- -
- 100%
- +
Он говорил о своих путешествиях, о том, как чуть не разбился на вертолете над Альпами, о своей коллекции современного искусства. Его мир был таким же ярким и головокружительным, как ее мечты. И в этот вечер она дышала воздухом этого мира полной грудью.
– Я рад, что вы согласились составить мне компанию, Алиса, – сказал он, когда подали кофе. Его пальцы лежали рядом с ее рукой на столе, всего в сантиметре, и она чувствовала исходящее от них тепло. – Вы… не такая, как все.
– А какие «все»? – рискнула она спросить, пряча улыбку в бокале с эспрессо.
– Предсказуемые. Скучные. Говорящие заученными фразами из бизнес-тетрадок, – он отхлебнул коньяк. – В вас есть огонь. Та самая страсть, которую я видел сегодня на презентации. Она чувствуется.
Ее сердце запрыгало от восторга и чего-то еще, трепетного и пугающего. Она чувствовала, как границы между профессиональным и личным стираются с каждой секундой, с каждой минутой, проведенной в его обществе. Это было опасно. И безумно притягательно.
Он предложил подвезти ее, но она, поймав себя на грани полной потери самоконтроля, вежливо отказалась, сославшись на то, что ей по пути, что она вызовет такси. Он не стал настаивать, лишь кивнул с той же загадочной полуулыбкой, проводил ее до машины, помог сесть и захлопнул дверь. Через стекло он помахал ей рукой, и его фигура в свете уличного фонаря показалась ей воплощением всего, к чему она так стремилась – силы, успеха, недосягаемой красоты жизни.
Такси тронулось. Волшебство стало рассеиваться вместе с образом Максима, остававшегося на тротуаре. Салон машины пах старыми сиденьями и чужой жизнью. Восторг и эйфория постепенно уступали место привычной тревоге, которая лишь на время была загнана в глухой угол, но не побеждена.
Она прислонилась головой к прохладному стеклу, закрыла глаза, пытаясь удержать в себе ощущение счастья, легкости, принадлежности. Она перебирала в памяти моменты вечера: его взгляды, его смех, его комплименты. Она видела свое отражение в темном стекле – уставшее, но сияющее, с размазанной помадой и блестящими глазами. Она была счастлива. По-настоящему счастлива.
Машина подъехала к ее дому. Она расплатилась наличными, которые нашла на дне сумки, и вышла. Ночь была тихой и прохладной. Ее апартаменты, обычно такие желанные, сегодня казались чужими и пустыми. Золотая клетка. Впервые эта метафора пришла ей в голову с такой пугающей четкостью.
Она медленно поднялась на лифте, чувствуя, как усталость наваливается на нее всей своей тяжестью. В прихожей она сбросила туфли, поставила сумку с драгоценным платьем на кресло и, не включая света, прошла в гостиную, плюхнулась на диван.
Тишина. Только тикают где-то часы и стучит в висках кровь. Она достала телефон, чтобы проверить время. Экран осветил ее лицо в темноте. И тут же, как по какому-то злому наитию, на ярком экране всплыло уведомление.
Не от мессенджера. Не от соцсети.
От банковского приложения.
«Напоминание: внесите минимальный платеж по кредитной карте **** 5648 до 25.05. Во избежание блокировки карты и начисления штрафов».
Сердце ее остановилось. А потом рванулось с места, забилось с такой бешеной силой, что перехватило дыхание. Сладкое опьянение вечера, теплота вина, сияние глаз Максима – все это испарилось в одно мгновение, как будто его и не было. Остался только холодный, бездушный текст на экране и леденящий ужас, поползший по жилам.
Она ткнула в уведомление пальцем, который вдруг стал ватным и непослушным. Открылось приложение. Яркие, кричащие цифры предстали перед ее глазами. Баланс. Кредитный лимит. Минимальный платеж. Сумма, которую нужно внести, была астрономической. Неподъемной. Она смотрела на цифры, не в силах осознать их, не в силах поверить, что это все – ее долг. Ее астрономический, чудовищный долг.
Платье. Вишневое шелковое платье. Оно лежало в сумке всего в нескольких метрах от нее, и ей вдруг почудилось, что оно излучает зловещее, ядовитое свечение. Цена этого вечера. Цена его восхищенных взглядов. Цена ее минутного счастья. Она была измерена в этих цифрах на экране. И она была неподъемной.
