Месть

Глава 1: Сладкий обман

Аромат ванили, корицы и медленно томящегося в сливочно-грибном соусе мяса витал в просторной квартире, словно теплое, осязаемое обещание счастья. Эта палитра запахов была симфонией домашнего уюта, любви и стабильности – всего того, что Инга ценила больше всего на свете. Она неспешно перемещалась по сияющей кухне, будто совершая красивый, медленный ритуал. На столе уже красовалась хрустальная ваза с пышным букетом алых роз, точь-в-точь как те, что Сергей дарил ей в день их свадьбы. Ровно пять лет назад. Юбилей.

Пять лет. Невероятно, как летит время. Казалось, только вчера он, нервный и сияющий, пытался надеть ей на палец обручальное кольцо, а его руки дрожали так, что ей пришлось помочь ему. А сегодня они – успешная, красивая пара. У нее – стремительная карьера арт-директора в модном агентстве, у него – собственная развивающаяся юридическая фирма. Их общая жизнь была похожа на идеально скомпонованный коллаж из глянцевого журнала: роскошная квартира в престижном районе, дорогие путешествия, восхищенные взгляды друзей и коллег. Но для Инги все эти атрибуты успеха были просто приятным фоном, декорациями к главному – к их любви. К Сергею.

Она провела пальцем по шелковистому лепестку розы, и на губы сама собой наползла улыбка. Нежная, чуть сентиментальная. Сегодня все должно быть идеально. Она надела его любимое черное платье, облегающее, подчеркивающее каждый изгиб ее стройной фигуры. Нанесла легкий макияж, чтобы глаза сияли, а губы манили. Зажгла свечи, хотя до прихода Сергея было еще рано. Ей хотелось продлить это сладкое, томящее ожидание, эту предвкушающую дрожь в животе.

Она представила, как он войдет, усталый, но обязательно с цветами. Как обнимет ее за талию, прижмется губами к ее шее и прошепчет что-то по-особенному любимое: «Жена, я по тебе сходил с ума весь день». А она сделает вид, что отталкивает его, мол, еда остынет, а сама прильнет к нему, вдыхая знакомый, родной запах его одеколона с нотками кожи и чего-то неуловимо мужского.

Часы на смартфоне показывали восемь вечера. Сергей должен был быть дома полчаса назад. Инга нахмурилась, но тут же отогнала от себя легкую тень раздражения. Он трудоголик, это одна из причин его успеха. И ее тоже. Она всегда это понимала и принимала. «Наверстает упущенное время, засиделся с бумагами», – мысленно пожалела она его.

В девять она разогрела соус, который начал заветриваться по краям. Ожидание из сладкого начало потихоньку превращаться в тревожное. Может, пробки? Или что-то случилось? Она взяла телефон, чтобы написать ему, но потом положила обратно. Не хотела быть назойливой, той самой женой-истеричкой, которая дергает каждые пять минут. Они же взрослые, самостоятельные люди, доверяют друг другу.

В полдесятого ее мобильный наконец вибрировал.

«Крошка, прости, аврал. Задерживаюсь с Ольгой, нужно доделать один контракт. Скоро буду. Целую».

Сообщение было суховатым, деловым. «С Ольгой». Коллега. Молодая, амбициозная блондинка, которую Сергей несколько месяцев назад взял на работу ведущим юристом. Инга видела ее пару раз на корпоративах. Девушка производила впечатление умной и целеустремленной, с ней было приятно поговорить. Ревности Инга не почувствовала ни капли. Она была слишком уверена в себе и в своем муже. Сергей – не тот человек, чтобы путаться с подчиненными. Это было ниже его достоинства, не в его стиле.

Но почему сегодня? В их годовщину?

Легкая тень все же скользнула по ее сердцу, холодная и неприятная, как сквозняк из щели. Она потушила газ под кастрюлями, еда все равно уже потеряла свою магию. Свечи догорали, оплывшие и грустные. Она подошла к окну и смотрела на огни ночного города, пытаясь унять непонятную тревогу. «Работа есть работа, – убеждала себя она. – Он строит их общее будущее».

Чтобы отвлечься, она решила занести его пиджак, висевший на спинке стула из прихожей, в гардеробную. Он, вечно занятый, мог оставить его так на несколько дней. Она взяла дорогую шерстяную ткань, почувствовав его запах – тот самый, любимый, смешанный с легким душком вечернего города. Прижала пиджак к лицу, закрыла глаза. Еще немного, и он будет здесь.

