Не материнский инстинкт

Она заставила себя подняться, натянуть халат и побрести на кухню, чтобы приготовить кофе. Руки сами совершали привычные действия – насыпали молотые зерна в турку, наливали воду. Но ее мысли были далеко. Она репетировала в голове свой спектакль на сегодня. Улыбка. Кивок. Взгляд, полный несуществующей нежности. Фразы: «Хорошо поспала», «Да, я в порядке», «Она сегодня такая славная».

Николай вышел из ванной свежий, бодрый, пахнущий дорогим гелем для душа. Он подошел к ней сзади, обнял за талию, прижался к шее.

– Пахнет вкусно. Сейчас быстренько позавтракаю и побегу. Сегодня сложная операция, нельзя опаздывать.

Она напряглась в его объятиях. Его уверенность, его погруженность в работу, его нормальность – все это было ей враждебно.

– Коля… – начала она, и голос ее предательски дрогнул.

– М-м? – он уже намазывал масло на тост, думая о своем.

– Мне… мне очень тяжело.

Она произнесла это почти шепотом, смотря в стену, не в силах повернуться к нему лицом. Это был ее первый, робкий крик о помощи. Первая попытка сбросить маску.

Он перестал жевать, подошел к ней, повернул за плечи к себе. Его взгляд был внимательным, но не понимающим. Скорее, озабоченным.

– Я знаю, родная. Знаю, что ты устала. Первые недели самые сложные. Но ты справляешься просто прекрасно! Лучше любой другой мамы, которую я видел.

Он не слышал. Он слышал только то, что хотел слышать. То, что укладывалось в его картину мира: временные трудности, усталость, которую нужно перетерпеть.

– Нет, ты не понимаешь, – голос ее сорвался, в горле встал ком. – Это не просто усталость. Я… я не чувствую… Я не…

Она не могла подобрать слова. Как сказать «я не люблю нашего ребенка»? Как вымолвить такое вслух?

– Не чувствуешь сил? – подсказал он, гладя ее по плечу. – Естественно. Организм еще не восстановился. Нужно больше отдыхать. Я все же настаиваю на няне. Хотя бы на пару часов в день. Чтобы ты могла поспать.

– Мне не нужна няня! – почти взвизгнула она, отшатываясь от него. – Мне нужно… мне нужно…

«Чтобы ты увидел меня. Настоящую. Испуганную, сломанную, пустую. И чтобы ты все равно меня любил». Но она не могла сказать и этого.

– Тебе нужно взять себя в руки, Асенька, – его голос стал тверже, в нем зазвучали нотки, знакомые по общению с капризными пациентами или нерадивыми коллегами. – Я понимаю, гормоны, стресс. Но нельзя распускаться. Нужно держаться. Ради нее. Ради нас.

Фраза «взять себя в руки» прозвучала как пощечина. Это было то самое, что она безрезультатно твердила себе самой все эти дни. И от него, со стороны, это прозвучало как самое страшное оскорбление, как полное обесценивание ее боли.

– Ты думаешь, я не держусь? – прошептала она, и глаза ее наполнились слезами обиды и бессилия. – Ты думаешь, я не пытаюсь?

– Я думаю, что ты самая сильная женщина на свете, – он попытался снова прижать ее к себя, но она окаменела. – И ты справишься. Я в тебе не сомневаюсь ни секунды. Просто не давай слабину.

Его вера в нее была абсолютной. И абсолютно слепой. Он не видел ее – он видел тот идеальный образ, который сам же и создал. Успешную, красивую, сильную Анастасию, которая все доводит до совершенства. И материнство – не исключение.