По телу прошел озноб. Руки задрожали так, что она едва не уронила телефон. В ушах зазвенело. Дыхание стало частым и поверхностным. Это была не просто тревога. Это была паника. Настоящая, животная паника, сжимающая горло и заставляющая сердце выпрыгивать из груди.
Она отшвырнула телефон на диван, как будто он был раскаленным углем. Ей стало душно. Она вскочила, подбежала к окну, распахнула его и высунулась наружу, жадно глотая холодный ночной воздух. Но он не помогал. Ощущение ловушки, туго затянутой петли было таким реальным, что она почувствовала физическое давление на шее.
«Успокойся, – приказала она себе, сжимая виски пальцами. – Успокойся. Все решаемо. Ты справишься».
Но голос в голове звучал слабо и неубедительно, тону в громком, навязчивом стуке сердца.
Она отошла от окна, прошлась по комнате, пытаясь совладать с нарастающей волной ужаса. Она подошла к креслу, заглянула в сумку. Шелк платья тускло блестел в темноте. Она потянулась, коснулась его. Ткань, которая несколько часов назад казалась ей воплощением роскоши и успеха, теперь ощущалась как саван. Саван для ее финансовой свободы, для ее спокойствия, для ее будущего.
Она резко отдернула руку, словно обожглась.
Мысли метались, как пойманные в мышеловку зверьки. Зарплата. Когда она? Через две недели. И ее не хватит даже на половину платежа. Можно взять еще один кредит? Но чтобы рефинансировать старый, нужна справка о доходах, а ее официальная зарплата была мизерной, все остальное – бонусы, которые нигде не фиксировались. Продать что-то? Но что? Телефон? Ноутбук? Они были нужны для работы. Одежду? Ту, что куплена в кредит? Суммы будут смехотворными.
Тупик. Абсолютный, беспросветный тупик.
Она снова схватила телефон, с безумной надеждой стала листать выписки по всем своим картам. Пять кредитных карт. Три из них были практически исчерпаны. На двух еще оставались жалкие остатки. Она складывала минимальные платежи, проценты, штрафы за просрочку. Цифры складывались в чудовищную сумму, которую она физически не могла выплатить в ближайшие месяцы, даже если бы полностью отказалась от еды и коммунальных услуг.
Слезы выступили на глазах. Горячие, горькие, беспомощные. Они катились по щекам, оставляя на коже дорожки с разрушенным макияжем. Она не пыталась их смахнуть. Она сидела на полу в своей роскошной гостиной, в платье за несколько сотен тысяч рублей, и рыдала, как потерянный ребенок. Она рыдала от страха, от стыда, от осознания собственной глупости и безрассудства.
Вечер с Максимом, который еще час назад казался ей началом чего-то прекрасного, теперь виделся лишь прологом к краху. Какой может быть роман, какая карьера, какая жизнь, когда за каждым ее шагом, за каждой ее улыбкой, за каждым ее новым платьем стоит этот дамоклов меч долгов?
Она представила его лицо. Его уверенную, спокойную улыбку. Его взгляд, полный восхищения. Что было бы, узнай он правду? Узнай, что его умная, красивая, страстная сотрудница на самом деле – нищая, заложившая себе всю будущее ради видимости успеха? Восхищение мгновенно сменилось бы брезгливым презрением. Он бы отвернулся. Он бы вычеркнул ее из своего мира так же легко, как выкидывают прочитанную газету.
Мысль об этом была невыносимой.
Нет. Нет. Он не должен узнать. Никто не должен узнать.
Она стиснула зубы, сжала кулаки, заставила себя перестать плакать. Слезы ничего не решат. Нужно было думать. Действовать. Искать выход.
Она поднялась с пола, налила себе стакан воды дрожащими руками и выпила его залпом. Холодная жидкость немного прояснила сознание.
«Завтра, – сказала она себе с той же железной решимостью, с какой покупала платье. – Завтра с утра займусь этим. Позвоню в банк. Попрошу реструктуризацию. Что-нибудь придумаю. Все будет хорошо. Сегодня… сегодня просто не думай об этом».
Она подошла к сумке, достала платье и повесила его в гардеробную, на самую дальнюю вешалку, стараясь не смотреть на него. Потом она смыла макияж, смотря на свое заплаканное, распухшее лицо в зеркало. От сияющей, счастливой женщины не осталось и следа. Только испуганные глаза и следы разрушенной иллюзии.
