Обычная любовь. Книга третья

Глава 1

Тишина, наступившая после ухода Елены, была оглушительной. Она висела в воздухе густым, плотным звоном, в котором Ксения сначала слышала только отголоски собственного испуга. Ее мир, еще вчера расколотый на «до» и «после» той роковой сцены в офисе, теперь замер в неловком, хрупком ожидании. Как будто кто-то выключил адскую сирену, ревущую прямо в ушах, и теперь непривычная тишина сама по себе была пугающей.

Воздух действительно казался чище. В квартире Руслана, куда он привез ее после своего решительного «Все кончено», не пахло больше призрачным, удушающим ароматом дорогих духов Елены, который Ксения, казалось, улавливала даже тогда, когда их на самом деле не было. Теперь здесь пахло только кофе, который он молча сварил на своей ультрасовременной машине, и едва уловимым, знакомым и таким желанным запахом его кожи. Чистота. Свобода. Но Ксения не могла расслабиться.

Она сидела на огромном диване, укутавшись в кашемировый плед, и пила кофе из тяжелой фарфоровой чашки, боясь пролить хоть каплю на идеальную белую обивку. Руслан стоял у панорамного окна, спиной к ней, глядя на просыпающийся город. Его плечи, обычно такие напряженные и собранные, сейчас были расслаблены, почти поникши. Он сбросил пиджак, галстук был сдернут и валялся на стуле, воротник рубашки расстегнут. Он дышал медленно и глубоко, как человек, только что вышедший из ледяной воды и пытающийся отдышаться.

И Ксения ловила себя на том, что ее взгляд, против ее воли, выискивал малейшие признаки… чего? Сожаления? Сомнения? Тени на его лице, которая сказала бы: «Я совершил ошибку, отдав тебе предпочтение». Она впивалась в его профиль, в линию скул, в складку у губ, пытаясь прочесть то, что он, возможно, скрывал. Но видела лишь усталость. Глубокую, вымотанную усталость. И когда он повернулся к ней, его глаза были чистыми, прозрачными, как вода в горном озере. В них не было ни капли сожаления. Только облегчение, огромное, как океан, и такая нежная, беззащитная любовь, что у Ксения перехватило дыхание.

«Ты не представляешь, как долго я этого ждал», – тихо сказал он. Его голос был хриплым от бессонной ночи и, возможно, от пережитого напряжения. – «Сказать ей „уходи“. Разорвать этот бесконечный круг».

«Но ты же говорил… чувство долга… ты разрушил ее жизнь», – осторожно выдохнула Ксения, все еще не решаясь поверить в эту новую реальность.

Он тяжело вздохнул и подошел к дивану, опустившись рядом с ней. Он не обнял ее сразу, а просто взял ее руку в свою, крупную, теплую ладонь, и начал медленно, почти механически, перебирать ее пальцы.

«Да. Однажды я принял решение, которое стоило ей многого. Не буду вдаваться в детали, это давно похороненная история. Но с тех пор я чувствовал себя обязанным. Она цеплялась за это, используя мою вину как рычаг, как веревку, на которой можно было держать меня рядом. Сначала как мужчину, потом как начальника, как неизменную часть своего ландшафта. Я долго думал, что так и должно быть. Что это – моя расплата».

Он замолчал, глядя на их сплетенные руки.

«А потом появилась ты. И я понял, что расплачиваться можно только перед своей совестью. А перед тобой у меня другие обязательства. Обязательства быть честным. Быть свободным. Быть твоим. И никакое чувство долга перед прошлым не стоит твоих слез и того взгляда полного краха, который был у тебя в моем офисе. Ничто не стоит этого, Ксения. Ничто».

Он поднял на нее глаза, и она увидела в них не только любовь, но и твердую, стальную решимость. Решимость человека, который наконец-то провел черту и переступил через нее, не оглядываясь.

Ксения чувствовала, как камень, месяцами лежавший у нее на сердце, начал медленно, по крупицам, крошиться и рассыпаться в прах. Но на его месте оставалась странная, зияющая пустота. Она так долго жила в состоянии осады, в постоянном ожидании удара, в борьбе с невидимым противником, что теперь, когда враг капитулировал, она не знала, что ей делать с этим внезапным, оглушительным миром.