Она собиралась повесить его на вешалку, как вдруг ее пальцы наткнулись на что-то маленькое, твердое и холодное в правом внешнем кармане. Мелочь? Брелок? Инга машинально сунула руку в карман и вытащила предмет.

Это была помада.

Не ее.

Она замерла, рассматривая маленький золотистый цилиндр в своей ладони, как будто это была не помада, а неопознанный артефакт с другой планеты. Ее мозг отказывался обрабатывать информацию. Сообщение. «С Ольгой». Помада. Чужая помада. В кармане пиджака ее мужа. В день их пятилетней годовщины.

Сначала не было ничего. Абсолютно ничего. Полная, оглушительная тишина внутри. Шок. Мир сузился до размера этого золотистого предмета в ее руке. Она не дышала, сердце будто остановилось, замерло в ледяной пустоте. Она видела каждый завиток на узоре помады, каждый микроскопический след отпечатка пальца на металлическом корпусе.

Потом, медленно, как лава, поднялось онемение. Оно начало расползаться от кончиков пальцев, охватывая кисти, руки, плечи, заполняя грудную клетку ледяной ватой. Она все еще стояла с пиджаком в одной руке и помадой – в другой, не в силах пошевелиться, не в силах издать звук.

А потом лед внутри треснул.

Первая волна боли была настолько острой, физически ощутимой, что у нее перехватило дыхание. Ее будто ударили под дых тупым тяжелым предметом. Она судорожно глотнула воздух, и в этот момент тишина внутри взорвалась хаосом.

«Нет. Нет, не может быть. Это какая-то ошибка».

Отрицание. Яростное, паническое. Может, это помада секретарши? Он занес документы, она уронила… нет, бред. Может, он купил ей подарок и положил в карман? Смешно. До абсурда смешно.

Она с силой сжала цилиндр в ладони, будто пытаясь превратить его в пыль. Ее пальцы дрожали. Она медленно, как в кошмарном замедленном кино, поднесла помаду к носу. Легкий, цветочный, чуть сладковатый аромат. Не ее парфюм. У Инги были другие предпочтения, более пряные и сложные. Этот запах был простым, молодым, наглым.

И тогда в ее голове, четко и ясно, прозвучала фраза, холодная и отточенная, как лезвие:

«Нашу годовщину он отметил с ней».

Сарказм, горький и едкий, обжег ее изнутри. Он был ее защитой, единственным щитом от нарастающей, разрывающей душу боли. Она представила эту картину. Его кабинет. Поздний вечер. Он и Ольга. Он, наверное, снял пиджак… а она подошла близко, слишком близко, обняла его, прижалась к груди… и след от ее накрашенных губ остался на ткани? Нет, он был бы заметен. Значит, она просто поправляла макияж, а он, шутя, взял помаду, сунул в карман… «Сувенир». Тысячи мерзких, противных сценариев пронеслись в ее воспаленном сознании.

Боль накатывала новой волной, более сильной, смывая онемение. Это была не просто обида, не просто злость. Это было чувство тотального крушения. Ее идеальный мир, который она так любовно и тщательно выстраивала пять лет, рассыпался в прах за одну секунду. Все, во что она верила, чем дорожила, что считала нерушимым фундаментом своей жизни, оказалось карточным домиком. И один единственный вздох лживой, предательской реальности его обрушил.

Она посмотрела на стол. На остывший ужин. На догоревшие свечи. На розы, которые сейчас казались ей не символом любви, а насмешкой, похоронным венком по их браку. Любовь, что еще несколько часов назад переполняла ее, теплая и живая, теперь вытекала из нее, оставляя после себя ледяную, черную пустоту. Ожидание сменилось провалом. Шок – осознанием. А боль… боль была такой острой, что хотелось кричать. Кричать так, чтобы вырвать эту рану из себя наружу.

Но она не закричала. Не разрыдалась. Не стала бить посуду. Вместо этого она медленно, очень медленно опустила пиджак на стул. Разжала ладонь и посмотрела на помаду. Затем, с невероятным, леденящим душу спокойствием, положила ее обратно в тот же карман, ровно в то же место.

Маска идеальной жены, которую она надела сегодня утром в предвкушении праздника, вдруг приросла к ее лицу, стала ее новой кожей. Но под ней бушевала уже не боль, а нечто иное. Холодная, расчетливая ярость. Тихая. Смертоносная.

