Грань

Глава 4: Взгляд сквозь толпу

Суббота наступила с неумолимостью приговора. Все утро Елена провела в странной, зыбкой прострации. Она механически выполняла привычные действия: завтрак, душ, макияж, но её мысли были где-то далеко, словно она сама наблюдала за собой со стороны, за другой женщиной, готовящейся к вечеру, который мог перевернуть её жизнь.

Она выбрала платье – элегантное, тёмно-синее, облегающее, но не кричащее. Украшения – скромные жемчужные серьги. Всё должно было говорить о сдержанном вкусе, успехе, уверенности. Она создавала броню. Броню из шёлка и жемчуга, за которой надеялась спрятать свою тревогу, своё смятение.

Борис, напротив, был в прекрасном настроении. Он надел новый костюм, брюки с идеальными стрелками, и всё время напевал что-то себе под нос. Для него это был просто очередной светский раут, повод блеснуть и пообщаться с полезными людьми.

– Ты выглядишь потрясающе, как всегда, – сказал он, поймав её взгляд в отражении зеркала, пока она поправляла причёску. Его комплимент был штампованным, как монета. Красивым, но не несущим настоящей ценности.

– Спасибо, – автоматически ответила Елена, чувствуя, как под слоем тонального крема холодеет кожа. – Ты тоже.

По дороге в «Метрополь» он говорил о работе, о новых проектах, о том, кого из бывших однокурсников может быть выгодно иметь в партнёрах. Елена кивала, поддакивала, но не слышала ни слова. Она смотрела в окно на мелькающие огни и думала только об одном. О том, что его там не будет. И от этой мысли её сковывало странное оцепенение, смесь облегчения и горькой тоски.

Лимузин плавно подкатил к подъезду отеля. Швейцар распахнул дверь. Яркий свет хрустальных люстр, приглушённый гул голосов, щёлканье каблуков по мраморному полу – всё это обрушилось на неё, как волна. Она взяла Бориса под руку, чувствуя, как её пальцы похолодели даже сквозь перчатки.

Зал был уже полон. Узнаваемые и до неузнаваемости изменившиеся лица. Вскрики удивления, объятия, поцелуи в щёку, громкие восклицания. Воздух был густым от смеси духов, дорогого алкоголя и ностальгии.

Борис сразу же включился в игру. Он был в своей стихии: уверенный, немного снисходительный, легко вступающий в беседы. Он представлял Елену, она улыбалась, кивала, говорила какие-то приятные мелочи. Её тело выполняло все необходимые действия, разум был отстранён, словно заморожен.

Они медленно продвигались вглубь зала. Елена чувствовала себя актрисой, играющей в плохой пьесе. Она ловила на себе восхищённые взгляды мужчин и оценивающие – женщин. «Идеальная пара», – доносились до неё обрывки фраз. Её тошнило от этих слов.

Она позволила Борису увлечь себя в группу его бывших однокурсников-экономистов. Разговор сразу же зашёл о курсе акций, недвижимости, политике. Елена взяла бокал шампанского с подноса проходящего официанта и сделала большой глоток. Игристые пузырьки щекотали горло, но не могли прогнать оцепенение.

Именно в этот момент, над краем бокала, её взгляд скользнул по залу, цепляясь за лица, и… остановился.

Сердце не замерло. Оно не провалилось в пятки. Оно просто разорвалось на тысячи осколков, которые больно впивались в неё изнутри.

У высокого панорамного окна, полуобернувшись к собеседнику, стоял он.

Алексей.

Не тот мальчик с фотографии, не призрак из прошлого. А взрослый, настоящий мужчина. Время не пощадило его, оно высекло его черты резче, острее. У него появились лёгкие морщинки у глаз, которые, казалось, подчёркивали глубину его взгляда, а не старили. Он был одет не в пиджак, как все, а в тёмную качественную водолазку и брюки. Он выглядел… иным. Не хуже. Не лучше. Просто совершенно другим и в то же время абсолютно узнаваемым.

Он что-то говорил, улыбка тронула уголки его губ, и в этом движении было столько знакомой, почти забытой харизмы, что у Елены перехватило дыхание. Он казался таким же естественным в этой роскошной обстановке, как и тогда, на лесной поляне. Как будто он не приспосабливался к миру, а позволял миру существовать вокруг себя.