Она легла в постель и легла на спину, уставившись в темноту потолка. За окном начинал светать. Где-то пели птицы. Где-то начинался новый день. А она лежала и чувствовала, как по полу ее шикарной спальни, за которую она не могла заплатить, уже поползли первые, невидимые трещины. Трещины, грозящие поглотить ее целиком. И самое страшное было в том, что она сама стала их архитектором.
Глава 4: Воронка долга
Утро пришло не как облегчение, а как приговор. Первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь щели между шторами, казались Алисе безжалостными прожекторами, высвечивающими всю неприглядную правду ее существования. Она не спала. Всю ночь в голове крутились одни и те же цифры, складываясь в чудовищные уравнения без решения. Глаза горели, веки были тяжелыми, как свинец, а в висках отдавалось мерзкой, навязчивой пульсацией.
Она поднялась с постели, и первым делом ее взгляд упал на дверь гардеробной. Туда, где висело то самое вишневое платье. Теперь оно висело не как трофей, а как вещественное доказательство ее преступления против самой себя. Доказательство безумия и безрассудства.
Сегодня не было времени на многочасовой ритуал красоты. Сегодня был день войны. Войны с самой собой и с безликой финансовой системой, которая, казалось, уже запустила свои щупальца, чтобы задушить ее.
Она надела простые джинсы и свитер – одежду, в которой чувствовала себя не уязвимой, а, наоборот, защищенной, спрятанной от оценивающих взглядов мира. Макияж она наносила на автомате, просто чтобы скрыть следы бессонной ночи и заплаканные глаза. Сегодня ее лицо было не оружием, а щитом.
Чашка кофе не принесла ни бодрости, ни ясности мысли. Горьковатая жидкость обжигала губы, но не могла прогнать холод, поселившийся глубоко внутри. Руки все еще дрожали, когда она взяла телефон и ноутбук.
План был прост и от того казался еще более невыполнимым: обзвонить все банки. Умолять, просить, клянчить о реструктуризации, о кредитных каникулах, о чем угодно, что дало бы ей глоток воздуха. Хотя бы один.
Она села за свой идеальный стеклянный стол, включила ноутбук. Экран загорелся, ослепляя ее. Она открыла файл с аккуратными таблицами своих долгов, которые вела с маниакальной педантичностью, словно составляя отчет для самого строгого начальника. Этим начальником была она сама.
Первый звонок. Крупный федеральный банк. Мелодия ожидания была веселой и беззаботной, режущей слух своим несоответствием тому, что творилось у нее на душе.
– Служба поддержки, менеджер Анна, здравствуйте! Чем я могу вам помочь? – голос был нарочито бодрым, до зубной боли отточенным.
Алиса сглотнула комок в горле, заставив свой голос звучать ровно и деловито.
– Здравствуйте. Меня зовут Алиса Морозова. У меня карта вашего банка, номер заканчивается на 5648. Я хотела бы обсудить возможность реструктуризации долга. В настоящее время испытываю временные финансовые трудности.
На другом конце провода послышался стук клавиш.
– Понимаю вас, Алиса. Сейчас посмотрю вашу историю… – пауза затянулась. Алиса сжала телефон так, что костяшки пальцев побелели. Она слышала, как где-то на улице проехала машина с громкой музыкой – звук другой, нормальной жизни. – Вижу ваши платежи. Да, долг значительный. А что у вас за трудности? Смена работы? Болезнь?
Вопрос повис в воздухе. Что она могла ответить? «Я тратила, как сумасшедшая, на косметологов, платья и походы в рестораны, пытаясь казаться той, кем не являюсь»?
– Снизился доход, – выдавила она. – Неожиданные расходы.
– Понимаю, – повторила менеджер, и в ее голосе не было ни капли понимания. – К сожалению, программа реструктуризации у нас предусмотрена для клиентов, находящихся в действительно сложных жизненных ситуациях. Потеря кормильца, инвалидность… Снижение дохода, к сожалению, не является достаточным основанием. Вы можете попробовать оформить заявку на новый кредит, чтобы погасить текущий?
Алиса сжала веки. Новый кредит. Еще один. Чтобы закопать себя еще глубже.
– Но у меня… у меня уже несколько кредитов. В других банках. Я не уверена, что одобрят.