«Хорошо, Сергей, – прошептала она беззвучно, глядя в темное окно, за которым продолжала жить свою беззаботную жизнь огромный город. – Хорошо. Если это игра, то давай играть. Посмотрим, кто выиграет».

И она повернулась, чтобы встретить своего мужа. С улыбкой.

Глава 2: Доказательства в деталях

Тот вечер закончился ледяным фарсом. Сергей вернулся за полночь, принося с собой не букет цветов, а шлейф чужих духов – тот самый, цветочный и сладковатый, что она учуяла на помаде. Он был уставшим, изможденным, но не тем благородным утомлением от тяжелой работы, а каким-то разгоряченным, внутренне ликующим. Таким он всегда возвращался после особенно удачной сделки или выигранного трудного дела.

«Крошка, прости, ты не представляешь, какой кошмар», – начал он, снимая туфли, и его голос звучал слишком громко, слишком нарочито. Он не смотрел ей в глаза, его взгляд скользил по стенам, по потолку, по ее плечам – куда угодно, только не в ее лицо.

Инга стояла в дверях гостиной, обняв себя за плечи, в том самом черном платье, которое теперь казалось ей саваном. Она чувствовала, как маска на ее лице, эта новая, холодная кожа, затвердевает с каждой секундой. Внутри все кричало, рвалось наружу, требовало ответов, сцен, слез. Но она слышала лишь ровный, почти безразличный голос, который принадлежал ей, но исходил откуда-то извне.

«Ничего страшного. Я понимаю. Работа есть работа. Ужин, к сожалению, испортился».

Она повернулась и пошла на кухню, чтобы убрать со стола, чувствуя его растерянный взгляд у себя в спине. Он ожидал упреков, слез, молчаливой обиды. Он был готов к этому, его поза, его голос – все было настроено на отражение атаки. Но он не был готов к этому леденящему, вежливому спокойствию. Это выбивало его из колеи.

«Я… я уже поел с Ольгой, мы заказывали суши», – бросил он ей вдогонку, и в его голосе прозвучала неуверенность.

«Хорошо, что не голодный», – откликнулась она из кухни, выбрасывая в мусорное ведро мясо, которое когда-то пахло любовью и счастьем. Каждый кусок был похож на осколок ее разбившейся веры.

Он попытался обнять ее, когда она вернулась в гостиную, притянуть к себе, пробормотать что-то о том, что завтра все наверстает. Но она мягко, но неотвратимо выскользнула из его объятий, сделав вид, что поправляет подушку на диване.

«Ты устал. Иди помойся. Я тоже лягу».

Она первой ушла в спальню, оставив его одного в гостиной, в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем напольных часов. Он стоял там, сбитый с толку, и она почти физически ощущала его замешательство. Это приносило ей странное, горькое удовлетворение. Первая крошечная точка мести была поставлена.

Но это было почти ничто. Пылинка. Ей нужны были не точки, а целая картина. Ей нужны были доказательства. Не чтобы предъявить ему – нет, этот этап, этап выяснений отношений, казался ей теперь мелочным и унизительным. Ей нужны были доказательства для себя самой. Чтобы добить ту наивную, верящую в любовь дуру, что еще теплилась внутри нее. Чтобы окончательно превратить боль в топливо для той холодной ярости, что начинала пульсировать в ее жилах вместо крови.

Она притворилась спящей, когда он наконец прилег рядом. Он ворочался, его дыхание было неровным. Он чувствовал вину. Хорошо. Пусть чувствует. Пусть подавится ею.

Как только его дыхание стало глубоким и ровным, Инга открыла глаза. В свете луны, пробивавшемся сквозь щель в шторах, его лицо казалось чужим. Черты, которые она знала и любила, вдруг стали маской, за которой скрывался лжец и предатель. Она осторожно, не дыша, приподнялась на локте и несколько минут просто смотрела на него. Искала следы поцелуев на шее, царапины, чего угодно. Но его кожа была чистой. Он был аккуратен. Как и она теперь.

Ее взгляд упал на его смартфон, лежащий на тумбочке с его стороны кровати. Раньше он был просто предметом быта. Теперь он казался ей порталом в его тайную, грязную жизнь. Замком, который нужно было взломать.

Она знала его пароль. Он знал ее. Это было знаком доверия, которое они когда-то считали незыблемым. Теперь это доверие стало ее оружием.