Она не заметила, как бокал выскользнул из её ослабевших пальцев. Хрусталь с звоном разбился о паркет, золотистая жидкость брызнула на подол её платья и на ботинки окружающих.

Все обернулись на звук. Разговоры смолкли на секунду. Борис вздрогнул и резко повернулся к ней.

– Елена! Боже, что с тобой? – в его голосе прозвучало раздражение, смешанное с недоумением. – Ты вся испачкалась!

Она не слышала его. Она не видела ничего, кроме него. Алексея, который тоже обернулся на шум. И его взгляд, скользнув по суетящимся вокруг неё людям, нашёл её. Зацепился. Остановился.

Время остановилось вместе с ним. Шум зала отступил, превратившись в глухой, невнятный гул. Свет люстр померк, и в мире остались только они двое, разделённые пространством бального зала, но связанные невидимой нитью, натянутой до предела.

Он не улыбнулся. Не кивнул. Не подал никакого знака. Он просто смотрел. И в его взгляде не было ни удивления, ни радости встречи. Было… узнавание. Глубокое, бездонное, всё понимающее. Как будто он ждал этого. Ждал её. И все эти годы видел сквозь время и расстояние именно её, такую, какая она была сейчас – испуганную, растерянную, с разбитым бокалом в ногах и с разбитой жизнью в душе.

Это длилось всего мгновение. Всего одно дыхание. Но для Елены оно растянулось на вечность.

Потом кто-то заслонил его от неё. Подскочившие официанты начали убирать осколки. Борис, хмурый, пытался салфеткой стереть пятно с её платья.

– Ты в порядке? Ты как будто увидела привидение, – проворчал он.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Её колени подкашивались. Она чувствовала, как по спине бегут мурашки. Этот взгляд… Он пронзил её насквозь. В нем было столько тихой грусти, столько немых вопросов и… прощения. Да, ей показалось, что она увидела в его глазах прощение. За что? За то, что она бросила его? За то, что не дождалась? За то, что сейчас стояла здесь, рядом с другим мужчиной, в платье, которое стоило как его годовая арендная плата, вероятно?

– Пойдём в дамскую комнату, нужно привести себя в порядок, – решительным тоном сказал Борис, беря её под локоть и почти силой уводя от любопытных взглядов.

Она шла, как автомат, не чувствуя под собой ног. Её сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на весь зал. Он здесь. Он смотрел на неё. И этот взгляд разбудил в ней всё, что она так тщательно хоронила годами. Все сомнения, все желания, всю ту дикую, неконтролируемую страсть, которую она когда-то испытывала к нему.

В зеркале дамской комнаты она увидела бледное, испуганное лицо с огромными глазами. Пятно на платье расплылось безобразным жёлтым кругом.

– Что с тобой, Елена? – спросил Борис, оставшись с ней в пустой комнате. – Ты вся дрожишь.

– Голова закружилась… от шампанского натощак, наверное, – она нашла силы соврать, глядя на него в отражении. – Я… я сейчас приду в себя.

Борис покачал головой.

– Неприятно. Ладно, отстираем. Подожди тут, я принесу тебе минеральной воды.

Он вышел, оставив её одну. Она схватилась за раковину, стараясь унять дрожь в руках. Закрыла глаза, но перед ней снова стоял он. Его взгляд. Молчаливый, тяжёлый, полный смыслов, которые она боялась расшифровать.

Она знала, что должна сейчас выйти, найти его, подойти, сказать что-то. Банальное. «Привет, как дела? Давно не виделись». Но её ноги не слушались. Она боялась. Боялась того, что почувствует, когда окажется рядом. Боялась, что не сможет контролировать себя. Боялась, что все увидят, как она вся идёт трещинами, как эта идеальная картинка рассыплется в прах от одного его прикосновения.

Борис вернулся с водой. Она сделала несколько глотков, чувствуя, как холодная жидкость обжигает горло.

– Лучше? – спросил он, всё ещё с лёгким недовольством в голосе. Его вечер был подпорчен.

– Да, спасибо, – прошептала она. – Прости.

– Ничего. Бывает. Пойдём, ещё не со всем поздоровались.