Их жизнь медленно входила в новое русло. Они учились дышать полной грудью, и этот процесс был мучительно медленным и осторожным, как выздоровление после тяжелой болезни. Первые несколько дней Ксения инстинктивно ждала подвоха. Когда звонил его телефон, ее тело напрягалось, как струна, и она следила за его лицом, пытаясь уловить малейшую перемену в интонации. Но звонки были от клиентов, партнеров, его секретаря. Ни одного – от Елены.

Он был предельно прозрачен. Оставлял телефон на виду, мог прочитать вслух сообщение из рабочего чата, просто чтобы она слышала – ничего личного, только бизнес. Он не делал это демонстративно, не ждал за это благодарности. Это стало его новой нормой. Естественным состоянием.

Однажды вечером они были у нее дома. Дети спали. Они сидели на кухне, допивая вечерний чай, и говорили о пустяках – о том, что Ваня наконец-то подружился с кем-то в новом классе, о том, что Наташа мечтает о щенке. Было тепло, уютно, по-домашнему. И вдруг Ксения осознала, что вот уже несколько часов она не думает о Елене. Не анализирует его слова, не ищет двойного дна. Она просто… живет. Дышит. И это осознание было таким резким и волнующим, что она невольно ахнула.

«Что такое?» – насторожился Руслан, тут же отложив свою кружку.

«Ничего… – она покачала головой, и на ее губах дрогнула неуверенная, почти робкая улыбка. – Просто… я только что поняла, что мне не страшно. Вот прямо сейчас. Мне не страшно».

Он смотрел на нее, и в его глазах что-то смягчилось, растаяло. Он протянул руку через стол и ладонью коснулся ее щеки.

«Я знаю, – прошептал он. – Я тоже это чувствую. Тишину внутри. Впервые за много-много лет».

Они молча сидели так несколько минут, и Ксения чувствовала, как его тепло проникает в нее, заполняя ту самую пустоту, которая образовалась после ухода страха. Это было не мгновенное исцеление. Это было начало долгого пути. Она все еще вздрагивала, заслышав в толпе женский смех, похожий на смех Елены. Она все еще ловила себя на том, что ее рука сама тянется проверить его телефон, когда он выходил из комнаты, но она уже останавливала себя. Она училась доверять не только ему, но и самой себе. Своей интуиции, которая сейчас, без ядовитого влияния Елены, подсказывала ей одно – он ее. Полностью. Безраздельно.

Как-то раз, перебирая вещи в шкафу, она наткнулась на то самое платье, в котором была на роковом корпоративе. Темно-синее, простое, когда-то бывшее ее лучшим выходным нарядом, а теперь навсегда окрашенное в цвет унижения и тревоги. Она достала его и долго смотрела на него, ощущая во рту горький привкус прошлого. Затем она решительно подошла к мусорному пакету и сунула платье внутрь.

Руслан, наблюдавший за ней с порога спальни, ничего не сказал. Он просто подошел, взял ее за руку и отвел в свою гардеробную. Он открыл одну из створок шкафа, забитую его дорогими костюмами и рубашками, а потом отодвинул их. За одеждой была потайная ниша – сейф. Он набрал код, открыл тяжелую дверцу и достал оттуда не документы и не деньги, а простую картонную коробку.

«Я купил это через неделю после нашей первой ночи», – тихо сказал он, протягивая ей коробку.

Ксения, удивленная, открыла ее. Внутри, уложенное в тончайшую папиросную бумагу, лежало платье. Не огненно-красное, не черное и откровенное, а сложного цвета утренней зари – нежно-сиреневое, с золотистым подтоном. Ткань была струящейся, благородной, а покрой – одновременно скромным и невероятно соблазнительным. Оно было прекрасно. И оно было куплено тогда, когда в их мире еще не существовало Елены как угрозы, а было только начало, полное надежд и трепета.

«Я хотел подарить его тебе, когда ты будешь готова снова выйти со мной в свет. Как новый старт. Но, кажется, этот старт уже начался прямо здесь, на нашей кухне», – сказал он.

Ксения прижала платье к груди, и ее глаза наполнились слезами. Но это были не слезы боли или страха. Это были слезы облегчения. Прощения. Начала.

В ту ночь они просто спали, крепко прижавшись друг к другу. Его рука лежала на ее талии, ее голова – на его груди. Она слушала ровный, уверенный стук его сердца и под его ритм медленно, шаг за шагом, училась снова дышать полной грудью. Воздух был чист, будущее – туманно, но безоблачно. И в этой новой реальности было только двое них и тишина, которую наконец-то не нужно было бояться.