Она была как хищник, плавно скользящий в ночи. Осторожно, чтобы не потревожить пружины матраса, она протянула руку и взяла телефон. Он был теплым от его прикосновения. Ее чуть не стошнило.

Она прокралась в гостиную, села в дальний угол дивана, поджав под себя босые ноги. Экран телефона осветил ее лицо бледным, призрачным светом. Ее пальцы, холодные и влажные, дрогнули, когда она вводила пароль – дату их свадьбы. Ирония была настолько горькой, что ее снова захлестнула волна тошноты.

Первое, что она сделала – проверила звонки и стандартные СМС. Ничего подозрительного. Пару звонков от Ольги в рабочее время, один сегодня вечером. Все можно было списать на дела. Он был не дурак, он бы не стал звонить ей с домашнего номера или с основного телефона, если бы между ними было что-то большее.

И тогда она открыла Telegram. Они пользовались им для быстрых рабочих чатов, обмена файлами. У него было несколько активных диалогов. Она открыла чат с Ольгой.

Сначала все казалось невинным. Обсуждение документов, ссылки на законодательные акты, сухие голые факты. Но ее взгляд, обостренный подозрением, цеплялся за детали. Слишком много смайликов. Слишком частое «спасибо, ты просто спас мне жизнь» с ее стороны. Слишком теплое «всегда рад помочь» с его.

И потом она это заметила. В самом верху экрана, под именем Ольги, мелким шрифтом светилась надпись: «Секретный чат. Сообщения будут удалены».

Ледяная рука сжала ее сердце. Секретный чат. Стирающиеся сообщения. Зачем юристам, обсуждающим контракты, нужна такая конспирация? Ответ был очевиден, и он обжег ее дотла.

Она лихорадочно пролистала обычный чат вниз, ища хоть что-то, что не успели стереть. И нашла. Несколько дней назад, вечером, когда он был в «командировке». Ольга отправила ему черно-белое селфи. Она была в отеле, в белом пушистом халате, волосы растрепаны, на губах – загадочная, довольная улыбка. Подпись: «Скучаю по… контракту. Поскорее бы его подписать».

Инга увеличила фото. Она вглядывалась в каждую деталь. Отражение в зеркале позади Ольги, где угадывались очертания кровати. Полупустой бокал вина на столике. И самое главное – на тумбочке, рядом с бокалом, лежали знакомые часы. Сергея. Те самые, дорогие швейцарские часы, которые он, по его словам, забыл дома в тот раз.

Каждая деталь на этом фото была как удар ножа. Точным, безжалостным, профессиональным. Нож входил глубоко, разрезая плоть ее веры, ее воспоминаний. Она вспомнила его звонок из той поездки. Он жаловался, что засиделся в номере с бумагами один, что ему холодно и одиноко. А сам в это время пил вино и, должно быть, занимался сексом с этой… этой стервой в халате.

Унижение затопило ее, горячее и густое, как смола. Он не просто изменил. Он насмехался над ней. Он позволял этой девчонке посылать ему такие фото, зная, что его жена в это время верит каждому его слову, волнуется за него. Они оба, он и она, вместе смеялись над ней, над ее доверчивостью, над ее «идеальной» любовью.

Ярость закипела внутри, слепая, сокрушающая. Ее пальцы так сильно сжали телефон, что костяшки побелели. Ей хотелось швырнуть его об стену, разбить вдребезги, разрушить что-то, как он разрушил ее жизнь. Но она сдержалась. С силой, о которой даже не подозревала, она заставила себя дышать глубже, унять дрожь в руках.

Она вышла из чата и продолжила свое расследование, методично, как робот. Проверила историю браузера – чисто. Проверила электронную почту – ничего. Он был осторожен. Но не настолько.

Она открыла соцсети. Его аккаунт был закрытым, но он сидел в нем с телефона. Она зашла в историю его сторис. И снова – нож. На этот раз в самое сердце.

Три дня назад он выложил в историю фото. Вид из окна отеля на ночной город. Никакого текста, только геолокация – другой город. Раньше она бы подумала, что он просто поделился красивым видом. Теперь она видела это иначе. Это было послание. Для нее. Для Ольги. Он отмечал их общее место, их общую тайну. Он хвастался.

И в толпе комментариев от его подписчиков («Красота!», «Где это?») был один, от Ольги. Всего лишь смайлик. Подмигивающий смайлик.

Этого было достаточно. Этого было с лихвой.