Он снова повёл её в зал. Елена шла, как на эшафот. Каждый шаг давался ей с трудом. Она сканировала пространство, ища его. Его нигде не было. Может, ей показалось? Может, это был просто плод её воображения, её больной фантазии?

И тут она увидела его снова. Он стоял у бара, разговаривая с той же группой людей. Спиной к ней. Его плечи были широкими, осанка – прямой и уверенной. Он жестикулировал, рассказывая что-то, и люди вокруг смеялись. Он всё так же умел очаровывать, покорять аудиторию.

Борис, не замечая её состояния, повёл её именно в ту сторону. К бару. За новыми бокалами.

– …да, я только на месяц, – донесся до неё голос Алексея. Низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой, которая появилась в нём с годами. От этого звука по её коже пробежали мурашки. – Потом обратно в Париж. Нужно готовиться к новой выставке.

Он был в Париже. Художник. Как и мечтал. Мечты сбываются. У кого-то.

Они приблизились. Борис, наливая себе виски, наконец заметил собеседника. Его лицо выразило лёгкое удивление.

– Алексей? Серьёзно? Это ты?

Алексей обернулся. Его взгляд скользнул по Борису, почти не задерживаясь, и снова устремился на Елену. Теперь вблизи она увидела все детали. Усталость в уголках глаз. Лёгкую седину у висков. И ту же самую, не поддающуюся определению магнетическую силу, что исходила от него всегда.

– Борис, – кивнул он с лёгкой, вежливой улыбкой, в которой не было ни капли радости. – Давно не виделись. Елена.

Он произнёс её имя. Просто её имя. Без прикрас, без восклицаний. Но в его устах оно прозвучало как признание. Как заклинание. Как что-то сокровенное и важное.

Она чувствовала, как земля уходит из-под ног. Её ладони вспотели. Она должна была что-то сказать. Хоть что-то.

– Привет, Алексей, – её голос прозвучал хрипло и тихо. – Как… неожиданно.

– Приятно неожиданно, надеюсь, – он улыбнулся чуть шире, и в его глазах мелькнула та самая, знакомая искорка. Игривая, насмешливая, проникающая прямо в душу.

Борис, совершенно не чувствуя атмосферы, хлопнул Алексея по плечу.

– Вот это да! Где тебя носит? Слышал, в Париже обосновался? Художник, да? Ну ты даёшь!

Алексей терпеливо выслушал этот поток банальностей, не сводя глаз с Елены. Он видел её смущение, её панику, её борьбу. И, казалось, понимал каждую её эмоцию.

– Да, что-то вроде того, – легко ответил он Борису. – А ты, я смотрю, всё в своём репертуаре. Дела, сделки, успех.

В его словах не было издевки. Была констатация факта. Но Елена почувствовала ту пропасть, что лежала между ними. Между миром Бориса и миром Алексея.

– А ты как, Лена? – вдруг обратился он к ней, игнорируя Бориса. – Всё тоже снимаешь PR-кампании? Или уже покорила мир?

Он помнил. Помнил её мечты, их разговоры. От этой простой фразы у неё перехватило дыхание.

– Нет, – она с трудом заставила себя улыбнуться. – Мир пока на месте. Работаю. Всё, как всегда.

– Жаль, – сказал он тихо, и его взгляд стал серьёзным. – Я был уверен, что ты его перевернёшь.

Наступила неловкая пауза. Борис наконец почувствовал напряжение и нахмурился.

– Ну, не будем отвлекать, – сказал он, беря Елену под руку властно. – Пойдём, Лена, нужно ещё с Колей поздороваться.

Алексей кивнул, его лицо снова стало вежливым и отстранённым.

– Конечно. Было приятно увидеться.

Елена позволила Борису увести себя. Она не оборачивалась. Она чувствовала его взгляд на своей спине. Жгучий, пронизывающий. Он жёг её сквозь ткань платья, оставляя невидимые, но болезненные отметины.

Вечер превратился в пытку. Она улыбалась, говорила правильные слова, но её ум был там, у бара. Она ловила каждое его движение краем глаза, каждую улыбку, каждый жест. Он был центром притяжения. К нему постоянно подходили люди, он легко и непринуждённо общался, но его взгляд то и дело возвращался к ней. Молчаливый. Вопрошающий.