Глава 2

Идея возникла спонтанно, как вспышка света в их новой, еще не обжитой до конца реальности. Это был первый выходной, который они проводили все вместе – Ксения, Руслан, Наташа и Ваня – без тени прошлого, без тревожного ожидания звонка или взгляда, способного разрушить все в одно мгновение. Утро началось с привычного хаоса: Ваня ни в какую не хотел вставать, Наташа уже с семи утра требовала блинчиков, а кофеварка наотрез отказалась работать, выплюнув на полусонную Ксению струйку холодной коричневой жидкости.

Руслан наблюдал за этим действом, прислонившись к косяку кухонной двери. Он был одет в простые темные джинсы и мягкую серую водолазку, и от этого казался моложе, почти своим в этой небольшой, заставленной детскими вещами квартире. На его лице не было и тени раздражения или скуки, лишь спокойное, немного удивленное наблюдение. Он смотрел на то, как Ксения, бормоча что-то себе под нос, пыталась уговорить Ваню надеть носки, которые он терпеть не мог, и как она одной рукой размазывала масло по сковороде для блинчиков, а другой поправляла съехавшую набок заколку у Наташи.

«У тебя каждый день так?» – тихо спросил он, когда ей на секунду удалось вырваться из эпицентра бури и глотнуть остывший чай.

Ксения взглянула на него, ожидая увидеть насмешку или разочарование. Но увидела лишь искренний интерес.

«Это еще неплохой день, – с горьковатой усмешкой ответила она. – Сегодня никто еще не пролил сок на клавиатуру и не забыл спортивную форму. Так что да, это почти идиллия».

Он помолчал, глядя, как Наташа с восторгом наблюдает за тем, как на сковороде растекается тесто.

«А давайте… давайте сделаем что-нибудь. Все вместе. Не пойдем в ресторан или в парк развлечений. Что-то домашнее».

Именно тогда Ксения и предложила лепить пельмени. Это было первое, что пришло в голову. Бабушка когда-то учила ее своему фирменному рецепту, с особой смесью специй и луком, пассированным до золотистости. Это было дело долгое, кропотливое, почти ритуальное. Идеальное, чтобы заполнить собой весь день и стереть невидимые границы, все еще витавшие в воздухе.

Сначала Ксения сомневалась. Мир Руслана – это мир тишины в дорогих ресторанах, мир, где еду приносят, а посуду потом за тебя моют другие. Ее мир – это мир муки на столе, липких от теста пальцев и всеобщей суеты. Но он согласился мгновенно, с таким энтузиазмом, что она заподозрила подвох.

«Ты вообще когда-нибудь лепил пельмени?» – спросила она, пока они ехали в супермаркет за фаршем и мукой.

«Нет, – честно признался он, ловко лавируя между машинами в потоке. – Но я быстро учусь. И кроме того, разве это не то самое „строительство мостов“, о котором я когда-то говорил?»

Ваня, сидевший на заднем сиденье, флегматично смотрел в окно, делая вид, что не слушает. Наташа, напротив, щебетала без умолку, пытаясь объяснить Руслану, что главное в пельменях – это чтобы ушки были хорошо залеплены, а то «бабахнет в кастрюле, и все по стенкам будет».

Закупка продуктов превратилась в небольшое приключение. Руслан, привыкший к тому, что его список покупок исполняет помощник, с детским любопытством изучал полки, читал состав фарша и советовался с Ксенией о выборе муки. Ваня нехотя толкал тележку, но Ксения заметила, что он украдкой наблюдает за тем, как Руслан, сосредоточенно нахмурив брови, выбирает самый свежий укроп. Было что-то трогательное в этом могущественном мужчине, с его состоянием и властью, который сейчас с таким серьезным видом решал, какой именно пакет со сметаной взять.

Вернувшись домой, они расчистили стол на кухне. Ксения, как заправский дирижер, расставила всех по местам: себе – замес теста, Руслану и Ване – подготовку начинки, Наташе – важнейшую миссию по раскладыванию готовых пельменей на присыпанных мукой подносах.

Началось, как и полагается, с хаоса. Замес теста – это всегда магия, и Ксения, обсыпанная мукой как зимним снегом, с упоением месила упругий ком. Руслан с неожиданной ловкостью справлялся с мясорубкой, хотя первый блин вышел комом – вернее, первый фарш. Он забыл подставить миску, и несколько сочных кусочков мяса оказались на полу, чем привлекли всеобщее внимание и вызвали взрыв смеха у Наташи.