Она отложила телефон, встала и подошла к панорамному окну. Город спал. Где-то там, в одной из этих темных коробок, спала и та девушка. Довольная, улыбающаяся, с запахом его одеколона на своей коже. А здесь, в этой роскошной, стерильной клетке, стояла она. Обманутая жена. Дура.

Слез не было. Их выжгла ярость. Она горела изнутри, холодным, чистым пламенем. Каждая найденная деталь, каждая улика не приносила новой боли – она лишь подбрасывала дров в этот огонь. Боль была для слабых. Для тех, кто верит и любит. Она больше не была одной из них.

Она превратилась в детектива, следователя на службе у своей же разрушенной жизни. И собранные доказательства вели к одному-единственному вердикту: ее брак был ложью. Ее любовь – насмешкой. А ее муж – лживым, жалким трусом, который даже не нашел в себе смелости признаться, предпочитая унижать ее своими жалкими попытками скрыть правду.

Она смотрела на свое отражение в темном стекле. Бледное лицо, огромные глаза, полные не боли, а решимости. Решимости чего? Она еще не знала точно. Но она знала, что не позволит ему выйти из этой истории невредимым. Он должен был заплатить. За каждую ложь. За каждую секунду ее унижения. За ту дуру, которой она была, и за ту холодную, расчетливую женщину, которой ей теперь предстояло стать.

Она вернулась в спальню и так же бесшумно положила телефон на место. Сергей спал, повернувшись к ней спиной. Его спина, когда-то такая надежная и родная, теперь казалась ей стеной, возведенной между ними. Стеной из лжи и предательства.

Она легла рядом, но не закрывала глаз. Она смотрела в потолок, и в ее сознании, подобно пазлу, складывался план. Пока смутный, интуитивный. Первый шаг был сделан. Она узнала врага в лицо. Узнала масштаб предательства.

Теперь ей предстояло выбрать оружие. И она знала, что оно должно быть особенным. Таким, чтобы ранить его так же глубоко, как ранил он ее. Чтобы его боль стала отражением ее боли. Его унижение – эхом ее унижения.

Ярость кипела внутри, но теперь она была не слепой, а сфокусированной. Острый, отточенный клинок, жаждущий найти свое предназначение. И она нашла бы его. Обязательно.

Глава 3: Искусство маски

Утро пришло не как облегчение, а как продолжение кошмара, только при свете солнца, безжалостно яркого и веселого. Оно ворвалось в спальню длинными золотистыми полосами, подсвечивая пылинки, танцующие в воздухе. Они кружились в каком-то беспечном вальсе, словно говоря: «Смотри, мир все так же прекрасен!» А мир для Инги лежал в руинах, заваленный осколками ее доверия, и каждый лучик солнца был похож на луч прожектора на месте преступления, высвечивающий позор и грязь.

Она не спала. Не могла. Всю ночь ее сознание, подобное вышедшему из-под контроля суперкомпьютеру, анализировало, сопоставляло, строило и рушило версии. Фото Ольги в халате. Секретный чат. Подмигивающий смайлик в комментариях. Каждый факт был как мазок кисти на портрете предателя, и к утру портрет был готов. Узнаваемый, отвратительный и окончательный.

Рядом похрапывал сам объект этого художественного исследования. Сергей повернулся на спину, его лицо в состоянии сна казалось размягченным, почти детским. Таким она любила его по утрам – беззащитным и настоящим. Теперь этот образ вызывал у нее лишь горькую усмешку. «Какой ты талантливый актер, дорогой, – пронеслось в ее голове. – Даже во сне врешь, прикидываясь невинным младенцем».

Он заворочался, потянулся и открыл глаза. Его взгляд был мутным от сна, но он почти сразу же нашел ее. И в его глазах, еще до того, как сознание полностью вернулось к нему, мелькнуло что-то – быстрая, как вспышка, тень. Вины? Паники? Настороженности? Она поймала этот взгляд и зафиксировала его, как коллекционер бабочку. Первое доказательство утреннего вранья.

«Доброе утро, крошка», – прохрипел он, его голос был хриплым от сна. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой, натянутой.

И тут произошло чудо. Маска, которую она открыла в себе прошлой ночью, не просто приросла к ее лицу – она ожила. Мышцы сами собой сложились в мягкую, сонную улыбку. Губы приоткрылись для спокойного, ласкового ответа. Она даже сумела сделать глаза чуть влажными, как бы от недавнего пробуждения.