Борис ничего не замечал. Он был поглощён общением, обменом визитками, разговорами о будущих проектах. Он был счастлив.

А Елена разрывалась на части. С одной стороны – страх, паника, осознание того, что рушится что-то важное. С другой – дикое, неконтролируемое желание подойти к нему, поговорить, узнать, коснуться… Просто коснуться его руки, чтобы убедиться, что это не мираж.

Когда они наконец собрались уходить, уже за полночь, она почувствовала себя истощённой, как после марафона. Они прощались у гардероба. И тут он снова появился рядом, надевая старое, потёртое кожаное пальто, которое так не вязалось с нарядными шубами и плащами гостей.

– Уже уходите? – спросил он, его голос прозвучал совсем рядом.

– Да, завтра рано вставать, – ответил за неё Борис, пожимая ему руку. – Удачи в Париже.

Алексей кивнул, потом повернулся к Елене. Он смотрел на неё долго, пронзительно.

– Всегда рад был тебя видеть, Елена, – сказал он на прощание. И в этих простых словах был целый мир смыслов, понятных только им двоим.

Он повернулся и ушёл, растворившись в ночи. Елена стояла, не в силах пошевелиться, сжимая в руке свою горностаевую палантину и чувствуя, как что-то важное, необратимое, только что произошло. Что-то, что уже никогда не позволит ей быть прежней. Тихая, предсказуемая жизнь осталась там, в зале, вместе с осколками хрустального бокала и призраком несбывшихся надежд.

Глава 5: Первая тревога

Дорога домой промелькнула в одном сплошном, оглушительном гуле. Борис, довольный вечером, разбирал удачные знакомства, строил планы на будущие деловые встречи, изредка бросая на Елену недоуменные взгляды, когда она отключалась и не отвечала на его вопросы. Она сидела, прижавшись лбом к холодному стеклу автомобиля, и смотрела на проплывающие огни, не видя их. Перед глазами стояло одно-единственное лицо. Один-единственный взгляд.

Он здесь. В Москве. Всего на месяц. Всего на тридцать коротких дней, которые отделяли её от окончательного, бесповоротного прощания. И за этот месяц что-то должно было произойти. Или не произойти. От этого «или» у неё кружилась голова и подкашивались ноги.

Они вошли в дом. Привычная тишина, пахнущая деньгами и чистотой, обволакивающе приняла их. Борис снял пиджак, бросил его на стул и потянулся.

– Ну, что ж, довольно продуктивный вечер получился. Надо будет Петру позвонить на днях, обсудить кое-что. А тот твой знакомый, Алексей, ничего так, преуспел, надо же, – он сказал это с лёгким оттенком удивления, как будто факт того, что «творческая личность» может чего-то добиться, противоречил законам физики.

Елена молча прошла в спальню. Её руки дрожали, когда она пыталась расстегнуть незаметную молнию на боку платья. Пятно от шампанского высохло, оставив безобразный липкий след. Она с отвращением стянула платье и швырнула его в корзину для белья. Ей казалось, что оно до сих пор пахнет его взглядом. Тем тяжёлым, пронизывающим молчанием, что висело между ними.

– Что-то на тебя сегодня нашло, – раздался за спиной голос Бориса. Он уже переоделся в пижаму и стоял в дверях, наблюдая за ней. – Сначала бокал разбила, потом вся вечер как в воду опущенная. Устала?

Он подошёл ближе, положил руки ей на плечи. Его прикосновение, обычно нейтральное, сегодня показалось ей невыносимым. Горячим, властным, чужим. Она едва сдержала порыв отстраниться.

– Да, просто устала, – её голос прозвучал глухо, из-за глухой стены, что выросла между ней и всем миром. – И голова болит.

– Шампанское натощак, я же говорил, – он наклонился и поцеловал её в шею. Это был не страстный поцелуй, а скорее ритуал, привычное действие, знак «спокойной ночи». Но сегодня от его губ, пахнущих дорогим виски, её передёрнуло.

Она сделала шаг назад, под предлогом того, что хочет снять макияж.

– Я сейчас, иду в душ.