– Ну, попробуйте! – жизнерадостно предложила девушка. – У нас сейчас как раз отличное предложение по процентной ставке для новых клиентов! Или можете обратиться в микрофинансовую организацию, у них требования к заемщикам проще.
Микрофинансовая организация. Проценты, под которые за год можно было бы купить небольшую машину. Ловушка, из которой не выбираются.
– Спасибо, я подумаю, – механически произнесла Алиса и положила трубку.
Первая битва была проиграна. Ощущение беспомощности стало еще острее.
Она набрала номер второго банка. Потом третьего. История повторялась с пугающим однообразием. Вежливые, отстраненные голоса. Одинаковые вопросы. Одинаковые отказы. Предложения взять новый кредит, оформить новую карту с лимитом побольше, чтобы закрыть старые долги. Цирк, в котором она была и клоуном, и публикой, вынужденная смеяться над собственными страданиями.
После четвертого звонка она откинулась на спинку стула, закрыв лицо руками. Воздуха не хватало. Комната, такая просторная и светлая, вдруг стала давить на нее стенами. Эти стены, эта мебель, этот вид из окна – все это было куплено в кредит. Вся ее красивая жизнь была ненастоящей, картонной декорацией, которую в любой момент мог сдуть первый же серьезный ветер.
Она подошла к окну, распахнула его. Холодный осенний воздух ворвался в комнату, заставляя ее вздрогнуть. Внизу кипела жизнь. Люди спешили на работу, смеялись, целовались на прощание. Они не знали, что на двадцать восьмом этаже в роскошных апартаментах молодая женщина стоит на краю финансовой пропасти и пытается найти в себе силы не шагнуть в нее.
Она должна была увидеть все своими глазами. Увидеть весь ужас целиком. Принять его. Только тогда, возможно, нашлось бы решение.
Она села обратно за стол, открыла все свои банковские приложения, все электронные кабинеты, распечатала все выписки, которые копились месяцами. Она взяла калькулятор и блокнот – дорогой, кожаный, с золоченым обрезом, подарок от клиента. Иронично использовать его для таких расчетов.
И начался подсчет. Долгая, мучительная, унизительная процедура.
Она выписывала каждую сумму. Каждый платеж за косметолога. Каждый чек из ресторана. Каждый заказ из интернет-бутика. Каждую процедуру, которая должна была сделать ее красивее, увереннее, ближе к тому идеалу, который она себе навязала.
Цифры росли. Сначала они были относительно небольшими. Потом – больше. Потом – астрономическими. Она складывала их, ее пальцы дрожали, сбиваясь с клавиш калькулятора. Она стирала, считала заново. Результат не менялся.
Она прибавила проценты. Годовые, ежемесячные, штрафные. Цифры на дисплее калькулятора превратились в нечто абсурдное, нереальное. Она всматривалась в них, не веря своим глазам. Это не мог быть ее долг. Это был долг небольшой компании. Не одной хрупкой девушки.
Затем она взяла листок с расчетом своих доходов. Ее официальная зарплата. Ее бонусы, которые были нерегулярными и которые она всегда сразу же тратила. Она разделила общую сумму долга на свою среднемесячную чистую прибыль.
Результат заставил ее кровь похолодеть.
Даже если бы она вообще перестала есть, пить, платить за квартиру и коммунальные услуги, ей потребовалось бы более трех лет, чтобы просто погасить основную сумму долга. Три года! И это без учета процентов, которые продолжали бы капать все это время.
А если учесть проценты… Она сделала еще один расчет. Ее глаза наполнились слезами, которые она яростно смахнула. Цифры на бумаге расплывались.
Получалась вечность. Вечность кабалы. Вечность жизни от зарплаты до зарплаты, когда каждый рубль будет уходить на погашение долгов, наросших за ее наивную веру в то, что она может купить себе счастье и принадлежность к миру сильных и красивых.
Она отодвинула от себя калькулятор и бумаги. Руки ее тряслись так, что она не могла удержать ручку. В горле стоял ком. Она подняла глаза и увидела свое отражение в темном экране монитора. Бледное, испуганное лицо с огромными глазами. Лицо банкрота. Лицо человека, который проиграл.
И тут ее взгляд упал на вазу с цветами, которые она купила себе в прошлые выходные, чтобы поднять настроение. На журнал о моде, лежащий на кофейном столике. На баночку крема за пять тысяч рублей, стоящую на полке в ванной. Мелочи. Ничтожные траты в общей картине. Но именно из этих мелочей, как из сотен ручейков, и сложилась та бурная, сокрушительная река, что грозила теперь унести ее с собой.