«Доброе утро, любимый», – сказала она, и голос ее звучал немного сипло, но это была сипота от якобы недавнего сна, а не от бессонной ночи, полной ярости. Она потянулась и провела рукой по его щеке. Кожа была теплой, знакомой. Когда-то это прикосновение заставляло ее трепетать. Теперь оно вызывало лишь ледяной, безразличный интерес, как прикосновение к экспонату в музее. Интересно, сколько еще слоев лжи покрывает эту поверхность?

Он замер на секунду, ее ласка явно была для него неожиданностью. Он, должно быть, готовился к упрекам, к холодности, к слезам. А тут – идеальная, любящая жена. Его мозг, еще не до конца проснувшийся, пытался обработать несоответствие. Она видела, как шестеренки закрутились в его голове.

«Как ты… спала?» – осторожно спросил он, приподнимаясь на локте.

«Прекрасно, – солгала она, улыбаясь еще шире. – А ты? Я слышала, ты ворочался».

Внутренний голос ехидно прокомментировал: «Наверное, снилось, как ты с Ольгой контракты подписываешь. Очень энергозатратное занятие, не выспишься».

«Да так… Работа, знаешь ли, – отмахнулся он, избегая ее взгляда. – Пойду, пожалуй, в душ».

Он буквально сбежал с кровати, как школьник, пойманный на шалости. Она наблюдала, как он идет в ванную, его плечи были напряжены. «Боишься, дорогой? – подумала она с ледяным презрением. – Боишься лишнего вопроса? Боишься, что маска твоей идеальной жизни даст трещину? Не бойся. Я сейчас сама стану этой маской. И я куда искуснее тебя».

Она встала с кровати и пошла на кухню, чтобы приготовить кофе. Ее движения были выверенными, спокойными. Она наполняла кофемашину водой, доставала любимые зерна Сергея, включала аппарат. Все, как всегда. Ритуал, отточенный годами. Только теперь каждый жест был частью спектакля. Она играла саму себя. Версию себя из того мира, где помады в карманах пиджаков не существовало.

Когда он вышел из душа, влажный, с полотенцем на плечах, на кухне уже стоял стойкий аромат свежесваренного эспрессо. Она налила ему чашку, именно так, как он любил – без сахара, и поставила на стол.

«Спасибо, родная», – сказал он, садясь. Его взгляд скользнул по ней, оценивающе, искал подвох.

«Не за что, – отозвалась она, занимаясь тостом. – Ты сегодня на работу?»

«Да, встреч полно. А ты?»

«Тоже. Нужно презентацию доделать».

Они говорили о пустяках. О работе. О погоде за окном. Их диалог был похож на миллионы диалогов по всему миру. Но под этой гладкой поверхностью бушевали подводные течения. Он был напряжен, его смех звучал фальшиво, он слишком часто кивал и поддакивал. Он чувствовал себя виноватым, а вина – самый неуклюжий партнер в танце лжи.

Она же, напротив, была воплощением легкости. Она шутила, рассказывала забавный случай из своего агентства, смеялась его звонким, якобы счастливым смехом. Она наблюдала за ним, за его суетливыми руками, за тем, как он не мог удержать взгляд на ней дольше трех секунд, и внутри нее росла не ярость, а какое-то отстраненное, почти научное любопытство, приправленное едким сарказмом.

«Интересно, он всегда так плохо врал? – размышляла она, пока он рассказывал что-то о своем клиенте. – Эти бегающие глазки, эта нервная привычка теребить край чашки… Господи, и я этого не замечала? Я, которая читает людей по микро выражениям на переговорах? Какой же я была слепой, доверчивой дурой. Любовь, оказывается, не слепа, она просто надевает на тебя самые плотные шоры».

«…так что, наверное, сегодня опять задержусь», – закончил он свой монолог.

«Ничего страшного, – тут же отреагировала она, с улыбкой доливая ему кофе. – Только предупреди, ладно? А то я вчера так испугалась».

Она произнесла это с такой искренней, почти детской тревогой в голосе, что он поперхнулся. Кашель заставил его покраснеть.

«Да, да, конечно, – закивал он, откашлявшись. – Обязательно».

«Боишься, что я опять „испугаюсь“ и начну рыться в твоих карманах, милый? Не бойся. Я уже все нашла. Теперь мне интересно просто наблюдать за твоим жалким спектаклем».