чувство, что она опоздала. Что пока она строила карьеру, покупала дизайнерские вещи и водила дорогую машину, жизнь проходила мимо. Самое главное – возможность дать жизнь другому человеку – ускользало от нее безвозвратно.

Она подбежала к большому зеркалу в прихожей и уставилась на свое отражение. Красивое лицо. Ухоженное. Дорогая косметика, подчеркивающая скулы и губы. И абсолютно пустой, испуганный взгляд.

– Что я наделала? – прошептала она своему отражению. – Что я вообще наделала?

И в тишине квартиры ей снова почудился мерный, неумолимый звук. Уже не тиканье, а тяжелый, гулкий бой огромных часов, отсчитывающих ее последние шансы. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Глава 3: Не тот рыцарь

Неделя после злополучного дня рождения Марины и панической атаки в гипермаркете прошла в каком-то туманном, автоматическом режиме. Настя функционировала, как запрограммированный робот: встречи, звонки, отчеты. Но внутри нее все еще звенело от того самого набата, и каждую ночь ей снились кошмары, в которых она пыталась догнать уходящий поезд, а ее ноги были приклеены к перрону, или она роняла и разбивала хрустальные часы, и они рассыпались у ее ног миллионами осколков-секунд.

Она почти перестала заходить в соцсети. Вид чужих улыбок и чужих детей причинял физическую боль. Она отгородилась от мира стеклянными стенами своего офиса и бронированными стеклами своего автомобиля. Но стены были прозрачными, и сквозь них она все равно видела ту самую жизнь, которой у нее не было.

Именно в таком состоянии – внутренне опустошенной, но внешне собранной и холодной – ее и застал Вадим.

Они пересеклись на совещании по пост-реализации того самого злополучного проекта. Вадим был приглашенным финансовым консультантом со стороны партнеров. Настя знала его в лицо и по репутации. Вадим Соколов. Состоявшийся. Надежный. Один из тех, про кого говорят «взлетная полоса построена». Лет сорока пяти, с сединой у висков, которая не старила, а придавала солидности, и с пронзительным, оценивающим взглядом человека, привыкшего, что за его мнение платят большие деньги.