Она поняла всю глубину своей ловушки. Она не просто потратила много денег. Она купила себе образ жизни, который не могла поддерживать. И теперь, чтобы расплатиться, ей пришлось бы от этого образа жизни отказаться. Признать свое поражение. Сдать всю свою красивую, блестящую атрибутику и вернуться туда, откуда она начала – в мир скромных зарплат, ограниченных возможностей и вечной экономии.
Но хуже всего было то, что даже этот путь возврата был для нее теперь закрыт. Долг был слишком велик. Даже продав все, что у нее было, даже переселившись в самую дешевую комнату на окраине, она не смогла бы выбраться из этой ямы за год или два. Это были годы. Годы жизни, отданные за мгновения иллюзорного счастья, за восхищенные взгляды чужих людей, за право посидеть за одним столом с такими, как Максим Орлов.
Унижение охватило ее с новой силой. Она была не жертвой обстоятельств. Она была дурочкой. Претенциозной, наивной дурочкой, которая возомнила себя принцессой и теперь расплачивалась за свою дерзость.
Она собрала все бумаги, все распечатки, скомкала их с силой, на какую была способна, и швырнула в мусорное ведро. Но это ничего не меняло. Цифры уже выжглись у нее в мозгу. Они сидели внутри, как раковая опухоль, медленно отравляя все вокруг.
Она подошла к гардеробной и распахнула дверь. Ряды одежды, обуви, сумок – все это было не ее. Это было имущество банков. Купленное в кредит, за который она теперь должна была расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Она провела рукой по шелковому платью – тому самому, вишневому. Ткань была холодной и скользкой, как змеиная кожа. Она сорвала его с вешалки, сжала в руках, пытаясь вызвать в себе хотя бы тень вчерашнего восторга, того ощущения всемогущества и красоты. Но чувствовала только пустоту и леденящий ужас.
Она опустилась на пол гардеробной, зарывшись лицом в мягкий, безразличный шелк. И наконец позволила себе то, чего не позволяла всю ночь и все утро. Она зарыдала. Тихо, безнадежно, по-взрослому. Не от страха перед звонками коллекторов или судебными приставами. А от осознания полного, тотального краха. Краха ее мечты. Ее веры в себя. Ее будущего.
Она сидела на полу своей роскошной гардеробной, окруженная немыми свидетелями своего падения – туфлями, сумками, платьями, – и плакала о той Алисе, которой она была раньше. О той Алисе, которая еще не знала, что цена за вход в мир грез оказывается неподъемной, и расплачиваться за нее приходится собственной душой.
Она плакала, а за окном светило солнце, и город жил своей жизнью, совершенно не интересуясь ее маленькой, никому не нужной трагедией.
Глава 5: Искусство быть другой
Три дня. Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут.
Именно столько времени прошло с того утра, когда Алиса увидела цифры, вынесшие ей приговор. Семьдесят два часа она существовала в подвешенном состоянии, между отчаянием и онемением. Она ходила на работу, отвечала на письма, даже провела пару планерок, но все это происходило сквозь толстое, звуконепроницаемое стекло шока. Она была автоматом, запрограммированным на имитацию жизни.
Каждый звонок на рабочий телефон заставлял ее вздрагивать, ожидая услышать на другом конце провода не клиента, а вежливый голос из службы безопасности банка. Каждый раз, проходя мимо офиса Максима, она ускоряла шаг, боясь встретиться с ним взглядом и увидеть в его глазах разоблачение. Она была преступницей, ожидающей ареста, и ее тюрьмой был ее собственный страх.
Но мир, казалось, и не думал рушиться. Контракт со швейцарцами был подписан. В офисе царило приподнятое настроение. Коллеги поздравляли ее с успехом, и она давила из себя улыбку, чувствуя, как ее лицо изображает радость, которую она больше не могла ощущать. Ее успех стал горькой пилюлей, подслащенной чужими восторгами.
И вот, в четверг, когда она пыталась сосредоточиться на составлении отчета, на ее рабочий телефон по внутренней линии загорелась лампочка. Сердце упало. Секретарь.
– Алиса, Максим Игоревич просит вас зайти к нему.