Но настоящий апокалипсис наступил, когда за дело взялись лепкой.

Ксения раскатала тесто в тонкий пласт и показала, как нужно вырезать кружочки стаканом. Руслан повторял за ней с сосредоточенностью нейрохирурга, выполняющего сложнейшую операцию. Его первые пельмени были чудовищны. Тощие, с торчащими в разные стороны ушками, с дырявыми боками. Он смотрел на свое творение, потом на изящные, как будто штампованные, пельмени Ксении, и хмурился.

«Не смотри на меня так, – рассмеялась она. – Главное – душа, вложенная в процесс. А не форма».

«В бизнесе форма часто важнее содержания», – парировал он, но в его глазах прыгали веселые чертики.

Ваня поначалу отнекивался, делая вид, что его насильно привлекли к каторжным работам. Он лепил в стороне, один-два пельменя в минуту, нарочито небрежно и криво. Но азарт постепенно захватывал и его. Особенно когда Руслан, не глядя на него, сказал:

«Знаешь, Ваня, мне кажется, у тебя получается лучше, чем у меня. Видимо, к этому нужно иметь особый талант. Или просто не бояться испачкать руки».

Мальчик ничего не ответил, но следующие его пельмени были слеплены уже с большим старанием.

А потом случилось то, чего Ксения даже представить не могла. Наташа, которой наскучило просто раскладывать готовые изделия, решила, что Руслану не хватает «красивых узоров». Она подошла к нему с куском теста, оставшимся от вырезания кружочков, и решительно прилепила ему на щеку. Ксения замерла, ожидая реакции. Она знала, что он чистюля, что его дорогие вещи, эта водолазка, вероятно, стоившая как пол ее зарплаты…

Но Руслан не отшатнулся. Он не смахнул липкий комок. Он повернулся к Наташе, поднял одну бровь и сказал самым серьезным тоном:

«Я так понимаю, это новый тренд в мужском макияже? Брутальный пельменный шик?»

Наташа залилась счастливым смешком. «Нет! Это чтоб ты не забыл, кто тут главный по тесту!» – и прилепила ему еще один кусочек на лоб.

И тут началось самое веселое. Ваня, видя всеобщее веселье, не выдержал и фыркнул. Потом рассмеялся. Сначала тихо, сдержанно, а потом, глядя на то, как солидный дядя Руслан сидит весь облепленный тестом, как новогодняя елка игрушками, его смех стал громким, заливистым, по-настоящему детским. Это был тот самый смех, которого Ксения не слышала от него уже много месяцев.

Руслан подмигнул Ване. «Похоже, меня захватили в плен. Требуют выкуп в виде… э-э-э… идеально слепленных пельменей?»

«Нет! – крикнула Наташа. – Требуем, чтобы ты нам сказку рассказал!»

«Сказку? – Руслан притворно задумался, перепачканной в муке рукой почесав подбородок, отчего он стал похож на белобородого деда. – Хм. Я знаю одну. Про бизнесмена, которого победило тесто».

И он начал рассказывать. Не сказку, а историю о своем первом провале. О том, как он, будучи совсем молодым, пытался запустить свой первый проект, как все рухнуло в одночасье, и он остался должен крупную сумму. Как он сидел на кухне в своей маленькой квартире и тоже лепил пельмени, потому что это было единственное, на что хватало денег, и это занятие помогало не сойти с ума от отчаяния.

«И что? – широко раскрыв глаза, спросила Наташа. – Ты их потом ел?»

«Ел, – усмехнулся Руслан. – Они были такими же уродливыми, как те, что я леплю сейчас. Но на вкус – самыми лучшими в моей жизни. Потому что я понял, что даже если все летит в тартарары, ты всегда можешь начать все сначала. С самого простого. С куска теста и мясного фарша».

Ксения слушала, и сердце ее сжималось от щемящей нежности. Он не поучал, не пытался казаться идеальным. Он делился своей уязвимостью. И в этот момент он был не богачом Русланом, а просто мужчиной на ее кухне, с тестом на лице, рассказывающим ее детям историю из своей жизни. Их миры – роскошных пентхаусов и скромных квартир с ипотекой, бизнес-джетов и поездок на метро – смешались здесь, в этом хаосе, в этой муке, в этом общем смехе.