Она закрылась в ванной, включила воду и дала ей литься, пока зеркало не запотело полностью, скрывая её отражение. Потом села на край ванны и закрыла лицо руками. Тело её била мелкая дрожь. Внутри всё кричало. Кричало его имя. Кричало от страха. Кричало от желания.

Она видела его перед собой так ясно, будто он стоял здесь, в этой стерильно чистой комнате. Его улыбку. Его седину у висков. Глубину его глаз, в которых она прочла столько боли и… понимания. Он понимал её. Понимал ту борьбу, что происходила в её душе сейчас. Понимал ту цену, которую она заплатила за этот мраморный пол и хрустальные люстры.

«Я был уверен, что ты перевернёшь мир». Его слова жгли её изнутри, как раскалённое железо. Она предала не только его. Она предала саму себя. Ту девчонку, что мечтала о Париже и статьях об искусстве. Ту девчонку, что смеялась до слёз на пледе под солнцем.

А что она имела теперь? Успешное агентство? Да. Красивого мужа? Да. И… всё. Больше ничего. Только скорлупу рутины, которая медленно, но, верно, душила в ней всё живое.

Она вошла в душ, и горячие струи воды обожгли её кожу. Она надеялась, что вода смоет это смятение, эту панику, этот странный, запретный трепет, что пробегал по её коже при одном воспоминании о нём. Но вода была бессильна. Ощущение было не снаружи. Оно было внутри. Глубоко, в самой сердцевине её существа, проснулось что-то дикое, давно уснувшее, и теперь рвалось на свободу.

Вернувшись в спальню, она застала Бориса уже спящим. Он лежал на спине, его дыхание было ровным и безмятежным. Он мог спать. Спать, в то время как её мир рушился и перестраивался заново. Эта его способность отключаться от всего казалась ей теперь не благословением, а страшным пороком. Признаком глухоты души.

Она осторожно легла рядом, повернувшись к нему спиной, и притворилась спящей. Но сон не шёл. Перед глазами снова и снова проигрывались моменты вечера. Его взгляд. Его голос. Его слова.

«Всегда рад был тебя видеть, Елена».

Что он имел в виду? Почему сказал это в прошедшем времени? Как будто что-то завершилось. Или… только началось?

Она ворочалась с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, но удобства не было ни в одной позе. Её ум лихорадочно работал, выстраивая и тут же разрушая воздушные замки. Он в Москве. Всего на месяц. У него выставка в Париже. Он добился своего. Он стал тем, кем мечтал. Без неё.

И эта мысль была одновременно и горькой, и восхитительной. Он не сломался. Не пошёл по пути компромиссов. Он остался верен себе. А она? Она выбрала безопасность. И теперь пожинала плоды этого выбора – тихое, размеренное, бесстрастное существование.

Чувство вины накатывало новой волной. Она лежала рядом с мужем и думала о другом мужчине. Вспоминала его глаза, его улыбку, его руки… Она представляла, как эти руки касались бы её кожи, как эти губы…

Она резко села на кровати, охваченная паникой. Что с ней происходит? Это же измена. Мысленная, пока ещё только мысленная, но от этого не менее ужасная. Она была замужней женщиной. У неё была ответственность. Общая жизнь, общий быт, общие планы. Она не могла позволить какому-то мимолетному воспоминанию, пусть и воплотившемуся в плоть и кровь, разрушить всё это.

Она встала и прошла в гостиную. В темноте, на ощупь, она нашла бар и налила себе виски. Мерки не стала мерить, плеснула много. Выпила залпом. Алкоголь обжёг горло, ударил в голову, но не принёс желанного забвения. Он лишь обострил чувства.

Она подошла к панорамному окну. Город спал. Где-то там, в одной из его бесчисленных квартир или гостиничных номеров, спал он. Алексей. Что он чувствовал? О чём думал? Вспоминал ли он её? Или она была для него просто эпизодом из далёкой юности, о котором он давно забыл?

Нет. Его взгляд говорил об обратном. В его взгляде была память. Была боль. Была какая-то тихая, неизбывная грусть. И… интерес. Да, она почувствовала и интерес. Как будто он видел не её, успешную Елену Гордееву, а ту самую Лену, что могла часами говорить о Кандинском и смеяться до слёз над глупыми шутками.