Голос секретаря был нейтральным, но Алисе почудилась в нем зловещая нотка. Всё. Это всё. Кто-то что-то узнал. Может, отдел кадров получил запрос из банка. Может, он видел, как она в обед сидела в парке с бутербродом, а не в ресторане, как обычно. Глупо, иррационально, но паника не знает логики.
Она поднялась с кресла, ноги были ватными. Дорога до кабинета Максима показалась долгой, как путь на эшафот. Она поправила пиджак, провела рукой по волосам – автоматические жесты, призванные вернуть хоть каплю уверенности.
Постучала. Его голос из-за двери прозвучал привычно собранно.
– Войдите.
Она вошла. Его кабинет, просторный и минималистичный, с панорамным видом на Москву-Сити, всегда действовал на нее подавляюще. Сегодня он казался особенно бездушным.
Максим сидел за своим столом из матового черного дерева. Он не улыбнулся, но его выражение лица было скорее задумчивым, чем суровым.
– Алиса, садитесь.
Она опустилась в кресло для посетителей, сжимая руки на коленях, чтобы скрыть дрожь.
– Вы хотели меня видеть, Максим Игоревич?
– Максим, – поправил он мягко, откладывая в сторону планшет. – Хотел лично поздравить. Швейцарцы подписали контракт. И прислали письмо с благодарностями лично вам. Работа была проделана блестяще.
Он достал из ящика стола конверт из плотной, кремовой бумаги. Не электронное письмо. Настоящее, бумажное, с тисненым логотипом. Знак особого уважения.
– Они ценят не только результат, но и стиль. А вы его продемонстрировали в полной мере.
Алиса взяла конверт. Руки дрожали. Она пробежала глазами по тексту, написанному изысканным курсивом. Слова благодарности, комплименты ее профессионализму и… ее «безупречному чутью на эстетику». Ирония судьбы била точно в цель.
– Спасибо, – прошептала она, чувствуя, как горит лицо. – Я… я просто делала свою работу.
– Вы делали больше, чем просто работу, – он откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. – Вы создали атмосферу. Это дар. Редкий.
Он помолчал, изучая ее. Его взгляд скользнул по ее лицу, и Алисе показалось, что он видит не просто макияж, а следы бессонных ночей под тональным кремом.
– Кстати, о даре. У меня для вас кое-что есть.
Он снова открыл ящик стола и достал нечто, завернутое в мягкую замшу. Положил на стол перед ней. Алиса замерла. Это была не папка с документами. Это была маленькая, изящная коробочка. Такая, в которой хранят драгоценности.
– Это небольшой бонус. В знак моей личной признательности, – он слегка подтолкнул коробочку к ней. – Откройте.
Пальцы Алисы отказались повиноваться. Они одеревенели, стали чужими. Она смотрела на коробочку, как кролик на удава. Это была ловушка. Должна была быть ловушка.
– Максим, я… я не могу, – выдавила она. – Это слишком.
– Пустяки, – он махнул рукой, но в его глазах читалось любопытство. Ему, видимо, было интересно наблюдать за ее реакцией. – Просто я увидел это и сразу подумал о вас. Открывайте же.
Она сглотнула, с трудом разжала пальцы и дрожащей рукой подняла крышку.
На черном бархате лежали серьги. Не просто серьги. Это были миниатюрные шедевры ювелирного искусства – подвески в виде капель, сотканные из бриллиантов и сапфиров цвета ее вечернего платья. Они играли и переливались в холодном свете люминесцентных ламп, отбрасывая на бархат радужные зайчики. Они должны были стоить… она боялась даже думать, сколько.
У нее перехватило дыхание. Не от восторга. От ужаса. Это был еще один долг. Не денежный, но моральный. Очередная цепь, приковывающая ее к нему, к этому миру, к этой жизни, которую она больше не могла себе позволить.
– Они… они великолепны, – прошептала она, и голос ее сорвался. – Но я не могу их принять. Это слишком щедро.
– Вздор, – он улыбнулся, явно довольный ее реакцией. – Они созданы для вас. Как и то платье. Вы должны носить такие вещи. Они подчеркивают вашу… уникальность.
Его слова резали, как нож. «Должны носить». Кто сказал, что она должна? Он? Общество? Его богатые друзья? И какой ценой?
– Наденьте их, – предложил он, и в его тоне прозвучала легкая настойчивость, не терпящая возражений.