Когда последний пельмень был торжественно уложен Наташей на поднос, они все были похожи на участников народного гуляния. Все в муке, с растрепанными волосами, но с сияющими глазами. Даже Ваня, обычно такой угрюмый, улыбался.

Вечером, когда дети, накормленные собственным «произведением искусства», уснули, Ксения и Руслан остались на кухне, чтобы привести ее в порядок. Они мыли посуду вместе, плечом к плечу. Вода была горячей, пар запотевал окна, отгораживая их от всего мира.

«Спасибо», – тихо сказала Ксения, вытирая блюдо.

«За что? За то, что устроил потоп и чуть не спалил твою кухню?» – пошутил он.

«Нет. За то, что был сегодня… своим».

Он поставил последнюю тарелку на сушилку, вытер руки и повернулся к ней. Его лицо было серьезным.

«Ксения, я и есть свой. Здесь. С тобой. С ними. Все остальное – это просто декорации. Иногда дорогие, иногда не очень. Но настоящая жизнь происходит здесь. Среди этого… – он обвел рукой заляпанную мукой кухню, – этого прекрасного, неидеального хаоса».

Он обнял ее за талию и притянул к себе. Она прижалась лбом к его груди, вдыхая знакомый запах, теперь смешанный с ароматом свежего теста и мяты. Она чувствовала его тепло, слышала ровный стук его сердца. И поняла, что он прав. Это было совершенно, до мурашек прекрасно. Не идеальная картинка из глянцевого журнала, а живая, настоящая, их общая жизнь. С пельменями, тестом на лице и детским смехом, который наконец-то прозвучал в этих стенах без тени тревоги. Их миры не просто соприкоснулись. Они начали сплетаться в одно целое, и это сплетение было прочнее любого договора и любой клятвы.

Глава 3

Идиллия, как выяснилось, была хрупким стеклянным шаром, прекрасным до тех пор, пока его не касались руки, привыкшие к грубым игрушкам. Тот выходной с пельменями стал точкой отсчета, после которой в их общий мир, такой яркий и многообещающий, вернулись тени. И исходили они не извне, а из самого неожиданного и потому самого болезненного источника – из ее собственного сына.

Сначала это были мелочи, на которые Ксения старалась не обращать внимания, списывая на усталость, плохое настроение или переходный возраст. Но эти мелочи, как мелкие острые камушки, начали сыпаться в ботинок их новой жизни, и с каждым шагом неудобство перерастало в настоящую боль.

Все началось с конструктора. Руслан, желая сделать приятное Ване, зная о его увлечении, привез ему огромный, сложный набор – точную копию какого-то космического корабля из популярного фильма. Это был не просто подарок, это был жест, попытка найти общий язык, протянуть руку. Ксения, увидев коробку, замерла в предвкушении детского восторга. Такой подарок был несбыточной мечтой для Вани, о которой он даже не смел просить.

Ваня посмотрел на коробку, на яркую картинку, потом на Руслана. Его лицо, обычно такое живое и выразительное, стало каменным.

«Спасибо», – пробормотал он без единой нотки радости, взял коробку и, не глядя, унес в свою комнату. Дверь закрылась негромко, но с таким окончательным щелчком, что у Ксения сжалось сердце.

«Он, наверное, просто устал», – поспешно сказала она Руслану, чувствуя, как по ее щекам разливается краска стыда.

Руслан лишь пожал плечами, но в его глазах она прочла легкую тень озадаченности. «Ничего страшного. Может, просто не в духе».

Но это было только начало. На следующий день, когда Руслан приехал вечером и сел за стол ужинать, Ваня, который только что с аппетитом уплетал котлеты, вдруг отодвинул тарелку.

«Я больше не хочу», – мрачно заявил он.

«Ванюша, но ты же почти ничего не съел», – удивилась Ксения.

«Не голоден», – упрямо повторил мальчик, скрестив руки на груди. Его взгляд был устремлен в стол, но Ксения чувствовала – все его существо было направлено против Руслана, сидевшего напротив.

Они доели ужин в тягостном молчании, которое не могла разрядить даже болтовня Наташи. Атмосфера была густой, липкой, как кисель. Ваня сидел, демонстративно отгородившись от всех стеной молчаливого протеста.

С каждым днем его поведение становилось все более вызывающим. Если Руслан обращался к нему с вопросом, как дела в школе или что интересного, Ваня либо отделывался односложным «нормально» или «ничего», либо вообще делал вид, что не слышит. Он перестал смотреть телевизор в гостиной, если там был Руслан. Перестал брать из его рук даже самые желанные лакомства. Однажды, когда Руслан попытался помочь ему с трудной задачкой по математике, Ваня резко дернул тетрадь и пробормотал: «Я сам».

«Ваня, что с тобой? – не выдержала наконец Ксения, зайдя к нему в комнату после очередной подобной сцены. – Почему ты так себя ведешь? Руслан же хочет как лучше».

«А зачем он тут все время? – выпалил мальчик, его глаза горели гневными слезами. – Раньше он приезжал, и уезжал. А теперь он везде! На кухне, в ванной, за нашим столом! Это наш дом!»

«Он здесь, потому что я его люблю, и потому что он нам не чужой», – стараясь говорить спокойно, ответила Ксения, чувствуя, как внутри у нее все обрывается.

«Ты его любишь, а нас? – голос Вани дрогнул. – Ты теперь все время смотришь на него. Улыбаешься ему. А нам… нам ты как будто „надо“. Как суп сварить „надо“ или уроки проверить „надо“».

Эти слова ударили Ксению с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Она опустилась на край его кровати, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

«Ванюша, родной мой, это неправда. Я люблю вас больше всего на свете. Вы мои дети. Вы – моя жизнь».

«Но теперь твоя жизнь – это он! – почти крикнул он. – И он тебе нужнее! Он богатый, он все может, он дарит тебе платья и водит в рестораны! А мы… мы тебе мешаем!»

Он разрыдался, громко, безнадежно, скрыв лицо в подушке. Ксения обняла его, прижала к себе, но его тело было напряжено, как струна, он не обнимал ее в ответ. Она гладила его взъерошенные волосы, шепча слова утешения, но сама чувствовала себя абсолютно беспомощной. Ее сердце разрывалось на части. С одной стороны – ослепительное, долгожданное счастье с мужчиной, который ее любит и ценит. С другой – слезы ее сына, ее первого мальчика, который чувствовал себя преданным и брошенным.

Она вышла из его комнаты с тяжелым камнем на душе. Руслан ждал ее в гостиной. Он все слышал. Его лицо было серьезным.

«Прости, – прошептала Ксения, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Он не хотел… он просто ребенок».

«Не извиняйся, – тихо сказал он. – Он прав. Я вторгся в его территорию. Я занял часть твоего внимания, которое раньше принадлежало только ему и Наташе. Для него я – чужак, который пытается украсть его маму».

«Но что мне делать? – голос Ксении сорвался. – Я не могу отказаться от тебя. Но я не могу видеть, как он страдает. Это неправильно! Мое счастье не должно причинять боль моему ребенку!»

Она разрыдалась, наконец-то позволив себе ту боль и отчаяние, которые копились в ней все эти дни. Руслан не стал утешать ее пустыми словами. Он просто подошел, обнял ее и держал, пока ее плечи не перестали трястись от рыданий.

«Мы найдем выход, – сказал он, и в его голосе не было сомнений. – Мы не можем заставить его принять меня силой. Это его мир, и мы в него вломились. Значит, нам нужно заслужить право там остаться. Вернее, мне нужно».

Кульминация наступила в пятницу. Руслан договорился в ресторан, в тот самый, уютный, с диванчиками, где было их первое свидание. Он хотел пойти все вместе, как семья.

«Я не пойду», – заявил Ваня, услышав о планах.

«Ваня, пожалуйста, – взмолилась Ксения. – Там такие вкусные десерты, ты же любишь…»

«Не пойду, и все! – он топнул ногой, его лицо исказила гримаса гнева. – Не хочу я с ним ужинать! Он мне не отец!»

В воздухе повисла тяжелая, оглушительная тишина. Даже Наташа притихла, понимая, что происходит что-то очень серьезное. Руслан, который как раз надевал пиджак, замер. Он медленно повернулся к Ване. Он не злился. Он смотрел на мальчика с глубоким, почти взрослым пониманием.

«Хорошо, – спокойно сказал Руслан. – Никто не заставляет. Это твое решение, и я его уважаю».

Затем он посмотрел на Ксению. В его глазах она прочла не обиду, а решимость.